Елена Жукова
Некоторые предпочитают покороче – 3
Горемыка возмущённо возвысил голос, но, зыркнув на дверь, снова перешёл на осторожный полушёпот.
– А ещё венерианцы абсолютно нетерпимы к критике. Они мгновенно впадают в немотивированную агрессию: могут обозвать вас звездаком или послать в ж… сопло. Хотя сами…
Дверь за плечом О.Х. внезапно распахнулась, и в проёме показалась разгневанная блондинка с накачанными силиконом губами.
– Что, венерик, опять свои безумные видосы постишь? Давай-ка на вылет!
Горемыка испуганно втянул голову в плечи и скороговоркой пробормотал:
– Извините, коллеги, я вынужден прервать наш семинар в связи со срочным вылетом в экспедицию.
*) После того не означает вследствие того
10. Чёрный-чёрный телефон
Тема: «В чёрном-чёрном лесу…» Жанр: детские страшилки. Объём: не более 777 збп.
Однажды девочка Эля нашла в парке чёрный-чёрный телефон. Она принесла его домой и похвасталась маме. Но мама приказала сдать чужую вещь в бюро находок.
Девочка не послушалась: ей давно хотелось иметь крутой мобильник. Как у одноклассницы Катьки – дочки префекта. Эля спрятала телефон под подушку и легла спать.
Ровно в полночь она проснулась от тревожного писка зуммера. Эля достала из-под подушки телефон: его экран светился кроваво-красным цветом.
Девочка поднесла трубку к уху, и телефон сказал: Ступай на кухню и возьми нож. Ноги сами собой принесли Элю на кухню, рука схватила самый острый нож. Телефон одобрительно мигнул кровавым глазком и велел: Иди в мамину спальню. Эля вошла и замерла у постели, слушая ровное сонное дыхание. Телефон приказал: Зарежь маму!
Девочка занесла нож над подушкой. В этот миг мама открыла глаза и испуганно выдохнула:
– Малыш, я же лучше телефона!
Но Эля уже не могла остановиться…
11. Осенний этюд
Тема: Последний лист (с намёком на новеллу О'Генри). Жанр: Романтика. Объём: не более 1500 збп.
После недели злых холодных ливней, обобравших деревья до последней золотой монеты, на небо вернулось солнце. Ника и Глеб брели по осеннему парку, по-детски держась за руки, а следом за ними телохранителем плелась рослая сдвоенная тень.
Они молчали, и молчание это было лёгким, словно воздушные поцелуи. Как очень близкие люди, Ника и Глеб чувствовали одно и то же: радовались, что вместе, что молоды, полны сил и любят друг друга не меньше, чем в день свадьбы.
Ника блаженно прищурила кошачьи глаза и подставила лицо солнечным лучам. Рассеянный взгляд скользнул по одинокому жёлтому листу, что скорбно мотался на голой ветке.
– Смотри, какой жизнелюб! – воскликнула она. – Вцепился и держится, насколько хватит сил. Я не хочу, чтобы он умирал, – настойчивые глаза упрашивали, умоляли. – Давай возьмем его с собой? Спасём от зимы.
Глеб никогда не мог отказать жене. Пряча улыбку, он вздохнул с притворной досадой, подпрыгнул, ухватил ветку и пригнул её.
– На, спасай, спасительница!
***
Я отложил последний лист рукописи и поднял глаза. Не заметил, когда ты уснула: в последнее время ты стала часто уходить от меня в сон.
Я окинул взглядом истерзанное пытками химиотерапии бесплотное тело, пергаментную кожу и короткий меховой бобрик взамен былых пружинистых кудрей. На губах ещё держался полусъеденный след помады – ты хотела нравиться мне даже сейчас.
Я написал эту книгу как подсказку Спасителю: сценарий пересмотра вынесенного тебе смертного приговора. Но Бог не услышал меня. Наверное, я слишком много нагрешил.
Скоро и наш роман будет дочитан до безнадёжного слова “конец”. Дни, недели – сколько ещё осталось? Девочка моя, мой храбрый оловянный солдатик, я не умею жить без тебя. Придётся учиться заново, день за днём. Чтобы хранить память о тебе, насколько хватит сил.
