Но это невозможно.
Потому что песня заканчивается.
А Шейна там нет и быть не может!
«Иди лечись, Тейт! Найди уже наконец хорошего психиатра и удели достойное внимание своему психическому здоровью!»
С последним аккордом открыла глаза, убрала гитару в сторону и поднялась на ноги. Но даже выпрямиться до конца не успела, как застыла с приоткрытым ртом и до нелепости широко распахнутыми глазами.
Сердце громко стучало в ушах, кровь бурными потоками неслась по венам. В голове не осталось ни одной мысли… Шок, удивление, смятение, потрясение… Коктейль чувств, который невозможно описать словами!
Это она?
Так вот что имела Николь?
Это – судьба?
Потому что если у меня галлюцинации, клянусь – никакого психиатра точно не будет, потому что прямо сейчас я пойду и сама себя сдам в психушку!
Но как бы мир ни менялся… Как бы люди ни менялись… Сколько времени бы ни прошло, глаза всё помнят. Хорошо помнят этот высокий широкоплечий силуэт. Помнят эти губы. И хоть его глаза и скрывают солнцезащитные очки, улыбка ничем не прикрыта.
И в отличие от всех присутствующих, я как никто знаю, кому эта улыбка принадлежит.
Сука!
Ненавижу этот город!
Ненавижу всё, что связано с ней. Её дух будто повсюду! Начиная с аэропорта и заканчивая дверями номера в отеле!
Она мерещится мне в каждой прохожей, у кого за плечами чехол для гитары. А в Нью-Йорке полно таких девушек. И не важно, какого цвета у этих прохожих волосы, эта девчонка давно могла перекраситься.
Какого дьявола я вообще опять о ней думаю?!
Надо отвлечься. Как насчёт спора о том, чьих фанаток на встрече будет больше?.. Можно поспорить на сумму покрупнее и поставить на себя.
Чёрт! Споры – отличная вещь, чтобы не думать о Миллер. Да я просто гений!
И опять я о ней думаю! Чтоб меня…
Это всё Нью-Йорк! Всё этот проклятый город! Надо было исключить его из промотура!
Дал же себе слово: ни одна мысль о ней больше не имеет права прорываться в сознание и пытаться менять мою шикарнейшую жизнь! Да, моя жизнь просто шикарна! Лучше всех! Правда! У меня всё есть! И мне не надо ничего большего!
Ни за что и ни при каких обстоятельствах я не сломаюсь ещё раз… Даже вспоминать не хочу, как чуть не умер, не обнаружив её наутро в квартире. Моё сердце почти остановилось. Клянусь. Я слышал его последние удары, а потом вдруг стало тихо.
И какого дьявола я опять об этом думаю?!!
Так. Где все? Надо срочно объявить спор!
Мы в Нью-Йорке всего на три дня, потом улетаем в Лос-Анджелес, а Тейт Миллер останется здесь, до конца своей беспросветной жизни работать в одном из тысяч супермаркетов. Да, так и будет! Аминь.
Мне вообще плевать на неё.
Я даже имени её уже не помню.
Что там? О ком я говорил?
Ладно, почти не помню.
И глаз её тоже не помню.
И как она смотрела, тем более не помню.
Всё.
Пусть катится.
И город этот тоже пусть катится.
Я скоро из него уеду.
Но разве есть в этом мире хоть капля справедливости? Хоть капля вероятности того, что судьба не устроит подлянку и не организует эту никому не нужную встречу?!
О нет… только не в этом мире. Так здесь всё устроено. Так всё работает. На подлости и предательстве. Именно так!
Пресс-конференция закончилась. Отель, в котором мы остановились, находится как раз таки напротив площади, где часто играют уличные музыканты. И так как сегодняшний весенний день соответствовал всем требованиям для подобного скопища, большая толпа и звуки гитары бессовестно намекнули о том, что этой гитарой вполне может быть чёрный Гибсон, однажды разлетевшийся на куски благодаря моим стараниям.
Подумайте – один шанс из тысячи. Один на тысячи и даже больше! «Таких совпадений просто не бывает», – думал я. Проще поверить в то, что Джаред – гей со всей своей общепризнанной слабостью перед красивыми девушками. Реально, даже в это мне было бы проще поверить, чем в то, что музыкант, играющий на площади в данный момент, может быть Миллер!
