Елена Первушина
Невидимый город

Глава 3

В прежние годы, едва сходил паводок, на земли Королевства приходила Напасть с Севера – с полдюжины отрядов чужан. Почти не сообщаясь, а иногда даже затевая меж собой усобицы, они разбойничали в приграничных деревнях, тащили все что ни попадя: зерно, соль, полотно, сапоги, шубы, угоняли скотину, рубили деревья, крали детей и девок.

(В горах, где жили чужане, было какое-то древнее злое колдовство, а потому их женщины редко беременели, а забрюхатев, часто теряли плод.)

Итак, чужане набивали мешки, а солдаты сторожевых крепостей выслеживали и ловили нищих разбойников. Поймав, старались не убивать, чтоб не иметь потом дело с многочисленными мстителями. Просто отбирали награбленное, пороли воришек и выпроваживали их восвояси.

Особенно наглыми разбойниками занимались колдуны-шеламцы: они обливали чужан заговоренной водой, от которой кожа навек покрывалась разноцветными пятнами.

Короче, пока в столице сочиняли страшные истории про нелюдей-дивов, в Пришеламье разбирались с ними по-свойски.

* * *

И так все шло до тех пор, пока Армед, единокровный брат одного из дивьих князей, не понял, что младшие братья молодых князей долго не живут, и не решил, что самым безопасным местом для него будет трон Королевства За Лесом.

Той же весной разведчики донесли молодому королю Рагнару Кельдингу, что Кьяртан, старший брат Армеда, заключил союз с соседними племенами и ведет на Королевство целую армию.

Король послал своего дядю Хильдебранда с пятью тысячами тяжелых конников к Гусиному Горлу – долине между побережьем и Шеламом, единственному проходу от северной части Острова к южной. Кельдинги не без оснований считали, что армия чужан в Шелам не сунется – никому неохота будить лихо. Хильдебранд должен был перехватить дивов в Гусином Горле и удержать до прихода Рагнара и королевского войска. Хильдебранд двигался быстрым маршем, задерживаясь лишь для того, чтоб принять в свое войско рыцарей-добровольцев со свитой и пешие отряды от королевских городов. Погода ему благоприятствовала – стояли сушь и жара.

Однако погода благоприятствовала и чужанам: реки в предгорьях давно вернулись в свои русла, и отряды спустились с гор без задержки. Пехота закрепилась в узкой долине, прикрыв свои фланги где крутыми склонами, где засеками из порубленных деревьев. Конные лучники северян обстреляли войско Хильдебранда уже на подходах к Гусиному Горлу, и тому пришлось прямо с марша, не строя никаких укреплений, принимать бой.

Конников Хильдебранда взяли на копья пехотинцы дивов. Уцелевших порезали вышедшие из долины отряды с боевыми косами. На очумевшую пехоту Королевства налетели Дети Ласточки – конные отряды дивьей знати. Пехотинцы, видя что «сила силу ломит», вмиг позабыли о присяге и разбежались. Хильдебранд с небольшим отрядом верных бойцов поспешно отступил, надеясь встретить Рагнара с подкреплением.

Чужане за ним не погнались: у них оказались, как вскоре выяснилось, планы поинтереснее.

* * *

Рагнар отошел от столицы едва ли на десяток дневных переходов, когда его войско полегло от кровавого поноса.

Если б то была вражеская территория, можно погрешить на отравленные колодцы, но – увы! – ни одного дива окрест не наблюдалось.

Если то была месть богов за свержение Кольскега Хардинга и уничтожение рода Харда, то приходится признать, что боги склонны к грязным шуткам.

Но, скорее всего, какой-то местный комтур не позаботился своевременно о чистоте колодцев, а проклятая жара довершила дело.

Королевское войско, не в силах сдвинуться с места, стояло на реке Ильг и, в глаза не видя врагов, теряло по десятку человек в день.

