Алексей Баев
Симфония судеб
Авторы: Лачин, Медведева Катя, Стародуб Михаил, Сафронова Елена, Товберг Александр, Мерсов Сергей, Воронин Дмитрий, Баев Алексей, Ханен Елена, Пальшина Маргарита, Теплякова Лариса, Солодов Юрий, Стригин Михаил, Ким Инна, Волкова Светлана, Полюга Михаил, Вин Александр, Крюкова Елена
Редактор Виктория Лакбильд
Иллюстратор Мария Шевцова
© Лачин, 2022
© Катя Медведева, 2022
© Михаил Стародуб, 2022
© Елена Сафронова, 2022
© Александр Товберг, 2022
© Сергей Мерсов, 2022
© Дмитрий Воронин, 2022
© Алексей Баев, 2022
© Елена Ханен, 2022
© Маргарита Пальшина, 2022
© Лариса Теплякова, 2022
© Юрий Солодов, 2022
© Михаил Стригин, 2022
© Инна Ким, 2022
© Светлана Волкова, 2022
© Михаил Полюга, 2022
© Александр Вин, 2022
© Елена Крюкова, 2022
© Мария Шевцова, иллюстрации, 2022
ISBN 978-5-0056-5886-9
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Лачин
По образованию искусствовед: теория и история изобразительного искусства и архитектуры. С 2001 по 2009 годы преподавал в Бакинской Академии художеств изобразительное искусство Запада XVI – XX веков. Произведения переводились на болгарский язык.
Стал победителем международного конкурса фантастики «Злата Кан» (г. София, Болгария) за рассказ «Кама, танцуй!» в 2009 году.
Член редакции российского литературно-художественного электронного журнала «Новая литература».
Парадный портрет
Я стою. Я стою не просто, а недвижно. Людям третьего тысячелетия трудно было бы это понять. Я понял очень быстро. Поймёшь, и быстро – в случае непонятия – встанет в воздухе крик. Крик ослеплённого. И я понял. «Чего и вам желаю», следовало бы добавить в духе русской речи последних ста лет. Но не добавлю. Я выпал из времени.
Мы стоим шеренгой, царедворцы, посреди – он. Цезарь Флавий Юстиниан Аламанский, Готский, Франкский, Германский, Антский, Аланский, Вандальский, Африканский. Словом, василевс1. Грозен почти так же, как супруга его, Феодора2. Истинная гречанка, с лёгкой раскосостью во взгляде, только я вот не помню, на каком из островов она рождена? На Кипре? Бог весть. «Бог весть» – надо же, как я тут стал выражаться.
Тяжёлое шито. Оно висит на мне килограммами. Оно расшито драгоценностями. По двум причинам мы тут расцветились павлинами: из-за присутствия василевса и вследствие художника, что взирает на нас с потаённым испугом и спешно набрасывает что-то на бумаге.
Мы стоим недвижно: тот, что посерёдке – от сознания собственного величия, остальные – от сознания ничтожности своей и суровости наказания, что нависло дамокловым мечом, он помахивает, да посвистывает нагим лезвием в воздухе. Слышно – вжик, вжик. Ещё я слышу наше дыхание. То один, то другой свистанёт ноздрями, повертит одними зрачками – не слышно ли было? Из солидарности и мы повертоглазим, головою не двинув, потом вперимся вперёд – на мозаичиста, набрасывающего эскиз для мозаики.
Я слегка выставил ногу вперёд. На пару миллиметров. Кто-то думает, что это легко? Попробуйте. Только вот здесь, на моём месте – попробуйте.
Да, я похож на грека. Армянина. Немножко на араба и цыгана. Ещё на кого-то, не помню, не знаю, кого. На латиноамериканца тоже; впрочем, их ещё нет. Может, и на галла (французов, пардон, ещё нет).
Губы чуть негритянские. Но, во всяком случае, я вписался в ситуацию – потуплять глаза в прожилки мраморного пола, говорить келейным (можно и без буквы «к»), медоточивым голосом.
И клятву приносил так, что любо-дорого было послушать.