Проклинаю свои ноги и ненавижу свой мозг, который отдал им команду двигаться в ту сторону. Очки на пол-лица, капюшон и кепка прикрывали пирсинг и делали меня максимально незаметным. Так что, пока не появился менеджер Кан со своими затрахавшими всю душу указаниями, решил прогуляться к площади. Не я решил – ноги решили. Лично я ничего не решал.
– Мужик, я с тобой! – догнал меня Джаред. – Что по плану? Какой клуб? Девочки? Бухло?
– Ты ж не пьёшь, дебил.
– Кто сказал?
– Ты сказал.
– Э-эм… – Джаред почесал затылок. – Ну ладно, давай хотя бы пончиков пожрём?
– Отвали, я на площадь. – Я ускорился.
– Ну нет, приятель… – донёсся в спину голос Джареда. – А ты девчонок предупредил? Ну тех, здоровых, у входа, в чёрных костюмчиках, помнишь таких? Помнишь, что им приказано за тобой тягаться?
– Займи их.
– Ше… Чёрт! – Джаред смолк, чуть не выкрикнув моё имя на оживлённой улице. – Дружок! Они уже идут сюда!
Дружок?!
– Отвлеки их! – выкрикнул я и перешёл на бег.
Джаред заговорит кого угодно, так что я был уверен – охрана не побеспокоит, по крайней мере до тех пор, пока не ублажу свой мозг и не докажу ему, что никаких сиреневых волос на той площади нет. И я был прав – сиреневых волос там не оказалось. Волосы были ярко-красными. И принадлежали ей.
Тейт.
Гибсон, маленький усилитель, стойка с микрофоном и Миллер.
Все звуки шумного города выпорхнули из головы, пока я безмолвно стоял в толпе и наблюдал за тем, как она играет. Время замедлилось, толпа растворилась. Остались только я и она. Друг напротив друга. Прям как в этих дерьмовых романтических фильмах, под которые иногда так любит рыдать Джаред. И что-то маленькое, болезненное и едва живое внутри меня вдруг сжалось с беспощадной силой. Меня буквально скрутило в тугой узел при виде её лица, воздух вдруг показался невыносимо тяжёлым, сухим и горячим. Казалось, ещё вдох – и лёгкие взорвутся двумя красными воздушными шарами.
Ненавижу эти ощущения. Ненавижу себя.
Ненавижу Миллер!
Её светлая кожа искрилась в лучах весеннего солнца. Ветер раздувал непослушные волосы, вознося к небу. Глаза закрыты, а умиротворение на прекрасном и самом красивом на свете лице казалось сказочным. Она парила. Прямо сейчас, в эту минуту. Она и её музыка. Я чувствовал это. Я видел, как тесно они связаны невидимой нитью. Её голос проникал в самое сердце, заставляя его биться чаще… И болеть. БОЛЕТЬ! Невыносимо, убийственно-мучительно. И я не хотел этого чувствовать. Ничего не хотел.
Потому что нет у меня больше сердца. А это жалкое предательское существо в моей груди больше никогда не дождётся от меня, чтобы я пошёл у него на поводу.
У чего? У чувств.
Чувства… Что это за дрянь вообще такая?
Я не должен был её видеть. Я дал себе слово… Этого никогда не произойдёт ещё раз. Тейт Миллер для меня умерла в тот день, когда, не сказав ни слова, ушла не попрощавшись. Знаю, я бы, как полный кретин, попытался остановить её, приведя кучу бесполезных аргументов, я бы сделал всё, чтобы не потерять её… И возможно, с моей стороны это было бы неправильно, но и она не имела права уходить… вот так.
Я думал… думал, она и я… я и она…
Чёрт! Даже язык не поворачивается назвать то, что между нами было, каким-нибудь важным, но глупым словом.
Что за чушь?
Это больше не важно.
Всё не важно.
Я должен уйти и забыть о том, что видел её.
Снова забыть.
Тогда почему всё ещё стою на месте?..
Тейт закончила петь, открыла глаза и поднялась с раскладного стула. В ту же секунду её взгляд наполнился недоумением. Она казалась шокированной, рот приоткрыт, тело замерло, едва успев выпрямиться.
Тейт смотрела не на меня, а на человека в противоположной стороне толпы. Его лицо было скрыто очками, тёмные волосы прятал капюшон, но его эта чёртова белоснежная улыбка. И эти дебильные татуировки на шее… Только слепой или тот, кто никогда не видел Калеба, мог его не узнать.