Впрочем, враги недолго тянули с визитом вежливости. Как-то утром насквозь провонявший лагерь навестили полсотни чужанских боевых колесниц. Тех самых, над которыми чуть ли не пять десятков лет хохотали все солдаты и полководцы Королевства. (Представить только, как дивы носятся на этих колымагах по своим горам!)

Тут наконец выяснилось, что на равнине колесницы куда как проворны, и подошедшему с севера измученному отряду Хильдебранда пришлось спасать королевское войско от полного разгрома. Возницы побоялись иметь дело с закованными в броню рыцарями и бежали прочь, навстречу чужанским коннице и пехоте.

Так бы, наверное, и пришел конец войне, войскам, королю и Королевству разом, если бы не безграничная беспечность здешнего комтура. За семь лет правления он так и не удосужился навести мосты через Ильг.

Всадники Хильдебранда закрепились на единственном в здешних местах броде и держали его семь дней, пока остатки королевского войска бесславно брели назад в столицу.

И к летнему солнцестоянию почти полкоролевства оказалось под властью нелюдей – дивов. Правда, теперь нужно было утвердить эту власть в каждой области, в каждом городке, в каждой деревне, на каждой площади, в каждом переулке, в каждой крепости и замке, в каждом зале и галерее, за каждым поворотом коридора.

Глава 4

От зноя плавилась смола на стволах сосен. Десси и Радка брели краем лесного болотца по колено в сухой острой траве. Временами они выходили на прогалины и чувствовали, как в плечи им упираются горячие столбы из солнечного света.

Радка считала, что искать грибы в такую жару – занятие глупейшее, но Десси была твердо убеждена, что копаться в огороде под взглядами родичей и соседей – занятие тошнотнейшее, и с рассветом утащила младшенькую в лес.

И, разумеется (чего еще ждать от ведьмачки?), увела гораздо дальше, чем рисковали заходить обычные деревенские ягодницы и грибницы.

Правда, грибы попадались как на подбор: ладные молоденькие подосиновики, крепкие, с кулачок, – прочими Десси брезговала. Да и две подозрительного происхождения ладанки, висевшие на шеях у сестер, разгоняли комаров на версту вокруг, но Радке все равно было страшно. От знойной неподвижности леса, от тишины, нарушаемой только шорохом травы и юбок, оттого, что все вокруг так мирно и… равнодушно, Радке казалось, будто Шелам сейчас зевнет и проглотит их, словно мошек.

Но Десси беспечно шуровала в траве, то здесь, то там извлекала из-под кочки новых красавчиков; Радка стыдилась показывать страх, и она просто тихонько ныла, жаловалась на усталость, на стертые ноги, на слипающиеся глаза.

– Погоди, – утешила ее Десси, – сейчас заберемся повыше, ляжем в тени и подремлем. А как солнце заполдень перевалит – домой повернем.

Это оказалось последней каплей.

– Да ты что, ополоумела? – взвизгнула Радка. – Статочное ли дело – в жару в лесу спать?! Счас все полуденники, вся нечисть лесная, черная соберется кровь пить! И не прос…

Тут ей пришлось замолчать. Десси с неожиданной силой ухватила ее за плечо и зажала сестрице ладонью рот.

– Тихо! – велела она, не повышая голоса. – Тихонько говори. Думаешь, твоя кровь тут кому-то вправду нужна? Кого видеть не хочешь – того не зови; кого назад отправить не сможешь – тех не вызывай; откуда обратно пути не знаешь – туда носа не суй, вот с тобой ничего и не случится. Думаешь, тут твоя кровь кому-то нужна?

Радка притихла. И Десси, почуяв это, убрала руки.

– Вот и ладно, – сказала она. – Соображаешь кое-что, не весь ум отец из тебя выбил. Пошли, отдохнем, в самом деле. А то у меня от тебя в ушах звенит.

Они отвернули от болота, перевалили через невысокую гривку и увидели внизу, в ложбине, темное лесное озерко.