«Клянусь Господом Всемогущим, Его единородным Сыном Иисусом Христом, Господом нашим, Святым Духом, Марией, святой и славной Богородицей, непорочной, четырьмя евангелиями, которые я держу в руках, святыми архангелами Михаилом и Гавриилом, что я сохраню совесть чистой по отношению к нашим божественным и благим владыкам Юстиниану и Феодоре, что буду нести верную службу ради них, исполняя поручения, данные мне их любовью. Я охотно приму любые трудности и тяготы, кои принесёт должность, доверенная мне в интересах империи. Я нахожусь в лоне святой, кафолической, апостольской Божией церкви, ни под каким видом, ни в чём я не буду противостоять ей и всей полнотой своей власти никому не позволю этого. Я также клянусь, что ничего никому не дал и не дам за получение должности, мне доверенной. И если я не исполню всего обещанного, пусть буду наказан страшным приговором Бога и нашего Спасителя Иисуса Христа, на этом и на том свете, судьбой Иуды, проказой Гиезия, ужасом Каина, пусть подвергнут меня наказаниям, предусмотренным законом любви Божией».
«Наказаниям, предусмотренным законом любви…»
Такая вот у нас тут любовь. Но я отбарабанил давеча. Справился. Интересно только, как там она. Она так не умеет. Притвориться. Затаиться. Слицемерить. Сыграть. Всегда идёт напролом. Как же она там теперь? Позируя для парадного портрета членов «съезда победителей». «Съезда расстрелянных»3, как позже его назовут. До него ещё несколько дней, портрет начат в его преддверии. Нет, она не сможет так вот стоять – в шеренге, только ноздрями свистуня да вертоглазя по сторонам, с головою недвижной. (Впрочем, наверняка они сидят.) А ведь к тому там всё и идёт – к шеренге, застылости мозаики, цветных камешек, в коих отольются черты наших лиц. К нам там всё идёт, они стремительно катятся к нам, по дороге в пятнадцать веков. Я-то вписался, я-то застыл, прошу тебя, застынь и ты там на мгновение, поверь, что, мол, «оно прекрасно», потерпи немного, я же свыкся. Не в камне вас – тебя – увековечат, а мазками кисти на холсте, мой позор – каменный, и через полторы тысячи лет будут ещё видеть меня в раболепном строю царедворцев, а ваши лики выпишут лёгкими мазками, и не среди лизоблюдов-придворных отпечатают твой лик – среди расстрелянных. Ведь это почётней.
Ужасно только, что я не знаю, выживет ли она. С львиной гривой рыжеватых волос, худенькая, маленькая, всегда готовая к бою.
Скоро там сиповатый голос произнесёт из-под тараканьих усищ: «Слово предоставляется товарищу Яне Феклистовой»4. И всё. Начнётся. Я ведь знаю, что она начнёт. Откашлявшись, совершенно мужским голосом, так не вяжущимся с худеньким тельцем. Что же с ней будет? О боже… «О боже», нет, ну надо же, как я стал выражаться. Я тут, кажись, малость заплесневел. Архаизировался.
Моя нога продвинута вперёд уже на сантиметр.
«Я бы не сказал, что это подвиг, но что-то героическое в этом, безусловно, есть», – так говорил кто-то у нас.
(Или у вас, я начинаю путать нас и вас.)
Не помню. Драматург, кажись5.
Нет, как всё странно, не правда ли? Здесь никто даже не поймёт, о чём я говорю, если я заговорю. «Права человека». «Социальная справедливость». «Народные интересы». Как дико здесь всё это звучит. Помнишь, был роман какой-то, советский, где человек на другой планете, в средневековье, не выдерживает и кричит окружающим что-то вроде: угомонитесь, вы же не звери. Он из века двадцатого прилетел их просвещать, что-то такое. И его, хохоча, поднимают на копья.6
Не помню писателя, я не знаток фантастической литературы. Но ты, наверное, помнишь. Со мной здесь поступили бы также. Тот же мир. Тебе куда легче. Тебя занесло туда, где тысячекратно больше наших единомышленников. Там, у тебя, всё понимают. Расцвет общественных наук. Уже чуть ли не половина человечества грамотна. Тебе предоставляют слово. У вас даже пенсии выплачивают. Как же я моментами тебе завидовал. Столь же сильной завистью, сколь белой.