Я нашёл её первым. Но заметила Тейт его.
Пальцы дрожали, колени танцевали джигу, сердце болезненно ухало где-то в самом горле, пока непослушными пальцами прятала Гибсон в чехол и невнятно благодарила публику.
А Калеб продолжал улыбаться.
Это не шутка! Он правда здесь! Здесь! Передо мной! Не его призрак и не его двойник! Калеб… Тот самый… Тот самый гитарист всемирно известной рок-группы Far-between. Тот самый, с которым я проводила время на крыше в слепой от камер зоне. Тот самый, с которым целовалась несколько раз. Это его улыбка с белоснежным ровным рядом зубов. Его ямочки на щеках. Его татуировка на шее: чёрные языки пламени, плавно извивающиеся, подобно танцу, под ритм движения кадыка.
Определённо – у меня сейчас пар из ушей повалит. Даже думать не хочу о том, как сейчас выглядит лицо. Вряд ли его цвет отличается от цвета волос.
Но это он! Он сказал мне привет, и это был его голос!
Вот придурок, до сих пор рискует, появляясь где вздумается! Его ведь могут узнать! А что будет, если я в этот момент буду рядом с ним?
Капец! Капец мирового масштаба! Вот что будет.
И опять я чувствую себя рядом с ним до безобразия неловко. Переминаюсь с ноги на ногу, блуждаю взглядом по его лицу, пытаясь разглядеть сквозь чёрные стёкла очков глаза цвета серебра. А ещё… ещё я пытаюсь игнорировать это странное щемящее в груди чувство, будто… будто Калеб – не совсем тот, кого на самом деле хотела увидеть.
Толпа начала расходиться, так как музыканта на смену, то есть Менсона, ещё не было – занимается поглощением хот-догов.
Дрожащими руками полезла за мобильным, чтобы известить старого приятеля, что я вроде как уже отыграла, и в этот же момент вновь его почувствовала… Этот аромат. Тонкий, болезненный, но такой знакомый аромат. Аромат Шейна. И щемящее чувство в груди вдруг обострилось в несколько тысяч раз.
С застывшим на полувдохе дыханием резко подняла голову и огляделась. Прямо перед носом прошёл человек в серой толстовке и с капюшоном на голове. Лица не увидела, но лишь от одного взгляда на его широкую спину сердце как ненормальное забилось в груди… а потом резко смолкло. Человек быстро отдалялся. И что-то в его походке было до ужаса знакомым. Рост, телосложение…
«Нет, брось, Тейт, это не Шейн. И это не его запах. Вокруг вообще куча всяких запахов! Да и это просто смешно! Шейну здесь точно нечего делать. Шейн наверняка ненавидит тебя. Снова. Только уже навсегда».
Позвонила Менсону, сказала, что ухожу, закинула гитару на плечо, подхватила Калеба под руку и поволокла на всей скорости от греха подальше. Я не переживу нового скандала. Клянусь, уеду куда-нибудь в Гренландию, прикинусь эскимосом и буду жить в юрте. До скончания веков!
Калеб тихонько посмеивался, пока я всеми усердиями пыталась волочить его тело за собой. Он не спешил. А я очень!
– Ты можешь… м-м… идти быстрее?! – зашипела сквозь зубы, злобно стреляя в него глазами.
Блин. Надо было взять шапку и очки. Почему в моём гороскопе на сегодня не была указана встреча со знаменитостью?! Больше не буду читать гороскопы.
– Тейт, – смеялся Калеб.
– Не зови меня по имени! – зарычала я, оборачиваясь по сторонам, точно агент спецразведки под прикрытием. – О боже, Калеб, пожалуйста… Прикрой шею! Что ты как…
Калеб улыбнулся ещё шире. Своей этой фирменной сногсшибательной улыбочкой на миллион, и я на миг вообще забыла обо всём, что происходит…
Как же она идёт ему, эта улыбка!..
И как же я скучала по ней…
Нет! Стоп! Конспирация превыше всего. Схватилась за замок его куртки и одним резким движением застегнула молнию под самое горло.
Калеб рассмеялся в голос.
И я невольно улыбнулась. Это… это так странно – вновь слышать его низкий грудной смех.
– Вот теперь идём, – схватила под локоть и поволокла дальше.
– Я тоже по тебе скучал, – тихо произнёс Калеб, и крохотные бабочки, пробудившись от долгой четырёхмесячной спячки, запорхали внутри живота.
