Елена Ронина Туман над Фудзи

– А кто полезет у нас в ноздрю к Будде? Кто смелый?

– Давайте вы сами слазите, – предложил Матвей.

– Я уже лазила, и у меня, как вы видите, все хорошо. Хочу подарить кусочек счастья вновь прибывшим.

– Я бы с удовольствием, но, боюсь, не пролезу. Или все же попробовать? – Петрович попытался было пристроиться к ноздре.

– Нет-нет, лучше не стоит! – Яна перепугалась. – Достать, конечно, достанем, но, боюсь, это займет много времени. А у нас же график. К счастью, тут нет сувенирных лавочек. И все же, друзья, давайте кто-нибудь поминиатюрнее попробует. Кто из Маргарит сегодня смелый?

– Я в такие игры не играю, – презрительно усмехнулась Марго. При этом гордо повернула голову в сторону. Матвей попытался поймать взгляд, он уже немного понял театральность любой постановки, но девушка не удостоила его своим вниманием. И даже мило улыбнулась Петровичу. Мило и хищно. Какая она все же идиотка! Матвей решил, что не сядет с ней больше в автобусе.

Рита «номер один» стояла в нерешительности. Яна, увидев сомнения в движениях девочки, тут же подскочила и схватила ее за руку.

– Давай, я тебя сейчас научу, как пролезть быстро, всего-то секунда.

– Ну ладно…

Девочка сняла заплечную сумку, передала ее отцу. Николай настроил телефон на видео.

– Постарайся развернуть свое тело и начать движение немного боком, а потом повернуться прямо уже в трубе. И тогда пролезешь за секунду.

Но что-то пошло не так. Рита застряла в трубе. Яна начала ее тянуть, Николай не сразу понял опасности и продолжал снимать. В какой-то момент стало понятно, что девочка не может выбраться. Тут уже подключились остальные мужчины. Риту достали с трудом.

– Ух, ты просто неправильно сгруппировалась.

– Или с девочкой поговорил Будда. Предупредил ее. – За спиной у Лизы стоял Саша.

– Ну она же все-таки выбралась.

– Да. Когда она наконец-то согласилась принять помощь. Ей нужна была помощь, но она ее отвергала, не принимала. А потом расслабилась и позволила себе помочь. И вот, все получилось.

– Ох, Саша, вы все же поэт.

– Я в душе буддист. Главное, что все хорошо закончилось.

Рита

Последние полгода она жила как в тумане. Нет, этого просто не могло быть. Никогда. Эта дура завидущая. Зачем? Зачем она ей про это рассказала? И теперь жизнь пошла по-другому. Она все время рылась в памяти, она все время искала и искала. Что было не так, что было странного. Сволочь Катька. Вот только сволочь сволочью, но теперь-то все становилось ясным. Все очень даже понятно. И потом. Они же ей сами пытались рассказать. Прямо так тогда и сказали. Послушай, Ритка, нам надо с тобой поговорить. Это важный разговор. Ты уже не маленькая, и ты должна об этом знать. Она хорошо помнила тот день. Они ехали на дачу. Родители впереди, она на заднем сиденье. Она даже не сразу их услышала из-за наушников в ушах. Мать подняла руки и хлопнула два раза. Потом оглянулась. Взгляд серьезный, спокойный. Рита тут же вытащила один наушник и выдвинула подбородок вперед. Мол, чего нужно? Второй наушник оставался в ухе. И что за люди? Она только поймала волну, текст входил в нее красивыми штрихами и уводил в далекие дали.

Расставание – ничто, у меня есть я.

Я – это главное. Я – это все.

Путь будет так всегда.

И независимость – наша цель. И путь он уйдет.

Все равно все предопределено.

Я – это все. Я – это все

– Ритка, вынь наушник. Нужно пообщаться.

– О господи! На два дня едем на дачу. Наобщаемся.

– Это очень важно. Папа, что ты хотел сказать? – добавила мать.