Но тебе не легче. Тебя не поймут так же, как не поняли бы меня, шагни я сейчас вперёд и произнеси речь. Ты сыграешь роль того самого героя романа. Тут даже грамотных почти нет, а атеистов нет вообще. А тебе не легче. Странно-то как. Ты сидишь в мастерской художника, без малого на пороге смерти, а я стою в зале Большого дворца в благолепии, чинности и лицемерии, во всём, тобою ненавидимом, в уютном положении консула. А я-то гордился, что мой удел тяжелее.
Кто-то уже заметил моё посягновение на шаг. Кто-то в ужасе смотрит на мою ногу. Квестор? Комит?7
Лучше не оглядываться. Иначе не сдюжу. Я ведь знаю, я только сейчас вдруг сообразил, что будет уже после тебя: через несколько лет скипидарною тряпкой, или ещё там чем, художник смоет, сотрёт многие лица на холсте – и твоё тоже. Лица отверженных. Лучших. А я застыну в камне, птенцом гнезда сатрапов. Меня не смоют, меня не смыть, но так не пойдёт, я не хочу такой привилегии, я ведь ничем не лучше тебя, скорее хуже, и я вышагиваю, ещё шаг, оборот, если меня не смоют, то лишь потому, что меня на портрете не будет вообще, я исчезну за тобою вослед, героем того самого романа, коим ты уже являешься.
Уайльд был прав, жизнь подражает искусству, я уже откашлялся, в подражание тебе, глядя в искажённые лица ряда застывших, и если тебе достанется свинцовый плевок из дула, то меня, возможно, так же поднимут на копья, точно по книге, и будут сопли, чернуха и пафос, всё тобой нелюбимое, но я знаю, что видя сейчас мысленным взором предстоящие мне корчи на копьях – ты уже прощаешь меня.
Катя Медведева
Поэт, писатель, редактор корпоративных изданий из Санкт-Петербурга.
Умеет так сплетать слова, что равнодушными останетесь едва.
Медиаполис
Глава 1. Начало пути
В порту пахло вином, морем и свежей краской. Несмотря на ранний час, возле большого красно-белого лайнера суетились люди. Команда маляров, свесив обнажённые по колено ноги, закрашивала белилами борт корабля.
– Просохнет до вечера-то?
– Должна! Какой-то особый состав!
– Хорошо бы! А то завтра уже новое имя малевать.
Идея выкупить круизный лайнер и арендовать экипаж пришла в голову Уиллу Ланкастеру, когда он заметил, что в период летних месяцев его компания несёт значительные убытки. Финансисты и бухгалтеры тормозили денежные потоки, маркетологи ошибались в прогнозах, медийщики теряли контроль над аудиторией, а дизайнеры один за другим не выходили на работу, ссылаясь на внезапные болезни. Компания теряла клиентов. Компания теряла репутацию. Компания теряла власть. А этого глава совета директоров Уильям Ланкастер никак не мог позволить. Равно как и не мог отправить весь холдинг в длительный отпуск. Ведь они занимались делом, которое не знало перерывов.
Переработка идейного материала стала прибыльным бизнесом с тех пор, как увеличились темпы роста общества потребления, и в мире накопилось столько ненужных вещей, что никакие системы утилизации не справлялись со своей задачей. Вокруг городов с каждым днём множились свалки вещей, навсегда потерянных для человечества. Пожалуй, лишь старики ещё помнили, что такое телевизор, зачем нужны солнечные очки и как пользоваться станком для бритья. Эти и множество других человеческих изобретений были навсегда вычеркнуты из памяти современного поколения. И чтобы их не постигла судьба консервной банки, навечно покинувшей просторы галактики, необходимо было искать им новое применение. Этим и занимался крупнейший в мире идейный холдинг «Медиаполис».