Это… это очень приятно слышать.
Не думала, что вообще когда-либо вот так встречусь с ним снова. Это встреча возродила во мне множество противоречивых чувств, но кажется, я и вправду скучала. Теперь это понимаю. Когда вот так близко вижу его перед собой, волоку за руку, а он смеётся, как мальчишка, и совершенно не заботится о том, что его могут узнать!
Это Калеб. Да, это он.
Отвела подальше от большого скопления народа, хотя народ был везде! Остановилась и строго посмотрела ему в лицо. Сквозь чёрные очки глаз было не видно, так что понятия не имею, сияют ли они, как обычно, искорками серебра или напоминают густую туманную дымку. Но эта улыбка… Думаю, блеска в глазах определённо больше.
– Как ты… как я… – Резко выдохнула: – Чем ты думал?! Как… как вообще нашёл меня здесь?!
– Хорошо, что не успел поехать к тебе домой, – широко улыбался Калеб.
Мои брови невольно полезли на лоб:
– Ты собирался поехать ко мне домой?
– Да, – просто пожал плечами Калеб. – Но хорошо, что решил пройти мимо.
– Так уж и мимо? – Ни слову не верила!
– Честно. Я не знал, что увижу тебя здесь.
– Тогда это магия какая-то… – Сильно хмурясь, уставилась в асфальт под ногами, размышляя, какой вообще шанс у таких совпадений.
– Мне нравится новый цвет.
– А? – растерялась немного и неловко провела ладонями по волосам. – А, ты об этом. Ну да… Апгрейд.
– Тебе идёт.
Нет. Я, наверное, сплю.
С силой затрясла головой и ткнула Калеба пальцем в живот:
– Так ты настоящий?
Калеб улыбался. Его явно забавляла наша первая встреча спустя столько времени.
Я ещё несколько раз надавила пальцем ему на живот, а затем он вдруг перехватил мою руку и резко притянул к себе, заключив в крепкие объятия.
Тёплый. Вкусно пахнет. Такой… каким я его и запомнила. А ещё надёжный.
Я неловко сцепила пальцы в замок за его спиной, слушая, как быстро бьётся его сердце под моей щекой. Его рука коснулась моих волос и ласково скользнула вниз – на спину. Я чувствовала, как его подбородок прижимается к моей макушке, а тёплое дыхание попадает на щёку и слегка щекочет её.
Ну ладно. Ещё секундочку. Всего секундочку… Ещё чуть-чуть вот так постоим. Меня сто лет уже никто не обнимал.
«Всего-то четыре месяца с того раза, когда Шейн обнимал тебя в намного более интимной остановке».
– Я скучал, Тейт…
Ну и что мне теперь с этим делать?..
Постойте! Почему он вот так вот просто обнимает меня на глазах у всех?! Мне совершенно не нужны новые фото в Сети и забастовки фанатов под окнами квартиры!
Отскочила от Калеба как ошпаренная, схватила под локоть и поволокла дальше, оборачиваясь на каждом шагу, контролируя телефоны всех ближайших прохожих. Да, я стала параноиком, но что-то совсем не хочется участвовать в новом скандале, из которого живой на этот раз точно выйти не получится.
– Чем ты думаешь?! – злобно зашипела сквозь зубы. – Кал… Чёрт! Смерти моей хочешь?! Я ещё от прошлого раза не отошла! А синяки на лице, знаешь ли, мне до жути не идут. Я потом покажу тебе фотку!
Калеб резко остановился, и я замерла следом. И он больше не улыбался.
– Поехали куда-нибудь, – сказал на полном серьёзе.
– Куда-нибудь? – пискнула с абсурдом. – На Марс, что ли? Где тебя не узнают?!
Калеб достал из кармана мобильный и заскользил пальцем по дисплею.
Глядела с недоверием:
– Билеты бронируешь? Последний космический корабль уже отчалил!
Калеб молчал. Копался в телефоне.
– Ка… Чёрт, – нервно прикрыла ладонью глаза и до боли прикусила губу – не отрезвляет. – Что ты там делаешь?!
Калеб приподнял голову:
– Ты хорошо знаешь город?
Это ещё что за вопрос?..
– Ну… достаточно хорошо, а что?.. Нет. Стоп! Что ты собираешься делать?! У вас же пресс-конференция!
– Закончилась.
