Елена Корджева
Пара-другая нормальных явлений
Страшный суд
Трубы трубили неистово, как в последний раз.
Собственно, это и был последний раз. Все слышали, как пастор в церкви предупреждал по поводу Страшного суда, и каждый знал, куда надо идти.
Целыми семьями горожане двигались на площадь. А куда же еще? Именно на площади с минуты на минуту должен начаться Страшный суд!
И действительно, все уже было готово. Прямо на входе архангелы в большой амбарной книге отмечали каждого нового горожанина, явившегося, чтобы безропотно исполнить свое последнее жизненное предназначение: представить на Страшный суд свою жизнь со всеми ее грехами и огрехами.
Несколько часов людской поток шел плотной толпой, потом, по мере заполнения площади – и амбарной книги, стал редеть. К концу подходили уже только жители самых дальних окраин.
И вот уж самый, казалось бы, последний немощный старичок, что жил возле ограды старого кладбища, добрался до площади и доложился архангелу, поставившему галочку напротив его имени специально выдернутым из крыла большим белым пером. Вроде все собрались.
Но почему-то Страшный суд все никак не начинался: архангелы, сгрудившись у входа на площадь, о чем-то совещались, сдвинув головы и заслонившись от всех своими невероятными крыльями. И, похоже, никак не могли договориться. Во всяком случае, один из них, кажется, Гавриил, гневно листал амбарную книгу, демонстрируя остальным пустые, незаполненные строки.
– Видно, кто-то не явился, – зашептались на площади. – Что теперь будет?
Люди вытягивали шеи, пытаясь рассмотреть, все ли здесь. Но разве в этом море голов разглядишь? Оставалось надеяться, что архангелы что-нибудь придумают. Площадь потихоньку успокаивалась, люди усаживались на землю, готовые ждать столько, сколько потребуется, чтобы отчитаться в грехах и получить либо прощение, либо наказание. «Скорее всего, будет наказание, – думали они. – Чего торопиться?»
И площадь замерла в ожидании.
Убедившись, что ни на одной из улиц, ведущих к площади, не видно ни единого пешехода, архангелы приняли решение отправиться на поиски и доставить всех недостающих, чтобы можно было начать наконец-то вершить Страшный суд.
***
«Стадион!» – Рафаил отчетливо чувствовал, что почему-то именно на стадионе собрались мятежные души, не пожелавшие явиться на площадь. Легко взмахнув крылом, он поднялся, чтобы в тот же миг очутиться посреди большого поля, окруженного рядами трибун. Тут и впрямь были люди. Одни из них, передвигаясь на колясках, с азартом гоняли по полю мяч. Другие, лишенные одной, а то и двух конечностей, тем не менее подтягивались на брусьях, отжимались, а некоторые даже бегали на протезах.
«Несчастные, – пронеслось в голове у архангела. – Вероятно, их заперли, а телесная немощь не позволила им выйти отсюда. Сейчас я их спасу».
И, распахнув ворота одной из трибун, он трубным гласом возвестил о скором начале Страшного суда.
Каково же было его удивление, когда никто не поспешил на зов. «Может, они не слышат?» – предположил он и повторил попытку.
– Я прошу вас не хулиганить и не мешать тренировке. – На архангела строго смотрел человек в спортивном костюме со свистком на шее.
– Так Страшный суд ведь! – возвестил архангел.
– Молодой человек, не морочьте голову! У нас до параолимпиады осталось меньше месяца, нам каждый час дорог. Дайте потренироваться, и пускай там на нас профессиональные судьи смотрят. Вы же видите, люди на полную катушку выкладываются, а вы мешаете. Идите себе с Богом, не мешайте людям верить в себя.
Рафаил аккуратно закрыл за собой ворота и задумчиво побрел обратно к площади.
***
Урсула не была довольна собой. Все знают, что она лучшая, но это никак не дает ей права расслабляться. Она знала, что может больше. Тем более что от нее требовалось только петь, то есть делать то, без чего была бы невозможна сама ее жизнь. И потому она кивнула учителю, показывая, что справилась с минутной слабостью и вновь готова к работе.
Пальцы учителя привычно легли на клавиши, и из открытого окна полилась бессмертная «Аве Мария»:
«Ave Maria,
Gratia plena.
Maria, gratia plena,
Maria, gratia plena.
Ave, ave, Dominus,
Dominus tecum,
Benedicta tu in mulieribus
Et benedictus,
Et benedictus fructus ventris,
Ventristui, Jesus.