Разработка новых концепций применения тех или иных вещей проходила на фоне полной переработки традиционного идейного наследия. Так появились клюшки для игры в настольный гольф взамен курительных трубок, разноцветные коврики для мышек стали салфетками под тарелки, а зеркала превратились в защитные панели от солнца. Работники «Медиаполиса» трудились ежедневно, сменяя друг друга лишь на обеденных перерывах. Отпуска были редкостью, великой наградой, за которую ещё полагалось побороться. Ланкастер знал, что такая схема работы рано или поздно даст сбой, особенно в главном отделе переработок, который сплошь и рядом состоял из творческих личностей, ограничение свободы для которых было равносильно перекрытию кислорода. Поэтому совет директоров решил переселить компанию на одноименный лайнер и отправить в рабочее плавание на всё лето.
Что из этого выйдет, никто до конца не знал. Но решено было попробовать. Под радостные возгласы сотрудников отдел снабжения занялся поисками подходящего корабля и переселением на него всего оборудования, необходимого в процессе работы. Торжественнее отплытие было назначено на одиннадцатое июля.
Александр спешно закинул две спортивные сумки в багажное отделение автобуса и поднялся в салон. Все места уже были заняты. Оставалось лишь устроиться на одном из свободных кресел в самом конце автобуса.
– Сколько ехать до порта? – спросил он соседа, сидящего рядом.
– Час, может быть, полтора, если дороги и воздушные коридоры забиты.
«Недолго, продержусь», – подумал Алекс и попытался вытянуть ноги, чтобы устроиться поудобнее. Но ничего не вышло. «Выкупили дорогущий лайнер, а на транспорте сэкономили», – проворчал он про себя. Кто-то спереди решил расслабиться и откинул спинку кресла по максимуму.
– Извините, Вы уже решили поспать? – не сдержался Александр, зажатый между двумя креслами.
– Не-е-е-т, а что-о? – в замешательстве протянула худощавая брюнетка.
– А, привет Соня!
Соня Клейман была секретаршей генерального директора и по умолчанию заслужила особый статус, с которым приходилось считаться всем прочим сотрудникам компании. Иначе… Иначе можно было забыть про халявные больничные листы и внеурочно подписанные рождественские отпуска. Алекс улыбнулся, поджал ноги и надвинул кепку на глаза. «Отдыхать начну на борту», – с наслаждением подумал он, предвкушая прелести морского путешествия.
Суматоха в порту напоминала бразильское карнавальное шествие. Один за другим возле погрузочного терминала останавливались разноцветные автобусы, автомобили и экипажи, высаживали людей в пёстрой одежде с разноцветными сумками и чемоданами и проезжали дальше, скрываясь в огромном брюхе белоснежного лайнера. Люди, пританцовывая, поднимались по застеклённому эскалатору на борт корабля. И всё это сопровождалось звучанием модных треков, льющихся с диджейского пульта, установленного на главной палубе.
– Ёшкин кот! – вспомнил устарелое выражение Алекс. – Целый плавучий остров!
– Остров «Медиаполис», – проворковала оказавшаяся рядом Соня. – Александр, Вы не поможете мне донести багаж?
– А носильщики здесь не предусмотрены?
– Мне не повстречались, – грустно пожала плечами девушка. – Я и так один чемодан в автобусе оставила. Водитель сказал, если нет ничего нужного, то можно. А там нет, там просто… Просто вещи.
«А в остальных трёх чемоданах, видимо, не просто вещи, раз они так нужны», – подумал Алекс, окинув взглядом значительную поклажу.
– Я могу взять два, один сама донесёшь?
– Да, спасибо тебе, Сань! – кинулась к нему на шею Соня. – Ой, прости, ничего, что я на «ты»?
– Ничего, мы ведь уже в отпуске!
Бутылка «Вдовы Клико» разбилась о нос корабля. Круизный лайнер «Медиаполис», приняв на борт около трёх тысяч пассажиров, важно прогудел и, красуясь на солнце, двинулся по главному фарватеру в открытое море. Все сотрудники холдинга «Медиаполис» с семьями отправились в плавание к южноамериканским берегам.
Виктор Грэм стоял на капитанском мостике и любовался приближающимся закатом.
– Простите, сэр! К Вам посетитель. Уильям Ланкастер, сэр! – отчеканил сзади старпом.
– Пригласите, конечно, – кивнул Виктор. – Я сейчас спущусь.
