Елена Ронина Туман над Фудзи

Привел в чувство вопрос Вадима.

– А вот это вторая пара американцев? Они кто?

– Они вроде из Чикаго? Да, Кира? Мне кажется, они врачи. Знаете, у нас сейчас очень распространены какие-то модные травы, акупунктура. Но на самом деле все достаточно просто. Подтвердить диплом врача не каждому удается. И язык нужно знать, и всякие там специальные темы. А сдавать экзамены можно только три раза. Потом все. Или переквалифицируйся, или ищи другую нишу. И многие наши бывшие врачи уходят в целительство. А куда деваться? Все-таки могут применить свои знания. И, кстати, сегодня это востребовано. Но нужно, конечно, крутиться. Нельзя расслабиться ни на секунду. В постоянном страхе и напряжении.

– Саша, вы же вроде говорили, что всем довольны?

– Естественно! Я и сейчас так скажу. Это неправильно, что в нашем СССР человек приходил на работу чаю попить. И государство ему вечно должно было. А здесь у нас обмен. Ты от всего сердца вкладываешь в государство, оно о тебе забоится. И все по-честному: и с одной, и с другой стороны.

– Интересно… – Лиза с любопытством слушала мужчину.

– А там еще одна дама, полная такая, с ними вместе?

– Нет, она из Канады. Они не вместе, – подключилась Кира.

– А как их зовут? – невпопад спросил Вадим.

Саша мгновенно остановился. В воздухе повисло напряжение, которое всем передалось от Вадима.

– Он, кажется, Егор. Его жена Петровичем зовет все время. Удивительная привычка. Чисто наша, советская. Да, точно Егор. Жена Ирина. А канадка? Нет, не помню. Может, Катя? Кира, что ты скажешь? Вроде бы разговаривали?

– Анна вроде бы… Или Мария? Ой, не помню. Вы с ними знакомы?

Первой очнулась Лиза, она уже видела, как застыл муж, как внимательно на него смотрел Саша, а Кира – с любопытством. Лиза не любила длинных пауз, считала их неловкими. Муж так не думал. Ему было совершенно все равно, что и кто думает. Его собственное мнение всегда оставалось решающим. Лиза долго к этому привыкала. А потом согласилась. Не потому, что ей так нравилось, просто поняла, что это не какой-то там вызов обществу, просто у Вадима в голове стоят другие часы. Они идут гораздо медленнее. Она даже пыталась ему давать советы:

– Если человек не ответил в течение восьми секунд, можно уже не отвечать.

– Так вроде не прошло.

Тогда Лиза начала считать.

– Один, два три… Все, время упущено.

А потом поняла: это его особенность. Переделать нельзя, но можно помочь. Если ей не все равно, то можно и даже нужно помочь. И все. Это и ее муж, и ее комфортная жизнь.

– Да, я уже говорила, а мы и в Америке ни разу не были. Только в Европе. Муж, правда, в Японии был один раз в командировке лет пять назад. Да, Вадим, пять?

Вадим молча смотрел на свой поднос. Господи, да что происходит? Лиза поняла, что уже надо начинать волноваться, и еще более радостным голосом продолжила:

– Вадиму о-о-очень понравилось. Он просто захлебывался от восторга по приезде.

Кира с Сашей недоверчиво посмотрели на своего соседа.

– М-да… – Наверное, с эмоциями она переборщила. – Так, собственно, мы потому и здесь. Мне тоже захотелось посмотреть, что это за такое чудо.

Неожиданно очнулся Вадим. Каким-то сдавленным голос он произнес:

– Возможно, мы встречались. Я не уверен. Но это было так давно. И она так изменилась, что просто даже не верится. И вообще, как такое может произойти? Встретиться в Японии?

– Ой, а где они сидят? Давайте подойдем, спросим? – Кира начала вертеть головой по сторонам.

– Кира, не суетись. Это не наше с тобой дело. Иногда лучше не ворошить былые воспоминания. И даже сделать вид, что вы друг друга не узнали.

– Это точно было бы лучше, но, наверное, уже не получится.

У Лизы все перевернулось в груди. Она таким мужа не видела никогда. Потерянным, сникшим. Только этого им не хватало. Что это еще за такая Анна-Мария? Откуда она свалилась на их голову? И что их могло связывать? Вадим никак не мог собраться. Неожиданно инициативу взял на себя Саша. Твердым голосом мужчина сказал:

– Это совершенно не мое дело, но все же позволю дать совет, вдруг он будет полезным? Я вас старше… И знаю, что, во-первых, в этой жизни никто и никому не должен. Во-вторых, время многое меняет, а многое напрочь стирает. И самое главное. Америка ломает людей. Это уже другой человек. Хоть Америка, хоть Канада. Эмиграция, одним словом.

