bannerbannerbanner
Последняя гроза

Елена Ронина
Последняя гроза

Полная версия

Глава 2. Оглядываясь назад

Суббота

8:30

Марта всегда свой день начинала с небольшой прогулки по саду. Она вставала первой. Подозревала, что Гриша просыпался раньше, но он никогда не гулял по утрам, всегда спускался к завтраку к положенному времени. Как-то во время своего утреннего променада она обернулась и увидела его стоящим у окна и смотрящим вдаль. Он тогда тоже ее увидел и тут же отошел вглубь комнаты. Почему? Как будто его застали за чем-то постыдным. Это его усадьба, его дом, его парк. Он на все это тратит кучу денег. Почему же не полюбоваться, не погулять? Не завести собаку, в конце концов? Мечта Марты. Ей всегда хотелось собаку. А лучше даже несколько. Тогда бы она могла себя почувствовать настоящей королевой. Хотя она и так чувствовала. Особенно в эти утренние часы. Все спят. Тишина. Только она, деревья и ее цветы.

Марта, как всегда, прошлась к речке, постояла немного у раскидистого дуба, подумала о том, что жизнь, безусловно, несправедлива, вот и Гриша ушел трагически рано. Он, конечно, болел и не очень-то жаловал ее, Марту. Да, она точно знала, что раздражает его. А уж когда она заикнулась про собак, он и вообще посмотрел на нее как на полоумную. Она помнит, как зашевелились у него желваки на лице, как огонь загорелся в глазах. М-да. Инфаркт этого человека мог хватить не пять лет назад, а значительно раньше. Это же не человек, а сплошной эмоциональный взрыв! Ходячая водородная бомба. Разве можно так жить? И потом, эмоции Григория Андреевича были исключительно отрицательными. Ну как можно жить в абсолютной ненависти ко всем? Особенно доставалось тем, кто живет рядом. Его раздражали все. Дочь – туповата, внуки – оболтусы, Лешка ворует инвентарь. Это он точно знал. Господи! Кому нужны его старые грабли? Тем не менее сам ходил методично их пересчитывать. Марте даже было его жалко. Бедный, никем искренне не любимый, одинокий. Ей невдомек было, что Григорий Андреевич точно так же в ответ жалел Марту. Она была уверена, что тот ее с трудом терпит. Мол, такой у него крест…

Марта вспомнила свой первый приезд в этот дом.

У младшей сестры все тогда было не слава богу. Через пять лет после замужества Галина наконец-то осознала, что за деньги выходить замуж нельзя. Жить с нелюбимым мужем – это не просто неприятно, иногда это бывает опасно. Ее звонок перепугал Марту до полусмерти. Галя, захлебываясь, рыдала в трубку:

– Приезжай!

– Что-то с Вероникой?

– Он нас увозит!

– Господи, говори толком! Что произошло? Куда увозит?

Марта, бросив все дела, рванула в Москву, но по дороге получила совсем другой адрес. Пришлось доехать до вокзала, сесть на электричку, потом еще ехать автобусом.

Она хорошо помнила те свои самые первые впечатления. Уже темнело. И первое, что поразило, – насыщенность воздуха. Воздух был плотным, тугим и пах сиренью. На дворе стоял май, в тот год буйно цвела сирень. Цвести-то она цвела, но вот чтобы такой запах… Хмельной аромат буквально сбивал с ног. Тогда Марта подумала: «Ну что ж, если это и тюрьма, то тут можно написать „Муму“».

А потом она увидела дом. Он тогда не был таким большим: два флигеля по обе стороны достроили уже потом. На возвышении стоял аккуратный двухэтажный особняк светло-салатного цвета с белыми колоннами. Огромные окна по всему периметру, включая крышу, горели изнутри – видимо, во всех комнатах был включен свет. Дом походил на маленький дворец. В голову пришла мысль о летней резиденции короля. Перед домом – пожухлая трава, вдалеке – роща. Да, ее первое впечатление от дома было восторженным. Место, достойное жизни уединенной, но богатой и респектабельной. Простор и свобода. Да-да, именно об этом она подумала. Здесь можно жить. Она бы этого точно себе желала.