– Встреча с фанатами?
– Перенесли на утро.
– Концерт?
– Завтра вечером.
Тупик.
– Всё. Пошли! – Калеб забрал у меня Гибсона и повесил себе на плечо, схватил за руку, уточню – переплетя пальцы, и потащил в противоположную сторону.
– О боже… Что же ты делаешь? Я ещё жить хочу! Чёрт… Кал… Чёрт! Ты сведёшь меня с ума. Сведёшь с ума!
– Я не против, – сверкнул улыбкой Калеб и потащил меня дальше.
Сели в такси.
– Театр Делакорт, – сказал водителю Калеб.
Что он сказал?! Какой ещё театр?!
Забрала у него гитару и установила чехол так, чтобы его лицо не попадало в зеркало водителя.
Калеб снял очки. Я тут же вернула их на место, а он просто беззвучно смеялся. Буквально трясся от смеха!
Да, я законченная неврастеничка, но меня избили несколько месяцев назад, а этот идиот даже не заботится о моей безопасности. Не сочтите за эгоизм, но он-то легко сухим из воды выйдет – фанатки простят, а мне потом что с этим делать? Точнее, не мне – виртуальной девушке Шейна, которая вдруг перебросила свои сети на соло-гитариста группы!
От меня мокрого места не оставят! А мне всего двадцать! Я жить хочу!
Такси добралось до места. Калеб протянул водителю купюру и уже открыл для меня дверь, пока я возилась с беднягой Гибсоном.
– Нас там не увидят, – серьёзно произнёс он и опять взял меня за руку. Как будто у нас медовый месяц и мы тут от не фиг делать прогуляться решили!
Потащил куда-то за собой.
– Ну и куда ты ведёшь меня?
– Ты мне скажи, – улыбнулся Калеб.
– В театр собираемся?
– За него.
– И что там?
– Сад Шекспира.
Поморщилась:
– Это ты сам придумал?
– Это Генри Фолджер придумал, а Гугл мне рассказал. – Калеб повернулся ко мне. – Это одно из самых тихих и наименее оживлённых мест в Нью-Йорке. Маленький, почти незаметный сад за театром Делакорт. Иногда там проводят свадебные церемонии, но в апреле их немного.
– Это тебе тоже друг твой Гугл рассказал?
– Да, мы неплохо ладим.
Этот парк просто нечто. Самый настоящий райский уголок! И это учитывая отсутствие цветов. Так уютно и… безлюдно! Почему я не бывала здесь раньше? Нет, в Центральном парке я часто бываю, но именно здесь… Безумная красота. Так и вижу себя с гитарой и с нотной тетрадью под одним из этих разлапистых деревьев. Аккуратные скамеечки вдоль мощённых камнем дорожек, красивейший пруд, зеленеющая трава… Ну чем не сказка? И принц имеется.
До сих пор не могу поверить, что он нашёл меня.
Присели на одну из выбеленных скамеек.
Я присела. Потому что стоять было слишком нервозно, коленки так и дрожали. А Калеб опустил на землю Гибсона, наконец снял очки и взглянул на меня.
Сияющие серебром глаза были, как всегда, бесподобны. Даже внутри потеплело, и нервозность перестала ощущаться так остро. Пристальный взгляд, полный нежности, пробирающийся до самых косточек. И за какие заслуги этот парень на меня так смотрит? Помнится мне, я его одного на крыше оставила, после безумного поцелуя в честь нашего прощания. А он даже не злится. Нет, он даже не расстроен. Он счастлив! Сияет, как рождественская ёлка!
– Почему ты расстегнул куртку? – взглянула с неодобрением.
– Здесь нет никого, Тейт, – мягко улыбался Калеб.
Барабанила пятками по земле, не зная, что бы такого ответить. И почему я всегда нервничаю в его присутствии?.. Смущаюсь. Говорить разучиваюсь. Забываю, что природа меня разумом не обделила.
В общем, постепенно разговор завязывался. Калеб сидел рядом со мной, безо всякого стеснения держа мою ладонь в своей, и рассказывал об их туре по Азии, о записи мини-альбома, о новом промоушене. Он недолго говорил об этом, скорее просто потому, что я спрашивала. И я не видела радости на его лице – одну усталость. Он вымотан. Даже кожа его никогда не была такого бледного оттенка. Сколько же они работали? Совсем отдыха не знали? Что за изверг директор Сок?!