Что происходит? Лиза пыталась все перевести в шутку, но она видела, как напрягся муж, а его настроение почувствовали сердобольные американцы. Неужели это та его старая любовь? Как можно случайно встретиться в Японии? Да так просто не бывает! И потом, сколько прошло лет? Тридцать? Он ее даже не узнал… А она узнала. Что там рассказывала Белла? Она была старше. Прилично старше. То есть ей сильно за шестьдесят. Да, возраст не играет большой роли. Если это глубокое чувство, то внешность тут совершенно ни при чем. Дорисовываем сами. Ну, это надо же! Сделала подарок мужу на юбилей… Вот это да… Насмешка судьбы. Такой, стало быть, театр Кабуки. Или театр Но.

Лизу трясло, она никак не могла собраться с мыслями.

Нужно постараться ни с кем не столкнуться по пути в автобус и успеть задать мужу правильные вопросы. Ну, не на улице же устраивать разборки? Скандал в центре Японии. Бред какой-то! Но она прекрасно знала Вадима: что-то в его жизни произошло. И он может сейчас застегнуться на все пуговицы и просто перестать кого-то впускать в свое пространство. И ее тоже. Оттуда потом его не выудить.

Лиза для мужа – самый близкий человек. Она не сомневалась в этом ни секунды. И вдруг все разом переменилось. Как хрупок мир. Сейчас рядом с ней сидел совершенно незнакомый мужчина. Во взгляде легкая усмешка, боль, а еще нежность. И эта нежность предназначена не ей. Вот ведь накаркала Инесса. Или что-то разглядела?

Наконец-то они заняли свои места в автобусе. То есть, казалось бы, остались вдвоем. Хотя как вдвоем? Прямо перед ними Кира и Саша, наверняка все слышно. Но нужно же понимать, что происходит.

– Кто это? Что все это значит? – Лиза пыталась говорить как можно тише.

– Ты о чем?

– Не о чем, а о ком!

– Я пока не знаю.

Какое спокойствие! Иногда Лиза была готова задушить мужа.

– Но ты же что-то предполагаешь!

– Мне кажется, что мы были знакомы. Но это все было тысячу лет назад. Потом я потерял ее из виду.

– То есть ты из-за этой кривоногой тетки в сиреневом трико резал себе вены? Правильно я поняла? И потом дал зарок не жениться? Так?

Лиза сама не понимала, что это ее понесло? Столько лет молчала, ничего не спрашивала, и вот на тебе…

– Ну ведь женился же. – Вадим сжал Лизе руку. Просто по инерции. И Лиза сразу это почувствовала. Он не здесь. В мыслях муж улетел куда-то далеко-далеко. Лиза вдруг поняла, что сегодня здесь про другое. Да, бывает любовь особенная. Любовь-страсть. Любовь-болезнь. Любовь-наваждение. Немыслимая какая-то любовь на разрыв нервов, сердца, разума. Что там произошло? Его то ли бросили, то ли предали. И совершенно ему не важен костюм немыслимого цвета. И эта старушечья походка… Вот тебе и встреча на Эльбе. Или как тут речка зовется?

– Друзья, нам ехать буквально десять минут. Мы просто объедем парк с другой стороны. И сразу выходим. Не забывайте свои наушники, проверьте, включены ли? Наша прогулка один час сорок минут, и мы с вами встречаемся в автобусе…

И что делать дальше? Хоть не выходи из этого автобуса.

Парк и правда был совершенно уникальным, умом Лиза это понимала, но сосредоточиться никак не могла. Ей было не до деревьев и кустарников. Она постоянно наблюдала за мужем. Отслеживала, куда смотрит Вадим. И еще страшнее ей было понять, что муж не ищет пока глазами Анну-Марию, он глядит себе под ноги и пытается ту самую Анну найти в своих воспоминаниях. Нет, так дело не пойдет. Лиза постаралась взять себя в руки. Вот ее муж, он рядом, приобнял ее за плечи. Они в Японии. Она об этом мечтала. Что-то там ему показалось. И что? Это она мгновенно может расстаться с любым наваждением. Ее муж – он совершенно другой. Ему сложно вынырнуть из своих мыслей. Ну, подумает и перестанет. Он, возможно, уже и совершенно про другое сейчас думает. С него станется. А она тут, понимаешь, себя поедом ест.