Рита потом в мелочах вспоминала этот разговор. Они не хотели обсуждать подробно, они хотели как-то вот так по дороге, между делом, между прочим. Действительно, зачем тратить на это тихий семейный вечер, сбивать настроение? Тихим семейным вечером у них будет камин, красное вино, обязательно тарелка с сыром, сверху виноград, сбоку мед. И только так. Поговорим по дороге. Коротко. Делов-то, ничего важного.

– Ну?

– Понимаешь, Рита, – заунывно начал отец. Какой он все-таки нудный. Нет в нем жизни. Сейчас долго будет читать мораль. Минут на десять. Перед разговором обязательно нужен пролог. Длинный, поучительный. С цитатами и примерами из жизни. Дальше про свое детство. Ну, и потом что-нибудь совершенно незначительное. Из разряда того, что и так уже известно.

– Понимаешь, Рита… – отец прокашлялся. – Нам кажется, пришло время, и ты должна узнать.

Боже, неужели они узнали про Кирилла? И что за люди? Ну, так бы и сказали, мол, тебе еще рано, или нам не нравится этот мальчик. Нет ведь, сейчас долго будет сначала про Ромео и Джульетту. Потом про то, что дедушка и бабушка учились в одном классе и пронесли свою любовь через всю жизнь. Потом, естественно, как папа встретил маму. Сколько там еще ехать? Господи, час десять. Ну, вот как раз. И, конечно же, в конце и им с Кириллом достанется. А как же без этого? И кто же мог трепануть? Неужели мамаша Кирилла позвонила? Ее можно понять. Увидеть у себя дома такую картину маслом. Хотя вряд ли. Тетя Вера – тетка мировая. Понятное дело, это был шок. Но она быстро взяла себя в руки. Даже поздоровалась.

– Здравствуй, Рита. А вы сегодня не учитесь?

Рита тогда не растеряюсь.

– Учимся. Кто чему. Мы вот здесь обучаемся.

Самой потом стыдно стало. И зачем она так? Уже перед уходом она зашла на кухню.

– Теть Вер, вы не обижайтесь. Это я так, с перепугу.

Мама Кирилла тогда только махнула рукой. Она сидела на высоком табурете и смотрела в окно. В плаще. В ногах стояла неразобранная сумка с продуктами. На следующий день Кирилл отчитался о проведенной беседе.

– Ни слова! Понимаешь, ни слова! Только чтобы была любовь. И что нельзя друг друга обижать. И это главное.

– Офигеть! Как думаешь, моим доложит?

– Вряд ли.

Стало быть, доложила.

– Значит… – Рита решила облегчить задачу отца. Если уж говорить на эту тему, то это точно должна была сделать мать. И лучше с глазу на глаз. Но она всегда была немного холодной, немного безразличной. Мать поправила волосы и посмотрелась в зеркало. Вот. Это самое главное и есть. Как она выглядит в данный момент.

– Пап, не надрывайся. Я все знаю. И это точно не очень и важно.

– То есть как?

– Ну вот так. Я просто не хочу говорить на эту тему. Давайте сделаем вид, что вы мне все рассказали. И все!

Отец с матерью переглянулись, но Рита уже надела наушники. Мать пожала плечами, отец включил «Серебряный дождь». И только уже после рассказа гадкой Катьки она поняла, о чем они хотели поговорить. Но ей даже в голову такое не пришло бы. В голову! И тогда она начала разматывать. Да нет, не историю своего рождения. Взгляды, поступки. И все стало ясно. Ее тут не любили.