Калеб спросил обо мне, и я вкратце рассказала о своей довольно скучной нью-йоркской жизни. Да и нечего было рассказывать. Не о том же, как один из посетителей посчитал мою задницу аппетитней гамбургера!
Да и вообще моя жизнь скучна и неинтересна по сравнению с жизнью Калеба, а он ни на секунду не отводит от меня глаз.
– Разве тебе не надо возвращаться? Директор Сок не возражает? – спросила я, меняя тему.
Калеб запустил руку в тёмно-каштановую шевелюру и безо всякого интереса ответил:
– Он в Сеуле. Завтра вылетает в Лос-Анджелес. С менеджером проблем не будет, у него сегодня дела какие-то.
Я подозрительно сузила глаза, мысленно конспектируя, что его волосы стали определённо короче, пряди не падают на глаза, да и сама стрижка приняла другую форму. Но ему идёт. Сложно представить, что ему вообще не идёт.
– И почему никто до сих пор тебя не ищет? – поинтересовалась я, возвращаясь взглядом к глазам.
Калеб пожал плечами:
– Потому что полчаса назад я выключил телефон.
– Ты сумасшедший, – усмехнулась я, мотая головой. – Менеджер тебя по стенке размажет.
– Тогда ему придётся искать нового гитариста. – Калеб вздохнул, аккуратно заправил прядь волос мне за ухо и ласково улыбнулся: – Я так рад, Тейт. Видеть тебя. Слышать тебя. Ты как глоток свежего воздуха в этом безумном мире вечных погонь.
Та-ак. Калеб теперь у нас романтик?..
– Я тоже рада тебя видеть, – ответила, искренне улыбаясь. – Думаю, даже могу на время отложить поиски психиатра, раз уж ты и вправду настоящий.
Калеб шутку не оценил. Да и глупая была шутка. Его взгляд изменился, потяжелел и будто бы наполнился виной. Только за что ему себя винить?
Потупила взгляд и принялась жевать губу, надеясь, что разговор не сменит направление на смертельно опасное. Потому что если Калеб в курсе того, что было между мной и Шейном, я пойду и закопаю себя под ближайшим деревом.
Но Калеб резко сменил тему. Опять удивил. Я-то думала, сейчас о милости всякой сентиментальной трепаться начнём. О том, о чём меньше всего хотелось говорить, находясь в моём подвешенном состоянии. И, я надеюсь, Калеб не станет вновь называть меня своей девушкой, потому что на этот счёт моё мнение довольно категоричное и вовсе не положительное.
Но разговора и не было! Калеб шутил, смеялся, рассказывал историю за историей об их жизни в Азии. Было много чего интересного… Например, как в Таиланде Джаред привёл в номер девушку, даже не подозревая о том, что она трансвестит. Шейн тогда заснял его реакцию на камеру и угрожал выложить в Сеть. Они тогда долго ржали, потому что Джаред полночи орал и чистил зубы, пока дёсны не начали кровоточить – целоваться с девушкой сомнительного происхождения было плохой идеей.
В общем, время летело незаметно, и, судя по тому, что Калеб поднялся на ноги и закинул моего Гибсона к себе на плечи, пора было возвращаться.
– Давай начнём сначала, – с бодрой улыбкой предложил он на выходе из парка и протянул мне руку: – Калеб.
Неуверенно улыбнулась.
Дурачится.
– Тейт, – ответила на рукопожатие.
– Привет, Тейт.
– Привет… Калеб. – Улыбаюсь, как идиотка.
– Ну вот, начало положено. – Калеб притянул меня к себе, обняв за талию.
Неуверенно рассмеялась:
– Разве при первой встрече объятия положены?
Калеб игриво дёрнул бровями:
– Будем считать, что с нашей первой встречи уже прошла пара недель и мы можем себе это позволить.
А вот теперь я совсем не знаю что делать.
Калеб передо мной. Улыбается, говорит всякие приятности, обнимает. И я буду законченной лгуньей, если скажу, что мне это не нравится.
Но мысли… они где-то там… далеко… Мысли о человеке с кучей пирсинга на лице и с волосами цвета серебра.
Всё ли у него хорошо? Как сумасшедший график сказался на его состоянии?.. Ненавидит ли он меня или, может быть, тоже хочет увидеть?..
Ну вот, опять меня несёт.
