– Ну… продолжай, – вкрадчиво, с заметной издевкой в голосе, произнесла та. – Что же ты замолчала?
– Я… я тоже стану русалкой?
Водяница звонко и обидно расхохоталась. Сквозь смех с трудом проговорила:
– Дошло, наконец? Смерти ей захотелось!..
Она всё хохотала и хохотала, и, казалось, всё никак не могла перестать смеяться. Мне стало не по себе.
Внезапно мавка резко оборвала смех.
– Да коли хочешь знать, настоящая смерть только у вас, смертных, и бывает. Что такого, переродиться в птицу или какую другую живность? Да хоть в червяка, – в злом голосе русалки вдруг послышалась настоящая боль, – чем этакое посмертное бессмертие…
Запах затхлости усилился, становясь тошнотворным. Мне стало очень холодно. От слов утопленницы веяло чёрной безысходностью – худшей, чем всё, когда-либо испытанное мной до этого.
– Забыть его хочешь? Да ты все свое послесмертие только о нем и будешь помнить, да о том, что из-за своей дурости лишилась возможности прожить настоящую жизнь и умереть, как полагается… мечтая рано или поздно встретить его однажды и утащить с собой на дно, чтоб понял, каково это!