Елена Дженкинз
Пятьдесят свиданий с врагом
Джун. Сейчас
Когда умерла Иден, то Фрэнк разместил вазон с ее прахом в Изумрудном саду за домом, высадив прекрасное дерево магнолии Суланжа. Полгода назад, когда опекун пригласил Джун к себе и сказал, что его сердце совсем обленилось и отказывается перекачивать кровь как следует… В общем, он попросил, чтобы Джун и Тони разместили его прах там же, в Изумрудном саду, добавив второе дерево магнолии. Ветви переплетутся, и таким образом, должна получиться арка любви.
Как это устроить, Джун не представляла. Тони вряд ли позволит ей участвовать в ритуале летом.
Выйдя из часовни, семейство Андерсонов, включая тетю Летти, ее мужа и Уитни, отправилось в Иден-Парк: нотариус собирался зачитать завещание Фрэнка… А Джун думала о магнолиях и о том, что опекун обещал оставить прощальное письмо. Обещал, что его голос будет звучать в сердце Джун всегда через его последнее послание. Большего она и не просила. Фрэнк подарил ей целый мир, шанс жить так, как хочется. У нее успешно, неспешно протекал третий год в университете Эдинбурга, в Королевском ветеринарном колледже. Она жила с подругой в уютной квартире на юге столицы, неподалеку от кампуса. Мечты потихоньку сбывались. Пусть и омраченные Тем Самым Днем, который случился два с половиной года назад.
С Тони она пересекалась только в праздничные дни, а в обычные через Уитни договаривалась с ним о визитах к Фрэнку, чтобы не приехать в один день и не столкнуться.
Летом Тони станет бакалавром и посвятит себя семейному бизнесу, продолжит дело отца, развивая сеть инвестиционных и венчурных фондов в Anderson&Son.
Их пути разойдутся окончательно.
Разойдутся навсегда…
Джун страшно скучала по Иден-Парку, но понимала, что никогда не сможет туда вернуться. Это место теперь принадлежит Тони. И никогда не принадлежало ей, как она ни пыталась стать нужной, своей.
Оставалось доучиться, получить диплом и устроиться на работу. Здесь, в Эдинбурге. О возвращении в Штаты речи не шло. Джун не могла. Не хотела. Она вросла корнями в землю, по которой ходил Фрэнк. Из любимого города ее была не способна выгнать даже ненависть Тони. Даже ее собственный страх перед ним.
Джун не питала иллюзий на его счет: они никогда не станут друзьями, семьей.
Да, Фрэнк сказал бы, что все можно исправить.
Но Фрэнка больше нет. И этого точно не исправить.
***
В столовой главного особняка Иден-Парка было непривычно пусто, несмотря на то что здесь собралось семь человек.
Джун сидела напротив Тони, игнорируя холодный взгляд, который – она чувствовала – распиливал ее пополам. По старой привычке.
Вспомнилось их самое первое утро здесь, когда она пыталась казаться подкованной в экономике…
Джун печально улыбнулась про себя.
– А почему мы в столовой? – поинтересовалась тетя Летти.
– Фрэнк оставил подробную инструкцию. Он просил, чтобы вы могли выпить чаю.
Летти всхлипнула, и Уитни тут же потянулась к ней рукой, чтобы приободрить. Джун сглотнула ком слез и уставилась на свои сцепленные в замок пальцы. Пусть бы ей отдали письмо Фрэнка и позволили уйти из этого места, которому она отдала свое сердце, закопав в Изумрудном саду рядом с магнолией Иден. Каждая минута оставляла болезненную отметину внутри, как напоминание о том, что Джун должна исчезнуть отсюда навсегда.
Однако семейный нотариус был здесь не единственным официальным представителем Фрэнка. Вторым оказался мистер Кларксон, психолог.
– Кхм… Кларксон, а вы почему здесь? – раздался сухой вопрос Тони.
– Фрэнк пригласил, – так же бесстрастно ответит тот.
Молчание продолжилось. Нотариус тянул время по неизвестной причине.
– Мы еще кого-то ждем? – устало вздохнул Тони, и даже смотреть на него было не обязательно, чтобы представить, как он забрасывает руки за голову и отклоняется на спинку кресла, закрывая глаза.
– Мы ждем точного часа. Фрэнк просил прочитать его послание в 17:30, чтобы в 18:00 Генри мог подать ужин.