Неподалеку шли Кира с Сашей. Они внимательно слушали экскурсовода, казалось, эта сногсшибательная новость не так уж их и потрясла. В этот переход по парку они взяли шефство над Эриком, поддерживали его под руки с двух сторон и, смеясь, что-то рассказывали экскурсоводу. Как будто издалека доносился голос Светланы, Лиза сделала звук в наушниках погромче. Точка. Япония. Парк Ееги.

– Мы с вами договорились, что в Японии уживаются две религии: буддизм и синтоизм. Храм Мэйдзи один из самых крупных синтоистских святилищ страны. Парк Ееги, в котором мы сейчас находимся, занимает площадь семьсот тысяч квадратных метров. Вы видите, какая богатая природа в парке? Так вот, здесь высажено более ста двадцати тысяч деревьев различных видов, и все они пожертвованы людьми с разных концов страны. Это самое посещаемое место в Японии. Ежегодно сюда стекается до тридцати миллионов туристов. Вера в Японии – это очень важно, поверьте мне. Все идет от богов. Есть даже такое выражение – путь богов. Вот у христиан для того, чтобы пообщаться с ним, нужно прийти в храм. А в Японии они кругом. Еще раз повторюсь, что Японию создали тоже боги: брат и сестра Идзанаги и Идзанами. Долгое время, кстати, считалось, что император тоже представитель богов. Ну, об этом мы еще поговорим. Да, чтобы не забыть, первый император Японии Дзимму. 660–585 годы до нашей эры.

Лиза расслышала голос Эрика:

– Нам еще долго?

– Минут пятнадцать.

– А почему тут гравий? Почему не положили асфальт? Это же Япония, новые технологии. И сумрачно как-то.

– Это историческое место. Вообще-то японцы не очень ценят свою старину. Они живут здесь и сейчас. Им не важно, сколько лет камню. Можно и на новый заменить, какая разница. Но это святое место. И гравий здесь, конечно же, очень кстати. Ну, а про сумрак… Так это деревья! И на самом деле это прекрасное убежище на период нашей жары. Вам повезло. Конец октября – самое прекрасное время. Много солнца, еще тепло. Для этого времени года даже слишком тепло. Вы же приехали на сезон красных листьев. А настоящие красные листья появятся только после легких заморозков.

– Это что ж получается, – послышался требовательный голос Инессы. – Стало быть, листьев не будет?

– Будет, обязательно будет. Вы же дальше в горы поедете, к монахам. А там холоднее. Будут вам листья. Обязательно.

– Я думал, в Японии везде асфальт, – еще раз громко и отчетливо подытожил Эрик.

Сколько ему лет? Около семидесяти. Наверное, в молодости он был красивым. Высокий, с абсолютно седой шевелюрой густых волнистых волос. Глаза с прищуром, крупный нос с горбинкой. Хорошо сложен. Понятное дело, что, видимо, случился инсульт. Подволакивал ногу, плохо действовала одна рука, и рот немного набок. Все характерные признаки. С отчимом Лизы пять лет назад случилось такое несчастье, поэтому этих больных она определяла мгновенно. И всегда им сочувствовала. Почему тогда Эрик вызывал раздражение? Дело было совсем не в болезни. Неприятен был требовательный тон. Может, оно и правильно, человек заплатил деньги и имеет право потребовать. Но все же…

Среди знакомых Лизы были люди с ограниченными возможностями, и их можно было поделить на две категории. Первые, те, перед которыми она преклонялась, сами старались быть полезными, делали все, чтобы ты через десять минут забыл про их недостатки. Может, и плакали тихо ночами в подушку, но днем делали все, чтобы никому не быть в тягость.

А были и такие, которые давили на жалость и требовали.

Когда Эрик уехал из страны? Вдруг в Америке так принято?

– Вам он не очень приятен? Простите, что спрашиваю, просто мы же все слышим в своих микрофонах его вечные капризы. – Рядом оказалась Кира. Эрика уже подхватила Светлана. Саша о чем-то говорил с Вадимом. Огромное пространство парка успокаивало, криптомерии нависали тяжелыми кронами, как будто укрывая их от внешнего мира со всеми его сложностями и неприятностями.

– Ох, да, именно капризы. А я никак не могла подобрать точное определение. Какой красивый у вас русский язык, Кира.