Ave Maria…»
Иеремиил стоял перед дверью класса и понимал, что прервать эту музыку не имеет права даже во имя Страшного суда.
***
– Вы куда без спецодежды? Вам кто позволил регламент нарушать? – накинулся на Разиила старичок в белом халате и шапочке, полностью скрывающей волосы.
За спиной старичка суетилась целая куча народу в таких же белых одеждах.
– Иван Ефремович, смотрите, пошла, пошла реакция! – закричал кто-то.
– Отлично! Берите пробы! – не оборачиваясь, распорядился старичок. – Я сейчас.
И он вновь повернулся к архангелу: – Так вы по какому вопросу?
– Я, собственно, по поводу Страшного суда…
– А, да, слышал, в прессе писали. Но при всем уважении должен заметить, что наша лаборатория никак не может принять участие в вашем мероприятии. Вы же видите, мы на пороге открытия. Вакцина – это не мелочь какая-нибудь, мы для всего человечества работаем!
***
Михаил догнал их уже почти у вершины. Просто поразительно, для чего этим людям понадобилось, вместо того чтобы сидеть дома и по зову трубы явиться на площадь, карабкаться на этот почти отвесный ледник, задыхаясь, оскальзываясь, то и дело норовя рухнуть в пропасть. Он и сам слегка запыхался, даром что архангел. Мороз пробирался даже под крылья, несмотря на то что он секунду назад прибыл сюда, а эти люди идут по едва видимой тропе, возможно, уже несколько дней, а то и недель.
– Стойте! – Он протянул к путникам руку. – Вам надо вниз.
Ведущий повернулся к Михаилу и обжег его взглядом: на почерневшем от мороза и нехватки кислорода лице глаза горели нечеловеческим огнем:
– Вниз, говоришь? Нет, врешь! Нам надо вверх! Видишь вершину? Мы до нее дойдем, пусть сам черт стоит у нас на дороге.
«Дойдут», – подумал Михаил. И вернулся на площадь.
***
Ринальдо никак не мог оглянуться – картина не отпускала. Скорее, скорее, пока не ушло вдохновение и пока еще есть свет, выплеснуть на холст образ, мучивший его последние две недели. Пусть профаны думают, что художнику все равно, что писать, лишь бы деньги платили. Все так, но сейчас он пишет для себя, для души о том, что идет из самых глубин ее, из того самого душевного естества, которым является он сам. Он пишет – себя! И неважно, что в этот момент его душа пленена образом красавицы, обуздывающей сказочного единорога.
Обернуться и потерять хоть мгновение этого волшебного часа уходящего солнца Ринальдо никак не мог. Хотя и чувствовал за спиной присутствие постороннего.
Но вот солнце спустилось еще на один градус, и свет безвозвратно ушел.
Художник обернулся.
В дверях мастерской стоял высокий человек в балахоне, зачем-то оснащенном парой больших белых крыльев, и с интересом разглядывал висящие на стенах полотна.
– Вы заказчик? Мы с вами договаривались? – Ринальдо нахмурил лоб, пытаясь припомнить: неужели он кому-то назначил встречу?
– Нет, нет, лично с вами мы не договаривались. – Незнакомец представиться не пожелал. – Просто сегодня Страшный суд, и вас уже давно ждут на площади.
– Вы шутите? Я едва освободил время для своей картины – вы понимаете, своей, своей собственной, не на заказ, а вы говорите, меня где-то ждут! – Он разозлился не на шутку. – Так вот что я вам скажу, любезнейший. Подождут! Я, может быть, впервые в жизни пишу то, о чем поет душа. И никому не удастся отнять у меня мою картину!
Незнакомец с крыльями, оказывается, очень высок. Ринальдо осознал это, когда обнаружил, что яростно машет кистью на уровне его груди. Несколько капелек ярко-желтой охры попали на правое крыло, отчего оно казалось освещенным солнцем.
– Ой, простите, я сейчас уберу.
И он кинулся к столу за растворителем.
А когда обернулся, незнакомца в мастерской уже не было.
***
Ив любил Клер. А Клер любила Ива. Они любили друг друга с самой первой минуты, когда их взгляды встретились в переполненном вагоне метро. Они любили друг друга.
Но сегодня, сейчас, в это мгновение Ив любил Клер жадно, нежно, самозабвенно, беря всю ее и отдавая ей всего себя до капли, до дна. А Клер, отдавшись на волю его рук, послушная, мягкая и горячая, стонала от наслаждения его любовью.