– А он не подумал, что у нас не будет аппетита в такую печальную минуту? – с укором отозвалась тетя Летти.
– О, поверьте, дорогая, вполне возможно, что аппетит появится, – загадочно ответил нотариус; посмотрел на круглые карманные часы и вскинул кустистые темные брови: – Ну, вот и время…
Он достал из портфеля документы и, нахлобучив огромные очки на нос, зачитал:
– Послание Фрэнклина Томаса Андерсона.
Последовала многозначительная пауза.
– Знаю-знаю, любимые мои люди. Вы надеялись услышать о том, кому и что я оставил. Но не торопитесь. Завещание будет зачитано только при одном условии…
В горле расширилось облако волнения, и Джун обхватила пальцами чашку с теплым чаем. Тони сделал то же самое. Она краем глаза заметила, как он поднес чашку ко рту.
– …и условие таково. Джун и Тони, вы должны приложить максимум усилий и помириться.
Тони подавился чаем и закашлял, и Генри, который стоял рядом, подошел и похлопал его по спине.
– Что?! – сипло возмутился Тони, и Джун молча вторила вопросу. Она, в ужасе гипнотизируя белую скатерть, начала медленно пить чай крошечными глотками, чтобы заняться хоть чем-нибудь и не поддаться панике.
А нотариус продолжил:
– …для этого я даю вам пятьдесят дней…
Джун поперхнулась, издав дикий звук подбитой птицы, и дядя Колин, муж Летти, хлопнул ее по спине.
– Что-о?! – надрывно переспросила она и впервые за долгое время посмотрела прямо в серые глаза Тони, которые буравили обвинительно, будто она была виновата во всех грехах человечества.
– …вы должны встречаться каждый день и проводить вместе не менее двух часов. А раз в неделю совершать сие действо под надзором мистера Кларксона, который по итогу даст свое заключение. Я составил расписание, чтобы снять с вас лишние хлопоты.
Нотариус протянул распечатки – по одной в каждой руке – и Джун с Тони их взяли, как роботы.
Младший Андерсон бегло прочел первую страницу и тихо выругался.
– Кларксон, любезный! А почему бы вам не дать заключение сейчас? – надрывным тоном предложил он и махнул в сторону Джун: – Мы же с ней лучшие друзья! Правда, Бэмби?!?!
– Мгм, – кивнула она, но психолог лишь поморщился.
– О боже, – пробормотала тетя Летти обреченно. – Мы никогда не узнаем, что было в завещании Фрэнка.
За столом повисла немая тишина, только Уитни барабанила туфлей по мраморному полу.
– Пятьдесят дней, – повторила она задумчиво и достала айфон. – Сегодня четвертое ноября, а значит… срок истечет… в Сочельник! – Она вскинула голову, заправляя за ухо длинную прядь рыжевато-блондинистых волос, и ахнула. – Нет, ну вы представляете?! Какое совпадение!
У Джун от эмоционального напряжения губы онемели, и она начала их кусать.
– А письмо… он оставил мне письмо? – убирая руки под стол, с надеждой напомнила она, но нотариус лишь покачал лысой головой:
– Фрэнк всем оставил письма, но никто их не получит, если вы с Тони не исполните его последнюю просьбу. В Сочельник мы снова соберемся здесь, чтобы выслушать вердикт мистера Кларксона.
– Такое чувство, что Фрэнк специально подстроил это. Чтобы мы вместе отметили Рождество, – прокомментировала оптимистичная Уитни.
– Кошмарный сон какой-то, – сказал Тони. – У меня помимо работы еще универ, дел по горло. А ничего, что у меня девушка есть? Я не могу каждый день. Я… не выдержу.
– У меня тоже график перегруженный, – прочистив горло, поддержала его Джун. – Фрэнк ни за что не стал бы меня заставлять… он бы не стал…
Но закончить фразу она так и не смогла. Не нашла слов.
– Пожалуйста, давайте успокоимся, – раздался строгий голос тети Летти. – Я не знаю, почему вы двое поссорились, но действительно, хватит дуться. Вы взрослые люди. Я надеюсь, вы понимаете, что должны выполнить это абсурдное требование ради всех нас. Ради Фрэнка. – Ее голос дрогнул.
– А что будет, если мы нарушим условие? – спросила Джун.