– А я много читаю. И в основном классику. Бунина люблю, Чехова. Люблю красивый богатый язык. Мы с Сашей часто вечерами друг другу читаем. Я же вышиваю. А он мне читает вслух.

– Какая вы интересная пара.

– Спасибо… – Кира с удовольствием улыбнулась и взяла Лизу под руку.

– Саша у меня необыкновенный. Подарок судьбы. Вот он вам про своего друга рассказывал, за которым он в Америку поехал. Так это мой муж. Да, так сложилось. Мы дружили семьями, а потом сначала ушла из жизни жена Саши, потом я потеряла Максима. И мы с Сашей поженились. Знаете, это было так естественно.

– Удивительно, вы производите впечатление такой гармоничной пары, словно всю жизни вместе.

– А так и есть. Мы же и действительно всю жизнь вместе. Просто в разных домах жили. Но все время рядом.

– Интересно. Но ведь начали жить одним домом уже… – Лиза никак не могла подобрать правильное слово. – Взрослыми людьми. Могло ведь наступить разочарование. Не было ощущения, что ваши о нем представления не совпадут с реальностью?

– Да, было. Он оказался гораздо лучше! – Кира улыбнулась каким-то своим мыслям. – И не думайте, что я сейчас приукрашиваю. Нет. Это я от всего сердца говорю. При этом Саша достаточно жесткий. Можно даже сказать, что непримиримый. Но очень тонкой душевной организации. И мы похожи по своим пристрастиям. У меня же муж был математиком, а Сашина жена – экономист. Тоже все вечно считала. Такой ходячий гроссбух. А Саша Мандельштама наизусть знает. В той семье ему читать некому было, а теперь вот я его слушаю. С восторгом.

– Какое же счастье!

– Самое настоящее. Ой. Посмотрите, какое чудо.

Навстречу им шли семьи: нарядные папы и мамы, мамы в традиционном японском кимоно. И в точно таких же кимоно крошечные девочки и мальчики. Какие сложные и затейливые эти японские наряды. Очень яркие и многослойные. Оранжевые, розовые, сиреневые, расшитые хризантемами и журавлями. Девочки с высокими прическами, заколотыми костяными гребнями. Восторг и удивление!

– Ну просто чудо! А можно вас сфотографировать? – Кира не теряла надежду на фото. Гид про эту возможность как раз упоминала.

Японцы с поклоном разрешали.

– Светлана, это у вас так принято? Детей в храмы так одевают?

– Нет, вы попали в праздничные дни. Такой специальный детский праздник. Называется Сити-го-сан (семь-пять-три). Смертность в Японии долгое время оставалась очень высокой, детей даже и за людей до семи лет не считали. И в каких-то провинциях даже не хоронили. Относили в лес. И все. Если ребенок достигал возраста семи лет, это уже настоящий человек. Большой праздник. Как бы второй день рождения. Этой традиции более трехсот лет. Основной датой принято считать пятнадцатое ноября. Но детей же много… Так что уже за месяц нарядные детки приходят со своими родителями в храм. На мальчике вы сейчас видите хакама – это традиционная мужская одежда в виде широких брюк со складками. Раньше их впервые надевали на малыша, когда ему исполнялось три года. Сейчас уже с пяти лет. Для девочек важен возраст семи лет, так как в этот день им впервые одевают жесткий пояс для кимоно – оби. Этот обряд, называемый оби-токи (перемена пояса), символизирует взросление, поскольку в первый раз в жизни девочка одевается как взрослая женщина. Вот такой красивый обычай! Кстати, кимоно в Японии очень дороги. И для малышей тоже. Сфотографировали детишек? Никто против не был? Ну, вот видите! В храм приносят новорожденных детей, чтобы представить их божествам. Кстати, сюда часто приходят женщины и мужчины опасного возраста, чтобы боги помогли им справиться с собственными дьяволами. Для мужчин это двадцать пять лет и сорок два года. Для женщин девятнадцать лет и тридцать три года. Говорю, чтоб знали, но среди вас вроде нет соответствующих возрастов.

– Эх, раньше не знала! Все пришлось самой! – вставила Инесса.

– Удачно? – не выдержал Саша.

– Ну, как видишь.

– А свадьбы? Свадьбы тоже здесь справляют? – Про них спросила Кира.

– Да. Подойдем ближе к храму, если повезет, то обязательно увидите.