Азраил – ангел смерти – стоял, набросив на себя невидимое покрывало, и не мог оторваться от созерцания того волшебного таинства, что сейчас разворачивалось перед ним. Он видел, как в чреве Клер прямо здесь и сейчас зарождается новая жизнь. На его глазах эти двое создавали нового человека, вкладывая в этот божественный труд всех себя без остатка.
Он знал, что никогда не сможет сотворить ничего подобного.
***
К вечеру архангелы вновь собрались на площади.
Люди по-прежнему сидели на земле. Наскучив ожиданием и проголодавшись, они доставали невесть каким образом оказавшиеся с ними припасы и, закусывая, вели неспешные беседы между собой.
Архангелы прислушались.
– А моя сноха всегда добавляет масло, да не рапсовое, упаси Боже, – только оливковое…
– Лучше с вечера прикормить, тогда утром они на то же место идут. На зорьке такая тишина, туман, ни зги не видно – только чувствуешь, как леска дрожать начинает…
– Медом пробовали? Говорят, мед очень для этого дела полезно…
– Две вместе, один накид, а потом убавляйте постепенно…
Гавриил пригляделся: несколько женщин, усевшись в кружок, принялись за вязание. Невероятно! Они пришли на Страшный суд, но взяли с собой недовязанные шарфы и носки, чтобы завершить начатое.
Архангелы, осторожно обходя сидящих, приблизились к старцу, расположившемуся на ступенях старинного храма. Из полуоткрытой двери звучал орган. Мелодия то рассыпалась по площади, то, набирая глубину, рокотала басовыми трубами.
– Бах, – сказал старец, вставая. – Прекрасная музыка.
Он оказался весьма высок, даже выше, чем некоторые из архангелов.
– Ну, что скажете? Где остальные? – обратился он к ним.
Архангелы переглянулись.
Как видно, они уже решили между собой, что отвечать, ибо вперед выдвинулся Самуил:
– Господи, они творят!
– Конечно, я же создал их по своему образу и подобию. Они – творцы.
– Но они все время творят. Даже здесь, на площади, они не останавливаются. Все, что они делают, от пирогов и носков до покорения гор, – это акты творения!
– И что? Что по этому поводу будем делать? – Старец, конечно, знал ответ, но как хороший учитель добивался, чтобы ученики нашли нужное решение сами, без подсказки.
Архангелы опустили глаза. Первым решился Уриил:
– Господи, прости нас. Ты сказал, что сотворил ты Землю, и поверили мы тебе. Но твои творения все еще создают и творят, и видим мы, что не все на Земле уже является сотворенным. Акт творения – божественный акт – продолжается. Что же делать нам?
– Что же, архангел света, если продолжается божественный акт творения, можно ли прервать его? Возможно ли судить тех, кто наделен силой творца?
***
Вечерело.
Незаметно с площади исчезли архангелы вместе с большой амбарной книгой.
Кто-то сказал: «Похоже, передумали – не будет Судного дня».
Люди стали расходиться с площади, торопясь вернуться до темноты под родную крышу.
А в церкви по-прежнему рокотал орган…
Пыль с копыта Люцифера
– «Нет, это становится дьявольски невыносимым!» – пробурчал он сквозь зубы, даже не заметив юмора ситуации.
Собственно, было с чего гневаться: наплыв народу из чистилища буквально сметал стражу. «И куда они прутся, можно подумать в Аду медом им намазано»!
И то сказать, за последние несколько недель народу помёрло немеряно. То есть, разумеется, каждую душу считали, грехи взвешивали перед тем, как распределить для отбытия загробного срока. Просто души прибывали и прибывали в каких-то небывалых количествах.
С этим следовало разобраться. И он с силой несколько раз громыхнул металлическим черенком вил по камням пола, выбив сноп искр. На зов немедленно примчался дежурный чертенок, смешно взбрыкивая крохотными копытцами.
– Кто у нас регистрирует прибывших? Быстро ко мне! – затребовал он, и чертенок умчался выполнять поручение.
Заведующий отделом регистрации – солидный черт средних лет с брюшком, намечающейся лысиной в лоснящихся синих нарукавниках вскоре уже стоял перед троном, выпучив от усердия глаза.
– Откуда это нашествие? Что происходит? – прогремел он сердито прямо в эти вытаращенные зенки.
– Никак не могу знать, Ваша милость, неизученный феномен.
– Я тебе покажу феномен! Будешь вместо нарукавников лопатой махать! Откуда души?
– Так из Чистилища…
– Да понятно, что из Чистилища! Туда они откуда прибывают?