Радка теперь боялась слово молвить и только глазами спросила сестрицу: «Можно?» Та кивнула. Радка поставила корзинку, побежала вниз – ополоснуть лицо и ноги.

Десси присела наземь, потом откинулась назад, засмотрелась на чуть заметно качающиеся кроны сосен. Там, наверху, гулял ветер, медленно, как старуха по ступенькам, спускаясь к земле. Ослепительно синее небо уже разрезали тонкие белые перья облаков. «Не иначе как завтра дождь будет, – подумала Десси. – Славно мы нынче успели».

В закинутые за голову руки шеламки ткнулся мокрый холодный нос. Десси ойкнула, потом улыбнулась и, не оборачиваясь, прошептала: «Спасибо!»

Шеламские лисы, как добрые сюзерены, следили, чтоб их ленникам не чинилось в лесу никаких неудобств.

Когда Радка вернулась и плюхнулась рядом, Десси попросила ее:

– И слова этого «нечисть» не говори никогда, ладно? Нет такого в лесу. Это промеж людьми грязь бывает, а в лесу по-другому.

– Как это?

– Ну… другое все.

Десси поморщилась и досадливо помотала головой. Слов ей не хватало.

* * *

Когда, уже близ деревни, Десси учуяла запах дыма, она тоже промолчала. Ошиблась, конечно, нужно сразу поворачивать и под любым предлогом уводить Радку назад, в лесную глубину.

Только Десси все время забывала, что живет уже не в крепости и что люди вокруг нее – слепые и омертвевшие деревенские слизняки.

Хотя, если уж рассуждать до конца, так не пошла бы Радка безропотно назад – норов понятно от кого унаследовала.

Словом, Десси унюхала дым, попробовала его на вкус, смекнула, что это не печь топится, а горит что-то, но смолчала. Только пошла потише, соображая, стоит ли ей сейчас показываться в деревне.

И снова, как вскоре выяснилось, помедлила зря, потому что Радка, учуяв запах гари, охнула и рванула вперед со всех ног, отчаянно размахивая корзинкой и рассыпая грибы.

Десси, позабыв собственные поучения, выругалась, бросилась вдогонку, повалила сестрицу на засыпанную хвоей землю, снова зажала ей рот, придавила всем весом и зашептала:

– Не надо, не надо, подожди! Подожди меня здесь, я сама пойду, гляну что там.

Радка мычала и норовила укусить сестрицыны пальцы.

– Погоди ты! Там в самом деле может опасно быть. Ну не бузи же!

– Да отцепись ты наконец!

Радка все же выкрутилась из рук Десси, побежала вперед к опушке леса – и вдруг замерла.

Это был не пожар. Это было пожарище.

В небо вздымалось не меньше дюжины черных столбов. Дурными голосами орали очумевшие кошки. Жалобно мычала и блеяла скотина. А в клубах дыма с веселым гиканьем носились, посверкивая шлемами, всадники.

* * *

Радка обернулась и снова одними глазами спросила: «Что делать?» Десси указала ей на корни поваленной ели. Радка послушно скользнула в ухоронку.

«Соображает все-таки что-то, спасибо Шеламу, соображает!»

Десси подобрала юбку и, прячась за стволами, а где и припадая к земле, стала приближаться к деревне.

Взяла чуть вправо – туда, где лес подходил к самой дороге.

Скользнула в придорожную канаву и поползла на четвереньках по сухой грязи. Знала, что рискует по-глупому, но сейчас ей позарез нужно увидеть герб на щите или вымпел – хоть что-нибудь, что сказало бы, откуда взялись поджигатели.

По счастью, им дела не было до леса и до канав, они сгоняли на площадь деревенский люд.

И Десси увидела все, что ей хотелось.

На алебардах всадников развевались тонкие темно-зеленые лоскуты. Да и вооружение Десси без труда признала и закусила губу от бессильной ярости.

Родовой цвет Кельдингов.

Королевские войска.