Светлана не ошиблась: при входе в храм они увидели процессию. Впереди медленно вышагивали жених с невестой в красивых национальных костюмах. Она была одета во все белое, на голове, поверх затейливой прически, огромный белый капюшон, он – в традиционном хакама. Молодые еще, на вид лет по двадцать пять. За ними парами шли гости. Нарядно одетые, но не в вечернем до пят, просто красивые платья чуть ниже колен, строгие черные костюмы на мужчинах. Медленным шагом свадьба дефилировала к площадке, где уже расположились фотографы.

– Видите, это идет подготовка к общей фотографии. Тоже традиционно обязательна.

– А это у них чего? Что за ящики? – Инесса обращала внимание на самые неожиданные вещи.

– А вот, кстати, опять вроде мелочь, но очень характерная для японцев. Все продумано до мелочей. Сейчас все эти пятьдесят-шестьдесят человек встанут в групповую фотографию. А куда дамам девать их сумочки? Для этого организаторы церемонии выкатывают специальные ящики. Ну не на траву же складывать!

– Ты подумай! – восхитилась Инесса.

Лиза невест коллекционировала. Ей было важно обязательно улыбнуться невесте, и, если уж совсем повезет, прикоснуться к чужому счастью посредством фотографии. Да, у нее никакой свадьбы не было. Какая уж тут свадьба, невеста на шестом месяце. Именно столько понадобилось Вадиму, чтобы все-таки принять окончательное решение. Было ли ей обидно? Да, очень. Но она тогда собрала волю в кулак, решила, что ради ребенка она не будет расстраиваться. Очень поддерживала не мама, а Белла, ее будущая свекровь. Мама Лизы и раньше, не в пример спокойному и рассудительному отцу, отличалась скандальным характером, а тут ее понесло конкретно. Узнав о беременности дочери, она примчалась из Воронежа и всячески подначивала устроить скандал, написать заявление на кафедру. Пусть знают, с кем имеют дело. Растлевает малолетних.

– Мам, о чем ты? Мне скоро двадцать пять!

– И что? Если ума как у подростка!

– Это, как говорится, к делу не пришьешь. И потом, я сама хотела…

– Что ты хотела? Что ты несешь? Это все Москва. Вот говорила, ничего хорошего от этой толпы не жди. Так и вышло. Вот как в воду глядела.

– Можно подумать, ты меня отговаривала. Ты же тогда сама сказала: «Вперед. Пробивайся».

– Пробилась?

Разговор был из страшно неприятных. И Лиза впервые затронула эту тему, и мать ответила, не подумав, в очередной раз захлопнула дверь в их отношениях. Лиза едва не высказалась про отчима. Обида уже утихла, и Михалыч мужиком оказался неплохим. И все же.

Да и плевать на эту свадьбу. Лиза выстояла, ребенок родился крепким и здоровым. Он был очень любим и мамой, и папой.

Вадим потом искренне не понимал, почему он сопротивлялся? В браке с Лизой жизнь потекла значительно проще, спокойнее. И чего он так охранял свою независимость? Скорее это все же была не независимость, а испытание верности. Ему хотелось ту верность поддерживать. Верность женщине, которую он боготворил. Сначала придумал, потом вдруг встретил и решил, что она его Дульсинея. И он будет ей верным. В какой-то момент возненавидел ее, потом себя, причем настолько, что жить не хотел. Господи, какая глупость! Он догадывался, мать тогда думала, он тронулся умом. А может и тронулся. А Лиза его вылечила. Через столько лет. Никто не мог вылечить, а ей удалось.

Неужели это она? Его Анна? Неужели люди могут так поменяться? И дело даже не во внешности. А в усталости от жизни. Женщина, которая вот уже второй день провожала его усталым взглядом, была именно такой. С потухшим взглядом, при этом цепким и хищным, тяжелой челюстью и неприятно отвисшей кожей под подбородком. Характерно, что он обратил на нее свое внимание. Он ее и заметил, и рассмотрел. Просто как женщину. И ему в голову даже не пришло сравнить ее с той, которая осталась в памяти.

Вадим был по жизни человеком внимательным. Его взгляд цеплял и обрабатывал. Он сам не знал, зачем ему это надо, удивлял жену иногда своими мелкими наблюдениями и странными породностями.

– Тебе нужно было быть писателем, а не химиком!

– Возможно, но мать все решила за меня. Но химия из той же серии. Все можно смешать и изменить. И человек может поменяться. Все зависит от добавленных ингредиентов.

Да уж, человек может поменяться. И сам Вадим изменился. Может быть, даже стал совсем другим, но он был собой доволен в этом возрасте. И потом, вот она его узнала. Неужели все же она?