Николай

Ему бы это никогда не пришло в голову. Очень просила жена. Ей казалось, что их жизнь неполноценная. Он устал видеть слезы, он устал успокаивать и уговаривать. Жить друг для друга. Разве это плохо? Но Соня считала, что плохо. И нужно срочно принимать меры. Николай тогда решил не задумываться, не просчитывать, не строить планы. Он с самого начала знал, что этот ребенок не сможет стать родным. Для него это невозможно. Он честно сказал жене. Но Соня рыдала, уговаривала, убеждала, что ее любви хватит на всех. На ребенка, на него, и их отношения станут только лучше. Она сразу почувствовала, что совсем малыш им не подойдет. Пусть это будет девочка, пусть ей будет годика четыре. Чтобы уже было понятно и про развитие, и про генетику, и чтобы не нужно было стирать пеленки. «Зачем тебе ребенок, если ты сразу не хочешь стирать пеленки? Ведь он все равно будет болеть. И все равно придет подростковый возраст». «Это все другое. Я сейчас исключительно про генетику. Просто оговорилась».

Да нет, жена не оговорилась. Она выбрала Ритку сама. Кудрявая блондинка. И все. Кукла. Да, она выбирала куклу. И девочка всю дорогу старалась соответствовать. Она должна стать куклой, чтобы не вернули назад. Николай никогда не видел такого разумного ребенка. То есть, если начистоту, он и вообще детей не очень много видел. Не очень-то он их и замечал. Они его раздражали всегда. Дети друзей были какими-то Маугли. Вечно или под столом, или на столе. Писк, визг. А еще самолеты. Ну кто их воспитывает, этих детей? Почему нужно обязательно бить ногами по впереди стоящему креслу? Он совершенно не страдал от их отсутствия. Живут себе в свое удовольствие. Ну, может, годам к пятидесяти он начнет переживать и голову пеплом посыпать. Но в тридцать лет его точно не волновало отсутствие детей.

Какой матерью будет Соня? Да кто ее знает! Говорят, материнство очень меняет женщину. Но неродной ребенок – это материнство? То, что Соня изменилась, это факт. Да, это был не грудной ребенок. Да, не было подгузников и стирки. Да, ребенок был на редкость послушным и удобным. Но жизнь стала другой. Но что самое ужасное во всей этой истории: из жизни исчезла радость.

Жена достаточно быстро поняла, что не справляется. Что никак не может привыкнуть к их другой жизни. У нее появились жесткие рамки. И постоянная зависимость. И она не связана с возрастом ребенка. Ты теперь живешь другую жизнь. И это не на год, не на пять лет. Это на все время. Но она держалась, крепилась, изображала счастье, наклеивала на лицо улыбку, и от этого было еще страшнее. Он же хорошо знал жену. Они, к счастью, вместе двенадцать лет. Больше всего на свете Николай ненавидел притворство. И боялся его. Это неправильно, думал он, в жизни главное оставаться собой. Нельзя жить, притворяясь, играя какую-то чужую роль. Для этого есть театр. Но здесь – жизнь. И другой не будет.

В какой-то момент Николай сказал: «Стоп. Давай будем честными друг перед другом. Ты не выдерживаешь». Соня тогда разрыдалась: «Я привыкну. Это пройдет». «Это не может пройти. Ты ее не смогла полюбить. Такую нежную, хорошенькую. Даже не понимаю, в чем дело. Мне кажется, что я больше привязался к девочке, чем ты. У тебя к ней какое-то одно глухое раздражение». – «Может, мне походить к психологу?» – «Давай попробуем».

Им тогда очень помогла женщина, которая их курировала во время непростого процесса удочерения. Она сказала главную фразу. Ту, которую им никто не говорил. И она, кстати, не говорила. Вот поэтому и вся эта кутерьма. Разочарование и рваные мысли. И бессонные ночи.