* * *

Радка так и сидела за елкой, зажав ладонями рот, и тихонько раскачивалась из стороны в сторону. Десси плюхнулась рядом и принялась растирать затекшие ноги.

– Не бойся, – сказала она сестре. – Это наши.

– Ваши?

– Да нет, наши. Наши общие.

Получился в своем роде шедевр – уложить все грязные ругательства, которые вертелись у нее под языком в два слова: «наши общие».

Ибо Шелам не терпит ругани. Вернее, иногда принимает ее слишком близко к сердцу. И Десси вовсе не улыбалось выпустить орду ублюдков, которых она мысленно поминала, гулять по Королевству. Здесь и без того полно неприятностей.

Одна беда – Радка ничего не поняла. Пришлось объяснять в том же духе: два пристойных слова вместо двадцати двух проклятий.

– Это… королевские солдаты. Они… продули войну. Теперь эти… вояки отступают к столице и жгут все на своем пути. Чтобы чужане не могли здесь кормиться, понимаешь?

– А наши? Отец с мамой?

– Ничего с ними не случится. Сгонят в города, чего-нибудь дадут на прокормление. К осаде будут готовиться.

«Славная девочка, – похвалила себя Десси мысленно, будто норовистую кобылку. – Славная девочка и совсем не кусается, правда?»

Но Радка в мгновенье ока разрушила с таким трудом обретенное спокойствие.

Она встала на ноги, отряхнула юбку и решительно сказала:

– Десс, ты поможешь?

– Это как?

– Что – как? Освободишь наших?

– От кого?

– От солдат. У нас вольная деревня, они права не имеют дома жечь.

– Умница! Ты что, головкой стукнулась? Солдаты в своем праве. Они вашей деревне еще благодеяние оказали – от чужан защитили.

– Все равно, – сказала Радка, глотая слезы, и Десси вдруг явственно услышала голос Оды; та тоже всю жизнь искала справедливости, а находила один пшик. – Чужане – враги, но если эти дома жгут, так они тоже – враги. А если ты из крепости, ты должна нас защищать.

– Еще чего! Знаешь, сколько те же солдаты за мою голову получат?

– Если не поможешь, значит, ты тоже…

– Тоже – кто? Договаривай, коли начала.

– Ты ж сама сказала – в лесу нельзя.

– Тьфу! Чтоб мне в другой раз грибом родиться! У грибов родичей не бывает. Ну что я сделаю, а? Как по-твоему?

– Не знаю, – сказала Радка. – Ты шеламка или я, как по-твоему? Хорошо это, когда людей ровно скотину гоняют?

– Нет, надо же! – Десси топнула ногой. – Вот пристала, как кобель к сучке! Ладно, пошли. Сделать ничего не сделаю, так хоть от обузы избавлюсь. Давай, поторапливайся.

Солнце вдруг погасло. Все вокруг подернулось серой пеленой. С севера наползала туча – неровная, темная, будто грязная нечесаная шерсть.

* * *

Прошло немало времени, прежде чем он научился удерживать в памяти хотя бы несколько мгновений, стал вспоминать, хоть и ненадолго, какие-то слова, чаще простые, ничего не значащие, вроде: дерево, трава, ветер. Другие слова жглись, просто плевались болью, и его разум тут же отскакивал в сторону, вновь прятался в спасительную холодную дымку беспамятства. И вновь единственным, что он осознавал, были щекотная земля и хвоинки под подушечками лап, разноголосый хор запахов, блаженное ощущение, с которым голодный желудок расслаблялся, встречая теплые, истекающие ароматной кровью куски мяса. И даже когда однажды темной ночью память погнала его из надежного лесного укрытия на дорогу, – и тогда он сумел спрятаться внутри своей головы и знать не знал, где был, что делал и почему. Правда, иногда хитрые воспоминания приходили без всяких слов: болью, холодом, огнем. И он плакал ночь напролет, подняв морду к искрящемуся в небе поясу звезд.