Из дома навстречу Марте выбежала Галя с трехлетней Вероникой на руках, вслед за ней быстрой походкой шел Фролов.

– Твоя сестра – дура! Дура и истеричка!

Не поздоровавшись, он сел за руль своего автомобиля, дал по газам, чуть было не наехал на сестер, круто развернулся и уехал, испортив и без того плешивый газон.

– Что тут происходит? Ты сможешь мне объяснить?

Марта уже догадалась, что она опять повелась на рассказы своей сестры. Никто никого не крал, не принуждал. Она не раз пыталась объяснить Галке, что муж ее – человек суровый, но неплохой. И если она его не любит, то это не значит, что он делает что-то для нее специально опасное и неприятное. Как и этот дом. Выяснилось, что это подарок мужа на Галины тридцать лет.

– Ну как он мог?! Вбухал такие деньги! Ремонт тут сделал! Ты видела, в какой цвет он дом покрасил? Видела? И что, я должна была обрадоваться?! А главное, я теперь вот тут должна жить! – И Галя разрыдалась еще сильнее.

Марта хорошо знала свою сестру. Знала, что сейчас она поплачет, а потом разберется и будет опять смотреть на нее свысока. Мол, где ты и где я.

Марта осталась в усадьбе, не возвращаться же домой на ночь глядя, благо спален было достаточно. Спала как убитая, проснулась рано, выглянула из окна второго этажа и задохнулась от невероятной красоты. Кто ж так мог все придумать и организовать? Будто ангелы занимались благоустройством этого места, так органично дом был вплетен в природу. За окном простирался огромный парк с вековыми деревьями, вдалеке под горкой просматривалась речка, к которой вела длинная лестница. Лестница широкими ступенями спускалась вниз и терялась в водной ряби. Тогда она раз и навсегда влюбилась в это место. Прав Фролов – дура ее сестра. Но об ушедших либо хорошо, либо никак.

Что она тогда почувствовала – зависть? Свою полную никчемность? Да нет, скорее это было полное опустошение. Когда понимаешь, что живешь зря. Почему одним все, а другим ничего? Влачит свое существование. Хотя она достойнее. Марта всегда была умнее Галины, талантливее. Но вот повезло Гальке. Зацепила богатого парня. Хотя не то чтобы и очень богатого. Но хваткого. Свой небольшой бизнес смог приумножить, взял кредит, прокрутился несколько раз. Оглянуться не успели, как он уже купил иномарку, потом большую квартиру в Москве, дом построил в ближнем Подмосковье. И вдруг на тебе. Решил заделаться не то графом, не то барином.

Между сестрами никогда не было полного взаимопонимания. Разница два года, а в отношении к жизни и сама жизнь – пропасть. Могли не перезваниваться неделями, общались от праздника к празднику. Марта не представляла себе, с кем общается сестра, чем живет; в те редкие моменты, когда они встречались, ей казалось, что с мужем их связывают какие-то товарно-денежные отношения, не более того.

Марта долго сама себе не сознавалась, что в какой-то момент Галя начала своим поведением выводить ее из себя. Бесило в сестре все: ее жизнь, ее самомнение, то, как она потребительски относится к мужу, как неправильно воспитывает, а вернее сказать, не воспитывает дочь. При этом апломба и самомнения – хоть отбавляй. По мнению Марты, ничем не обоснованного.

Или все же это была зависть? Марта долго не могла себе в этом признаться и с этим смириться. Неужели она завидует? Нет! Нет! При чем тут зависть?! Это же банальная несправедливость! Даже Гальке как-то мораль прочитала на тему: «Родители всю жизнь пахали, а всего этого не имели. Как тебе только не совестно?»

Галька тогда окрысилась:

– И что? Всем прикажешь в саклях жить, в туалет на улицу бегать?

– Господи, еще б ты умная была, я бы поняла. Ты хоть знаешь, кто в саклях живет?

Тогда они сильно поругались. Даже не общались долгое время. Но как-то Галя опять позвонила. Уже без слез и истерик. Но по тому, как она сказала: «Приезжай», Марта поняла: а вот теперь действительно нужно бежать.

Они сидели на скамейке у речки, и сестра рассказывала, что жить ей осталось полгода. То, что муж ее любит, она поняла, когда заболела. Жалела, что поздно. Несправедливо поздно. А с другой стороны, для них это было золотое и самое счастливое время. Почему у этой семьи все так? Все через боль и через страдание?

Марта вздохнула и пошла обратно. Природа все-таки лечит.

* * *

Марта потянула на себя тяжелую дверь, по привычке оглядев хозяйским взглядом ручку и рисунок на дереве.

Дверь – это первое, что видит гость. И дальше прихожую. Хорошо иметь прихожую маленькую, быстро запихнул все в шкаф, обувь – в галошницу, пол подмел, и порядок. А когда только холл шестьдесят метров – так не получится. Она специально поменяла плитку на мелкую черно-белую в шахматном порядке, чтобы не нужно было пол протирать постоянно. На предыдущем белом мраморе грязь видна была сразу. Цветы в напольных вазах она сама расставила только вчера.

Марта придирчиво осмотрела каждый цветок, каждую ветку и травинку. Все в порядке. Композиции получились изысканными и лаконичными. К сегодняшнему мероприятию – то что надо. Строго и дорого. Завтра она, конечно, все поменяет.

Своими букетами Марта разговаривала с людьми. Это был не просто букет, это было ее высказывание. И пусть никто, кроме нее, не понимал, что она имела в виду, Марте на это было наплевать. Главное, она сказала все, что хотела. И если ее не поняли, это их проблемы, не ее.

Ее сегодняшние букеты посвящались Грише. Только ему одному. Темные розы, много лаванды и вейник. Гриша-Гриша… Несломленный, одинокий, непримиримый. От него никому и никогда не было тепла. Как же тяжело ему жилось. Роза в окружении по́росли травы… А может, он просто не мог найти себе равных? Так и есть. Новых искать не хотел, перевоспитывал тех, кто рядом. Жестко и жестоко. Марта вздохнула. Букеты прекрасные…

Немолодая уже женщина легко поднялась на второй этаж. Никто не давал ей семьдесят один год. В одной из книг прочитала про второй и третий возраст. На второй она уже не претендовала, а вот третий, как ей казалось, у нее в самом разгаре (до четвертого еще далеко). Она много работает, сама принимает решения, ну и выглядит неплохо. Марта знала свой конек – рост и фигура, что вместе давали статность. Подчеркивала прямую спину и длинную шею короткой стрижкой, каждое утро начинала с йоги, следила за питанием. Нужно поторопиться. Скоро завтрак.

 

В конце коридора второго этажа стояла девушка с розовыми волосами. Из одежды на ней была только мужская рубашка. Девица не отрываясь смотрела через огромное овальное окно в торце коридора на открывающийся взору парк. Понятное дело, редко кто оставался равнодушным к божественному виду, открывающемуся из окна. Хотя бывали индивидуумы, кто проходил мимо, совершенно не придав никакого значения картине в окне, которую точными движениями кисти создала сама природа. Марта остановилась, рассматривая девушку. Стало быть, к прекрасному тянется. Но недотягивает, судя по цвету волос. Видимо, новая пассия Валентина. Только этого им сегодня не хватало.

* * *

Аня выглянула за дверь. Все понятно. Он привез ее в загородный отель. Сегодня таких много. Видимо, совсем небольшой. Как их сегодня называют? Бутик-отель. Вот только почему комната без туалета? Странно. Достаточно просторный коридор, несколько дверей. Стало быть, туалет на этаже. Ну куда деваться? Не бросил, место на первый взгляд приличное. Она не удержалась, чтобы еще раз не выглянуть в окно. Вот это вид! Бывает же такое. Настоящий парк из старинного романа. Широкие дорожки, посыпанные гравием, по краям дубы покачивали кронами, словно приглашая на медленный менуэт, а вдалеке речка с пристанью. Белая лестница с белыми же перилами, фонарные столбы и привязанная лодка у причала. Ну дела.

– Вы ищете дамскую комнату?

Анна вздрогнула от неожиданности. Позади нее стояла высокая дама средних лет, полностью седая, с аккуратной стрижкой. Черный брючный костюм в японском стиле, широкие брюки, кофта с запахом и колючий взгляд. Кто это? А может, ее привезли в какой-нибудь бордель? Тут же старинный парк в голове Анны превратился в закрытую зону, а дама – в сутенершу. Анна неуверенно произнесла:

– Хотелось бы.

– Вы знакомая Валентина? – продолжила допрос надменная дама.

– Да.

– И вас, деточка, учили выходить без штанов из спальни?

Вроде пронесло, не сутенерша. А кто?

– Кто ж знал, что выход будет не в туалет.

– Действительно, никто ничего не знал. Откуда вы только такая свалились на нашу голову? Ванная по коридору, слева.

И мадам удалилась.

Аня шмыгнула обратно в комнату, натянула джинсы и начала трясти Валентина.

– Эй, я быстро в туалет, и готова отъезжать.

Валентин мычал что-то нечленораздельно.

– Этого мне только не хватало. Ну ладно. Переживут, если воспользуюсь их туалетом.

Глава 3. Утро в усадьбе

Суббота

9:30

Субботнее утро в усадьбе начиналось по строго заведенному обычаю. Завтрак семья обязательно проводила вместе. На утро субботы никто и ничего не планировал. Ровно в десять утра все члены семьи обязаны были собраться в столовой. Это было требованием главы семьи. Главы семьи уже нет, но, судя по хлопающим дверям, на завтрак собирались как обычно.

Марта проследила, чтобы девица скрылась в комнате племянника, и несколько раздосадованная вошла в кухню.

Сколько времени здесь не было ремонта? А ведь она говорила! И что? Григорий считал, что все это блажь. Мол, десять лет назад ремонт уже делался. Что может случиться с мраморными подоконниками, гранитными столешницами и дубовыми панелями? Ясно, что ничего. Но выходит из строя техника, ржавеют от воды краны, да и мебель морально устаревает! Сегодня совсем другие шкафы, механизмы, декор.

Марта еще раз обвела взглядом кухню. Лучше бы она не ездила с месяц назад в гости к Василисе. Жучка. Позвала ее специально похвастаться. И главное, повод нашла, от которого Марта ну никак не могла отказаться. Знала слабость соседки: новая орхидея. А на самом деле она кровожадно ждала реакции Марты на новый остров посреди отремонтированной кухни. Марта не подвела. Лицо ее побледнело и слегка перекосилось.

– Давай залазь! – радостно пригласила Василиса якобы подругу сесть на барный стул.

– А это зачем? В твоем-то возрасте? Не боишься сверзиться?

– На такой кухне и помереть приятно! Если вдруг перевернусь и башку расшибу, так и знай, померла в полной гармонии с внутренним миром.

Василиса, несмотря на габариты, ловко взгромоздилась на барный стул.

– А тебе Гришка так денег на ремонт и не дает?

– Я пока не просила.

– А и попросишь – не даст. Куркуль он! Я тут намедни решила меценатом стать. Хор один проспонсировать. Сходила на концерт, понравилось. Я их сдуру похвалила. Они мне письмо. Мол, уважаемая, то-се. Дай денег! Думаю, дело божье. Поют прям как ангелы! Но денег просят много – все ж жалко… Решила твоему позвонить. Давай, говорю, Григорий Андреевич, поучаствуем! Люди поют, как божьи ангелы! А репетиции свои проводят в сырых подвалах. Давай им помещение проплатим для этих самых репетиций, чтоб глотки почем зря не рвали. Рояль, может, купим. Пусть, говорит, себе надрываются. Никто их не заставлял связки рвать. Кто их слушает? Ты? Кстати, тут он и про тебя еще упомянул. Говорит, или подружка твоя тоже в эти секты песнопения ходит?

– Ну что ты несешь? – Марта аж передернулась.

– Рассказываю, как дело было. Говорит, шли бы лучше работать. Нет, не мы с тобой. Эти! Певцы! Вон у нас на производстве рук не хватает. И зарплаты прекрасные, и химикатов никаких. Вот такой он человек. Наш уважаемый Григорий Андреевич. Никакого понимания, – закончила не без злорадства.

– Ну я, в принципе, с ним согласна. – Марта пыталась «вернуть на место лицо», не выдать свою подавленность и удержать голос, чтобы не дрожал. На хор было плевать, но вот кухня…

Вот ведь баба! Ну ни копейки в своей жизни не заработала, только мужиков обдирала, а делает все, что пожелает. И главное, не копит, не откладывает. Швыряет деньги направо и налево. Ну вот к чему, к примеру, дома ходить в этом бархатном пальто?! Это же неудобно! Исключительно чтобы насолить Марте! И ведь добивается своего! Ну ладно, от вида пальто Марта даже получила некое удовлетворение. Безвкусное творение якобы модного дизайнера, а на сегодняшний день еще одного близкого друга соседки Василисы, делало ту еще квадратнее. И все равно Марта злилась. Почему? Разве можно сравнивать ее и Василису? Она сама всегда занималась своей фигурой. У нее безупречный стиль. Она выглядит соответственно возрасту и статусу. Дорого, стильно и просто. И всегда с идеальной стрижкой седых, чуть подкрашенных волос. Не то что эта. Три пера на голове, на ресницах тонна туши, видать, еще «Ленинградской». Поплевала в коробочку и щеточкой натерла сначала брови, потом несуществующие ресницы.

Но кухня! Этот остров! Прямо в остров встроена раковина. Это ж надо так придумать… А какая столешница! Идеально гладкая, цвета айвори. Как такое могло случиться, что безвкусная Василиса вдруг выбрала идеально нейтральный и тем самым богатый цвет? И какие удобные эти стулья… Это же совсем другое дело. Не устает спина, обзор на все стороны…

– Хряпнем? – деловито предложила Василиса.

– Давай! – мрачно согласилась Марта.

Да, Василиса оказалась права, Гриша после ее доклада про кухню резюмировал:

– Тем более денег не дам. Еще я с Васькой соревноваться буду.

– При чем тут Василиса?

– При том, что зависть – чувство поганое, сам борюсь, знаю. И закончили дискуссию.

Закончили. А что теперь? Теперь имеем то, что имеем. Никто не знает, что оставил Григорий после смерти. И главное, кому?

По дороге на кухню Марта заглянула в столовую: все накрыто, как всегда. Ну вот и хорошо. На кухне уже суетились Алена и их повар Люся. Как может какое-то событие повлиять на наши взгляды? Марта прекрасно понимала, сколько Алена сделала для Гриши, а стало быть, для всей их семьи. И вот Гриша ушел в мир иной, и Марта уже смотрела на помощницу зятя другими глазами. Понятное дело, виной всему завещание, которое будет зачитано вечером.

Марте казалось, что Алена уже не так расторопна и смотрит на нее свысока. Какой кошмар. Неужели Грише хватило наглости оставить ей свои деньги? И это при живой-то дочери?! И потом, сама Марта, она, в конце концов, тоже здесь не последний человек.

Надо взять себя в руки. Ей все это только кажется. Нервы и стресс. Надо думать о здоровье, а не о деньгах. С другой стороны, какое здоровье без денег…

– Всем доброго утра! Мне кажется, у нас гостья. Люся, вы в курсе?

– Да, Алена предупредила, видела вчера ночью, как Валентин тащил на себе какую-то девицу.

– Доброе утро, Марта. Ну не то чтобы прямо тащил. Люся, так я не говорила.

Люся всегда была немного беспардонна, чего удивляться. А вот то, что не поздоровалась, Марта про себя отметила. А что с ней теперь здороваться? Она и раньше была тут не понять кем. Так, заведующая садом и экскурсоводами. А теперь и подавно. А Алене, смотри, как улыбается. Нет, этого ей не перенести. На глазах выступили слезы.

– Марта, у вас все в порядке? – сбоку тронула за плечо Алена.

– Да, да. – Марта попыталась взять себя в руки. – Сложно, конечно, времени-то совсем немного прошло. И уж точно гости сегодня совсем некстати. – Про себя подумала: «Гриши нет, и порядка нет».

– А Вероника в курсе?

– А она дома ночевала? – опять вставила Люся.

– Извините, но мне кажется, это не совсем ваше дело. Или даже так: совсем не ваше. – Марта решила, что это хамство терпеть совсем ни к чему.

– А что я такого сказала? Да вон, бежит! Слышите? Разговоров на весь коридор.

Марта отметила краем глаза, что Алена тут же вышла через арку в столовую.

В прошлую субботу было не до завтрака. А что, интересно, будет сегодня? Как поведет себя Алена? Гриша строго следил, чтобы его личная ассистентка, как он ее называл, тоже присутствовала за столом. Сначала это было действительно необходимо, потом члены семьи к этому привыкли. За пять-то лет. Как привыкли к взбалмошной Люсе. Готовит хорошо, очень чистоплотная. А то, что характер непростой? А кто сегодня без характера?

Вероника, как всегда, ворвалась ураганом. Нет, ну в кого она такая? Ее мать никогда не была шумной. Предпочитала молчать, в случае чего – гордо плакать. Немножко осмелела при Грише. Гриша был жестким, но степенным. Была в его степенности даже некоторая зловещесть. На него похож старший сын Вероники, Витя. А Вероника пошла сама в себя.

– Всем привет! Господи, как это все пережить? – Она подошла к Марте и громко чмокнула ее в щеку. – Марта, это правда, что ты не отменила праздник цветов?

– А как я могла его отменить? Мы же музыкантам заплатили полгода назад.

– Кошмар! У нас тут еще и музыка будет?! Ты с ума сошла? Что скажут люди?

– Да люди все равно ничего доброго не скажут. Но билеты я продала давно, и деньги уже все потрачены. ТЫ будешь людям деньги возвращать? Я вообще сейчас не очень понимаю, мне по финансовым вопросам к кому обращаться?

Вероника на какой-то момент задумалась, потом обреченно махнула рукой:

– Ко мне, естественно, но у меня нет.

– То-то и оно. Поэтому праздник отменять не будем. И прекрати все время пить воду. Графин уже выпила.

Марта не знала, как еще сделать замечание племяннице по поводу ее внешнего вида. Волосы забраны в немыслимый хвост, круги под глазами, руки трясутся. Всегда худая Вероника за эту неделю превратилась в жердь. Да, нервничали все в этом доме. Что-то их ждет впереди.

* * *

– Эй, просыпайся, куда ты меня приволок? Что это за графские развалины?

Валентин пытался прийти в себя и вспомнить, почему эти розовые кудри сейчас нависали над ним, еще и шипят, и трясут его?

– Боже, что от меня еще нужно и который час?

– Десять скоро! Тут по коридору народ ходит не то в пижамах, не то в вечерних платьях. Просто какой-то «Великий Гэтсби». Может, тут кино снимают?

– О боже! Да, нужно как-то встать. У нас тут по субботам в десять обязательный завтрак. Вечернее необязательно, но твои волосы явно будут неуместны!

Валентин обеими руками тер лицо, ерошил волосы, таким образом пытаясь прийти в себя.

– У кого это у вас? Ты что? Хочешь сказать, что здесь живешь? Этого еще не хватало. Вызови мне такси, у меня телефон разрядился.

– Слушай, вообще ко мне какие претензии? Ты чем-то недовольна? – Валентин сел на кровать, но пока еще не очень соображал, что происходит. Отвечал на автомате. – Или я должен был тебя бросить в совершенно непотребном виде в ночном клубе? И потом, я хотел тебя куда-нибудь отправить, но ты так адрес и не смогла произнести, а как увидела мою машину, просто упала в нее, и все.

– Господи. Кошмар какой. Или я должна сейчас извиниться? Извиняться не буду, но признаюсь, что это стыдно. Ладно, давай уедем, пожалуйста. Ну прошу тебя.

Валентин уже сидел на кровати достаточно ровно и пытался прийти в себя.

– Ладно, сейчас быстро умоюсь, и решим вопрос. Жди.

 

На обратном пути Валя все-таки заглянул на кухню.

– Я только выпить стакан воды.

Он быстро оценил ситуацию и понял, что зашел зря. Мать явно в боевом настроении, Марта, как всегда, с поджатыми губами, Люся что-то напевает невпопад.

– Хорошо, но для начала можно было поздороваться.

– Конечно, мам, прости, бонжур всем присутствующим.

«Бонжур» настроения никому не добавило. Мать стояла с каменным лицом, как боксер перед боем. Явно вчера выпила лишнего. Но он и сам хорош, вот только-только начал приходить в себя. И все же мать у него чертовски яркая женщина. Даже в этом своем безумном похмелье.

– Это правда, что у тебя гостья? Ты ей вызвал такси?

Опа! А вот это Валентину уже не понравилось. Что это за манера не просто руководить, но и попрекать? Или она уже почувствовала себя тут хозяйкой? Ок. Он не против. Только он такой же член семьи. Он за уважение и равноправие. И не потерпит этот снисходительный тон и указания сверху. Внезапно Валентину стало противно. И вот эта нервная дрожь матери, и тупая беспомощность Марты. Что это за тон? И сразу же была перечеркнута и красота, и аристократичность.

– А знаешь, я подумал, что отвезу ее сам.

Выдержав короткую паузу, добавил:

– После завтрака.

– Не выдумывай! Какой завтрак? Нам нужно многое обсудить. Не забывай, вечером общий сбор. Девять дней папе. Придут люди. Как я их всех ненавижу. И нечего на меня сейчас так смотреть! Это для меня горе! Всем остальным только любопытно! Но никуда не денешься, их позвать на девять дней мы были обязаны. Господи, дай мне силы все это пережить!

Как все-таки мать изменилась за последние годы. А ведь они дружили. Валентин всегда ее жалел. Он видел, как несправедлив к ней дед, как снисходителен порой отец. Да и с Витькой она хлебнула. Приезжая на каникулы, он замечал, как мать менялась. В какой-то момент она вдруг резко занялась собой, похудела, начала стильно одеваться, но одновременно в ней появилась жесткость деда и безразличие ко всему, что ее окружало. Разве что при Валентине она опять становилась прежней. Мягкой и беззащитной. И вот надо же, расплакалась.

– Мам, ну ладно тебе. – Валентин подошел и обнял мать. Вероника тут же прижалась к его плечу.

– И потом этот Емельян! Валька, за что мы ему платим деньги? Какое-то завещание! При чем здесь завещание? Они что? Тоже должны присутствовать? Валя, ну объясни мне!

– Мама, платим ему не мы, а дед. Прости, господи, прости меня. – Он понял, что сморозил глупость. Какой еще дед? Нет уже деда. Сегодня как девять дней нет.

– Ничего, я сама не могу пока еще привыкнуть. Меня трясет от этой неопределенности. Почему завещание будет зачитано именно сегодня? К чему этот официоз? Или все эти люди тоже наследники? Как ты думаешь?

– Почему, собственно, нет? К примеру, Митрофанов. Он его друг.

– И что?

– Мам, давай не будем. Вечером все узнаем. Ни к чему сейчас нервничать и переживать. И пусть Аня остается. Она как раз разрядит обстановку. Надоело это напряжение. При чужом человеке вы, может, будете себя держать в руках и хоть на какое-то время перестанете собачиться.

– Как скажешь. Ты умный. Валька, хоть ты не бросай меня.

– Мам, ну чего ты? Ты же видишь, я здесь, я приехал. Я с тобой.

Вероника никак не могла остановиться. Она плакала, прижималась к сыну.

– Веди кого хочешь, только не пропадай. Не бросай меня. Хоть Маня, хоть Таня.

– Аня.

– Так я же и говорю…

Аня уже надела пиджак. Увидев Валентина, накинула на плечи рюкзачок.

– Готова? Молодец. Сначала позавтракаем.

– Тут есть кафе?

– Можно и так сказать. Пожалуйста, ничему не удивляйся. Постоянно за своих родственников я извиняться не буду. В конце концов, ты будешь есть их еду.

– Я могу не есть.

– После завтрака мы сразу уедем.

1  2  3  4  5  6  7  8  9  10  11  12  13  14  15  16 
Рейтинг@Mail.ru