Елена Борода
Zoom. Карантинная история
– Фотки мне перешли с концерта, – перебила Алёна. – И видео тоже, ты обещала.
Настя помолчала.
– Ладно, – наконец сказала она. – А что мне за это будет?
– В смысле? Мы же договаривались!
– Договаривались, – проворчала Настя. – Только интересно так получается! Ты с Трикстером в фильме, у Миранды всё в шоколаде, одна я как лузер!
– В клипе, – машинально поправила Алёна.
– Да не суть! Ты поняла, о чём я.
Вот ещё проблем с лучшей подругой не хватало! Что-то она полна возмущения последнее время. Раньше такого не случалось. Алёна привыкла, что Настя не особо умна, не слишком красива, любит поворчать по мелочам. Но у каждого свои недостатки. И с Настиными ещё можно мириться. Зато она не заслоняет Алёну, она согласна быть тенью.
Согласна ли?
Так и пошло. По утрам Алёна садилась за компьютер. Папа рядом. Всё постепенно наладилось, ничего больше не зависало. Задавали много, больше, чем в реале, и спрашивали строже, и укрыться, понадеяться, что сегодня не твоя очередь, невозможно.
Учиться дистанционно оказалось труднее. Тем, кто учится, конечно. Большинство-то не озадачивалось, пользовалось скринами тестов и готовыми домашними заданиями, которые щедро сливались в чат их одиннадцатого «У». Трудились в основном одни и те же. Ирка Егорова, Женя Кудрявцева, ещё парочка отличников. Они и выкладывали ответы.
Алёна тоже работала самостоятельно, но ей как-то жалко было делиться. С кем делиться-то? С Гариком, у которого в голове, кроме мемов, ничего не умещается? Или с Иваном, который спишет и даже спасибо не скажет? Да и вообще, это неправильно: кто-то трудился, а кто-то воспользовался чужим трудом. А оценки получат одинаковые – учителя давно отчаялись найти способы разоблачения бездельников и махнули на них рукой.
Но в чат класса Алёна всё равно ходила регулярно – вдруг что-то интересное пропустишь.
Мама пыталась контролировать ситуацию, но у неё и на работе проблем хватало. Там тормозили какие-то проекты, отчего она оказалась не у дел и потому прямо места себе не находила!
– Заюш, ну посмотри, как много лишнего вы, оказывается, делали! – заметил однажды папа. – Удалённая работа удалила всё ненужное, – он засмеялся.
Каламбур был настолько неуклюжим, а папины попытки поднять настроение – настолько неуместными, что Алёне стало стыдно за него. Но мама почему-то ничего не сказала.
У мамы теперь хватало её ценного ресурса – времени. И она ещё не определилась, на что его потратить. То ли, как папа, начать изучать иностранные языки. То ли заняться ирландскими танцами. Или пересмотреть наконец фильмы из вечного списка «на потом». И пока выбирала, она готовила еду. Много еды.
Настя совсем пропала. Нет, она, конечно, появлялась на уроках онлайн, но Алёне не звонила, не писала. Да Алёна, в общем, сама не рвалась общаться. Последний разговор вышел какой-то странный.
Зато она заходила к Миранде на страничку.
И злилась! На неё и на себя – зачем смотреть, чтобы так мучиться? Пока они с Настей сокрушались по поводу бездарного коронасидения, Миранда вовсе не унывала. Обыкновенную разминку на физре умудрилась превратить в шоу! Сделала ролик и в «Тикток» выложила. Три тысячи лайков, если что.
Да разве за ней угонишься? Ведьма, настоящая ведьма! Вот она смотрит через плечо. Пьёт воду. Капелька срывается с горлышка бутылки и падает на грудь. Миранда вытирает губы тыльной стороной ладони. Прячет улыбку. И это уже не челлендж, а магия. Не скопировать этого, не перенять!
А сегодня вообще – Алёна зашла и обмерла. Уличная съёмка, говорите? Те же места, что проходили они с Кириллом. Только Миранда ещё и Бемоля на руках держит!
Он ей Бемоля доверил! Он совсем недавно это снимал!
Алёна приготовилась терпеливо ждать, потому что карантин, изоляция, все дела. А выходит, это для неё одной? А Миранде закон не писан?
«Трикстеры» возьмут Миранду вместо Алёны, разве непонятно?
– Заяц, представляешь, – голос папы врезался в тишину, как камень в песочный замок. – Я всегда думал, что «аригато» – это «спасибо» на японском! Заяц, ты меня слышишь?
– Это «спасибо» на японском, – подтвердила Алёна, не отрываясь от экрана.
– Стоп! Я же китайский изучаю. Или нет?
Алёна повернулась. В голове шумела песня «Трикстера», та самая, про ведьму, но дальше вступления не двигалась – слова забылись.
– Это японский, пап, – сказала Алёна, разглядев иконку приложения: красный круг на белом.
Страна восходящего солнца. Как можно перепутать?
– Ой-ё! – спохватился папа.
– Ну ничего, ещё и японский будешь знать, – через силу улыбнулась Алёна.
Выскочить из дома по уважительной причине – вроде в магазин. Тут же забыть про магазин, потому что мука, имбирь и сельдерей – это что-то из области внезапного маминого увлечения, но не Алёниной жизни.
Она неслась по улице, слегка полинявшей за зиму. Снега в этом году не случилось, поэтому сейчас не хватало тающих островков, сверкающих потоков, мокрого асфальта. Как будто она всё пропустила! Как будто у неё украли весну!
Алёна остановилась, добежав до места, где в прошлый раз распрощалась с Кириллом. Здесь мог бы быть скверик – место открытое, солнечное, вон уже пробивается бойкая свежая травка. Но территория почему-то оставалась необжитой. Может быть, из-за бетонной гряды, которая раньше служила скамьёй, пока с неё не исчезли дощечки для сидений. Кирилл находил гряду живописной, но больше она никому не нравилась.
Алёна растерялась. Почему-то дома ей казалось, что она легко сориентируется на месте и отыщет Кирилла. Он тогда махнул рукой – вон там мой дом. Но в той стороне начинались промышленные здания, там люди вообще, кажется, не живут.
Глупая ситуация, глупее не придумаешь. Но что делать, если телефон Кирилла молчит вторую неделю, а Шанс становится призрачнее облака, вероломнее, чем весенний лёд.
И тут она замерла.
Шанс, конечно, не материализовался. Но повернулся к ней, полыхнув знакомыми жёлтыми глазами.
Боясь поверить в такую удачу, Алёна позвала очень тихо, почти беззвучно:
– Бемоль!
Разумеется, это он! Разве его можно с кем-то спутать! Кот тыкался мордой в наросшую травку, вдумчиво и неторопливо. Он не стал кокетничать и делать вид, что не слышит, а поднял голову и посмотрел на Алёну. Она в это время вертела головой, отыскивая хозяина. Но нет, кот гулял в одиночестве.
– Бемолечка!
Она бы его схватила, но вовремя поняла, что это не лучшее приветствие для малознакомого кота. Она же не Миранда!
Бемоль закончил с травой, дёрнул хвостом, прыгнул на бетонную уродину и приземлился с другой стороны.
Алёна ринулась за ним, прямо через бетон, хотя могла бы обойти.
Кот потрусил, не оглядываясь. Алёна следовала за ним, стараясь не слишком приближаться. Кот исчез в узкой арке между домами. Алёна помедлила и нырнула следом. Хочешь добраться до Страны чудес – доверяй Белому кролику! Или чёрному коту. У каждого свой проводник.
Проводник между тем сорвался с места и припустил огромными скачками. Но долго бежать не пришлось – только до крайнего подъезда. Здесь имелся домофон, но дверь почему-то была открыта, и кот, по-видимому, иного не ждал. Он снова обрёл степенность и шагом направился к двери на первом этаже, которая уже открывалась ему навстречу.
На пороге стояла Миранда.
– Ты что здесь делаешь? – удивилась Алёна.
– Живу.
– А Кирилл?
– Тоже.
– Вы… вместе?
Миранда улыбнулась.
– А как же клип? – упавшим голосом произнесла Алёна.
– Да никак! – отрезала Миранда. – Спустись на землю, Васнецова! Праздник отменяется! Видели мы твой компромат. Попытка засчитана, но – ничего особенного.
– Где видели?
– Угадай!
– Настя слила?
Миранда кивнула.
– Выбирай подруг получше, ладно?
– Таких как ты? – не сдержалась Алёна.
Миранда усмехнулась. Взялась за ручку двери, потянула на себя.
– Да нет, я не претендую. Иди домой, Васнецова! Изолируйся.
Удивительно, но она ничего не забыла купить. Ни муку, ни имбирь. Ни даже любимый йогурт. Хотя мама его не заказывала, а Алёна сейчас меньше всего думала про еду.
Когда она подходила к дому, ей встретилась компания мальчишек лет девяти-десяти. Они катили перед собой огромный шар из железных прутьев. Где только такой нашли! Мальчишки шумели, хохотали, с явным удовольствием сквернословили. Алёне вдруг захотелось с ними – ругаться, и орать, и пинать этот несуразный шар. Но ребята посмотрели на неё презрительно и помчались дальше.
Она уселась на ступеньки собственного подъезда, открыла йогурт и выпила его весь – без удовольствия, заглатывая и давясь. Потом подобрала пакет с продуктами и поплелась наверх.
– Ты что так долго? – мама выглянула из двери кухни.
Там что-то шкворчало, но тянуло почему-то травяным чаем.
Алёна прошла к себе. Ноут стоял закрытый. Никто его больше не отбирал, но радости по этому поводу Алёна не чувствовала. Он перестал быть для неё окном на свободу и превратился в источник тревог или бесконечной работы. Занятия, опять занятия, обсуждения занятий…
Этот мир явно устроен неправильно. Несправедливо. Ты не получишь ни одной своей радости, если будешь только честно желать и честно просить. Капитаны всегда выбирают тех, в чьих глазах спрятан зелёный ночной огонь. Он неверен, зато заманчив, и как может соперничать с ним обычная нежность? Нежным остаётся только уступить. И молиться, чтобы ведьма не разлюбила капитана, чтобы хранила его от бурь и чужого оружия.
Тебе ничего не светит, если ты не чертовка. Если не умеешь плевать на все законы с той высоты, куда сможешь взлететь. Или запрыгнуть.
Папа позвал ужинать.
– Чашушули! – объявила мама, ставя на стол блюдо с дымящимися мясными кубиками. – Грузинская кухня.
– М-м! – папа потянул носом и в упоении закрыл глаза. – Мне добавки! Сразу!
Он принялся накладывать чашушули на тарелку, но сначала не себе, а Алёне.
– Попробуй сначала, – засмеялась мама.
– Чего пробовать? Я уверен, что вкусно! Мясо и помидоры – что тут можно испортить?
Кубики мяса перестали умещаться в тарелке, и только тогда папа перестал подкладывать Алёне еду. Она взяла вилку и запихнула в рот первую порцию. Горячо. Остро. С солью перебор. Из мамы кулинар, как из Алёны… актриса!
Но Алёна протыкала вилкой податливые кусочки мяса, жевала, глотала. Некстати вспомнилось, что на съёмках актёры выплёвывают еду. Иначе они получили бы растяжение желудка, после двадцати-то дублей.
– Нравится? – спросила мама.
Папа рявкнул что-то с набитым ртом. И замахал рукой, порываясь объяснить.
– Да поняли мы уже, что ты восхищаешься на японском!
– У каждого свои увлечения! – отбился папа.
– Алёна?
В голосе мамы зазвучала тревога. Потому что Алёна уронила вилку и запустила пальцы в тарелку. Она выбирала мясные кубики, выкладывала их рядком на скатерть. Вокруг расползались жирные пятна. А в рекламе мясо ненатуральное, это всего лишь муляж из воска или пластика. Вот зачем эти знания, если ей даже в рекламе сниматься не светит?
Мясо кончилось. Алёна замерла, растопырив пальцы, окрашенные рыжей подливой. И с силой ткнулась лбом в столешницу.
Ей снилось, что она меняет обувь. Снимает старые ботинки и надевает новые, удобные. Она обрадовалась, что ботинки сразу оказались по ноге, как будто привычные, ношеные. Ботинки должны служить долго – во сне её ждал длинный путь.
Алёна открыла глаза. Сон моментально улетучился, не оставив после себя того удовольствия, которое Алёна испытала.
Солнце светило необычно ярко. Проспала, равнодушно подумала она. В кухне происходила какая-то возня. Тихая, правда, – ровно такая, чтобы обозначить, что здесь кто-то живёт и проснулся раньше.
Алёна приоткрыла дверь. Папа сидел у окна, мама за столом, перед горой теста, на том самом месте, где Алёна пыталась головой пробить стол.
– Сегодня выходной? – голос звучал хрипло, сорванно.
Она же вроде не кричала?
Родители встрепенулись. Мама вцепилась в тесто как в спасательный круг.
