Елена Фёдорова
Лунное молоко. Научно-мистический роман
Коронела
Якобело Альберено был сыном богатого вельможи. Выходя за него замуж, Коронела надеялась жить в роскоши. Она не подозревала, что между отцом и сыном возникли серьезные разногласия. Узнав о том, что Якобело увлечен рисованием, отец рассвирепел и отказал сыну в наследстве. Он выселил непокорного отпрыска в маленький домик на окраине города, надеясь, что тот бросит свои художества и займётся важными государственными делами. Но время шло. Якобело свои художества не бросал. Даже женитьба не прибавила ума строптивому отпрыску синьора Альберено.
Безумец Якобело, как его называли в семье, не побоялся привести юную красавицу Коронелу в своё убогое жилище. Он уверил жену, что скоро жизнь их станет другой. Нужно просто немного подождать.
Коронела была обескуражена, но вида не подала. Поначалу она ловко изображала радость. Но со временем театр ей наскучил. Из нежной, любящей синьоры Коронела превратилась в злобную фурию. Бесконечные истерики утомили Якобело. Он намеревался расторгнуть брак, но строгие законы церкви не позволили ему этого сделать. Приходилось терпеть, подстраиваться под своенравную жену, которая становилась всё сварливее и злее.
Рождение дочери Альбертины немного успокоило Коронелу, примирило её с мужем. А когда Якобело получил заказ от дожа на оформление одной из дворцовых комнат, Коронела возликовала. Наконец-то осуществится её заветная мечта жить в роскоши и богатстве. Она нашла один из самых дорогих домов в Венеции неподалеку от площади Сан Марко. Сама занималась обустройством, набирала слуг. На несколько лет мир и покой воцарились в семье Альберено. Коронелу и Якобело считали эталоном для подражания. Никто не подозревал о том, что творится за стенами их роскошного особняка.
Коронела всё больше отдалялась от мужа. Её раздражала его «мазня», так она называла картины Якобело. Она задыхалась от запаха красок, несмотря на то, что его мастерская находилась в другом крыле их огромного дома.
Чтобы поправить здоровье, Коронела совершала прогулки, которые становились продолжительнее день ото дня. Занятый работой Якобело не замечал странного поведения жены. Коронела могла вернуться домой под утро, придумав какую-то нелепую отговорку в своё оправдание. Со временем и отговорки прекратились.
– Я так захотела! – с вызовом выкрикивала она на немой вопрос мужа.
Якобело выволочек жене не устраивал. Не было ни сил, ни времени на ссоры. Он предчувствовал, что скоро его земной путь завершится, поэтому важнее для него было позаботиться о дочери и подготовиться к встрече с Вечностью. Странная, неизлечимая болезнь давно поселилась в теле Якобело. Он верил, что победит её. Ему было ради кого жить и бороться. Но последняя ссора с женой его добила. Якобело слёг, а Коронела уехала… к родственникам…
У постели отца дежурила Альбертина. Когда бы он не открыл глаза, она была рядом. Её улыбка, её сияющие любовью глаза вселяли в него надежду на избавление. Но, когда вернулась синьора Коронела, Якобело понял, что смерть для него – избавление. Он больше не сможет жить так, как желает Коронела. А она с изрядной долей цинизма заявила:
– Я не собираюсь нянчиться с тобой, дорогой. Мне нужен крепкий, сильный, богатый человек, а не больной нищий художник, пропахший лекарствами…
Он ничего ей не сказал. Зачем? Его слова она не услышит. А вот Господь услышит и пошлёт спасение. Так и произошло. Букет подсолнухов, принесённый Турнесолом, явился знамением, доброй вестью. Якобело почувствовал прилив сил, поднялся. Знал, что нужно спешить. Время ему дается для того, чтобы привести в порядок все бумаги. Он написал завещание в пользу дочери. Отправил синьору Перуджино шкатулку и картину для Альбертины. Взялся писать портрет семейства Мелькомено, за который ему щедро заплатили вперёд.
– Хорошо, что ты поправился, – сказала Коронела, забрав деньги. – Мой отъезд не станет для тебя трагедией.
– Отъезд?! Куда ты собралась на этот раз? – спросил он растерянно.
– Далеко, – с вызовом ответила она. – Мне надоела Венеция. Сырость, вонь из грязных каналов, фальшивая помпезность меня убивают. Я хочу настоящей роскоши. Хочу блистать на балах, одеваться в дорогие наряды, носить дорогие украшения, гулять по паркам Версаля… – замолчала, поняв, что сболтнула лишнего.