– Тогда письма и завещание будут уничтожены, а раздел имущества произойдет в соответствии с законом.
– С ума сойти, – ошеломленно сказал дядя Колин. – Вот это Фрэнк учудил.
Настенные часы пробили шесть раз.
– Подавать ужин? – спросил Генри, и тетя, помассировав лоб, вздохнула:
– А бог с ним. Давайте поедим. Даже интересно, чем Фрэнк решил нас накормить.
– Суп из крапивы с тунцом. И три сорта хаггис2, – сообщил Генри и тронул покрасневшие глаза рукой, затянутой в белую перчатку. – Фрэнк обожал хаггис.
– Форменное издевательство какое-то, – расстроилась тетя Летти. – Я ведь вегетарианка.
– А вам он прописал двойную порцию виски, мэм.
– О. То, что нужно. Спасибо, Генри, – поблагодарила она, изможденная неожиданным завершением дня.
А Джун снова подняла глаза на Тони. Он смотрел на нее в упор. И если бы она приоткрыла сейчас рот, то могла бы ощутить на кончике языка тягучую, искристую ненависть, которой сочился серый взгляд.
Она усмехнулась, едва заметно, с глубинной грустью.
Поверь, Тони. Наши чувства взаимны.
Глава 3
Джун. Четыре года назад, февраль
Шел второй год жизни в Иден-Парке.
Мелани отказалась встречаться с Тони. Это победа.
Крис встречался с Сиенной Голдман, самой популярной девушкой школы. Это катастрофа.
Джун вместе со своим одноклассником Чейзом Локхартом проводила обед в школьном кафетерии, потягивая ягодный морс, и просматривала комментарии под видео на ютубе.
Чейз разделял ее любовь к животным и помогал записывать видео в библиотеке Иден-Парка. Они вели совместный ютуб-канал: брали шуточные интервью у зверей в домашних условиях, пытаясь строить разговор и попутно выдавая факты. Такой формат смешил аудиторию, и набралось много подписчиков. Правда, Генри дар речи потерял, когда неделю назад увидел в библиотеке ламу.
– Он смотрит на тебя, – шепнул Чейз, и Джун скосила взгляд в сторону Криса. Тот сидел с Сиенной и Тони неподалеку, что-то бурно обсуждая.
– Нет же, он смотрит в пол.
– Отвернулся, – хмыкнул Чейз. Он сочувствовал Джун в вопросе неразделенной любви, потому что сам страдал по Олсен, старшей сестре Криса. Та закончила школу летом и теперь училась в местном универе на журналиста.
– Слушай, а приезжай к нам на день рождения Фрэнка в субботу! Олсен тоже собирается.
– Делать мне нечего, – развязно ответил Чейз и почесал подтянутый пресс через рубашку. Пресс у него был что надо. Джун не раз видела друга раздетым по пояс. Недавно мартышка вылила на него банку синей краски, когда записывали видео в библиотеке, и Джун в панике пыталась отмыть друга припрятанной про запас кока-колой. Именно в тот момент ее с полуголым одноклассником застукал Тони.
О, этот шок на лице младшего Андерсона… шторм в серых глазах, в пучине которого смешались презрение и… и что-то вроде гадливости.
Дома Джун соврала, что встречается с Чейзом. Не хотела, чтобы Тони думал, будто она безнадежно плачет по Крису и совсем не вызывает интереса у парней. А Чейза девчонки обожали. Он был общительным, привлекательным экстремалом. Что еще надо для того, чтобы покорять романтичные девичьи сердца?
– Ну, пожалуйста, Чейз, приходи к нам в субботу, – начала упрашивать Джун. Страшно хотелось позлить Тони.
– Ла-адно. Но это не из-за Олсен, не думай.
– Спасибо, – улыбнулась она.
В январе профессору снобизма Тони Андерсону исполнилось восемнадцать, и он стал просто невыносимым. Джун пока что не имела права водить машину и иногда вынуждена была просить о помощи: подвезти в город, съездить за покупками. Такие совместные мероприятия давались тяжело. Нет, Тони никогда не отказывал, опасаясь, что Джун нажалуется Фрэнку, но делал это с таким страдающим видом, будто она просила его провести вместо нее интервью с мартышкой.