– Вы не обязаны ее любить. Вы ее взяли не для себя, это не ваша игрушка. У вас есть возможность сделать счастливым этого ребенка. Есть и деньги, и место, где жить, у вас хорошие работы, у каждого. Иначе вам бы просто не разрешили начать сам процесс. Вы – хорошая пара, у вас прекрасные отношения друг с другом. И вам пришла в голову мысль подарить семью ребенку. Несчастному, одинокому, брошенному. Вы же видели, как жил раньше этот ребенок? Вам же не понравилось? И вот вы сами, заметьте, сами, приняли это непросто решение. Подарить этому ребенку совершенно другую жизнь. Вы потратили много времени и сил, чтобы добиться этого. И вы добились. И вы действовали не ради себя, а только исключительно ради этого ребенка. Не все готовы идти по этому пути. Это сложный путь. Люди, принявшие решение взять в свою семью чужого ребенка, достойны огромного уважения. Это очень непросто. Сложно всем семьям, поверьте мне. И у всех опускаются руки, и все порой сожалеют о том, что сделали. Да, полюбить данного ребенка хотят все. И больше того, все уверены, что именно так и случится. Но! Получается не у всех. И люди теряются. Становится страшно, а как же дальше? И тут у вас есть два пути. Или вы его возвращаете, и осуждать вас я тоже не вправе. Если это решение у вас созрело и вы в нем уверены, то лучше так и поступить, причем чем раньше, тем лучше. Или расслабиться. И жить вместе. Девочка хорошая, разумная, с отличной генетикой, любит вас. Вы сделали благое дело. Вы спасли маленького человечка. Сравните свою жизнь, какой она была до, а какой стала теперь. Что вы потеряли? Напишите на листке бумаги. И что приобрели хорошего. А то, что вы этого ребенка не смогли полюбить, вы и не обязаны. Это не страшно. Возможно, еще полюбите. Идите и думайте.

КиотоПарк Золотого павильона

– Киото – это древняя столица Японии. У нас сегодня насыщенный день. Силы есть? Все в порядке? Погода прекрасная, дождей не наблюдается, но только не забываете, что вечер у нас ранний, темнеть начинает уже с четырех дня. Начинает и холодать. Куртки и кофты не забывайте.

И вся команда начала весело погружаться в автобус. Все уже друг друга узнавали, пропускали вперед, ненавязчиво шутили.

– Сначала едем к золотому павильону. Это, пожалуй, один из самых известных храмов Киото. Далее мы наконец-то отправляемся в храм Реандзи. Я вам уже рассказывала про дзен-буддизм, вот теперь все сами увидите. И после этого у нас храм Тридцати трех пролетов – Сандзюсангэн-до. Это самое длинное деревянное здание в Японии. Его еще называют храмом тысячерукой богини Каннон. Тысяча одна фигура богинь. Они приведут нас к главной статуе божества Милосердия. После обеда – один из важнейших синтоистских храмов Киото – храм Фусими Инари. Его еще называют храмом Тысячи ворот. Из-за более пяти тысяч священных ворот тории, которые были подарены синтоистскому божеству Инари. Вокруг вы увидите десятки и сотни каменных лисиц. Это посланники божества Каннон. Говорят, что ночью статуи оживают и разбегаются выполнять поручения Инари.

– Не сдохнем? – громко вздохнула Инесса.

– Выживем! – откликнулся Петрович. Он уже забыл про короткую перепалку. Или у них, у эмигрантов, так принято? Ничего не принимать близко к сердцу?

Как же красивы парки Японии! Необычны своей экзотикой, структурой, своей выдумкой на геометрию. Какие они все же рукодельные, эти японцы! Они не просто трудолюбивые и мастеровые. Они невероятно трепетно относятся к мелочам. И еще какой же у них изысканный вкус! Яна вела группу по парку в направлении знаменитого золотого павильона, не торопясь.

– Время есть. Погуляйте. Посмотрите вокруг.