В рубке находилось всего два человека: старпом и дежурный матрос, следивший за компьютерной навигацией. Повсюду на переключателях горели разноцветные лампочки, восемь виртуальных проекций справа от пульта управления показывали, что происходит на борту, и ещё восемь слева сообщали, что творится за ним. А на центральном голографическом экране красной пунктирной линией высвечивался путь корабля.
– И зачем ему капитан, а Виктор?! – громко сказал высокий широкоплечий мужчина, вошедший в комнату управления. – Медиаполис всё делает за нас!
Виктор смутился.
– Я слежу, чтобы всё шло, как надо, – сухо ответил он.
– А ты знаешь, как надо? – подмигнул гость. – Да, расслабься, не бери в голову! Должны же оставаться некоторые профессии для поддержания старых добрых традиций.
– Вы что-то хотели, мистер Ланкастер? – всё так же сухо спросил капитан.
– О, да ты сегодня в образе! – улыбнулся Уильям. – Я имею честь пригласить вас, господин капитан, на торжественный ужин в честь начала нашего круиза.
– Конечно, я буду.
– В восемь тридцать в главном зале ресторана.
Ланкастер ушёл. А Виктор снова поднялся на мостик. Руководствуясь каким-то подсознательным чувством, он опустил руку в карман кителя в надежде нащупать там что-то, необходимое именно сейчас, в этот момент, что-то, что раньше доставали из кармана его деды и прадеды…
Но пальцы опустились в пустоту. Виктор Грэм был капитаном уже пять лет, и все это время он пытался понять, что входит в его обязанности, кроме торжественных ужинов, стояния на мостике, вечернего бриджа с командным составом и раздачи редких указаний экипажу. Отсутствие этого понимания временами очень его угнетало.
Глава 2. Новая жизнь на борту
Утро проникло в каюту незаметно, поиграло с солнечными зайчиками на стенах, удивилось разбросанным вещам и тонкой полосой света подкралось к щеке спящего человека.
– М-м-м-р-р… – пробурчал Алекс и перевернулся на другой бок. Утро ухмыльнулось и соскользнуло на пол по обнажённому мужскому плечу. Александр приоткрыл глаза и потянулся к мобильнику.
– Семь часов утра. До назначенного времени пробуждения ещё два часа. – Произнёс ласковый женский голос, спрятанный в динамике телефона.
– Твою дивизию! И кто подсунул мне эту каюту на солнечной стороне…
Алекс ещё поворочался в постели, но утро уже хозяйничало вовсю. Даже ультрафиолетовый щит не спасал от его назойливого света. Придётся вставать.
Александр Горцев работал ведущим дизайнером отдела переработок компании «Медиаполис» и часто оставался ночевать в офисе, предпочитая проспать то время, которое обычно тратилось на дорогу. Он вообще был совой, вынужденной мириться с существованием начальства, состоящего сплошь из горделивых жаворонков.
Что ж, видимо здесь придётся пересмотреть свои привычки. Алекс принял душ, убрал в шкаф вещи, впопыхах вытащенные из сумок, переоделся в рубашку и шорты и отправился завтракать.
Один из буфетов располагался на седьмой палубе, в носу корабля. Помимо вкусных блюд и уютной атмосферы, он мог похвастаться прекрасным видом из окон. «Поэтому, – предположил Александр, – хорошо, что я проснулся так рано. К девяти часам здесь совершенно точно не будет свободных столиков». Он взял себе традиционный омлет с беконом, кофе с ванильной ватрушкой на десерт и присел в самом центре у окна, чтобы с аппетитом наслаждаться едой и морскими видами. Но море ещё не проснулось, было спокойным, однообразным, и быстро ему надоело. Алекс подумал, что завтракать здесь имеет смысл только в шторм и, допив кофе, решил прогуляться на палубу.
В холлах лайнера уже было шумно. Выстроились очереди в бассейн, фигуристые косяки дамочек потянулись в солярий. Да, натуральное солнце нынче не в моде, скорее наоборот, запуганные идейной рекламой, все стремятся укрыться от его вредного излучения, предпочитая «очищенные» солнечные лучи ультрафиолетовых кабинок.
– Почём у вас солнечный свет? – раздавалось в очереди.
– Тридцать за минуту.
– Дайте пять, пожалуйста!
– Вам разовое посещение или хотите открыть абонемент?
Александр проследовал мимо до ближайшей двери на палубу и вышел на свежий воздух.
– Активируйте защитный щит! Активируйте защитный щит! – занервничала женщина, спрятанная в мобильном. Алекс нажал на «сброс» и, убрав телефон в карман, бесстрашно посмотрел на яркое утреннее солнце.
– Вы сумасшедший! – раздался рядом всё такой же испуганный женский голос. Александр вздрогнул, подумав, что мобильник из кармана продолжает беседу. Но, обернувшись, быстро пришёл в себя.
– А, это ты! Мы вроде бы вчера сократили должностное расстояние.
– Я просто изумлена! – сказала Соня. – Вы, то есть, ты совершенно без защиты!
– А зачем она мне?
– Как зачем?! А как же вредное электромагнитное излучение?
– Я его придумал… – протянул Алекс. – А ты смешная. Думаешь, этот защитный щит тебя украшает?
– Он защищает! – твёрдо ответила Соня. – Остальное не имеет значения. И вообще, как это «ты придумал»? Никто ничего не придумывал. Это учёные открыли.
– А я придумал учёных, которые открыли, – продолжал наслаждаться своим превосходством Алекс.
– Шутишь! Так не бывает!
– Да? А чем, по-твоему, мы занимаемся?
– Переработкой идей, поиском новых значений для старых вещей, – отрапортовала Соня.
– И что это значит?
– Значит, переработку… разработку… – запнулась девушка.
– Значит изменение традиционного взгляда на вещи. Человеческого взгляда. Вещь сама по себе остаётся практически неизменной, меняется лишь отношение к ней, – уточнил Александр.
– Ты хочешь сказать, что история с вредным излучением – выдумка?
– Ну да.
Соня пристально посмотрела на него:
– А ты не боишься вот так расхаживать перед всеми, подвергая риску тобой же созданное заблуждение?
«А вот это уже мысли достойные образованной женщины!» – приятно удивился Александр.
– Как сказать… Пока никто не видит, – ответил он.
– Но я же увидела!
– Но ты же не веришь! – передразнил девушку Алекс. Соня вытащила из сумочки мобильник и произнесла:
– Убрать защитный экран.
В ту же секунду нелепый тёмно-синий электро-магнитный колпак вокруг неё растаял в воздухе. Девушка сначала зажмурилась, а потом медленно открыла глаза.
– По-моему, так гораздо лучше, – заметил Алекс.
– Страшно как-то…
– Ничего, со временем пройдёт.
– А зачем ты придумал эту историю?
– Чтобы солярии приносили доход постоянно и не оказались на свалке рядом с телевизорами, – ответил Александр.
– Если начальство заметит, нас уволят.
– Через стекло не заметят, экранов всё равно не видно. А вообще, пойдём отсюда. Не будем стоять на месте.
И они направились по палубе к корме корабля. Им в спину светило настоящее утреннее солнце.
Глава 3. Работа ставится во главу угла
– Алекс, не смотря на смену часовых поясов, мы продолжаем работать по лондонскому времени! – возмутился Джерри Фланк, руководитель отдела переработок.
– Извини, Джерри, я восхищался внутренним убранством нашего Медиаполиса и совершенно забыл про время, – с иронией ответил Александр.
– Лучше восхищайся своим новым рабочим местом! – ответил Джерри. – Так. Сегодня продолжаем расширять горизонты применения пластиковых бутылок. Новые идеи тщательно обосновываем и заносим в журнал текущих переработок.
С тех пор, как воду стали распространять в удобных полимерных пакетах, которые долго сохраняли свежесть, занимали меньше места, а потом под воздействием специального реагента перерабатывались обратно в нефть, обычные пластиковые бутылки были обречены. Сначала из них пытались делать предметы обихода, посуду, мебель. А особо предприимчивые творческие личности даже создавали вычурные пластиковые шедевры и всучивали их коллекционерам под видом высокого искусства. Но всё это продлилось недолго. Пару десятилетий, и твёрдый, сложно перерабатываемый пластик окончательно потерял свои позиции. Отделу переработки «Медиаполиса» пришлось прикладывать творческие усилия, чтобы придумать пресловутым бутылкам новое применение.
Алекс подошёл к окну и задумался, изобразив на лице полную сосредоточенность. Солнце поднялось выше, и море сменило нежно-голубой оттенок на тёмно-синий. Он впервые отправился в круиз на лайнере и думать о бутылках совершенно не хотелось. По крайней мере, пока. Медиаполис плавно двигался вперёд, рассекая волны. Александр вспомнил деда, который жил ещё в пору полу- автоматизированных судов, выходил в море, чтобы сразиться со стихией, и пил воду из пластиковых бутылок, которые потом подвешивал за бортом корабля на уровне ватерлинии. Как поплавки…
– Поплавки! – осенило дизайнера. – Бутылки можно использовать как поплавки для сетей! Сквозь них просвечивает солнце, что делает их невидимыми для подводных обитателей, а значит шансы, что сеть окажется незаметной, значительно возрастают.
Сотрудники отдела переглянулись, кое-где раздались слабые аплодисменты.
– Что ж, если убедим совет директоров и получим грант на идейную переработку, дадим премию! – поддержал Алекса Джерри Фланк.
– А можно отпуск?
– Ты и так в отпуске! Давай, пиши своё обоснование.
Алекс пододвинул кресло к окну и, спроецировав экран прямо на стекло, стал неторопливо набирать текст.
Виктор Грэм завершил утренний осмотр машинного отделения и вернулся в комнату управления. Старпом уже был на месте и писал в бортовом журнале.
– Что-то случилось? – спросил капитан.
– Нет, просто фиксирую погодные показатели.
– Они ведь фиксируются автоматически, – заметил Виктор.
– Да, но… В журнал ведь тоже надо что-то записывать. Пусть будет.
– Пусть, – пожал плечами капитан и стал изучать виртуальные мониторы, отражающие происходящее на судне.
Половина пассажиров Медиаполиса отдыхала, а половина трудилась в оборудованных под кабинеты каютах. Легко узнавались руководители, которые, не изменяя себе, расхаживали в выглаженных брюках и пиджаках. Заметил Виктор и главу холдинга Уилла Ланкастера, который, определенно, был в приподнятом настроении и что-то насвистывал себе под нос, изучая принесённые секретаршей бумаги. Секретарша Ланкастера, завидная девушка… «Кажется, её зовут Соня», – вспомнил Виктор. Она была худощавой брюнеткой невысокого роста, но недостаток мягких форм совершенно её не портил, наоборот, вводил в некоторое недоразумение относительно возраста девушки, которая выглядела, как подросток, а рассуждала вполне по-взрослому. Это расслабляло собеседника и немного выбивало из колеи. Наверное, поэтому Ланкастер держит её при себе, чтобы быстрее добиваться расположения партнёров по бизнесу.
Грэм отошёл от проекций и поднялся на капитанский мостик. Солнце вышло из зенита и сильно нагрело кабину, температура на мостике поднялась до тридцати градусов даже под защитным экраном.
– Старпом, включить охлаждение на мостике! – скомандовал Виктор.
– Есть, сэр! Охлаждение работает.
Температура стала падать, Виктор ощутил приятную свежесть. Горизонт был чист, прогноз погоды не предвещал никаких волнений на ближайшие несколько недель. Одиннадцатипалубный Медиаполис спокойно и горделиво бороздил океан, с каждым часом приближаясь к Багамским островам.
– Во время обеда снизьте скорость до семнадцати узлов, пусть пассажиры прогуляются по палубам, – сказал капитан, покидая мостик и комнату управления.
– Да, сэр! – отозвался дежурный матрос.
Глава 4. Начинают происходить странные вещи
За полторы недели плавания, Алекс привык к ранним пробуждениям и утренним прогулкам с Соней, занялся плаванием и почти дописал обоснование применения пластиковых бутылок в качестве рыболовных поплавков. Ежедневная работа не мешала ему чувствовать себя отдохнувшим и полным сил. Хотелось новых ощущений. Он был бы не против испытать их с Соней, но девушка, несмотря на возникшее взаимное доверие, все ещё держалась на расстоянии.
– Алекс, а почему люди до сих пор не летают, как птицы? – спросила она, наблюдая за полётом чайки над водой.