– Так с Земли…
Мда… С такими помощничками каши не сваришь….
– Там война или мор какой? От чего умирают?
– Так не знаем мы! – Клерк, наконец-то заговорил более-менее внятно. – Они прям лавиной какой-то идут, дай Бог..
Клерк запнулся в неловкости, но выкрутился:
– Дай Богу столько работы, сколько нам досталось!
Понятно… Понятно. Что ничего не понятно.
Люцифер в задумчивости завозился на троне. Почетная стража на всякий случай подобрала хвосты и выпучила глаза, демонстрируя полнейшее усердие. Но в голову ничего путного не приходило. «С ним, что ли связаться?», – он нахмурился, не желая признаваться в неведении. Стража еще больше напряглась и даже взяла вилы в позицию «на караул».
Однако выбирать не пришлось.
В потолке тронного зала внезапно обнаружился огромный панорамный экран, откуда хлынул поток ярчайшего света.
Он зажмурил глаза и быстро прикрыл их мохнатой когтистой лапой, чувствуя, как в голове борются между собой две абсолютно противоположных мысли. Торжествующая «Ага, Он первый не выдержал» соперничала с тревожной «Ему что ли тоже ничего не известно?». Похоже, тревожная пока побеждала.
– Ты яркость-то убавь, как-никак у нас здесь не райское место, – проворчал он.
Свет померк, превратившись в вполне приемлемые сумерки, наподобие пасмурного дня.
– Это ты вытворяешь? – раздался голос с небес.
– Что я, враг себе, столько народу штабелями укладывать? Сам же знаешь, штат у меня не такой большой, чтобы столько котлов греть, мы вторую неделю с ног сбиваемся. Уж не ты ли, Создатель, ненароком создал бациллу какую?
Они еще какое-то время обменивались «любезностями», но в общем-то становилось понятно, что ни одна из сторон не знает, что там, на Земле, происходит на самом деле. Очевидно, нужна была разведка. И ни у кого не вызывало сомнений, кому идти. Разумеется, Люцифер – из чистого тщеславия – немного покобенился, дожидаясь, когда с неба прозвучит прямая просьба:
– Ну, тебе там ближе, посмотри сам, потом мне расскажешь.
«Да уж ясно, что мне ближе. Да мои и порасторопней твоих ангелов будут», – торжествующе думал он с удовольствием оглядывая молодцеватый строй отряда разведчиков, уверенно направлявшихся к выходу из ада.
Долго ждать не пришлось.
Разведчики вернулись без потерь, последний тащил на плече какой-то мешок.
– Вот, Ваша милость, нашли.
Черт, на груди которого красовались приклеенные к шерсти знаки отличия, выдававшие командира, широко распахнул поклажу.
– Да ты что. сбежит же, – вырвалось у начальника стражи.
– Не сбежит, – уверенно махнул лапой разведчик. – Вот же гадость какая.
И впрямь, из мешка никто не выбегал, не вылетал, не выползал и даже не испарялся. Разведчик пнул мешок и в нем что-то зашуршало.
– Да не томи ты, – не выдержал Люцифер, – показывай уже!
В мешке оказались какие-то разноцветные обломки и обрывки, неопрятной кучей развалившиеся на полу.
– Ну, и что это?
– Пластик.
Люцифер тихонько посмотрел вверх. Экран тускло светился.
– Ну, Создатель, твое творение?
Сверху донеслось смущенное покашливание:
– Не мое, то есть, не совсем мое… Это они сами, по образу и подобию.
– Ну и как это им вредит?
Две пары глаз воззрились на разведчика.
– Да это я так, для примера принес. А мор у них вот от этого. – И он разжал мохнатый кулак. В кулаке на первый взгляд ничего не было. Но это только на первый взгляд. Если прищуриться, Люцифер мог различать любые предметы, вплоть до атомов и молекул. Тот, сверху, тоже. Оба уставились на лапу, где ясно проступила целая куча крохотных-прекрохотных шариков и комочков.
– А это что? – не сговариваясь, спросили оба хором.
– Пластик.
Дьявол помотал рогатой башкой, но понимания не добавилось. Разведчик тем временем продолжал:
– Люди этот пластик суют, куда хотят. Вот этот, например, из женской косметики. Бабы его на морды мажут, а потом смывают.
– Ну и что? – снова не поняли оба.
– А то, что он в воду попадает и его не видно. А потом они же его и пьют, и едят. А он же – химия. Вот и мрут.
– Мда, – он изо всех сил почесал вилами мохнатый загривок. – И много его?
– Океаны…
Сверху донесся продолжительный вздох.
– Да что ты вздыхаешь то? Сам же хотел уморить их за грехи, а теперь и руки марать не надо, – не удержался Люцифер.
Но, по правде говоря, гибели рода людского ему точно не хотелось. Люди – прикольные существа, наблюдать за ними – одно удовольствие. Если перемрут, скучно будет. И, опять же, о чем тогда спорить с тем, который сверху?
Обоим было ясно, человечество надо спасать. Оставалось только решить, как.
– Ну, что ты думаешь? – обратил кверху мохнатую морду владыка ада.
– Я то? Да вот, видишь как они, по образу и подобию… Это же чистая химия, наука. У меня среди ангелов ученых нету.
– Понятное дело, – Люцифер согласно кивнул рогатой башкой. – Как бы они в Раю оказались… Да и у меня, сам знаешь, не густо.
По обоюдному молчаливому согласию несколько последних веков после случая с Галилеем и Бруно оба предпочитали оставлять ученых в чистилище: кто его знает, праведники они или лихоимцы, образования в естественных науках ни у того, ни у другого не хватало.
Приходилось рассчитывать на себя.
– Ну что, я пошел? Буду разбираться на месте. Только ты гляди, палки мне в колеса не ставь!
– Да что ты, Бог с тобой! – раздался голос сверху.
– Да ну тебя, – Люцифер смутился, не часто падшим ангелам достаются благословения, и отправился к выходу.
Отсутствовал он недолго. Через несколько дней вернулся обратно, как ни в чем не бывало, никаких видимых изменений. Ну если не считать едва ли не до блеска отполированных копыт.
На все вопросы отвечать отказался, сославшись на усталость, и отправился спать.
Мор, однако, пошел на убыль и потихоньку вернулся к привычному ходу дел. Жизнь вошла в колею.
И вновь в зале открылся большой экран.
– Ну, достаточно отдохнул? – Глаза сверху придирчиво осматривали вальяжно развалившегося на троне владыку ада. – Что ты там сделал-то?
– Ай, – притворно засмущался Люцифер, – мы же народ не ученый, так себе действуем, по наитию. Я тут подумал, у нас в аду экология сам знаешь, какая. Хуже всякой химии. Вот я пылью с копыт и посыпал океаны. Пластик-то и растворился.
– Ах ты, дьявол! – голос с неба загремел в негодовании. – Так там же теперь адова пыль, небось похуже пластика будет!
– Да откуда похуже? Ты вспомни, кто создатель? Это тебе не по образу и подобию. Да ты сам посмотри.
На экране вместо бородатого лица появилась Земля.
Они молча смотрели, как она поворачивается вслед за солнцем, блестя голубыми океанами и радуя глаз зеленью лесов, желтизной пустынь и белоснежными шапками льда на полюсах.
– Голубая… – умиротворенно прозвучал глас с неба и экран погас.
А Люцифер твердо решил взять себе из чистилища побольше ученых. Кто его знает, что еще изобретут люди?
Дверь в Эдем
Костер уже затухал, язычки пламени становились все меньше, а потом и вовсе пропали, а по черным углям время от времени пробегали красные всполохи, пробуждаемые к жизни порывами вечернего ветерка.
Августовское ночное небо отражалось в почти неподвижной глади озера вместе с звездопадом, казалось, падучие звезды, однажды упав, стремятся вновь подняться в небо.
– Ты загадал желание?
Он только кивнул, покрепче обняв Еву, уютно устроившуюся под его большой теплой ладонью.
– Я тоже загадала. Я хочу, чтобы мы всегда были вместе.
Конечно, это было и его желание тоже! Просто он не мастак говорить. Он только чувствует, как собака. И любит свою Еву тоже, как собака, до умопомрачения, до спазма дыхания, до конца. И пойдет вместе с ней до конца, и порвет за нее кого угодно.
Хотя, – черт, он же прекрасно понимал, что в числе этих «кого угодно» вся родня этой лучшей в мире девушки. Никто из них не примет во внимание такую чушь, как любовь. Если у тебя нет ни состояния, ни положения в обществе, ты получишь в лучшем случае вежливый отказ. А Ева, что же, ее запросто могут сдать на время в какой-нибудь закрытый пансионат в каких-нибудь Альпах, чтобы вылечить от такой глупости, как любовь.
Он покрепче прижал к себе хрупкую девичью фигурку, пытаясь хоть на время создать ощущение безопасности.
Внезапно все изменилось.
– Смотри! – тревожно вскрикнула Ева, вскинув к руку к звездам.
На лес упала бесконечная тишина.
И сосны, и костер, еще секунду назад такие настоящие, обрели вид сказочной декорации.
Следы от падающих звезд вдруг словно пересеклись со своим отражением и на поверхности озера вдруг появилось что-то вроде сверкающей серебряной то ли сети, то ли паутины. Налетевший ветерок ничуть не разрушил эту картину, напротив, паутина становилась все ярче. Вдруг сверкнувшие под дуновением угольки вдруг высветили большую фигуру, бесшумно спускавшуюся прямо к берегу.
Темная фигура достигла воды и, наклонившись, двумя руками потянула призрачную сеть, как рыбак, вытаскивающий невод. И сеть подалась, потянулась за руками, сдвинулась, обнажив черную-пречерную поверхность озера. Фигура выпрямилась и отступила к лесу, увеличивая черную дыру, в которой больше не отражались звезды.
Внезапно из этого черного небытия в небо вылетело что-то огромное, за ним еще и еще. И вскоре к звездному небу устремился поток странных существ, похожих на гигантских скатов. Они, как птицы, образовали клин и улетали все выше, медленно и бесшумно помахивая огромными плавниками.
Последний гигантский летун скрылся с глаз. Фигура на берегу чуть помедлила в ожидании появления кого-либо, отставшего от стаи. Не дождавшись, отпустила звездную сеть, вновь накрывшую озеро.
– Что это? -оглушительным шепотом спросила Ева.
– Молодые дайты, – раздался то ли шорох, то ли ответ. – Им пора вернуться домой.
Гигантский силуэт, казалось, смотрит прямо на них.
Адам в растерянности перевел взгляд туда, где должны были лежать их удочки.
Фигура словно прочитала немой вопрос:
– Не переживай, ты не мог причинить им вред. Пока портал закрыт, они не в этом мире.
– А как это?
Ох уж эта Ева, он сам бы, пожалуй, не решился беспокоить существо, способное создавать звездные сети, вопросами. Но тот, похоже, не рассердился.
– Видишь ли, человек, разные миры рождают разных существ. Так уж вышло, что лучшая колыбель для маленьких дайтов – ваша Земля. Нигде больше, даже на родной планете, их семена не дают всходов. А для взрослых дайтов эта планета слишком мала и легка. Вот и приходится помогать им возвращаться домой.
– А они разумные?
– Все разумные, кто больше, кто меньше. Главное, они живые и должны жить счастливо. А вы? Вы счастливы?
– Мы любим друг друга! – Адам встал, чуть заслонив собой Еву.
– Я вижу это, дитя! – Темный силуэт увеличился, заслонив почти все небо. – Но достаточно ли счастья вам на этой планете?
Адам с Евой переглянулись.
Несмотря на темноту, они видели ответ в глазах друг друга. На этой планете им придется трудно и долго бороться за счастье.
– Портал открыт. Пойдете?
Фигура жестом указала им под ноги. Сверкающая сеть незаметно расширилась и теперь лежала прямо у их ног, накрыв собой костер, в котором еще слабо теплились угольки.
– А что там? – Адам с детства был обстоятельным. – Там кислород есть?
Призрачная фигура заколыхалась, по лесу прокатился рокот. Они не сразу поняли, что это смех.
– Там есть кислород, – голос скрывал улыбку. – Там есть все, что есть здесь, кроме людей. Эдем – новая планета, ее нужно заселить. Хотите быть родоначальниками нового мира?
– Это как в Библии? – робко спросила Ева.
– Нет, Библия останется здесь. У вас будет своя история. Такая, какую вы сделаете.
– Мы согласны! Правда, Ева? – Адам повернулся к любимой. – Ты же хотела быть вместе!
– Да, Адам, конечно.
Он едва успел перевести дух, как вдруг Ева задала вопрос, обращаясь к грозной фигуре: «А мы можем взять с собой удочки и велосипеды?».
Над озером снова прокатился рокот. Похоже, незнакомца ситуация сильно забавляла.
– Да, и удочки, и палатку берите.
В считанные минуты влюбленные собрали свой скарб и встали, придерживая руками велосипеды.
– Добро пожаловать в Эдем, – сказал незнакомец, и серебряная сеть с шуршанием поползла по траве, оставляя за собой черное непроницаемое для взгляда пространство.
Адам и Ева переглянулись и вошли в Портал.
Эдем начал заселяться.