– Да уж, среди такой толпы народа…

– А вы как хотели? Это мировое достояние. Всем хочется посмотреть на чудо природы. Скажу вам буквально пару слов: здесь нужно смотреть, причем больше не глазами, а сердцем. Золотой храм был построен в 1397 году по велению сегуна Есимицу. И считается образцом китайского стиля. Он включен в список государственных сокровищ. Конструкция, как вы видите, трехъярусная. Она необычна своей гармонией и симметрией. Все здесь кружевное, легкое, воздушное. И все, естественно, продумано. Красивая птица, верхушка храма – птица Феникс. Посмотрите, как грамотно вписан павильон в пространство озера. Его еще называют зеркальным. Озеро глубокое, очень чистое, и павильон отражается в нем, как в зеркале, ровно. Как и облака, и острова. Представляете, как приятно было сегуну, когда он выходил на веранду любоваться небольшими островами (самые известные тут острова Журавля и Черепахи, символы долголетия в Японии) и отражением причудливых деревьев в воде. После его смерти по его же завещанию сын превратил павильон в буддийский храм. Он прекрасно вписывался во все храмовое пространство, к которому относится и вся окружающая его природа. В 1950 году произошла страшная трагедия. Храм сгорел дотла, поджег его молодой буддийский монах, который был недоволен своей карьерой, вот он и сжег себя вместе с храмом. В 1955 году храм был полностью восстановлен.

Это действительно было настоящим чудом. Им повезло с погодой. На солнце храм сверкал, как золотой невесомый слиток. Он как будто парил в воздухе над прудом, отражаясь одновременно в воде и в облаках. Из тех впечатлений, которые запоминаются на всю жизнь именно радостными моментами абсолютного счастья.

Неожиданно Вадима с Лизой догнала Мария.

– Вадим, познакомьте меня с женой.

Лиза видела, как напрягся муж. Он поставил разговором с Марией точку в истории. Он умел это делать. А Мария, видимо, нет.

– Да, безусловно. Это Лиза, моя жена. А это Мария, родственница моей давней хорошей знакомой. Я тебе рассказывал.

– Да, вот так жизнь сводит людей. Прям-таки сталкивает. И где? В Японии. И кто бы мог подумать, что время повернется вспять. Вы же не думали, Вадим, что та история напомнит вам о себе?

– Я умею закрывать двери в своей жизни.

– Ну да, ну да. Закрыв одну дверь, мгновенно открываешь новую. А ведь не всегда в жизни так происходит. Или нужно долго ждать. Вот мы, когда эмигрировала в Израиль, все двери позакрывали. Не только себе, но и тем, кого здесь оставили. Вот племянница моя после консерватории невыездной оказалась. А мы и не знали. Мы настолько те двери наглухо задраили, что на какое-то время потеряли всякую связь. Нам казалось, что так мы всех обезопасили. Да и, честно говоря, общаться не хотелось. Потому что там нам никаких дверей не открылось. Да. Первое время жили в вагончике, работы не было. Муж начал пить, а потом просто ушел из семьи. Так сказать, бросил меня. Я осталась одна с сыном. А потом тяжело заболел сын, нужно было его лечить. И в итоге он погиб. Нет-нет. – Мария сделала успокаивающий жест рукой, видя полные ужаса глаза Лизы. – Это было все очень давно, я все пережила. Ох, столько всего было! Да, потом я еще раз вышла замуж за человека много старше меня и долгие годы была с ним счастлива. И вот Анне смогли помочь, когда она нуждалась. А сейчас я одна, и мне помогает сын Анны. Лева. Вадим, ты же помнишь Леву? Если позволите, я могу ведь говорить «ты»?

– Да, конечно. Помню. Вы меня уже спрашивали.

– Да-да. Так, собственно, я о чем? А вы Лиза – москвичка?

– Нет, я из Воронежа.

– Да, как интересно. А как в Москве оказались?

– Училась в институте, потом в аспирантуре, потом вышла замуж.

– За москвича, стало быть?

Было и в самой Марии, и в самих этих вопросах что-то неприятное. Двери у самой не открылись, так она норовила подсмотреть в замочную скважину.

– Да, за Вадима. За своего преподавателя. Вот такой богатый улов.