Но в первый раз он полностью осознал себя, когда его уши наполнились вдруг непривычным гвалтом. Он лежал в кустах, устроив морду на лапах, переваривал очередную беспечную тетерку. (Потом, уже спустя долгое время, он удивлялся, почему сумел так долго протянуть в лесу, он, такой беспомощный в прежней своей жизни, и понял, как неусыпно и заботливо кто-то хранил его.) Итак, он подремывал, а они гарцевали среди сосен всего в какой-нибудь дюжине шагов от него: молодые, яркие, крикливые, слепые и глухие ко всему вне них. И он вспомнил три слова: «дворяне» и «золотая молодежь». Тот, кто (где? когда? – нет, об этом нельзя думать – больно) произносил эти слова, – произносил их презрительно. Отчего? Что еще тогда было сказано? «Их руками можно делать что угодно, они все равно никогда не догадаются, что сделали». Почему-то сейчас это стало очень важно. Потом он увидел (вернее, понял, что видит) нервных чистокровных коней (они-то прекрасно чуяли, что он близко, и вот-вот готовы были взбеситься), увидел длинные нарядные луки, крапчатые перья на торчащих из колчанов стрелах (его рассудок в сумасшедшей гонке выплевывал из себя все новые забытые слова), длинные кинжалы в дорогих ножнах у пояса. Он вспомнил: «охота» (с этим оказалась почему-то связаны обида и зависть), потом «оружие» (и тут его резануло такой ослепительной болью, что бедный разум вновь бросился наутек, но он, сам не понимая, как и зачем, сумел его удержать).

Потом, много-много дней спустя, он понял, что именно это было самым отважным, самым трудным, самым главным поступком в его жизни. Именно тогда он по-настоящему родился заново. Он, прежний, всегда думал лишь о том, как половчее убежать, спрятаться, затаиться, не выдать себя настоящего никому. Но теперь (сам ли или вновь благодаря чьей-то помощи – на этот вопрос он так и не нашел никогда ответа) дрожащий в кустах беглец сквозь самые немыслимые страх и боль заставил себя понять:

– что когда-то был человеком,

– что когда-нибудь станет им вновь,

– что ему многое нужно сделать,

– что его собственных сил на это не хватит,

– что «их руками можно делать что угодно».

И так же, как случалось уже прежде, когда он без слов, одним лишь отчаянным и безмерным, подстегнутым болью желаньем достучался до неведомого заступника и вырвал себя из темницы, сейчас он снова беззвучно то ли взмолился, то ли повелел: «Отдай мне их! Пусть они будут моими!»

И стало по слову его.

Глава 5

Учитель сказал:

– Итак, Кельдинги всенародно объявили, что молодой Хардинг, наследник престола, одержим, и посадили на трон Королевства Рагнара, которому триста богов Пантеона якобы сами вручили волшебный меч. Буквальное значение ясно: в здешнем Королевстве произошел переворот и смена династии. Но давайте попытаемся найти иной смысл в этих событиях. Что думаешь ты, Ханс?

– А чего тут толковать-то? – пробасил Ханс, по обыкновению не поднимая глаз – только вместо собственных деревянных башмаков он созерцал сегодня зеленую скатерть с золотыми эльфийскими крапинками. – Что тут толковать? Надо всем в лесу, кто хоть немного магичит, собраться, Остров окружить, Магов за бороды похватать, и у них все тогда и выспросить. Я так думаю.

И, скорчив мрачную гримасу помиравшим от беззвучного смеха товарищам, плюхнулся обратно в кресло. Ханс был самым старшим из семи учеников, и Хитрая Наука давалась ему нелегко.

– Зря смеетесь, – поддержал Ханса Учитель. – Весьма основательное решение проблемы. Наверно, так поступил бы на нашем месте Александр Македонский. Только Маги, даже взятые за бороду, могут нам бесстыдно лгать. Поэтому давайте попробуем угадать их мысли. Почему они решили поддержать узурпаторов? Что скажешь, Рози?