Младший Андерсон выглядел старше своих лет. Он подстриг волосы, оставив длинной только челку, и практически перестал улыбаться в присутствии Джун. Пффф. Больно надо. Подумаешь, страдалец, терпит малышку Бэмби, мучается, несчастный!
В отличие от Криса, Тони ни с кем не встречался. Иногда он приводил домой девчонок, то одну, то другую. Ничего серьезного. Все ждал, что Мелани с пятидесятого раза сломается и пойдет с ним на свидание.
Но Мел предпочитала общаться с Джун. Втроем, с Чейзом, они часто проводили вместе выходные.
Мелани оказалась классной, не зря в нее Тони влюбился. Она была рыжеволосой, голубоглазой копией Одри Хепберн, с таким же светом в глазах. Поначалу Джун ей завидовала, но со временем начала молча восхищаться. Благодаря Мел, у нее прибавилось стиля и уверенности в себе. Только вот постоянно хотелось обрезать непослушные кудри, которые свисали до талии, но Мел просила не делать этого.
Подруга подошла к их столику и грациозно опустилась на стул. На подносе она принесла только салат и воду.
– Привет, меня директор задержал. Просил, чтобы я взялась организовать Майский день. – Мелани отпила воды и, оглядевшись, шепнула: – Он так смотрит на тебя…
– Да? – с надеждой спросила Джун и резко повернула голову, впиваясь взглядом в Криса… Но тот обнимал Сиенну, которая увлеченно о чем-то рассказывала.
– Тони. Тони смотрит, – уточнила Мел, и плечи Джун поникли.
– Мы поссорились вчера, – вздохнула она.
– Почему?
– Э-э…
Не то, чтобы нужна была причина. Оно само собой получалось. Как рефлекс: если в комнате Тони – жди ссору.
– Он мои шоколадки выбросил. Нашел заначку в библиотеке, – приврала Джун: шоколадки остались целы в итоге. Она их отвоевала.
Дело в том, что Джун хранила стратегические запасы среди книг. Высокие стены были «обшиты» полками, но два длинных стеллажа стояли торцом к ряду узких высоких окон, создавая проход. Самое подходящее место, чтобы спрятаться, как мышка, и лопать шоколадку.
Тони там прятал сигареты. Джун их втихаря выбросила вчера вечером, чтобы не портил здоровье, а он попытался уничтожить ее шоколадки в отместку.
Это было смешно, если честно.
– Тони, отдай! Мне нужен сахар, когда я сильно устаю!
Выше на голову, он был гибким, худощавым и почти-что-симпатичным. Ну, то есть, не совсем уродом.
– Сахар не полезнее никотина, так что нет. Будем здороветь вместе, Бэмби.
Тони – о чудо! – тоже улыбался, хоть и поджимал губы, пытаясь выглядеть строгим. Он стоял в узких брюках и сером свитере, оттенявшем глаза. Контрастный свет библиотеки подчеркивал четкие линии скул.
– Перестань, – предупредила она и насупилась, сдерживаясь, чтобы не расхохотаться, настолько веселой и одновременно обидной казалась ситуация.
– Где мои сигареты, малявка? – повторил наглец, но Джун медленно покачала головой:
– Не будешь ты курить в этом доме.
– Что еще мне нельзя в моем доме? – вскинул он бровь.
У него были красивые прямые брови вразлет, темные, в меру густые, без фанатизма. Пожалуй, это единственное, что нравилось в нем… Ну, может, еще ямочка на щеке, когда он улыбался… И губы. Хм-м… Интересно, он только целовался с теми девчонками, которых приводил домой, или…
– Джун? – раздался напряженный оклик.
Она в ужасе отвела взгляд в сторону, испугавшись, что Тони мог прочесть ее мысли, и поправила воротник школьной блузки.
– Да делай ты, что хочешь! – психанула она и приказала: – Верни мои шоколадки немедленно!
Пачка с «твиксами», которую держал этот доморощенный король, тут же взлетела вверх, когда он поднял руку и ответил:
– Только равноценный обмен.
Но и он больше не веселился. Тони смотрел хмуро, словно ему надоел этот цирк, и явно мечтал уйти, но не желал сдаваться. Как всегда, должен был настоять на своем даже в мелочи.
– Я жду, – холодно сказал он.
Джун покраснела. Она не знала почему. Не понимала, какого черта не получалось снова посмотреть врагу в глаза. Разозлившись на себя, она ступила к нему и толкнула ладонями в грудь, как в каменную стену, не иначе. Толкнула еще раз, но он не сдвинулся. Они замерли друг напротив друга, и Джун растерялась.
Я боюсь его, что ли?!
Как во сне, она снова коснулась его, ощутив под ладонью тепло, и задержала дыхание; пальцы онемели и перестали слушаться.
Она не увидела, а почувствовала, как Тони опустил руку с упаковкой.
– Держи, Бэмби. И больше не смей брать мои вещи, – тихо, сдавленно сказал он и сделал шаг назад.
И она выдохнула наконец.
Что это было? С ума сошла! Откуда оно вообще взялось в ней – это вязкое, пугающее чувство, что кислорода не осталось на планете?
Очнись, это же Тони! Он тебя со свету сживет, только повод дай!
– Джун! Джу-у-н! – Голос Чейза вернул в кафетерий, к ягодному морсу. Друг тормошил ее, подгоняя: – Допивай быстрее, занятия начинаются.
– Да, конечно, – улыбнулась она рассеянно.
…А сердце трепыхалось в груди, как у загнанного зайца. Точнее, как у этрусской землеройки: 25 ударов в секунду – это вам не шутки. Да какие уж тут шутки, если Джун избегала Тони сегодня, словно была виновата перед ним непонятно за что. Назойливое, поедающее изнутри удушливое чувство напоминало именно ее – вину. Любимое чувство Джун, которое теперь пахло сигаретами и шоколадками.
Точно! Мне просто стыдно, что влезла в его заначку. Мне плевать на него и на его личную жизнь. Пусть портит легкие никотином, я и слова не скажу. А тем более не прикоснусь к нему.
И она больше не трогала Тони. Никогда-никогда. До Того Самого Дня.
Тони. В тот же момент
– Ты в порядке? – спросил Крис, а он продолжал смотреть на Чейза, который сжимал плечо Джун.
В порядке? Он и сам не знал. Это нормально вообще – обращать внимание на то, кто и когда прикасается к ней? Какая разница? Главное, что это не Крис.
Уйди, Бэмби, блин. Выметайся из моей головы. Просто – исчезни.
Она ему не нравилась, но каждое утро за завтраком Тони смотрел, как она ест, и яд растекался по венам.
Какие ее волосы на ощупь? На вид жесткие.
А губы?
…И тогда он отводил взгляд.
Бесило, если она переставала совать свой курносый нос в его дела, будто забывала о его существовании. Был только Чейз.
Крис и Чейз. Чейз и Крис.
Тони поморщился, осознав, что перекривлял имена в мыслях. Нет, он не ревновал. Просто он не мог представить, что кто-то всерьез способен восхвалять Джун. Она же лицемерная двуличная кобра…
Впрочем, ее парень Чейз любил животных, особенно змей.
– Ты видел их видео с мартышкой? – спросил Крис, которого умиляло остроумие Джун, и Тони тяжело вздохнул.
– Я не видел ни одного.
– Серьезно? – удивилась Сиенна. – Они клевые! А когда Чейз снял футболку… м-м…
– Так, не понял! – насмешливо возмутился Крис. – Ты же клялась, что перемотала этот момент.
Сиенна фыркнула, не найдясь с ответом.
Серьезно? И ей тоже Чейз нравится?
Чейз и Крис. Крис и Чейз.
Господи…
Как же Тони ненавидел Джун за то, что напролом лезла в его сознание, как вирус. Грудную клетку до сих пор прожигало, будто она ему клеймо ладонью поставила вчера… А болотные глаза. Он чуть не захлебнулся в них, в этих убийственных топях.
Ну ее к черту. Она из него все вены вытянет, если поймет, что может его зацепить. От таких, как Джун, нужно серебряными крестами отмахиваться, иначе сожрет и не подавится.
И точно не стоит представлять, что будет, если он сейчас подойдет к этой вампирше здесь, при всех, и слижет кроваво-красный сок с ее вечно искусанных губ. Что она сделает? Оттолкнет?.. Пальцы у нее прохладные сейчас, она ведь стакан из рук не выпускает.
Тони поморщился и зарычал про себя.
Уйди, Джун. По-человечески прошу. Выметайся на хер из моей головы!
Возле нее сидела Мелани. Умная, добрая, такая настоящая. Рядом с Мел хотелось быть лучше. Она мотивировала на подвиги. С такой девушкой можно легко провести целую жизнь, ни разу не пожалев об этом.
Но взгляд Тони, как магнит, прикипал к той, которая бесила. Которую он не уважал от слова «совсем». Она мотивировала только на саморазрушение. От нее кровь либо кипела, либо стыла в венах.
Ребячество, с которым они соревновались, инфантильное желание коверкать в мыслях имена других парней – все это вышло на первый план, заняв слишком много места. Слишком много ее. И это стало проблемой.
Тони посчитал про себя, сколько месяцев осталось до отъезда в университет, и шумно, раздраженно вздохнул. Пять месяцев еще. Целая жизнь.
В это было трудно поверить, но он не мог дождаться, когда уедет из Иден-Парка, сдав родной дом на милость Бэмби. Что угодно, лишь бы не видеть ее каждый день.
Не думать.
Глава 4
Год спустя. 1 мая, день совершеннолетия Джун
– С днем рождения, милая! – Фрэнк обнял ее и протянул плоскую квадратную коробку зеленого цвета, обвязанную серебристой лентой.
Взгляд опекуна горел от восторга, темные короткие волосы с проседью были взъерошены, морщины у глаз стали глубже – так широко он улыбался.
Джун, в пижаме – суббота, как-никак – спустилась к завтраку и теперь с волнением разглядывала подарок. Покрутила, потрясла из любопытства.
– Эй-эй, аккуратнее, – попросил Фрэнк, а Генри, который вошел в столовую, зевнул в кулак и одернул форменный пиджак на пивном животе, который наметился в последний год.
– С днем рождения, мисс Джун, – поздравил дворецкий и принялся укладывать тонкой черной расческой влажные волосы.
– Ты кутил всю ночь, Генри? – хохотнула она.
– Нам по ошибке доставили клетку с попугаями, и они орали до рассвета, пока их не забрали. А мистер Тедд привез фейерверки, хотя мы не заказывали в этом году.
Вечером в Иден-Парке собирались праздновать 18-летие Джун и Майский день, фестиваль весны.
– Не терпится увидеть световое шоу, – взбудораженная, улыбнулась она.
Фейерверки на Майский день были традицией, но они слишком сильно коптили воздух и пугали зверей в окрестностях Иден-Парка, поэтому Фрэнк предложил устроить световое шоу вместо пиротехнического. В небо запустят двести дронов.
– Во сколько Тони здесь будет? – спросил опекун, посмотрев на большие настенные часы, и Джун резко опустила взгляд, расправляя пальцами ленту на подарке.
– Не знаю.
Тони перед ней, вообще-то, не отчитывался. Она его видела очень редко, по выходным, и то не каждый раз. У него больше не было времени на детское противостояние с Бэмби. Ему девятнадцать, он студент бизнес-школы. У него девушка с ногами от ушей. И не одна. Он каждый месяц с новой приезжал. На этот раз, судя по тенденции, с носительницей титула «Мисс-Май» заявится…
Ну и пусть. Кому какая разница? У Джун, может, рост средний и ноги не от ушей, зато дел по уши. Одних дронов – двести штук.
Чейз, Мелани, Уитни, Олсен… Все они сегодня собирались прибыть в поместье Андерсонов. Крис тоже будет… После окончания школы они с Сиенной Голдман порвали, поскольку та перебралась во Францию, так что в Джун все еще теплилась надежда на возможные отношения с Принцем Паркером. Он иногда передавал привет через Мелани, и это волновало. Во-первых, мечта встречаться с Крисом никуда не делась. А во-вторых, до безумия хотелось выиграть пари с Тони. То дурацкое, идиотское пари, которое не давало покоя. Джун вбила себе в голову, что, если проиграет, то не сможет больше считать Иден-Парк своим домом. Не хватит совести вернуться сюда после университета, если Тони выскажется против.
А кроме того… не то, чтобы это было мега-гипер-важно, но старый спор остался единственной нитью, которая связывала с младшим Андерсоном.
– Ты открываешь? – напомнил Фрэнк, и она распаковала подарок. Под шелестящей бумагой оказался темно-зеленый бархатный футляр с тисненым гербом Андерсонов. Внутри мерцало ожерелье. Кажется, старинное…
– Оно принадлежало Иден, а до того – моей матери. Это семейная реликвия нашего клана. Если бы у меня была дочь, оно досталось бы ей… Или, в ином случае, жене Тони. Но оно твое. Ты ведь и есть мой ребенок. Непоседливый. Приглашающий лам и мартышек в библиотеку.
Джун боялась прикоснуться к драгоценностям. Ряд крупных изумрудов лежал полукругом. Камни, ограненные белым золотом, могли бы принадлежать королеве, как и пара сережек: два небольших зеленых ромба в той же огранке.
– Под цвет глаз тебе подойдет, – добавил Фрэнк, и Джун кинулась ему на шею. Даже заплакать не получилось, до того дыхание сперло. Она просто сжимала опекуна дрожащими руками, цепляясь, как за спасательный круг, и молчала.
– Ну что ты, перестань, – мягко сказал Фрэнк и погладил ее по макушке. – Надень этот набор сегодня на праздник.
Она кивнула и снова вспомнила о Тони.
«Он меня убьет. Я забрала то, что должно было принадлежать его будущей жене», – подумала она… и улыбнулась от предвкушения встречи: позлить Тони как смысл жизни.
– Я люблю тебя, Фрэнк, – сказала она, и опекун, как всегда, ответил:
– Ты главное себя полюби.
Ближе к обеду нагрянула Мел, чтобы помочь со сборами. Подруга умела идеально уложить волосы за две минуты. Природный шарм. Просто космос.
Они вдвоем поднимались наверх, когда Генри окликнул:
– Мисс Джун! Вам письмо. – Он подошел, держа небольшой металлический поднос, склонился ближе и прошептал: – Личное. Социальная служба передала из Штатов. Фрэнк велел сразу вам нести.
Сердце сделало кульбит, а пальцы замерли на большом сером конверте.
– Спасибо, Генри, – сглотнула она и взяла письмо.
На конверте не было имени отправителя, только официальный адрес, но Джун сразу поняла. Это от нее. От Той-чье-имя-нельзя-называть. Чье лицо безуспешно старалась забыть долгие годы.
– Ты в порядке? – забеспокоилась Мел.
– Да. Все хорошо, – вымучила она подобие улыбки. – Идем.
В комнате Джун положила письмо на стол. Потом сунула под подушку. Под кровать… Все не то. Тошнотворное чувство – душащее, ледяное – проникало в кровь, в суставы, в мозг.
Нет, я не буду читать. Мне все равно, что она хочет сказать. Все равно!
Джун схватила конверт и разорвала пополам, приложив недюжинное усилие, потому что внутри было несколько листов бумаги.
Много же она настрочила!
Бумага жгла ладони. Джун с омерзением швырнула конверт в мусорку под столом и сразу успокоилась, почувствовала себя лучше. Для подстраховки выставила мусорку в коридор: горничная увидит и уберет. Бумага пойдет на переработку. На благое дело. Все хорошо.
– Ну что? Хочешь увидеть, что подарил мне Фрэнк? – чересчур счастливо спросила Джун, глядя в небесные глаза Мелани, и та кивнула.
– Уверена, он удивил тебя.
– Да, он… Я не знаю, смогу ли когда-нибудь быть достойной этого дома.
Мелани вскинула изогнутые темно-рыжие брови и посмотрела с укором:
– Человек ценен сам по себе, и тем более ценнее какого-то дома.
– Как же я завидую твоей уверенности! – восхитилась Джун.
– Я просто принимаю себя такой, какая есть.
– Да, но ты идеальная. Принять такую, как ты, легко.
Мелани заливисто рассмеялась и присела на край кровати, поглаживая бархатную драпировку на футляре.
– Ты единственная, кто так думает, – с доброй улыбкой ответила она, чертя аккуратным ногтем серебристый герб Андерсонов, но Джун возмутилась:
– Не единственная! А Тони? Он всегда ставит тебя в пример.
– Просто я внешне похожа на Иден. Но в остальном мы с ней очень разные, а он этого не понимает… Ты считаешь, он до сих пор в меня влюблен?
– Думаю, да. У него нет постоянной девушки. Это странно.
– Наоборот, не удивительно. Он парень требовательный, попробуй такому угодить. – Мелани с любопытством открыла футляр и воскликнула: – Вау! Это же ожерелье Иден! Она всегда надевала его на Рождество… И я точно знаю, какое платье выбрать для тебя. Ты будешь блистать сегодня.