– Альбертина останется со мной, – заявил Якобело. – Девочке ни к чему смотреть на безнравственное поведение своей матери.
– Не имею ничего против, – Коронела скривилась. – Альбертина – твоя дочь. Воспитывай её так, как сочтёшь нужным. А я рожу ещё детей, если понадобится.
– Прекрасно, – он поднялся.
– Сядь, – приказала она. – Ты должен дать мне разрешение на развод.
– Не сегодня…
– Сейчас! – она стукнула кулаком по столу. – Или я придушу тебя…
Якобело побледнел и упал на пол. Слуги отнесли его в комнату, положили на кровать.
– Вам нельзя волноваться, иначе… – сказал доктор, когда Якобело открыл глаза.
– Знаю, – еле слышно проговорил художник.
– Вам нужно лежать…
– Не имею права. У меня не завершен заказ…
– Что вам дороже: жизнь или…
– Или, доктор, – Якобело поднялся. – К сожалению на данный момент деньги важнее жизни. Я не имею права оставлять неоплаченные долги. Я не хочу, чтобы моя жена попала в долговую тюрьму. Простите…
– Сочувствую вам, держитесь… – доктор ушёл.
Якобело развел краски, сел к мольберту, сделал несколько мазков и замер. Острая стрела вонзилась между лопаток. Ярчайшая вспышка света ослепила его.
– Пора… – пропел ангельский голос. – Пора… Якобело, ты загостился здесь…
Звон разбитого стекла заставил его повернуть голову. В комнату вбежала Альбертина. Он не увидел лица дочери. Только размытый силуэт. Улыбнулся из последних сил, выдохнул: люблю… и уронил голову на грудь.
Всё, что происходило потом, было похоже на меняющиеся картинки: слуги, доктор, дочь, жена, мертвецкая, странные люди с серыми угрюмыми лицами, свет, колокола, чёрный бархат, тёмно-зеленая вода, чёрная гондола, подсолнухи, огонь и тишина. Траурная процессия движется молча с земли на воду и обратно. Надо всеми возвышается закутанная в чёрное платье фигурка Альбертины, скорбь, отчаяние и слёзы…
– Не плачь, моя девочка, – кричит он ей с небес, с белых облаков. Но она не слышит. – Не плачь, Альбертина. Мы ещё встретимся. Жизнь не заканчивается, не заканчивается, нет…
– Альбертина, я продаю дом, – взяв дочь за руку, сказала Коронела. – Ты должна меня понять. Так будет лучше. Мы не сможем оплачивать счета. Мы не сможем содержать столько слуг. Мы потратили слишком много денег на похороны твоего отца.
– Да, мама, да… – проговорила Альбертина, вздрогнула, испугавшись своего голоса. Он стал чужим, далеким, неузнаваемым, словно шёл из-под земли. Словно она сейчас там, вместе с отцом в чёрном гробу, заваленном землей. Ей всё безразлично. Всё…
– Завтра мы уезжаем, Альбертина, – голос матери выводит её из оцепенения.
– Завтра?! Но, почему…
– Не смей задавать глупые вопросы, – зашипела на дочь Коронела. – Не раздражай меня… Мне и без тебя тошно. Я только что похоронила мужа, а ты…
– А я попрощалась с отцом, – сказала Альбертина так, что Коронела побледнела.
– В этом ангелочке сидит демон, – подумала она. – С этой девчонкой нужно быть осторожней. Ах, как же быстро она выросла… Как быстро…
Коронела обняла дочь, сказала:
– Всё будет хорошо, дорогая, не плачь. Мы справимся с потерей… Держись…
– Хорошо… Ма-ма… – еле слышно проговорила Альбертина.
Проводив дочь до дома, Коронела побежала на встречу с графом Сансавино.
– Траур тебе к лицу, – сказал граф, поцеловав её руку. – Ты сказала ей?
– Да. И выпустила на волю демона, – Коронела поёжилась. – Альбертина выросла. Ей уже тринадцать… – улыбнулась. – Самое время выдать её замуж и получить хорошее приданое.
– Мысль прекрасная, но сейчас нам нужно завершить сделку с продажей дома. Покупатель торопит, спрашивает, когда вы сможете освободить дом? – граф не был расположен к сентиментальным беседам.
– Завтра к полудню, милый, – голос Коронелы стал нежным.
– Прекрасно, – граф улыбнулся. – Завтра к полудню мы станем баснословно богатыми людьми, дорогая. И тогда наше счастье будет безграничным. Тогда мы наконец-то насладимся друг другом.
– О, не терзай мою душу, Николо. Я же в трауре, – она приложила платочек к глазам, протянула ему руку в чёрной кружевной перчатке. Он приспустил её, поцеловал белую изнеженную кожу, посмотрел на Коронелу с вожделением:
– Ради этого стоит жить, моя прелесть, – прошептал он.
– Стоит… – выдохнула она, прижавшись к нему всем телом.
Они не знали, что Якобело Альберено смотрит на них с небес, но оба почувствовали что-то неладное. Где-то неподалеку разбилось стекло, запели колокола.
– Я пойду, милый, мне что-то не по себе, – сказала Коронела. – До завтра…
– До полудня, любовь моя…
Коронела Альберено вернулась домой. Увидела дочь, сидящую на ступенях крыльца, села рядом, взяла её за руку, попросила:
– Расскажи обо всём, что тебя тревожит, деточка.
– Мне грустно от того, что мы должны уезжать так скоро, – сказала Альбертина. – Дух отца ещё здесь, с нами. Я его чувствую…
– Хватит болтать вздор! – закричала Коронела, вскочив. – Занятия теософией были лишними. Тебе вбили в голову всякий вздор. Дух витает… Нет никаких духов, запомни это. И не смей мне больше морочить голову всякой ерундой. Пойди лучше собери свои вещи, которые хочешь взять с собой. Только бери самое необходимое. У нас нет места для сундуков, запомни это.
– Хорошо, – Альберитина поднялась.
– Завтра в полдень мы должны уехать, – сказала Коронела бесцветным голосом. – Не спрашивай меня, куда. Потом всё узнаешь.
– Хорошо… – Альбертина пошла собирать вещи.
Коронела закрылась в своей комнате, упала ничком на кровать, разрыдалась.
– Господи, зачем я всё это делаю? Почему я доверилась графу, пошла у него на поводу? Я не уверена в искренности его чувств. Он скользкий, мутный человек. Что, если его титул и его богатство – блеф? Куда я тащу дочь? На что я обрекаю собственного ребенка? Почему я думаю об этом только сейчас? – встала. – Нужно немедленно отменить сделку… Нет… Уже поздно… Мы уже потратили задаток… Расписки, данные покупателю приведут меня в свинцовую тюрьму Пьёмбо… Нет, – схватилась за голову. – Нет. Боже, какие мрачные мысли меня посещают. А во всём виноват Якобело. Если бы он не поссорился с отцом, то… – спохватилась, прикрыла рот платочком. – Мир твоему праху, мой дорогой супруг. Ты был прекрасным человеком, хорошим художником… Ты любил меня, я это знаю. Прости, что не смогла сделать тебя счастливым. Но и ты не сделал того, чего я от тебя ожидала. Мы квиты, Якобело. Нам не в чем друг друга упрекать. Ты успокоился от мирских забот, а я ещё поживу. Должна же я получить то, чего была лишена все годы жизни с тобой. Пятнадцать лет мы были вместе, Якобело. У нас выросла прекрасная дочь. Я о ней позабочусь, не волнуйся, – вытерла слёзы. – Мне нужно быть сильной. Нужно верить в то, что граф говорит правду. Мы ещё покажем себя. Я стану графиней Сансавино, встану на одну ступень с королем Франции, – закатила глаза. – Николо, потомок королевского рода, как я его обожаю… – испугалась, зажала рот ладошкой. – Милый мой супруг Якобело Альберено, мир твоему праху. Верю, что ты переселился в лучшее место. Ты успокоился, ты, наконец-то, счастлив и любим… А я смертельно устала после твоих похорон. Смертельно… Доброй ночи, мой дорогой… Покойся с миром, Якобело…
Альбертина не спала всю ночь. На рассвете она выскользнула из дома. Мирио уже поджидал её, схватил за руку, потянул за собой. В узком переулке, где на домах не было окон, он прижал Альбертину к груди, заговорил скороговоркой:
– Милая моя, знай, что я всегда буду любить тебя. Всегда. Я найду тебя, Берта, клянусь. Помни, что я жду тебя. Я отдаю тебе ключ, чтобы ты смогла открыть двери моего дома в любое время, – он надел ей на шею ключ на шелковом шнурке. – Да хранит тебя Господь и моя любовь. Бежим прощаться с Венецией…
Они прибежали к заветному месту в тот самый момент, когда солнце выплыло из-за горизонта. Прощальный венецианский поцелуй был таким обжигающим, что оставил рубец на губах Альбертины и Марио.
– Мы обвенчаны, мы теперь навеки вместе, Берта…
– Навеки, Рио…
Колокольный звон разбудил город.
– Прощай, Марио…
– Прощай, Альбертина…
– Прощай Венеция… Прости меня за всё, отец… Прости меня, Рио…
Она развернулась и убежала. Он остался на мосту. Не хотел, чтобы она видела его слёзы. Он не знал, как ему теперь жить без этой девочки, отдавшей ему всю себя без остатка…
Пещера
Профессор Юрген проснулся позже обычного. Долго лежал, вспоминая свой сон. Что-то забылось, что-то врезалось в память. Почему? Встал, пошёл на кухню.
– Жизнь полна загадок. Мистерия со множеством действующих лиц, в которую добавляются всё новые и новые персонажи из снов – сновидений… – усмехнулся. – Видения – привидения, каламбур подвыпившего профессора. Или это разгадка тайны лунного молока? – налил себе кофе. – Выходит, дорогая моя Альбертина, мы с вами знакомы тысячу лет. Хотя, это было понятно сразу с первой минуты, когда я вас увидел. Увидел и умер, а потом воскрес… Итак, вы – дочь художника Альберено. Не знаю, чем занимаются ваши родители в настоящее время. Мы это ни разу не обсуждали. А вот ваши восторженные восклицания по поводу Турнесола схожи с теми тысячелетней давности восторгами. Интересно, а вы, моя милая девочка, помните наше тысячелетнее прошлое? Вы видите такие же сны, как я или нет? – сжал виски. – По-моему, я брежу. Нужно как следует отдохнуть. У меня есть два выходных, чтобы восстановиться. Не могу же я в таком состоянии спускаться в пещеру. Я должен быть сильным. Я отвечаю не только за себя, но и за милого Ангелочка. Хотя… – покачал головой. – Альбертина больше похожа на дьяволёнка. С ней раскисать нельзя. Я и не собираюсь раскисать. Я намерен собрать вещи для предстоящего погружения под землю.
Юрген допил кофе, вытащил из кладовки снаряжение, проверил его, поставил на зарядку аккумуляторы, позвонил Альбертине.
– Привет. Не отвлекаю? – спросил он.
– Нет, – она улыбнулась. – Я собирала рюкзак. Поставила на зарядку фонари, пью кофе.
– Отлично, – он тоже улыбнулся. – Думаю, нам нужно взять побольше пробирок и пинцетов, чтобы не переживать, что их не хватит, как это было в прошлый раз, когда мы искали в пещере рачков.
– Я тоже об этом подумала.
– Кого ещё возьмём с собой? – спросил Юрген.
– Никого, – ответила она. – Мы и вдвоём прекрасно справимся. Перуджино будет страховать нас у выхода из пещеры, как в прошлый раз.
– Рад, что мы думаем одинаково, – сказал Юрген.
– Хочешь поехать завтра? – спросила Альбертина.
– А Перуджино согласился? – в голосе Юргена прозвучал даже не вопрос, а утверждение. Он чувствовал, что сейчас услышит положительный ответ.
– Перуджино ждёт твоего решения, – Альбертина рассмеялась.
– Время согласовали? – голос Юргена стал деловым.
– Согласовали, господин профессор. Отъезд назначен на семь часов тридцать минут, – сообщила Альбертина тоном ответственного секретаря.
– Отлично. Сейчас слетаю в лабораторию и возьму всё, что нужно нам для погружения. Обнимаю…
– До завтра, профессор Турнесол…
Дорога до Охотничьей пещеры была долгой. Несколько часов они ехали по горам на стареньком вездеходе Перуджино. Потом разбили палатки, приготовили еду. Сели кушать. Перуджино посмотрел на Юргена и Альбертину исподлобья, сказал:
– Я никак не могу понять, дорогие мои, что влечёт вас во тьму подземную. Зачем вы лезете в недра этих пещер? Опять пропадёте там дня на три, а то и больше. Будете как черви ползать там на пузе, дышать спёртым воздухом ради каких-то микроорганизмов…
– Не каких-то, а лунного молока! – парировал Юрген. – Мы двигаем науку, Перуджино. А ты, мой дорогой Джузеппе, двигаешь рычаги на своём стареньком вездеходе…
– Да без моего вездехода вы бы пропали, – огрызнулся Перуджино.
Был он довольно грузным человеком. Но высокий рост скрывал эту полноту. Добродушное выражение лица добавляло в его облик особый шарм и привлекательность. Перуджино был красивым человеком, перешагнувшим порог пятидесятилетия. Даже когда он сердился, это выглядело трогательно. В такие моменты он был похож на карапуза, у которого отобрали любимую игрушку. Альбертина любила этого смешного великовозрастного малыша, который всю свою жизнь посвятил своей больной маме. Когда её не стало, он сник. Долго не мог справиться с потерей, страдал… А потом купил старенький вездеход и отправился в горы. Возле одной из пещер они встретились с Юргеном. И жизнь стала другой…
– Ты – наша путеводная нить, Джузеппе, – обняв его, сказала Альбертина.
– Не нить, а канат, – поправил её Перуджино. – На ниточке вас двоих не удержать. А если вы ещё бидоны с молоком возьмёте, то мне туго придётся… – улыбнулся. – Вы придумали про молоко, да?
– Нет, – сказала Альбертина. – Мы сюда ради него и приехали. Надеемся, что оно здесь есть. Мы видели образцы лунного молока, держали их в руках и нашли в них особую актинобактерию, которая способна синтезировать сотню новых антибиотиков.
– Вот оно что! – воскликнул Перуджино. – Да-а-а, ради этого стоит рисковать и превращаться в червяков, ползающих на брюхе под землёй.
– Ты зря так плохо думаешь о пещерах, – проговорил Юрген тоном всезнайки. – Там есть не только опасные колодцы – шкуродёры, где приходится ползти на животе, но ещё имеются и настоящие бальные залы, где можно разместить симфонический оркестр и танцевать, танцевать, танцевать… – он сделал несколько «па».
– Не думаю, что симфонический оркестр захочет спускаться в земные недра, – хмыкнул Перуджино.
– Я тебе о масштабах говорю, а не о перспективах проведения подземных концертов, – огрызнулся Юрген.
– Друзья мои, не ссорьтесь, – попросила Альбертина. – Для меня лично пещера – это живой организм, внутри которого постоянно что-то происходит.
– Постоянное непостоянство, как в моём желудке, – усмехнулся Перуджино.
– Болтун ты, – она улыбнулась. – Всё, я пошла спать. Завтра на рассвете отправляемся за лунным молоком. Надеюсь, что оно здесь есть.
– Оно должно в этой пещере быть, иначе нам хана, – Юрген провёл ладонью по горлу. – Нас обезглавят…
– Не говорите ерунды, профессор, – сказала Альбертина строго. – Не засиживайтесь долго. Помните о предстоящем спуске. Доброй ночи.
– Доброй, – отозвались Перуджино и Юрген.
– Хорошая она. Ангел, а не женщина, – сказал Перуджино, когда Альбертина закрылась в палатке. – Не пойму, почему ты теряешься, Турнесол?
– Я не теряюсь, мой дорогой, я уже потерялся, – Юрген улыбнулся. – Всё совсем не так просто, как может показаться со стороны. Мы с ней знакомы три года, но за это время не сблизились ни на один шаг.
– Почему? – откровение Юргена его удивило. Перуджино нахмурился, подумав о том, что сам он всегда пасовал перед женщинами. Не знал, как вести себя с юными красотками. Ему приятнее было находиться в обществе маминых знакомых, знающих цену словам.
Однажды Перуджино набрался храбрости и сказал лучшей маминой подруге:
– Я люблю тебя, королева Реджина… очень, но…
– Любовь – прекрасна безо всяких но, мой мальчик, – пропела она, поцеловав его в губы.
С тех пор она изредка приглашала его к себе по какому-нибудь неотложному делу, которое заканчивалось пылкой страстной сценой и безмерным счастьем, разливающимся по телу Перуджино. Тайная связь распаляла его, добавляла азарта. Перуджино понимал, что безмерность не может длиться вечно… не должна…
Постепенно их отношения прекратились, хотя любить друг друга они не перестали. Реджина так же нежно целовала его, придумывала милые прозвища, дарила дорогие подарки. Она была старше его мамы на пять лет и ушла из жизни раньше. На похоронах Реджины Перуджино признался матери в их тайной связи.
– Я знала об этом, Джузеппе, – сказала она нежно. – Я рада, что в твоей жизни была такая замечательная, чуткая, нежная душа, которая тебя боготворила. Жаль, что ты не выбрал кого-то из своих сверстниц, чтобы обзавестись детишками, но… не будем об этом. Ты – мужчина. У тебя ещё всё впереди. И в шестьдесят можно стать отцом семейства.
– Думаешь? – спросил он с недоверием.
– Уверена в этом, – поцеловав его, ответила мама.
И вот сейчас он, Перуджино, сидит напротив Юргена, который годится ему в сыновья, и задает волнующий его вопрос:
– Почему ты до сих пор не женишься на Альбертине?
– Она – Ангел, ты прав, – сказала Юрген. – Возможно, в этом и кроется главная причина. Разве можно Ангела заставить жить по мирским законам? Молчишь. Вот и я не знаю, что нужно сделать, чтобы она согласилась стать моей женой. Ладно, – поднялся. – Пойдём спать. Ты-то останешься на солнышке, а нам предстоит вкусить все прелести подземной жизни.
– Вы сами выбрали подземелье. Я вас туда не гоню, – заметил Перуджино.
На рассвете Охотничья пещера приняла Альбертину и Юргена в свои холодные объятия. Узкое горло, по которому они спустились вниз, чуть расширилось, чтобы потом стать ещё уже. Ползком по глине, облепляющей одежду, они добрались до отвесного колодца. Юрген первым спустился на дно, подстраховал Альбертину.
Зал приёмов, так они назвали это место, встретил их сыростью и отсутствием белого творожистого налета, ради которого они сюда пришли. Зеленые пятна на стенах пещеры биологи решили пока не трогать. Пошли дальше.
Новый спуск, узкий коридор и колодец привели их во второй зал приёмов. Здесь так же не было следов лунного молока. Третий, пятый, шестой колодцы тоже не порадовали Юргена и Альбертину. Они потеряли счёт времени, но упорно шли всё дальше и дальше вглубь земли. Отдохнуть решили в десятом зале для приёмов.
– Пусть будет ночь, – сказала Альбертина, укладываясь на землю.
– Не возражаю, – Юрген лег рядом. – Проснёшься, буди…
Через несколько часов они отправились дальше. Двадцать пять залов остались позади. Верёвка, которую они привязали у входа в пещеру, практически закончилась.
– Не ожидал, что пещера такая громадная, – сказал Юрген. – Я взял стометровую катушку. Мы размотали уже девяносто шесть метров. Осталось четыре. Рискнём?
– Конечно. Пойдём обратно, когда закончится канат Перуджино, – Альбертина посмотрела на Юргена. – Находясь здесь под землей я постоянно думаю о смерти. Она, словно, идёт за нами следом…
– Её здесь нет, – Юрген улыбнулся. – Просто темнота, сырость, спёртый воздух и безмолвие заставляют нас думать о том, что мы находимся в глубокой могиле. Радует меня то, что мы можем двигаться. Хотя с каждым новым шкуродёром оптимизм мой убавляется. Не хочется думать, что придётся идти обратно без лунного молока. Всё чаше мой разум пронзает игла сомнения: а вдруг лунного молока вовсе нет? Вдруг, твой призрачный друг подшутил над нами? Вдруг, эта пещера – ловушка, и из неё придётся извлекать на свет наши тела, а не актинобактерию? Вдруг пещера не захочет выпускать нас из своих объятий? Мы погибнем, а я так и не узнаю, какая ты на самом деле…
– Профессор Турнесол, ваш пессимизм ни к чему, – сказала Альбертина строго. – Мы выберемся из пещеры. Интуиция подсказывает мне, что мы найдём лунное молоко. Найдём… Я верю в чудо.
– И я в него верю, – сказал Юрген. – Лунное молоко здесь должно быть!
– Должно, – Альбертина улыбнулась. – У нас ещё четыре метра веревки. Мы можем ещё продвинуться вперёд. Пусть сегодня это расстояние будет нашей финальной точкой. Чуть позже мы сможем повторить наше погружение.