– Ну что вы, дорогая, вы обиделись? Я была нетактична. Не обижайтесь, прошу вас. Просто мне сейчас все интересно. Хотелось хотя бы виртуально прогуляться по улочкам, где я выросла. Думала, вдруг вы тоже оттуда. Мы же в рабочем районе росли, на Преображенке. Сестра потом выскочила замуж в Мерзляковские переулки. А я так и осталась, где родилась. Жили рядом со стадионом «Алмаз». Не знаете того района? Нет? Бойцовые, Гражданские. Такой революционный район. Современные-то революционеры все больше пили пиво в Алымовом переулке. Там была знаменитая пивная. И вот собирались там мужики и вели длинные разговоры. За жизнь. Да с большим смыслом. Мы туда с папой часто ходили. Я когда уезжала, между прочим, поняла, что зачатки моего диссидентства растут оттуда, из Алымова переулка. Да, знал бы папа, старый революционер, что в итоге мы уехали. Он бы страшно расстроился, не понял нас, и, может быть, даже лишил наследства. Да. Шутка. Какое там наследство? И вот если я и скучаю по чему, то, возможно, по этому самому переулку. Или по стадиону «Алмаз». Мы там с сестрой на коньках катались. Знаешь, мы жили в соседнем квартале от стадиона, в доме на седьмом этаже. Коньки надевались сразу же дома. И почему-то пешком, не помню уже из-за чего, мы с ней сползали по лестнице вниз, потом через дорогу ковыляли на этот самый стадион и катались до полуобморочного состояния. А потом уже чуть живые опять же на коньках ехали домой. По-моему, уже больше на четвереньках. Я очень люблю смотреть чемпионаты всякие по фигурному катанию. И каждый раз меня прямо завораживает, как фигуристы надевают на коньки чехлы, чтобы лезвия коньков не тупились. У нас чехлов не было, ни разу никто нам эти коньки не точил, и катались мы знатно. И всякие подсечки назад. Да. Вот такие воспоминания.

– И вы ни разу после этого не были у нас?

– Нет. Ни разу. И не поеду. Это я так, болтаю только. Наверняка нет уже никакого стадиона и пивной. Только расстраиваться. И потом, столько всего неприятного у меня с моей бывшей родиной связано. Нет, никогда.

Вадим просто шел молча. Как казалось Лизе, он не вслушивался, не вникал. Лиза уже отошла от самой истории, она с удовольствием слушала пожилую женщину. Она не думала, что та отвлекает ее от тишины парка, от какой-то внутренней медитации, уводит ее от японской темы все дальше и дальше. Всегда интересно выслушать чужую исповедь.

– Да, так вот, что я подумала. Мне кажется, нужно нашу Яну обязательно отблагодарить. Как вы думаете? Соберем, например, по десять долларов. Можно, конечно же, чтобы каждый сам. Но что такое десять долларов? А так соберется приличная сумма. Мне кажется, это будет очень даже ей приятно. Как вы думаете? Яна же замечательная! Столько в ней позитива, все с душой, с улыбкой.

– Да, Яна прекрасный экскурсовод, ничего не скажешь. Нам очень нравится. Ей прямо удовольствие доставляет поделиться с нами своими знаниями.

– Вот именно! – воодушевилась Мария. – Может быть, возьмете этот труд на себя? Понимаете, мне неудобно. Скажут, вот эти богатые эмигранты. Ну и потом, все же возраст. Бегать по людям, деньги собирать. А вы такая милая, у вас это чудесно получится.

– Ну да, конечно. – Лиза, услышав про возраст, тут же захотела помочь. – Правда, вроде бы тут чаевые не приняты.

– Так она же не японка.

– Это точно.

