Елена Ронина Туман над Фудзи

Как только они пересекли линию ворот, как-то сразу стало понятно, что они попали в другой мир, их пустили, им разрешили прикоснуться. Никому даже не приходило в голову шутить или громко разговорить. Притихли даже Инесса и Петрович. Такая тишина, такое умиротворение, и монах вам улыбается. В воздухе чувствовался легкий морозец, громадные деревья подтверждали, что истории этого места очень много лет.

– По-моему, я об этом мечтал, – тихо произнес Вадим.

– Как можно мечтать о том, чего не знал? – удивилась Лиза.

– Я искал.

Его поддержал Саша:

– А ведь я хорошо понимаю, о чем вы. Здесь и воздух-то другой.

Наконец-то очнулась Инесса.

– Ну надо же! – сказала женщина и с шумом поставила на деревянный пол свою сумку. – Снаружи вроде бы все таким маленьким казалось, а внутри вон какой простор.

Яна тут же среагировала:

– Как хорошо, что вы это заметили. Это одна из характерных черт всех японских помещений. Этим Япония очень отличается от России. У нас ведь понастроят огромных дворцов, а внутри не развернешься: клетушки, клетушки. В Японии все наоборот. У них очень важно внутреннее пространство, его очень четко выверяют при постройке, главное – это простор. Для каждой вещи сразу определено свое место, никогда ничего не будет загромождено.

– А как же крошечные японские дома?

– Даже в самом крошечном доме вам всегда будет просторно, всегда будет место для движения. Вот так! А перед вами действующий монастырь, и вы видите и высокие лестницы, и широкий коридор. Сейчас вы зайдете в кельи и тоже увидите достаточно большие помещения. И окна на всю стену, и обязательно есть разные зоны. Здесь мы спим, здесь столик для чаепития. Для японцев это очень важно. Они бесконечно берегут свой внутренний мир.

– Какая все же она разная, эта Япония, – тихо проговорил Саша.

– А вот это в точку, – обрадовалась Яна.

– А главный у них тут кто?

– А в буддийских храмах всегда демократия. Есть учитель. Еще его называют наставником. Он учит, направляет, объясняет, готовит к медитациям. Но главных тут нет. Всегда и все решается на общем совете. Собираются все монахи, и каждый может высказать свое мнение. Это очень важно.

– А Далай-лама как же?

– Он наставник, основатель учения. В буддизме много разных школ и направлений. Он просто руководит одним из направлений. Но у него точно такое же право голоса при решении вопросов, как и у вновь пришедшего монаха.

– А женские монастыри есть?

– Есть. Сегодня буддизм исповедуют примерно семьсот миллионов человек. Но очень много школ и направлений. Буддизм пришел в Японию, когда уже существовал синтоизм. Соединившись с синто, он обрел уникальные черты. Основная мысль буддизма заключается в том, что все в мире – иллюзия. Нужно суметь посмотреть на все с этой точки зрения. Вы, наверное, слышали про сансару? Это течение жизни от рождения до смерти. И на все влияет карма. Так вот, с точки зрения буддистов, это клетка, которая выглядит как свобода. Буддисты никуда не торопятся. Рано или поздно сансара исчезнет, все станут буддистами.

– А кто такие Бодхисаттвы? Можно поподробнее, – перебил Яну Вадим.

– Да, вы про них услышите часто. Бодхисаттва – это обычный человек, но уже очень просветленный. В своих медитациях он сумел практически дойти до нирваны, но понял, что не имеет права уйти. То есть он принимает обет не уходить, разделяет наши страдания. И не уйдет, пока мы все не просветлимся.

– Жизнь его будет вечна, – заметил Вадим.

– Кто знает, – засмеялась Яна.

– А что это за монастырь?

– Вот вы и посмотрите. Вперед, мои любознательные друзья. – И Яна взмахнула своим факелом.