– Да, наше погружение повторить можно, а вот смерть никому перехитрить не удастся. Она – финал, финишная точка для каждого из нас… Каждый из нас должен прийти к своему финалу с чем-то… Что положим мы на весы вечности: чистую душу или кошелёк с деньгами, радость или отчаяние, страх или веру, любовь или ненависть? Какими будут наши сердца в финале пути: большими или маленькими, изъеденными червями или чистыми без пятен и пороков? – сказал Юрген.
– Ты рассуждаешь, как египтяне, которые взвешивали сердца на весах вечности. Если сердце оказывалось тяжелее пёрышка, то человека отправляли в Аид – Ад. Если пёрышко перевешивало, человек отправлялся в небесную страну в Рай, – Альбертина улыбнулась. – Мы с тобой странные люди, Юрген. Добровольно спустились в Аид и ведём разговоры о смерти.
– Мы добровольно спустились под землю не ради праздного любопытства. Цель нашего погружения – лунное молоко. Плюс, это ещё не Аид, а лишь путь в неизведанное, – сказал Юрген. – Вперёд, доктор Альберено. Уверен, удача ждёт нас!
Пятна лунного молока они обнаружили тогда, когда закончилась веревка и пришлось поворачивать обратно. Альбертина подняла голову, чтобы слёзы не пролились из глаз, и под сводами пещеры увидела белый творожистый налет.
– Юр-ге-н-н, смотри-и-и… Это мо-ло-ко… – воскликнула она, не веря своим глазам. – Мы нашли его… Нашли!!!
Юрген поднял голову, залюбовался снежными картинками пещеры.
– Не ожидал, что оно та-а-акое прекрасное, – сказал он. – Достать его нам будет сложновато, но мы постараемся это сделать.
Пока Юрген выдалбливал ступени, чтобы подняться к потолку пещеры, Альбертина обжигала пробирки и пинцеты для сбора лунного молока…
Счастье и радость светились на лицах Юргена и Альбертины, когда они появились из-под земли.
– Миссия оказалась выполнимой! – воскликнул Перуджино, увидев их. – Ну, где бидоны с молоком?
– Вот они, – Юрген поставил перед ним чемоданчик с пробирками.
– Что-то я здесь ничего лунного не нахожу, – проговорил Перуджино, разглядывая содержимое.
– А здесь? – Альбертина протянула ему фотоаппарат.
– О-о-о! Это впечатляет, – воскликнул Перуджино. – Сказка лунной ночи, я бы сказал. Вы – счастливчики. Такую красоту отыскали, и где? Правильно, в земных недрах! Но даже ради этой сказки я ни за что не пойду в чрево пещеры. У меня клаустрофобия с детства. И, вообще, я темноты боюсь. Я предпочитаю свет, огонь, теплоту и широту, чтобы было где разгуляться. Ладно, переодевайтесь. А то вы на терракотовых воинов китайского императора похожи, – улыбнулся.
– Сколько мы пробыли в пещере? – спросил Юрген.
– Два с половиной дня. И, как всегда, не заметили этого, – ответил Перуджино. – Счастливые не замечают ни времени, ни сроков, а только радуются счастью своему. Сварю вам кофе, а потом свернем наш лагерь. Очень домой хочется. Друзья ждут моих новых сказок про духов, живущих под землей.
– Что ты им на этот раз расскажешь? – спросила Альбертина.
– Правду, – ответил Перуджино таинственным тоном.
– Правду о чём? – поинтересовался Юрген.
– Правду о лунном молоке, которое понадобилось принцессе Альбертине. Храбрый принц Юрген отправился за молоком в Охотничью пещеру. Он подвергал свою жизнь опасности, пробираясь по узким лазам подземелья. Отчаяние овладевало им. Он хотел уже повернуть обратно, но встретил Ангела пещеры, который и помог ему найти лунное молоко, – Перуджино поднял вверх указательный палец. – А финал сказки будет таким: принцесса полюбила храброго Юргена и вышла за него замуж.
– Неожиданно, но с намёком, – Юрген улыбнулся. – Мне нравится твоя сказка, дружище. А вам, доктор Альберено?
– Над финалом нужно немного поработать, – ответила Альбертина.
– Я понял! – Перуджино стукнул себя ладошкой по лбу. – Конечно, в сказке ничего не сказано, про огнедышащего дракона, которого принцесса Альбертина пообещала напоить лунным молоком, чтобы он не вмешивался в королевские дела…
– Огнедышащий Перуджино, заводи уже свой вездеход, поехали, – рассмеялась Альбертина…