…И Джун честно пыталась помнить о том, что блистать нужно для Криса. Но, увы, угодить хотелось младшему Андерсону, которому угодить оказалось невозможно.
Пробило 18:00. Прием был в разгаре. Джун стояла в саду в паре шагов от террасы, в окружении друзей, которые играли в салочки, и старалась держать спину ровно. Все-таки роль хозяйки исполняла.
Изумрудный сад, изумрудного цвета длинное облегающее платье с открытыми плечами, очень темная помада, изумруды в ушах и на шее – головокружительное сочетание элегантной роскоши. И голова действительно немного кружилась от впечатлений. Особенно от того, что Крис то и дело смотрел в ее сторону.
Вот и сейчас он взглянул на нее, но тут же прикрыл глаза, глубоко вдыхая, потому что Уитни завизжала как резаная. Принц Паркер не переносил подобной невоспитанности, и Уитни старалась допечь его, как никогда.
Он возмужал за год лондонского университета, стал еще красивее и шире в плечах. Породистое лицо, прямая осанка – на него можно было любоваться часами, как на огонь в камине.
Увлеченная, Джун не сразу заметила, что Тони наконец соизволил появиться. Держа за руку миловидную брюнетку «Мисс Май», он спустился по широким ступеням террасы, обнял отца и представил свою пассию. Губы заныли, чтобы их покусали, но Джун сдержалась: Мел битый час потратила на макияж, жалко было чужих трудов.
– Неужели! Еще бы в полночь явился, – обвинительно воскликнула Уитни, влетая в объятия кузена.
– Дела задержали, – объяснил он и с подозрением склонил голову на бок. – Чем вы тут занимались без меня, м-м?
– Играли. Сейчас очередь фантов!
– Значит, я вовремя, – поддался он задорному веселью и снял серебристые часы с запястья, чтобы бросить в черную шляпу, которую ловко подставила Уитни. Затем Тони лениво оглядел толпу и, заметив Джун, прищурился, будто оценивая, стоит ли с ней вообще здороваться. Она сжалась внутри, но взгляд не отвела. С какой стати?
Этот нахал все-таки сделал одолжение: оставил свою девушку с Уитни, подошел, одарив прохладой серых глаз, и сухо улыбнулся. Джун вскинула подбородок, ответив ледяным презрением.
– Я слушаю. Ты мне хочешь что-то сказать? – спросила она… и ощутила, что от Тони исходит умопомрачительный аромат бергамота и мятной свежести.
Картинка пронеслась перед глазами: зимнее утро, елка, холмы из открытых подарочных упаковок и бумаги… Рождество в Иден-Парке.
Сердце пропустило удар.
– С днем рождения, Бэмби.
– Премного, несказанно благодарна, – ехидно ответила она и осеклась, когда недоуменный взгляд Тони прикипел к ожерелью.
– Где ты это взяла?
– Фрэнк подарил. – Она не удержалась и сложила руки на груди, угрожая смять лиф платья. – Ты не согласен с его решением?
По опасному блеску в серых глазах Джун поняла, что еще как не согласен, жест отца задел за живое. Однако удовлетворения или злорадства она не почувствовала. Наоборот, расстроилась, силой удерживая на лице маску первоклассной стервы. К счастью, Тони не стал устраивать сцену, а вместо этого сказал:
– Я тебе тоже подарок приготовил.
– Правда? – воспряла она духом.
– Правда. Забыл в машине. Потом отдам… Идем, фанты ждут, – кивнул он в сторону Уитни, которая всячески пыталась привлечь их внимание.
Началась приятная суета, смешанная со взрывами хохота, когда к играющим присоединилась тетя Летиция. Она могла раскачать любую, даже самую унылую толпу. Тете поручили важное задание – поймать Чейза, и она разулась, придерживая длинное платье из золотых пайеток.
«Чейз! Чейз!» – скандировали гости, и тетя Летиция покатывалась со смеху, гоняясь босиком по траве за парнем в два раза крупнее себя. Он поддался, и Летти налетела на него, как ураган, задыхаясь от веселья.
– О боже, Чейз, ты слишком быстрый, – обвинила она и попросила бокал вина, чтобы промочить горло.