Точно, не хочет. Это не в характере Шейна. Слишком он самовлюблённый. И наверняка ведёт себя как глупый подросток. Уверена, он даже не вспомнил обо мне по прилёте в Нью-Йорк. Даже имени моего не помнит.
– Я хотел позвонить тебе, – вдруг произнёс Калеб и сразу ответил на мой вопросительный взгляд: – Я знаю номер твоей нью-йоркской квартиры. Но не стал этого делать.
И правильно.
– Думал, тебе надо отдохнуть от всего, что случилось. Хотел прилететь раньше, но…
– Но ты не мог так подвести парней.
– Не мог. Поэтому и не сделал этого.
Мягко улыбаясь, вздохнула:
– Ты не должен мне этого говорить, Калеб.
– Но я хочу, чтобы ты знала. – Он мягко провёл подушечками пальцев по моей шее, тем самым вызвав волну дрожи по всему телу. – О том, как я счастлив снова видеть тебя, Тейт. Касаться вот так легко.
– Калеб…
– Ты не веришь. – И это не было вопросом. – Не веришь, что кто-то спустя четыре месяца всё ещё не может выкинуть тебя из головы? Ты слишком недооцениваешь себя, Тейт.
Калеб ласково провёл ладонью по моей щеке, опустился к шее и плавно приподнял мою голову в попытке поцеловать.
Я отвернулась, разжав ладони вокруг его торса, и мягко надавила ему на живот в попытке оттолкнуть от себя.
– Калеб, подожди…
Он терпеливо вздохнул, притянул меня к себе обратно, так что мои руки безвольно упали по швам, и усмехнулся:
– Ну да, мы ведь не можем целоваться сразу после знакомства.
– Не в этом дело! – Внимательно посмотрела ему в глаза. – Разве ты не понимаешь?
– Что я должен понимать, Тейт? – продолжал улыбаться Калеб так, будто это я одна тут ничего не понимаю, хотя всё ясно, как божий день!
Теперь я терпеливо вздохнула, собирая воедино всю решимость.
– Слушай, Калеб, зачем я тебе? Раз уж говорим начистоту, то давай всё проясним. Зачем я тебе? – Вот так. Решимости даже больше, чем нужно. – Такая, как я… Просто я. Ты даже почти ничего обо мне не знаешь, как можешь говорить подобные вещи? Ты не знаешь, какой цвет у меня любимый, не знаешь, какие фильмы я смотрю, даже толком не знаешь, какую музыку слушаю! Ты даже не знаешь, когда у меня день рождения, а говоришь такие вещи, будто мы с тобой знакомы несколько лет и ты готов прямо сейчас сделать мне предложение! – Нервно усмехнулась и помотала головой: – Ты прости, конечно, но это… странно.
– Двадцать седьмого ноября.
– Что?
– Твой день рождения двадцать седьмого ноября. – Калеб выглядел предельно серьёзно.
С тихой невесёлой усмешкой я опустила глаза:
– Ладно, с этим разобрались.
– Тейт, – Калеб коснулся кончиками пальцев моего подбородка и слегка приподнял, заглядывая в глаза, – за этим я здесь. Я хочу узнать тебя. Я не маленький мальчик, я не живу фантазиями и умею отличать желаемое от прихоти. И если за целых четыре месяца ты так и не смогла выйти из моей головы, значит ты не прихоть. Ты гораздо большее.
– Какое это имеет значение? – Горько усмехнулась. – Калеб, мы это всё уже обсуждали! Я рада тебя видеть и всё такое, рада была поговорить, узнать, как у тебя дела, но на этом всё. Всё… Ничего большего быть не может, и как взрослый мужчина ты должен это понимать. Всё не просто сложно – всё нерешаемо! Ты и я… мы из разных миров. И твой мир никогда не станет моим.
Калеб мягко и немного печально улыбнулся, слегка склонив голову набок. Глаза по-прежнему блестели, словно и не наговорила я ничего обидного. Он был в себе уверен. Что ещё больше пугало. Потому что я больше ни в чём не была уверена.
– Нет ничего невозможного, Тейт. И если посмотришь правде в глаза, то поймёшь это так же, как я это понял. Контракты – всего лишь бумажки. Фанаты – всего лишь люди, у которых и своя жизнь имеется. Сцена, известность, концерты… всё это не главное.
– Зачем я тебе?
– А зачем тебе музыка?
Я задумчиво изогнула бровь и сказала как есть:
– Потому что я не смогу без неё.