– Потому что птицы лёгкие, а люди – тяжёлые, – ответил он, удивляясь своим мыслям.
– Да… – протянула Соня, – у нас слишком много багажа.
– Ненужных вещей. Особенно у тебя, – поддел её Алекс.
– Там одежда. Босс требует, чтобы я каждый день меняла костюм.
– Ланкастер эстет.
– Нет, он просто не любит однообразие. В деловом мире таким, как он, сложно приходится.
– Ну, судя по нашим прибылям, он вполне успешен.
– Я не про бизнес, Саш, я имею в виду, внутренние предпочтения.
– Ааа… – Александру были до лампочки внутренние предпочтения гендиректора, ему просто нравилось беседовать с Соней, стоя под лучами утреннего солнца без защитных экранов. В этом совместном риске было что-то очень интимное.
– Смотри! Корабль! – неожиданно крикнула Соня, указывая прямо перед собой. Александр присмотрелся. Действительно, на горизонте темнел силуэт корабля.
– Тоже, наверное, лайнер.
– А может, военный! – предположила девушка.
– Не знаю, ещё плохо видно. Но давай уйдём с палубы или включим экраны, а то сейчас все прибегут смотреть.
Долгое время наблюдая в иллюминаторах однообразный сине-голубой пейзаж, люди истосковались по зрелищам, и любое событие, нарушающее океанское умиротворение, вызывало интерес. Алекс и Соня спустились в буфет. А спустя полчаса на палубах уже было полно народу. Многие даже захватили бинокли и, с упорством юного натуралиста, вглядывались вдаль.
Виктор Грэм и весь командный состав Медиаполиса находились в комнате управления.
– Поприветствуем корабль? – предложил старпом.
– Как положено по этикету, конечно.
Дежурный матрос щёлкнул одним из переключателей, и Медиаполис издал ровный протяжный гул. Ответа не последовало.
– Значит, военные. Только они такие неприветливые.
– Или браконьеры, – предположил кто-то.
– Для браконьеров слишком большое судно, – сказал капитан. – Матрос, включить главную камеру и вывести изображение на экран!
– Есть, сэр! – отозвался матрос за пультом. И через пару мгновений на главной виртуальной проекции появилась картинка проплывающего мимо корабля.
– Двукратное увеличение! – скомандовал капитан.
– Есть двукратное увеличение!
– Эсминец, – произнёс старпом, – но какой-то странный…
– Судно старое. Я не знал, что они ещё на ходу, – удивился Виктор.
– Так вроде точно сняли… – сказал главный механик. – Ещё лет пять назад!
Капитан пожал плечами и поднялся на мостик.
– Прекратить наблюдение! – скомандовал он оттуда. – Военные, кто их знает…
Тёмно-серый эсминец медленно проплыл по правому борту в полукилометре от Медиаполиса. Пассажиры шумели, радовались и фотографировались на фоне корабля. Алекс и Соня сидели за столиком в ресторане и пили белое вино из больших запотевших бокалов.
– Это тоже наших рук дело? – спросила Соня.
– Что именно?
– То, что военные продолжают использовать такие старые корабли.
– Нет, я тут ни при чём, – выразительно помахал руками Алекс. – Наверное, это какая-то сверхсекретная операция.
– Хм, тогда, надеюсь, мы им не помешали…
Странное судно удалялось и вскоре совсем исчезло в вечерней дымке. О нём скоро забыли. Медиаполис готовился дать первый вечерний бал. Праздничная суматоха охватила всех жителей лайнера. Служащие в свежевыглаженной форме накрывали столы, расставляли цветы в красивые напольные вазы и начищали паркет в главном зале ресторана. Пассажиры разбежались по каютам, примеряя платья и костюмы. Дамы заполнили салоны красоты. А дети суетились возле родителей, выспрашивая, будут ли на балу принц с принцессой. На одного такого любопытного ребёнка посчастливилось наткнуться капитану корабля Виктору Грэму.
– Мистер сэр, – спросил юный мальчишка, – а вы придёте на бал?
– Конечно, малыш, я же капитан корабля.
– А кто главнее: капитан, или принц?
Виктор подумал несколько секунд.