Оксана Лепатьева
Мотыльки и камни
Серия медали-премии им. Максимилиана Волошина
© Елена Брюс, Оксана Лепатьева, 2021
© Интернациональный Союз писателей, 2021
Елена Брюс – поэт, переводчик из Тюмени, автор книги «Красильщик луны», посвященной творческому наследию Артюра Рембо. Стихи пишет со школьных времен, публикуется на интернет-ресурсах с 2012 года, также печаталась в альманахе «Поэт года – 2020». В 2021 году несколько стихотворений опубликованы в журнале «Российский колокол». Награждена медалью «Иван Бунин 150 лет» за вклад в развитие современной русской литературы.
Оксана Лепатьева – поэт из Киева, Украина. Пишет стихи на двух языках – русском и украинском. Училась в педагогическом институте (исторический факультет). Работала редактором в международном издательстве «Эдипресс Украина». Поэзией увлекается с юности. Первые произведения были напечатаны в литературно-художественном журнале «Соты» номер один, 1998 год. Затем долгое время не публиковалась и только сейчас решилась представить широкой аудитории свои поэтические миниатюры. Для этого автора поэзия – это алхимия, помогающая переплавить боль и невзгоды жизни в красоту и любовь.
Елена Брюс
«Архивариус гор…»
Архивариус гор,
Звездочет над заоблачной тиной,
Где хранишь ты свой голос,
Опутанный пылью и паутиной?
Только шаг – на печати следов
Ляжет тонкое кружево инея,
Первородный суглинок каменеет
В размытости синего,
Ненавязчивый ветер
Гремит чердаками весь вечер,
Над оторванной жестью
Плачет дождь, предпоследний в году.
Снег не выпал еще.
Подорожник не лечит
Эти легкие ссадины троп,
Что туман в неизвестность ведут.
Солнца жар, грациозность хромых
Листопадов —
Все исчезло, как сон, в роговицах
Темнеющих луж.
В них хранится тепло
Твоего говорящего взгляда,
Архитектор рельефов земных,
Провожатый потерянных душ.
«Обжигают слова в палантинах ночей…»
Обжигают слова в палантинах ночей,
Закутанные в тряпки кошмарных снов,
Осушают ликующей речи ручей,
Закрывая рты на засов.
Отражаются в озере времени дни,
Взгляд один через лунную даль —
Двум молчащим навстречу не обойти,
Ни в округу, ни вброд, ни в гать.
Всё, что сказано было друг другу давно,
В этом озере серебрится.
А несказанным озеру выстелет дно
Говорящая вещая птица.
Сердце, не плач
Перешагивает, переругиваясь,
Через тело любви толпа.
Сердце, хватит, не плачь, обуглилась
И травой поросла тропа
К тем печальным домам,
Где нет места нам,
Заскучавшим по светлому дню,
И надежда глядит невестой
На забытую волю свою.
Сердце, что тебе дать в утешение,
Колыбельную детскую спеть?
Неповинное, просишь прощения.
Крылья сломаны, не взлететь.
Бейся, черную кровь перемалывай
В остывающей меди зари,
Прорастай орхидеями алыми
На безжизненном теле любви.
Под первородной лаской страх
Звериным рыком обезличен.
Вся боль твоя – как кровь на топорах.
А утешения мои – звенящий щебет птичий.
«Я вернусь в воскресенье, под вечер…»
Я вернусь в воскресенье, под вечер, когда
Пустоглазые сумерки робко на землю ложатся,
В жидком свете фонарном звенят провода,
И, вальсируя с ветром, снежинки кружатся…
Снова встретимся мы, древнекаменный город.
Покривишься улыбкой лубочной
И ладонью холодной поправишь мне ворот,
Бесприветный, неласковый отчим.
Помнишь, ты мне велел – уходя, уходить
И не плакать над сердцем ранимым.
Помнишь, клялся меня навсегда сохранить
В безнадежности пустоши зимней,
Где толпа неприютных продрогших домов
Ожидает меня без особой тревоги,
Где распята стальная твоя нелюбовь
Костылями железной дороги.
Где на старый чердак ты убрал колыбель
И в сарае лежат мои книжки.
Где живет – да живет ли?
И где он теперь? – тот смешливый
Соседский мальчишка…
Где бездонной была глубина ручейков,
Где мой кот забирался на тополь…
Мне не нужно тепло золотых городов,
Я вернусь в свой гранитный акрополь.
Выходя из обветренной небом земли,
Не тебя мне молить о спасении.
Когда грохот составов затихнет вдали,
Я под вечер вернусь, в воскресенье…
Холодное лето
Что ни вздох – обнаженная сущность
Земляного тугого литья.
Облаков ледяная воздушность
Над оскалами небытия.
Суетливые ласточки мечутся
В сером небе холодного лета.
Мелет время скрипучая мельница
В непрерывном дыхании ветра.
Что ни взгляд – терпеливые заводи
Отражают пустые глаза.
В тишине, над корягами ржавыми,
Голубая трещит стрекоза.