Монах помог им донести чемоданы до их апартаментов и с поклоном открыл двери, которые выглядели, как ширма из рисовой бумаги.

– Нет, ты только посмотри, вот тебе и келья! – удивлялась Лиза.

Их взорам открылась просторная комната, полностью выстеленная бамбуком, двери-ширмы легкие, бесшумно открывающиеся, понятное дело, пропускали любой шорох извне. Но как-то не хотелось ни шуметь, ни общаться. Хотелось только молчать и смотреть по сторонам. Какими сразу светлыми и ясными становятся мысли! Мгновенно улетучивается все лишнее, остается только главное. Оказывается, сколько заложено в пространстве. Вот комната. Она на первый взгляд пустая. Но как же много ты находишь в ней. Прямо напротив входа, на небольшом возвышении – огромное окно во всю стену, низкий столик и два подходящих пуфика. На столике чайник и две пиалы для чая. Громадный стенной шкаф, как и ширма, с раздвигающимися дверьми. Вадим открыл дверцы.

– Так, матрасы, подушки, стало быть, на полу спать не придется.

– Как тут тихо и спокойно. И очень тепло. Я думала, мы тут замерзнем, на улице зябко, а батарей под окнами не видно.

– Так вот же обогреватель включен на полную.

– А туалет? Надеюсь, имеется? Ой, ты только посмотри! Тут не только туалет, а целый туалетный отсек.

Лиза открыла уже обычную деревянную дверь, никакую не ширму, где находился умывальник. Со специальной скамеечкой и зеркалом, а за следующей дверью наблюдался замечательный японский унитаз со всеми наворотами и прибамбасами. Тут тебе и душ, и вентилятор, и проигрыватель, все что душе угодно. Ну и ладно, что баня общая. Туда можно и не ходить, все есть в унитазе.

Из коридора донеслось:

– Ужин. Монахи приглашают нас на ужин.

Яна еще в автобусе предупредила, что монахи не едят ни мясо, ни рыбу.

– А почему? – И не стала томить нас длинным ожиданием. – Потому что они верят в реинкарнацию душ. И неизвестно, кем они станут в последующих жизнях. Может, карпом, а возможно, и козочкой. Вот именно поэтому они и не едят ничего живого.

– А если они в колосок превратятся? Пшеничный?

– Не превратятся. Они слишком много молятся. И, кстати, они нас приглашают к себе на службу. Как правило, это рано утром.

– А поговорить с монахом можно? Наедине? – спросил Матвей, чем вызвал всеобщий интерес.

– Да. Конечно. И после службы можно, да и вся ночь впереди. Найдите время. Монахи говорят по-английски и никому не отказывают.

Лиза толкнула локтем Вадима:

– Пойдешь?

– Да как-то не собирался. Нет, не пойду. То есть потом, естественно, пожалею. Но пока у меня нет таких глобальных вопросов, чтобы монахов отвлекать. А с будничным можно и к тебе обратиться.

– О! Это правильно. И отвечу совершенно безвозмездно. Еще и накормлю тебя вкусным обедом.

Сидеть за ужином было крайне неудобно. Европейский человек не привык сидеть на коленках.

Через какое-то время каждый приспосабливался, как мог: кто боком, кто по-турецки. И все равно ноги затекали, сложно было согнуться пополам, чтобы дотянуться до еды. А готовили монахи изысканно вкусно. И наконец-то было понятно, что это за еда. Кабачки, всевозможные каши, сладкий мармелад. И чай вкусный, наваристый. Их низкие подносики располагались друг напротив друга так, что видишь всех и сразу. По центру сидел монах.

– Чего это он тут уселся? Караулит нас? Или смотрит, много ли мы едим и достаточно ли жадно? – предположила Инесса.

– Нет, он тут вам в помощь. Может, вам еще захочется. Добавки, например. Или чаю?