Калеб замолчал, пристально глядя мне в глаза и слабо улыбаясь, так что продолжать ему было вовсе не обязательно, я и так поняла.
О нет, это заходит слишком далеко. Уже зашло. Только когда успело?
– Если ты скажешь мне уйти, я не уйду, – неожиданно твёрдо произнёс Калеб; впервые видела, чтобы он выглядел настолько… по-мужски решительно. – Если захочешь уйти ты, я не отпущу тебя. По крайней мере, до тех пор, пока не начнёшь проклинать меня и не скажешь, что ненавидишь. И даже тогда я ещё подумаю. Просто ничего не делай. Просто живи, как жила. Не думай о том, что будет завтра. Просто дай мне этот шанс, и я сам всё сделаю. Я покажу тебе, что по-настоящему важно, а от чего можно легко отказаться. Я докажу тебе, что невозможное возможно, просто позволь мне узнать тебя поближе. Мне мало того, что я о тебе думаю, я хочу знать, о чём думаешь ты. Хочу понять тебя. Доказать, что мы не из разных миров. Просто дай мне этот шанс не как гитаристу какой-то там известной рок-группы, а просто мне…
Я застыла с приоткрытым ртом. Потому что мне сложно в такое поверить. Я никогда и подумать не могла, что однажды в жизни кто-то скажет мне нечто подобное. Нечто настолько искреннее и настолько приятное.
Просто зависла, потрясёнными глазами глядя на Калеба.
Правда – боль.
Он слишком хорош для меня. Слишком.
Но что я могла на такое ответить?..
Калеб посадил меня в такси, предварительно позвонив с моего телефона на свой. Обнял, поцеловал в висок и сказал, что завтра увидимся.
Не знаю, когда он собрался это провернуть, в какое время между встречей с фанатами и концертом, но я не стала спрашивать. Мне ведь ясно сказали – ничего не делать. Вот я и не делаю.
И вообще, у меня сейчас черепушка треснет. Мечтаю поскорее упасть на кровать лицом в подушку (и задохнуться!) и уснуть. Возможно, это сейчас единственное лекарство, чтобы смириться с тем, что моя жизнь не может быть просто обычной! Что как бы я ни старалась бежать от скандалов и от тех, кто им сопутствует, судьба всё равно поступает иначе. Не так, как хочу я! Такое чувство, что я обречена… Что даже переезд в саму Гренландию уже ничем не поможет, потому что судьба найдёт меня и там – в юрте под видом эскимоса.
Калеб найдёт.
Он казался таким искренним.
Тогда какого чёрта перед глазами вновь лицо Шейна Бенсона?!
В кармане завибрировало. Смс.
Калеб: «Чёрный».
Это что ещё значит?
Я: «Ты о чём»?
Калеб: «Твой любимый цвет – чёрный».
Ну, тут как ни старайся, а брови оказались не в состоянии оставаться на месте.
А это он по каким каналам выяснил? Никто, кроме меня, этого не знает!
Смс.
Калеб: «Доказательство этому сейчас едет с тобой в одном такси».
Что?
Огляделась и усмехнулась в голос.
Гибсон. Мой глянцево-чёрный Гибсон! Естественно, дороже его у меня ничего нет.
Смс.
Калеб: «Я очень внимательный».
Я: «Это точно».
Грейс встречала меня у входной двери, что совершенно на неё не похоже. Обычно в это время она хомячит у себя в комнате за просмотром вечернего сериала. А тут переминается с ноги на ногу, нервничает, лицо краской залито.
– Что такое? – спросила я напряжённым голосом, ещё не успев переступить порог.
Грейс схватила меня за ворот жилета, резко втянула в квартиру, захлопнула за мной дверь, прижала к стенке и яростно зашептала в самое ухо:
– Где тебя носит?! Он тут уже час сидит! График у него, говорит! Всё спрашивает, куда ты делась и как скоро придёшь! Я звонила тебе раз сто, почему не поднимала?!
– Была занята… – ответила я, но уже не слышала собственного голоса.
В теле всё затрепетало и заколотилось. Кровь в одну секунду прилила в голову, будто её в кастрюлю с кипятком окунули. Весь мир… весь мир вращался с бешеной скоростью, и я вместе с ним! Не успевая за ним. А сердце… оно никогда не стучало так громко.
– Куда в обуви?! – заорала Грейс мне в спину.