Темный лес, подавившийся далью,
Дышит хрипло шершавой листвой.
Стынут тучи блестящей эмалью,
Тянут в землю навес дождевой.
Под пылающим краешком неба,
Там, где ветер сильней и звончей,
Я хотел бы согреть это лето
«Девять тысяч ночей одиночества…»
Девять тысяч ночей одиночества
На плоту из прогнившего дерева…
До смешного нелепы пророчества.
Девять тысяч венцов неверия…
Утонувшие в море отчаяния,
Мои чистые детские сны…
Бессловесен свидетель венчания,
Беспристрастен слуга тишины.
Не спасали приспешники Хроноса
Мой обломанный жалкий корабль
И не слышали тонкого голоса,
И ни разу не дрогнула даль.
Паруса из разлуки и горя
Ветер северный не ласкал.
Обездвижено холодом море,
Перековано сердце в сталь.
А в оправе из стали, обточенной
Древним морем, – любовь-сирота,
С ней и радость моя непорочная,
И святая моя простота…
Девять тысяч шагов до встречи —
И единственный взгляд в глаза.
Ослепляющее солнце просвечивает
Сквозь упавшие в твердь небеса.
Разговор двух душ
– Ты успеешь? – Успею. У нас впереди
Сотни тысяч рассветов,
Сотни тысяч закатов.
– Ты сумеешь? – Сумею. Только приди
В ясный солнечный день,
В оглушении грома раскатов.
– Ты мне веришь?
– Да, верю, неверия нет.
Все сомнения с тающим снегом
Утекли в землю рыхлую, солнцем прогретую…
Из нее прорастают цветы,
Ветром обласканы летним…
– Ты живая?
– Я вечно жива
В непрерывной константе пространства.
– Ты умрешь?
– Смерти нет в сонме тысяч миров без лица.
Бесконечности есть постоянство.
– Я люблю тебя, слышишь?
А любишь ли ты? – Повторение вновь и вновь…
Не могу не любить.
Потому что мы —
И есть любовь.
«Есть слово острее ножа…»
Есть слово острее ножа.
Его носят в ножнах молчания,
От звона его дрожат
Струны отчаяния.
Сколько отпущено нам
Видеть невидное глазу,
Пока мы копаем хлам,
Чтобы найти алмазы?
Это слово блестит в темноте.
Никогда не рвет и не мечет.
Никогда не слетит с языка
У того, кто вечен…
«Как всегда – одинаковы годы…»
Как всегда – одинаковы годы.
То ли осень, а то ли весна…
У изменчивой русской природы
Нет границ пробужденья и сна.
Ветки ласково почки качают
В колыбели ненастного дня,
Возмужавшие ветви бросают
Отслужившие листья к корням.
То ли птица, запевшая тонко,
То ли граб одинокий скрипит…
Только лес, одинаково звонкий,
Как всегда, обнаженный стоит.
Последнее письмо Ницше
Торговец проклятый среди своих вещей —
Я молчаливо перелистываю город,
Состарился ли я до хрупкости мощей,
Мне не узнать, как и того, когда я буду молод.
Письмо последнее, и первое – оно же,
Желтеет, извиваясь под огнем.
И шрамы слов в неровностях бумажной кожи
Сливаются в бессмысленность на нем.
Предчувствие
Крадется неслышно оно,
Как бы чего не вышло.
Открыто окно.
Прикрыла глаза тишина.
Руки на плечи. Вечер
Той самой случайной
Встречи.
Пелена, туманная нежность
Ночи. Одна
Минута другой короче.
Предчувствие холода.
Тише.
Солнца сусальное золото
Всё выше.
Трава под росами клонится,
Жмурится утро.
Сводит с ума
Предчувствие —
Где будем мы завтра —
Пусто там.
Метрика
День последний из сотен таких же
Хохлится на жердочке.
Зерном осыпаются звезды
В прутья клетки его позолоченной.
Безбровая придет поздно,
А двери уже заколочены.
Атипичные русские интерьеры:
Цветастый облезлый ковер,
Молью слегка побитый узор.
Из флагов пошиты портьеры.
Книги лежат за стеклами,
Экспонаты не трогать руками.
Портреты на стенах поблекли
Под крытыми известью потолками.
Рваный плюш колченогого стула
Домотканый накрыл половик.
Он сидит – восковая скульптура,
Одинокий горбатый старик.
Замурован в квадратные метры.
В пятнах света на темном столе
Среди старых бумаг лежит метрика,
Полустерта печать на челе.
Год рождения давний и пройденный,
Как учебник советский, забыт.
И пиджак с орденами «За Родину»
На плечах деревянных висит.
Одиночество бродит понурое,
Половицей скрипя у двери.
Да и в доме теперь не убрано.
И к чему это все теперь ему…
А потертая метрика старая
Начинает обратный отсчет.
Смотрит грустно, как мама усталая,
И по имени будто зовет.
Надоедливых дней вереницу
Вяжет в узел нехитрый уют.
Счастлив был бы он снова родиться
Там, где метрик не выдают…