– Так, конечно, захочется. – Инесса тут же выставила руку вперед с пустой пиалушкой и громко произнесла:

– Вот в этой тарелке – прямо объедение. Пальчики оближешь. – И она начала раскачиваться в сторону монаха, изображая поклон.

Монах тут же легко вскочил, выхватил пиалушку у Инессы, куда-то убежал, а через минуту вернулся с полной. Отдал с поклоном.

– Какие люди. Ну какие люди! – восторгалась Инесса. – И вкусно, и не жалко. О как надо жить! И ведь все свежайшее, видно, что ничем не разбавляют.

– Друзья, после ужина монахи приготовили вам баню.

– Вместе будем мыться, что ли? – прокричала Инесса.

– Размечталась, – тихо проговорил Матвей, но все услышали.

Инесса нисколько не смутилась:

– А что? Помечтать-то поди можно.

– Баня раздельная, – подытожила Яна. – А после я вас приглашаю прогуляться. Здесь есть совершенно уникальное кладбище. Историческое. Я, когда здесь бываю, обязательно туда иду. Это неповторимая прогулка.

– Ночью по кладбищу? Да уж.

– Это все по желанию. Буду вас ждать у входа в монастырь в девять вечера. Кому интересно, пошли. Расскажу, что знаю.

Японская баня

– Ты только посмотри, пока мы ужинали, японцы приготовили нам постель.

Матрасы, застеленные крахмальным белым бельем, тяжелое теплое одеяло и подушки, видимо, набитые рисом.

– Ну что? Баня?

– Почему бы и нет?

У них не было семейной традиции походов в баню. Лиза в студенчестве ходила в «Сандуны» с подружками, и как-то это не произвело на нее впечатления. Если хотелось горячего тепла, к их услугам была парилка в фитнес-клубе. Семейный абонемент Лиза покупала в обязательном порядке. Ходили, правда, не так чтобы постоянно, но уж если получалось, то по полной программе. Тренажерный зал, бассейн, сауна.

– Ты знаешь, я на всю жизнь запомнил поход в баню с бабушкой. У нее в Токме домик свой был. Так что, как правило, пару летних месяцев я проводил там. Мне, наверное, было года четыре. Понятное дело, она повела меня в женский зал. Потом матери рассказывала, когда она на выходные приезжала.

– Малец встал как вкопанный. Прямо неприлично. Вылупил зенки и рот раскрыл. Пока Клавка на него не пикнула: «Чего пялишься? Столько сисек никогда не видел? Ничего, какие твои годы». И он как завизжит. Как порося недорезанный. Насилу успокоила. А бабы в хохот. Мол, нестойкий Вадька ваш, ох, будут им молодухи крутить.

Сколько лет прошло, а Вадим прекрасно помнил и тот поход, и тот свой ужас. Нет, конкретно ту Клавку не помнил, конечно. Это уже из афоризмов, вошедших в семейную хронику. «Вадюшу в детстве Клавка испугала». Но он прекрасно помнил, как испугался бесконечно некрасивых женских тел. Просто безобразно некрасивых. Груди до пояса, живот до колена, жидкие волосенки. И тоже обязательно длинные, седые. В платьях же этого не видно. Грудь колесом, живот затянут в грацию, волосы заколоты в красивую ракушку. Это потом он уже понял и про грацию, и про шпильки, а тогда просто был шок. Откуда взялись все эти кикиморы? И где же нормальные женщины? Куда они подевались? И он ужасно испугался, что они его сейчас отберут у бабушки и ему придется всегда теперь жить среди них. То, что бабушка была тоже голой, он не видел, как-то ему было все равно. И потом, что взять с бабушки? Она же старенькая. А остальные? Почему они такие?

– Что, и на кладбище пойдем?

– А чего же не пойти? Лиза, раз приехали, везде пойдем. Ну ты посмотри, какие гостеприимные, эти монахи. И постель, и халаты, еще и курточки.