Прилетев в Токио, он внимательно рассмотрел людей, с которыми ему предстояло общаться следующие две недели. Мощная Инесса. Женщина с внешностью и харизмой. Задавит любого, как трактор. Милая Кира, тихая и улыбчивая, остановившаяся в своем возрасте. Женщине среднего возраста важно, по возможности, сохранить вес, ухаживать за собой (кому нужны лишние морщины), обязательно красить волосы и носить актуальную одежду по возрасту. Такую формулу он вывел давно и каждую женщину в эту формулу подставлял. Кира подошла идеально. Инесса вываливалась по всем параметрам. Была еще одна парочка сорокалетних молодок, которые совершенно не заморачивались по поводу своей внешности. Одна была излишне полной, что никуда не годилось, а вторая – просто без изюминки. Встретишь и не узнаешь. И тоже подумал, сколько им лет? Ведь точно моложе Лизы. И все-таки та, полная, была приятная. А ее подружка, наверное, коллега по работе (они все какой-то конвейер между собой обсуждали), тихая, маленькая тоненькая. И подумалось, вот не красавица, но милая, и нежность в ней какая-то есть. Но надо же подчеркнуть! Где индивидуальность? Саша – мужчина, которому веришь. Вот такую он дал ему характеристику. Во всем скромный, но знающий себе цену. Определение Лизы «интеллигент в шляпе» тоже к нему подходило. Молодой паренек Матвей вызывал у него симпатию. Он чувствовал, что Лизе он напоминает Темыча. Может быть. Их Темыч нравился окружающим, его любили. А за что его не любить? Открытый, улыбчивый, немного стеснительный. Возможно, к Матвею все это можно было применить. Только он постарше. И Вадиму он больше напоминал себя в этом возрасте.

Молодые девочки пока никак себя не раскрыли. Была в обеих какая-то странность, шло от них какое-то напряжение, а Вадим такого не любил. И сразу переключал свое внимание на других. От американцев было слишком много шума и искусственной радости. Как будто актеры на пенсии. А может, так и надо? Вдруг у них всегда хорошее настроение? И они им делятся от души? Что ж в этом плохого? Да, подумал еще, что муж какой-то суетливый. Все бегает со своим аппаратом. И так нарочито фотографирует, как будто и пленки у него там нет. И при этом позы принимает. И так встанет, и эдак. И чтобы все увидели. Позер. Именно так он его определил и даже с Лизой обсудил.

И вот эта самая канадка. Да, он ее тоже заметил.

Он сравнил с Инессой. Та хоть и гренадер, но шустрая. То есть для всех дам группы у него нашлось какое-то положительное определение. Но только не для этой канадки. И вот тебе на.

– Строительство святилища было начато в 1915 году, сооружался храм в честь императора Мэйдзи, скончавшегося в 1912 году, и его супруги императрицы Секэн, умершей в 1914 году. После их смерти возникло движение за создание святилища. Здание было достроено в 1920 году. Официально Мэйдзи Дзингу открылся в 1926 году, а во время Великой восточно-азиатской войны, так японцы называют Вторую мировую, святилище было уничтожено американцами. Реконструкция существующего здания, которая была поддержана многими японцами в Японии и за границей, была закончена в 1958 году. Посетив этот храм, каждый турист осознает, что только величественный правитель смог бы превратить Японию в современное государство. Чем же прославился этот самый Мэйдзи? Есть даже такая теория. Реставрация Мэйдзи. Он поменял сознания японцев. Он приблизил их культуру к европейской. Вы только вдумайтесь. 1870 год. Появляется государственный флаг. То самое красное солнце. Красный круг. Первая газета. И рикша. Ну хоть что-то. Передвижение становится быстрее. 1871 год. Японец надел костюм, наконец-то начинают есть мясо, пить молоко, и в оборот входят деньги. Кстати, про мясо. Посмотрите на старые гравюры самураев. Они же маленькие. Все-таки совсем не есть мясо, причем веками, вредно. А тут начал меняться облик японца. В 1872 году построена первая ветка железной дороги. Токио – Иокогама. В 1883 году заработал телеграф, начали строиться каменные дома, японский император перестал чернить зубы и провел первую, как мы сегодня говорим, фотосессию. То есть вы должны понимать, что очень долго в Японии император был потомком бога. Никто толком не знал, как он выглядит. Никто никогда не слышал его голоса. Если, допустим, шли переговоры, то он что-то шептал своему помощнику, и тот уже громко транслировал другим. Такие традиции.