Рози подняла светлые ресницы, все еще улыбаясь про себя.

– Мне вот что странно… – начала она и замолчала, словно прислушиваясь к ленивому перезвону поварешек в соседнем зале, где Добрые Хозяева, сонные еще после вчерашнего пира, готовились к сегодняшнему.

Отец Рози был печатником, потому она даже в разговоре всегда подолгу и осторожно подбирала слова.

– Мне странно, что Маги с Острова выступили на стороне Власти Силы и против Власти Колдовства. Это выглядит так, словно они сами не уверены в своем искусстве. А Кельдинги… Если я распорю платье, то, прежде чем надеть его, я должна сшить его заново, другими нитками. Если Стакад Кельдинг рассчитывает обойтись без магии Хардингов, значит, он надеется на Магию Острова. Получается, что Кельдинги и Островитяне попросту водят друг друга за нос.

– Разумно, – кивнул Учитель. – Звучит весьма разумно. Ты хочешь что-то добавить, Ульрих?

– Да. – Единственный темноволосый мальчишка в этой компании поднялся и пристально посмотрел на своих товарищей. – Почему вы ни слова не говорите о настоящем короле? Представьте-ка себя на его месте! Вы знаете, что говорят о нем в столице? Я упросил Добрых Хозяев, и они многое разузнали. Кельдинги посадили его в темницу в одном из храмов Смерти! И, готов спорить, заковали в железо. Я думаю, прежде чем рассуждать тут о том о сем, мы должны…

– Освободить принца! – воскликнул Ханс. – Какой вопрос, дружище? Конечно, мы с тобой!

– Постойте! – крикнула с дальнего конца стола Хильда; две толстых косы то и дело падали ей на грудь, и она в досаде отбрасывала их за спину. – Ульрих, Ханс, вы опять? Я же говорила тебе не раз, что Власть Магии уходит в прошлое. А Стакад пытается управлять Королевством человеческими силами и разумением, не прикасаясь к Мечу Шелама. И другого пути нет! Это наше будущее, и мы не можем закрывать на него глаза!

– Ты-то не можешь, это точно, – парировал Ульрих. – А я, как закрою глаза, сразу вижу парнишку, что сидит в темнице и кричит от боли.

– Хорошо, если тебя не разрубят на кусочки в храме Смерти и ты освободишь своего наследника, чего ты этим добьешься? Смуты в Королевстве? Заставишь воевать друг против друга Магию и человеческий разум? Прошлое и будущее? Тогда чем ты лучше Островных Магов?

– «Ах, ну почему наши дела так унылы?» – пробормотал Учитель себе под нос то ли печально, то ли насмешливо.

За стеной кто-то из эльфийских поваров забарабанил половником по кастрюле, требуя тишины. С тех пор как в гости в Холм явился Учитель со своей пестрой компанией, жизнь здесь стала гораздо суматошней, чем прежде. Вот и сейчас перепуганный громкими голосами паук-фонарщик бегал по стене. Полый кристалл горного хрусталя со свечой внутри покачивался на его спине, пятно света то блуждало по потолку, оплетенному корнями, то по разгоряченным лицам ребят. Только вот лица Учителя эльфийский свет никак не мог поймать. Приходилось довольствоваться пестрой шапочкой и смуглыми ладонями. Наконец Учитель постучал пальцем по столу.

– Хватит, полководцы мои. Довольно. Я уже понял, что вы умеете судить о делах людей. Но почему никто не попытался посмотреть на эту историю глазами Шелама? Если верить Ульриху, а у нас пока нет причин сомневаться в его словах, принца Кольскега не убили. Его остригли и поместили в темницу. В подземную темницу. Не так ли, Ульрих?

Защитник свободы кивнул.

– А теперь подумаем, почему Кельдинги поступили именно так? Никаких разумных причин я не могу придумать. Свергнутых королей убивают немедленно, причем лучше истребить и всю семью. Так безопаснее. Тогда почему Кельдинги нарушают все правила? Вам не кажется, что перед нами ритуал?

– Похороны? – спросила Рози осторожно.

– Ага, мне так тоже кажется. Только хоронят живого. Что это?

– Обряд посвящения, – ответили ребята хором.

– А почему Кельдинги совершили этот обряд над Кольдскегом?

– Если бы они убили наследника, то мертвец не дал бы им покоя, – сказала задумчиво Хильда. – Но если они отправят его живым за Меч Шелама, он будет бессилен и в том, и в этом мире.

– Хорошая мысль. А еще?

– А еще они надеются, что по закону Шелама взамен Кольскега из-за Меча придет его двойник. Двойник с огромной магической силой, но беспомощный в этом мире. И Кельдинги с Островными Магами смогут им управлять, – продолжил Ульрих.

– Но ведь Кольскег – оборотень, он носит своего двойника-волка в себе, – возразила Рози. – Значит, из-за Меча придет кто-то другой? Так? – Она повернулась к Учителю.

Ответить он не успел.

Стены Холма вдруг задрожали, заскрипели потревоженные деревья. В кухне разом взвыли зеленые эльфийские псы.

Потом один из склонов натужно охнув, раздался в стороны. Через все залы полетел жгучий солнечный свет, а вслед за ним в проем стали прыгать воины в звериных шкурах.

Заспанные Добрые Хозяева повыскакивали из своих комнат – кто с мечом, кто просто с длинным кнутом – и ринулись на незваных гостей.

Дети по знаку Учителя попрятались под стол. Учитель, ругаясь вполголоса, рылся в своей дорожной сумке.

Несколько эльфов, встретившись с клинками захватчиков, упали, пачкая пол и стены голубой кровью. Остальные отступали к огромному очагу посреди пиршественного зала, в котором, поджаривая оленью ногу, весело полыхало белое пламя. Звездные эльфийские мечи плавились и изгибались под лучами солнца.

– У них живое железо! Оно убивает! – крикнул кто-то. – Вверх! Все вверх!

Эльфы, уворачиваясь от смертоносных мечей, прыгали в очаг и вылетали по трубе из Холма. Полуденное солнце, разумеется, лишало их прежнего облика, но тени их могли уйти за Меч Шелама и вернуться потом в старом или новом обличье. Тогда как живое железо лишало их не только жизни, но и памяти о Законах Шелама, и превращало их просто в ветер, дождь или в росу на траве.

– Спасайся, Дудочник! – кричали те, кому удалось взлететь. – Убегай, Дудочник! Встретимся на той стороне!

Учитель наконец выудил со дна сумки кожаный мешочек, из мешочка – серебряную монету и бросил ее в стену, сказав:

– Возьми плату, пропусти нас!

Стена послушно разошлась, открывая темный тоннель. Ребята стали поспешно выбираться из-под стола. Учитель подхватил под мышки Рози, запутавшуюся в стульях, вытащил на середину зала и приказал:

– Ребята, быстро, без разговоров уходим! Друг друга не ждать. Встретимся на той стороне.

Ученики, привыкшие к подобным путешествиям, подчинились. Они позволили себе лишь оглянуться на пороге тоннеля, но Учитель нетерпеливо стукнул кулаком по столу, и дети безропотно исчезли во мраке.

Захватчики прорвались сквозь редеющий заслон эльфов и бросились в следующий зал. Туда, где еще недавно Учитель с детьми беседовали о судьбах Королевства.

Учитель с мечом наперевес поджидал вояк у входа в тоннель. Странный это был меч – не железный, а каменный, обшитый по лезвию обсидиановыми пластинами. Но у нападавших не было ни малейшего желания, да, впрочем, и времени, чтобы его рассматривать. Фехтовал Дудочник хорошо, но и самый искусный боец на его месте смог бы только потянуть время. Он остался в Холме один против всех, а лаз за его спиной медленно смыкался.