Они быстро переоделись в юкита, любовно разложенные на матрасах, подпоясались красивыми хлопковыми поясами-оби, сверху надели курточки в виде коротких кимоно из тканей поплотнее и отправились в разные стороны, каждый в свою баню.

Редкий момент, когда ты понимаешь, что тебе очень хорошо. Комфортно от того, что все настоящее. И ты настоящий. Какой есть. Без прикрас. Все голые. И все равны.

Руководила всем, понятное дело, Инесса. Из-за пара Лиза сначала плохо ориентировалась. Достаточно большое помещение было выложено кафелем красивого темно-серого оттенка. У большого окна – купель, вдоль стен – низкие скамеечки, на них тазики, рядом – краники с водой.

– Проходи, молодая, не стесняйся! – приветствовала Лизу Инесса зычным голосом уже из купели. – Так, значит, объясняю. Вот в этой бутылке типа масла у них для душа. Сначала выбери, что тебе по вкусу. Да нюхай! Не стесняйся! Я и запахов таких не слышала никогда. Садишься на эту скамеечку и как следует моешься. Поливаешь себя. Хочешь из шланга, хочешь из тазика. Когда почувствуешь, что все смыла, сигай к нам в купель. Тут вода такая горячая! Натуральный источник. Девки, да после такой бани при чем тут кладбище? Нам только в бордель!

Хохот стоял непрекращающийся, распаренные женщины лежали в купели, вспоминали какие-то свои смешные истории, травили анекдоты, и было ощущение, что вот здесь и сейчас все смыли с себя свои маски. Как жаль, что не было девочек. Ни Риты «номер один», ни Риты «номер два».

Кладбище

Вадим после мужской бани тоже пришел каким-то по-детски счастливым.

– Народу много было?

– Практически все. Еще и монах.

– И как?

– Что как? Вас, дамочка, что конкретно интересует?

Лиза отругала себя за глупый вопрос. Действительно, что как?

– Мужик как мужик. Заодно показал нам, как правильно принимать эту самую термальную ванну. А то сама понимаешь. Петрович сразу туда бултыхнулся.

– Без фотоаппарата?

– Представляешь, не взял с собой. Сам удивился.

– Неужели на кладбище пойдем? После бани? На улице минус.

– Оденемся потеплее и пойдем!

Лиза поражалась своему мужу. Он был домоседом, ему сложно было оторваться от письменного стола, от книги или интересной работы и куда-нибудь пойти. Он всегда должен был ответить себе на вопрос: «Зачем?» Зачем он это будет делать? Подвести базу и потом уже начинать действовать. А в этой поездке он, не спрашивая, не обсуждая, просто шел, куда говорилось. Сказано – сделано. Как солдат на плацу. Или он для себя все объяснил? И четко движется вперед? И сейчас вот даже собрался идти на это самое кладбище.

На дворе стояла кромешная темнота. Одинокий фонарь да яркие звезды. Рядом с Яной перетаптывалась с ноги на ногу совсем небольшая кучка людей.

– Ну что, пошли? Думаю, все, кто хотел пойти, уже здесь. Вслушайтесь в эти строки, их написал один из тех самых сорока семи ронинов:

Легче гусиного пухаЖизнь улетает…Снежное утро.

С этим настроением и двинулась вперед. К ночи похолодало, и все попытались одеться потеплее. Марго сменила образ при помощи вязаной шапки с большим помпоном, Инесса намотала на голову полотенце. Ну до чего ж она смешная! Да Лиза была не лучше. Под берет она навязала на голову павловопосадский шарф.

– Ну немного не в цвет, – извиняясь, произнесла она, глядя на мужа. Надеясь на фразу: «Тебе все идет».

Однако муж только и нашелся:

– Для кладбища сойдет.

Ну что ж, сама спросила, сама и получила. Последним прибежал Матвей. Парень выглядел нелепо, но, видимо, ему очень хотелось соответствовать моменту. Он умудрился надеть все, что выдали японцы. И что должно служить домашней одеждой. И халат якита, белый в синюю шашечку, и кимоно-курточку. Сверху Матвей надел свою куртку-штормовку. Халат, который чуть закрывал колено, тонкие волосатые ноги, длинные носки, кроссовки – вполне себе костюм для комедийного сериала. Из-под пятницы суббота – это было как раз про этот момент.

– А вот и мой личный охранник, – не упустила момент высказаться Инесса. – Мотька, ну ты чисто китаец! Не отличишь.

– Мы в Японии, на минуточку, – процедил Матвей.

– Да ладно, не придирайся к словам. Молодец, что все на себя навертел. Наша Яна – девушка активная, наверное, полночи нас кругами водить собирается.

– Ну что? – Яна широко улыбнулась. – Полночи, конечно же, нет. У вас завтра служба в шесть утра. Но часа полтора мы с вами прогуляемся, обещаю вам, не пожалеете. Это вам всем точно надо. Вы сами поймете. Я никогда и никого не принуждаю, но считаю, что это отдельная возможность, из тех, из которые считаются знаками судьбы. И раз вы выбрали эту прогулку – вы уже избранные.

– Господи, вот не знала… – Инесса уже говорила громким шепотом. – Так раз надо, я рядом с Митинским кладбищем живу, там тоже такие скульптуры, помереть – не встать. Могу хоть через день прогуливаться.

– Там другое, – уклончиво прокомментировала Яна. – Идемте.

Процессия гуськом последовала за Яной. Тихо, свет одиноких фонарей, морозный вечер. Как же обстановка влияет на настроение, как будто готовит всех к чему-то значительному. Красивые деревья с высокими кронами, листья, шуршащее под ногами.

– Хорошо.

В итоге в поход на кладбище отправились Николай с дочерью, Инесса, Лиза с Вадимом, две подружки, которых Лиза окрестила «толстый и тонкий», Матвей и Марго.

Папа с дочерью шли молча. Ритуся сняла маску с лица, в свете фонарей еще белее казалась ее кожа, просто кукла фарфоровая. Лиза заметила, как отец попытался взять дочь за руку, но она потихоньку вырвала ладонь. Может быть, она дочь неродная? От маминого первого брака? Сегодня не поймешь, кто кому и кем приходится. Вот их Темыч. Он похож на обоих. И вообще дети всегда похожи на родителей. И даже если совсем не похожи, то есть что-то неуловимое. У Риты с папой – походка. Как же одинаково они ходят. Утка папа, утка дочь.

Матвей и Марго немного отстали от группы.

– Японией интересуешься?

– Да, с детства, все мультики смотрел.

– «Мой сосед Тоторо»?

– Ес! – И они хлопнули друг друга по рукам. И засмеялись. Надо же, кто их, оказывается, объединил.

– А потом были комиксы, манга, кино… Ну и в культуру начал погружаться. А ты?

– Тоже случайно на этого самого Тоторо набрела. И завертелось. Все мультики Миядзаки наизусть знаю. Как тебе «Унесенные призраками?»

– Норм. Но мне больше всегда нравился «Порко Россо», про летчика.

– Тоже классный. Мне сюда отчим путевку подарил. Обрадовался, что можно от меня избавиться на две недели, еще и матери свою безграничную щедрость продемонстрировать.

– Ну, если бы тебе не хотелось, не ехала бы.

– Да я бы и не поехала, да мать жалко. Разочаровывать в ее романтических придумках.

– А они плохо живут?

– Почему? Они живут хорошо. Это я плохо живу.

Матвей сверху вниз посмотрел на девушку. Он впервые видел настолько закрытого и колючего человека. Она шла рядом с ним, и ей хотелось что-то о себе сейчас рассказать. И она ждала его вопросов. Он спросил:

– А ты? Как ты живешь?

– Я живу, как все. Просто живу.

– Все не ездят в Японию на каникулы.

– Заметь, не на каникулы, а просто от щедрот. На каникулы могу выбрать что хочу.

Матвей слегка напрягся от таких словесных выпадов. Что ей от него нужно? Он даже попытался ускорить шаг. Сколько, в конце концов, можно все это терпеть?

– Я тебя напугала? Ладно, не напрягайся. Это у меня с нервами не все в порядке. Заносит иногда. Да не бойся, я не опасная. Ты где учишься?

– В «Стали и сплавов».

– Странный выбор.

– Почему странный? У меня отец этот институт оканчивал, сейчас инженером работает в одном закрытом институте. Там база техническая хорошая.

– Так если тебе что-то конкретно техническое хотелось, так и шел бы в МИФИ.

– Слушай, а с чего тебе кажется, что ты все знаешь?

– Нет, я не знаю. – Марго вдруг остановилась, и в ее глазах даже появилось подобие испуга. – Нет, что ты? Это я просто так, совет хотела дать. Дурацкий, наверное. Просто для всяких там технарей, инженеров МИФИ совершенно другие двери открывает. Я оканчиваю Бауманский в этом году, буду программистом. Ну, это так. Может, еще и не буду. Как знать. Но это не важно. Я просто тебя старше, вот и высказываю свою точку зрения.

– Насколько же ты меня старше? Года на два?

– Ну да. Но я столько видела! Точно совет могу дать. Никогда не знаешь, как жизнь повернется, какой кошмар тебя ждет. И нужно быть готовым, понимаешь, нужно быть сильным. Я испытала, потому и говорю.

– Ну и что? Ты сильная?

– А еще не знаю. Пока еще не поняла. Может быть, эта поездка покажет.

Подала голос Яна:

– Давайте немного поговорим. Мы с вами уже вошли на территорию кладбища. И это одно из самых старых кладбищ Японии. Вообще у японцев удивительное отношение к старикам, к старости, к смерти. Они совершенно не боятся умирать. Это просто путь. Путь каждого человека. Это кладбище основал монах Кукай в восьмом веке. Очень известный персонаж, я вам доложу, основатель буддийской школы Сингон. Я вам сначала прочту стихотворение по-японски, потом переведу. Это стихотворение знает каждый японец. Особенно первые строчки. Ну, как наше «Буря мглою небо кроет, вихри снежные крутя».

Группа тут же подхватила:

– То как зверь она завоет, то заплачет как дитя.

А дальше Яна красиво заговорила по-японски. Какой все же странный и самобытный язык. Совсем непохож на европейские языки:

Красота блистает миг —И увяла вся.В нашем мире что, скажи,Пребывает ввек?Грани мира суетыНыне перейди,Брось пустые видеть сныИ пьянеть от них!

– Прямо как у нас. Выпьем с горя, где же кружка, сердцу станет веселей… – Инесса не преминула подвести базу.

Яна расхохоталась:

– Ну, примерно. Итак, Кукай. За бесчисленные заслуги император Дайго присудил Кукаю титул Кобо Дайси. И сейчас уже не все помнят имя Кукай, но Кобо Дайси знают все. Так вот, про старость. Только в старости у японца начинается путь радости.

– Ничего себе. Хороша радость.

– Да-да, на это есть причины. Я вам уже говорила о Кайбара Экикэн. У него есть очень известный трактат «Поучение в радости» («Раккун»). Кстати, он писал очень просто, понятно, никаких особых философствований. Я его читала сама с большим интересом. Главная цель его трактатов – научить человека радоваться жизни в преклонном возрасте. Правда, он писал для мужчин. Спишем это на семнадцатый век. Итак, три радости, которые нам дарованы небом, это: радость родиться человеком, а не, к примеру букашкой, радость родиться мужчиной, радость долгой жизни. Последнее, как считал Экикэн, зависит только от нас. Долгая и красивая жизнь. И на его взгляд, все просто – любуйся природой и читай мудрые книги. В связи с этим книг у «радостного старика» должно быть как можно больше, они – показатель настоящего богатства. Мне нравится выражение философа: «Если посчастливилось собрать много книг на полке, то как можно назвать тебя бедняком?» Есть еще один древний философ. Бо Цзюйи, который говорил: «Продление своих лет – искусство. Если сердце покойно, то и годы длинны».

– Господи, когда они только радуются, они же работают до последнего дня.

– Да, сейчас есть такие перегибы, это правда. Но японцы же долго живут. Некоторые до ста лет. А раньше они отходили от дел в возрасте шестидесяти лет, некоторые правители – сознательно значительно раньше, именно чтобы стать радостным стариком. И пройти свой самый лучший отрезок жизни, свой радостный путь.

– На кладбище.

– Именно так.

– Так у них наверняка пенсии позволяют! – Инесса вставила свои пять копеек.

– Радость и деньги для японцев не одно и то же. Они могут находить счастье только в лицезрении природы. Глаза – это самое важное для японцев. Именно поэтому они все и в очках. Постоянно всматриваются. Да. – Яна остановилась. – А вы знаете, что у японцев выражение «сузить глаза» обозначает радость. А «раскрыть глаза» – гнев? У нас ведь по-другому. Мы говорим «его глаза сузились от ярости». Мы видим разное. Это идет от нашей географии. Они умеют видеть просто дерево, а на дереве просто лист. Могут на этом сосредоточиться и быть счастливыми. Могут просто смотреть на тень.

– Ненормальные.

– Счастливые, – парировала Яна.

– Все относительно, – это уже сказал Николай.

– Соглашусь, – поддержал Вадим.

– И я с вами, – Яна опять же улыбнулась. Какая она все же позитивная!

– Здесь покоиться очень почетно. Почему? Когда придет Будда, он придет именно сюда, очень важно встретиться с ним первым. Здесь хоронили людей много веков подряд. Сами видите, одни могилы очень старые, а другие практически современные. Некоторые японские компании закупают тут места для своих сотрудников. Нет, конечно же, людей здесь не хоронят, но хоронят их души, что значительно важнее. Будда же с душами будет встречаться.

– А откуда известно, что Будда придет именно сюда?

– Это известно совершенно точно. В этом сомнений нет. И здесь есть один товарищ, который его тут двести лет поджидает. Кобо Дайси. Да-да!

– То есть поджидает?

– Ну, вот сидит двести лет, молится.

– Где?

– Так прямо здесь. Сейчас мы с вами дойдем до храма, и я вам покажу дверь, за которой он сидит. Монахи его регулярно кормят.

– И он ест?

– Конечно. Иначе зачем монахам оставлять ему еду?

– А что говорят монахи? Они с ним разговаривают?

– Монахи ничего не говорят и никогда не скажут. Но каждый день есть специальная церемония, когда один из них отправляется к Кобо Дайси с подносом еды.

– Чудны дела твои, Господи, – перекрестилась Инесса.

– Ну вот, дорогие мои, в ближайшие четыре года с вами ничего не случится. Все будет хорошо. А почему? Потому что вы сейчас поднялись вот по этой лестнице. Это священные ступени.

– Так чего ты всем не рассказала? Никто из американцев не пошел! И этот наш Эрик несчастный. Может, ему больше всех надо? – Инесса так расчувствовалась, что перешла на «ты».

– А здесь каждый решает. Каждый должен почувствовать. Вот вы же пошли.

– Я-то чего? Сама не знаю, чего пошла. Вот полотенце на голову намотала, и вперед.

– А может, монахи вам прийти разрешили. А кому-то не разрешили.

И эта мысль тоже немедленно засела всем в головы. Стало быть, они избранные. Ой нет, только не думать. Это совершенно неправильная мысль. Буддизм – он про свет, а тут гордыня получается.