Она, конечно, поможет с чаевыми, как не помочь? Но снисходительный тон Марии больно резанул. Да, она не москвича, да, она вышла замуж за человека талантливого и яркого. И значительно старше нее. И она тогда была никто. Но Лиза никогда не хотела стать домохозяйкой, иждивенкой. Девушка всегда знала, она сама в этой жизни чего-то стоит. И старалась не просто доказать себе и другим, она просто шла вперед. Уверенно продиралась к своим собственным вершинам. Вадим сначала удивлялся, потом ему стало любопытно. Он никогда ее не останавливал, говорил, почему бы не попробовать? Возможно, он в нее не очень-то и верил. Ее настойчивость удивляла мужа и смешила. Но он не закрыл ее двери. Сам не открывал, но и не закрывал. В какой-то момент эту дверь придерживал, чтобы она не захлопывалась, а иногда и ножку подставлял. Порой просто садился рядом и говорил: «Ну, и чего рыдать? Давай посмотрим вместе».

А в какой-то момент Вадим уже гордился женой, он понял, Лиза тот человек, на которого можно делать ставку. Он сам с удовольствием занимался своей наукой, писал сложные научные работы, преподавал, консультировал, с его мнением считались, консультации хорошо оплачивались. Его нередко приглашали в интересные поездки, он присутствовал на важных переговорах. Вадим сам состоялся в профессии, и жена была ему не конкурент. А может, он был из тех редких людей, у которых отсутствует чувство ревности в профессии? Лиза часто думала об этом. Как бы сложилась ее карьера, если бы муж был обычным доцентом в институте? Поддерживал бы ее так же? Сложный вопрос.

Лиза частенько примеривала на себя судьбу Елены Ивановны Рерих. Богатая девушка дворянского происхождения вышла замуж за начинающего художника из простого сословия Николая Рериха и полностью погрузилась в его творческую жизнь. Она устраивала выставки, поддерживала, договаривалась. Родила двоих прекрасных сыновей, сама занималась их обучением, чтобы точно понять призвание и способности детей. Но в какой-то момент она сказала: «Стоп. А где тут я?» Вопрос, который задают себе сотни женщин. И очень редко мужья отвечают, как Рерих: «Все понял! Ищи себя! Иди вперед, я пойду за тобой». И это были не просто слова. Елена Ивановна отправилась в Гималаи, занялась фотографией, написала большое количество книг, разработала собственную теорию. А дальше муж и жена опять объединили свои усилия. Удивительная история двух любящих людей, любовь которых была построена на уважении.

Храм Рэнго-ин

Лиза поняла поручение буквально. Она выбросила все рекламки из конверта с программой тура, вложила туда двадцать долларов за себя и мужа и за обедом пошла по столам. Как ни странно, не все были от этого в восторге. Как будто она для себя собирала. Было и неловко, и как-то противно от всей этой затеи. Лиза подходила к жующим людям, долго им чего-то там объясняла, практически уговаривала. Да уж, как говорила ее мама: «Ситуевина!»

– Ты с ума сошла, зачем тебе это нужно? – в сердцах спросил Вадим.

– Так попросили.

– Ну и что?

– Да я и сама уже понимаю, что опять куда-то не туда меня понесло, а что делать?

– Хорошо, хоть понимаешь.

– Может, ты как-то поможешь?

– Нет уж, уволь.

Да. Он прав. Сама согласилась. Но куда теперь деваться? Не бросить же затею на середине пути? Но почему так странно реагировала группа? Кто-то говорил «потом», кто-то ссылался на то, что японцы не берут чаевых. Кто-то, правда, тут же отдавал деньги. Например, Ритин папа и Саша с Кирой, со словами: «Ну да, конечно, у нас так принято». И Петрович с женой поддержали ее без всяких слов. Ох, ну вот ведь дура, нашла приключение на свою голову. Кое-как в последний момент запихав в себя обед в японском стиле, она с понурой головой пошла в автобус. Ей казалось, что все смотрят на нее с осуждением и некоторым превосходством. Господи, давно она не оказывалась в подобной ситуации! Она пыталась еще раз вернуть время назад. Почему она пошла на поводу у этой Марии? Зачем? Вот теперь сама и виновата. Мария, легка на помине, тут же подскочила: