Иллюстратор Елена Константиновна Кузнецова
© Елена Рид, 2017
© Елена Константиновна Кузнецова, иллюстрации, 2017
ISBN 978-5-4485-1762-4
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Добрый день, дорогой читатель. Меня зовут Елена Рид. Книга, которую вы держите в руках – часть меня, искренняя и настоящая. Недаром говорят, что книги – это дети: мне и страшно отпускать эту часть от себя, и чувствую, что пора. Стихотворения, помещенные в этот сборник, написаны с 2011 по 2017 год. Какие-то из них публиковались в альманахах «Ликбез» и «Зима-2016», но значительное их число видит свет в первый раз (паблики вконтакте и интернет-ресурсы типа Стихи.ру я не считаю, хотя для многих авторов это верное средство быть узнанными). Сборник разбит на три главы. В первую из них – «Любимые не чувствуют любви» – вошли стихотворения преимущественно о любви (влюбленности, страсти) несчастной, невзаимной и даже жестокой. Как говорят создатели креативных питерских антикафе и коворкинг-пространств, «творите там, где вас вдохновляет». Так получилось, что существенный кусок моей жизни и творчества был вдохновлен такими чувствами. Вторая глава «Заповеди речи» дала название всему сборнику. Возможно, именно там вы найдете стихотворения, которые понравятся вам уравновешенностью и философичностью. Третья – «Весна в крови» – включает стихотворения, которые либо были написаны недавно, либо, по моему субъективному мнению, универсально хороши и достойны завершать этот «парад тщеславия». Я долго не решалась издать свою книгу: мне препятствовали как натренированная скромность, так и объективная самооценка – мои творения талантливы, но не гениальны. Но если вас, читатель, что-то «зацепит», что-то вам запомнится, покажется близким, может быть, поможет лучше осознать собственные чувства и переживания – это будет для меня радостно и ценно. Спасибо!
Мы в черно-белой гамме. Я тебя
не чувствую какой сегодня лунный
наступит день, и меряю, скорбя,
грудную клетку инструментом струнным,
наполненным прозрачной пустотой.
Водой дышу и воду выдыхаю
я инструмент, пожалуй, духовой,
совсем простой. И ничего не знаю
о лестничной площадке узкой той,
где встречи не бывают судьбоносны.
В судьбу не веришь, встретишься с судьбой
как и у всех, костлявой и безносой,
так лучше верь. Не веером отбив
удар судьбы – чужим влюбленным телом —
ты самурай, но как же ты труслив,
и бледностью тягаться можешь с мелом.
Но я терплю, не буду в дураках,
ни в дурах, ни в шутах, ни в королевах,
не карта я, не про меня рукав,
зазор в стихах и поворот налево.
Смешно подумать – я ли эта я,
что так в плечо твое стремилась вжаться,
туристка, испугалась, там змея! —
как будто больше нечего пугаться.
Я знаю, ничего не обещал
ни рот красивый, ни шальные пальцы,
но мне, покуда лед не затрещал,
так не хотелось снова превращаться
в форель и уходить на глубину…
я только-только разучила ноты,
но я себя никак не обману —
я полюбила, точно зная, кто ты.
Тот интересен, кто делает первый шаг.
Он же первым утрачивает интерес.
Я отвернулась, и это дурной знак.
Я отвернулась раньше, чем ты исчез.
Пускай не камень у тебя в груди,
Но вряд ли разорвется от испуга.
Не можешь уберечь – не заводи
Любовницу, собаку или друга.
А ты не можешь. Так не выходи
Из намертво очерченного круга.
Сумрак сгустился, и к берегу лодка пристала.
Я извлекаю раненого Тристана.
Он некрасив и покрыт чешуей драконьей,
запах из лодки далекий от благовоний.
Порасторопней рабы, порезвей кони,
и я бы спасла его от боли и от погони,
для королевского трона, для новой бойни;
раны сочатся гноем, глаза – слезами исходят,
и по щеке моей она пальцем бредовым водит,
и жалуется, что не может от льва и вепря
меня защитить, принимающим форму ветра
каждым новым словом меня все сильней ранит.
Боги, когда же она говорить перестанет?
Руки находят руки, и рвутся струны.
Червонный закат прижигает мои струпья,
И я уверяю – ни в чем ты не виновата,
Ты – это только зеркало в час заката.
Я – это холод наполненной кровью ванны.
Мы – это просто опера. Просто Вагнер.
Янтарный вечер как награда
За целомудренную жизнь.
Для нас с тобою не преграда
Колокола и этажи.
Запреты, догмы и уставы
С тобою рядом не нужны.
Остры клыки и когти правы
Для похищения княжны.
Горячий конь, седок ретивый,
Глухие выстрела хлопки.
Перебирает ветер ивы,
Как археолог черепки.
Я задержалась на балконе
Вечерним воздухом дышать,
Луна восходит, но не тронет
Греха не знавшую кровать.
Не советую рассвет просыпать
Тем, кто горечью луны увлечен,
По утрам её особенна стать,
И поводит обнаженным плечом,
Утром взор её терзающий смел,
Ярче, пристальней, но ты не робей,
Скоро солнце выпустит стрел-
Ястребов на её голубей…
Но я брежу… ночью голуби спят.
Только совы да нетопыри
принимают на себя её взгляд,
да скрываются от взоров зари.
Кто сказал, что перед светом темней
ночь любая, знаю, это не так.
И охотник загоняет коней,
в поле рыскать отпускает собак.
Солнце, солнце, положи на седло,
да свяжи ее горячим лучом.
Пусть не смотрит так тревожно и зло,
Не поводит обнаженным плечом.
Красиво и сильно.
И вот тебе мой ответ.
И в каждой новой попытке все меньше смысла.
На хрупкой ветке привычно тяжелый снег
Скользким хамелеоном прилип, затаился.
В четыре часа утра из окна луна
Видна, как пронзительное указанье пальцем.
Опомнись, что делаешь, это твоя вина.
А я не могу заставить себя расстаться…
Или мне кажется. Я же любитель слов,
Иллюзий и лишних, потусторонних звуков…
Спокойной ночи, приятных, цветных снов,
А также жены, долгой жизни, детей и внуков.
Моя луна покинула меня.
Пока не знаю, к лучшему ли это.
Я на свое письмо не жду ответа,
Как не дождусь прихода дня,
В конверт окна удар лучей,
окно конверта
и отворот воротника,
и поворот наверняка…
Не заблудись.
Воспламеняя, трогала запястья,
браслетами железными звеня.
С такой усмешкой дивной.
С плохой улыбкой
ненасытной лени,
моя луна меня опередила,
и ускользнула серебристой рыбкой.
Моя луна покинула меня.
Досужие пусть мелют языки,
Пленяясь неразгаданной загадкой,
Но впитывать тепло твоей руки,
Беспомощной и столь на ощупь гладкой,
И аромат божественных волос
Вдыхать, луны сиянием облитых,
И голос твой, трепещущий от слез,
Не прерывать: в одном движеньи слитых,
Читать твои уступку и отказ
(Я наблюдаю за тобой украдкой —
Для этого не требуется глаз) —
Вот для меня вершина муки сладкой:
О слепоте нимало не скорбя,
Тебя не видя, чувствовать тебя.
Прояви силу воли. Хотя бы один вечер
Не гляди на него в собрании мертвецов.
На пиру нечестивых не слушай его речи,
Посвяти свое время почтению праотцов
И пророков прочтению. Право, тебе воздастся.
Перестанут болеть глаза, прекратят ныть
Твои руки, полны желанием. И бояться
Перестанешь сама, что он больше говорить
Не захочет с тобой, и вдруг обольет презрением,
За то, что ты так несдержанно жаждешь встречи.
Прояви силу воли, побереги зрение —
Не смотри на него хотя бы один вечер.
А ты – спи… проснешься – не открывай глаза,
как в голливудских фильмах, распахивая их сразу оба.
Какая у тебя отточенная слеза,
она, как копье, вонзается мне под ребра,
мой щит отброшен, я выбита из седла,
на кресте себя, каюсь, даже воображала,
все, чего я ждала – твоего кинжала,
твоего милосердия – вот, чего я ждала,
но этого мне оказалось ничтожно мало.
Любимые не чувствуют любви,
они настолько свыклись, слиплись, слепы
и глухи, ощущения в крови
все лгут, беспечны цели и нелепы
пустые стрелы, выдранные вдрызг
из ран разверстых вспоротой одежды,
клоками кожа, новой плети свист,
моя любовь – как ненависть невежды,
но сам я добродетелен и чист…
ничком повержен, навзничь опрокинут,
прикосновений не узнавший лист,
белее снега, скомкан и покинут,
не взят, не выбран… где теперь травы
сухие стебли – в пламени пожара,
влюбленные не чувствуют, увы.
Мне для тебя ни жала, ни кинжала
не жаль, – и там еще нежнее кожа,
где прикасались сдержанней и строже.