– У тебя да, – сказал папа. – Я позвонил Марине Петровне, сказал, что тебе нужно отдохнуть.
Мама молчала. Пальцы её разминали огромный комок, расположившийся в широкой зелёной миске.
– Куда так много? – кивнула Алёна.
– Я и не хотела так много, – сказала мама. – Просто никак не угадаю с пропорциями. Получается то жидко, то наоборот. Вот и…
– Понятно, – Алёна тоже ткнула комок пальцем. – К психологу меня уже записала? Они теперь онлайн консультируют. Или сразу к психиатру?
– Никаких психологов! – громыхнул папа, Алёна даже вздрогнула. – Никаких психиатров! Сами справимся! Просто надо взять тайм-аут. Как маме. Видишь, какая она счастливая. Дома сидит, пироги печёт.
– Скоро в дверь не пролезешь с пирогами своими, – проворчала мама.
– Ну… да. Есть такое, – папа с сомнением оглядел свой живот.
Мамины пальцы всё мяли и мяли чавкающую массу.
– Да оставь ты в покое эту гадость! – не выдержала Алёна.
Мама прекратила терзать тесто, обеими руками подняла расползающийся комок и выбросила его в мусорное ведро.
– Тайм-аут, заяц, – повторил папа, дождавшись, когда за мамой привычно захлопнется дверь спальни. – Ничего. От этого не умирают.
Алёна присела на табуретку. Она пока не осознавала: это её просто обошли или она вообще сошла с дистанции? Что из этого хуже, она тоже не понимала.
А может, нет в этом ничего страшного? И иногда можно посидеть у запасного выхода, пока все душат друг друга у парадного? Папа прав, от этого ещё никто не умер.
Алёна отодвинула зелёную миску. На скатерти остался мучной след.
Он был похож на солнце.
Соулмейт
«Ледяной якорь», «пасть дракона», «паучья кость», даже заурядная мышеловка. Ну, это очень смешно! Всё равно что ловить воздух ладонями. Или попытаться наступить на солнечное пятно.
Я отсмеялся, вытер слёзы и тщательно обезвредил все ловушки.
Мышеловку, впрочем, оставил. Кто-нибудь обязательно попадётся, и жестокие зубы сомкнутся на несчастной легкомысленной тушке.
А ничего! Ловушка устроена так, что одним мощным ударом перебьёт позвоночник.
Некрасиво, конечно, но долго мучиться не придётся. Жертве вряд ли будет больнее, чем мне.
Боль не позволила вспомнить о ней просто так. Виски пронзило ледяной иглой, дыхание перехватило. Я замер, не в силах двинуться дальше. Но беспощадная Тварь, подцепившая меня на крючок, наблюдала за происходящим, она видела дальше, чем я, и знала, когда безопасно напомнить мне о том, кто здесь настоящий хозяин. Ощутимо, но без вреда.
Боль ушла так же внезапно, как и появилась. Я продышался и двинулся вперёд. Очень хотелось думать, что по своей воле.
Женя откидывается на спинку кресла и прикусывает большой палец. Она вроде бы видит эту сцену – всю в рваных и ломаных линиях, лаконичную и насыщенную одновременно. Два или три цвета, не больше. Минимум деталей. А, ну да, и не выбиваться из общего стиля арки.
Хотя стиль Жене наскучил, она бы не прочь что-то поменять.
PоV Гермес…
Однако он очень самонадеян, этот болван, что следовал за мной. Он думал, я не замечаю, как он скользит вдоль замерших домов, стараясь держаться в тени. А я, конечно, делал вид, что не замечаю.
Настоящий болван – он даже оружия с собой не взял.
Я свернул на одну из улиц и хотел притаиться за углом. Но потом мне понравилось высокое парадное крыльцо ближайшего дома. Я представил, как лихо можно спрыгнуть с верхней ступени на этого горе-охотника и свернуть ему шею прямо на лету.
Взбежал по лестнице и опять передумал. Вместо того чтобы замереть в засаде, зачем-то прошёл внутрь.
Дом был мёртв, как и все остальные дома. Нет, никаких следов разгрома: мебель стояла почти нетронутая, в углу собрались в кучу мягкие звери, на широком столе – книги и детские рисунки. Но тлен уже проник в это гнездо: стёкла ссыпались на подоконник, здесь же, на подоконнике, чернели тушки дохлых насекомых, потолок пошёл трещинами, а на полу валялись листья, перья, другой мусор, занесённый снаружи случайным ветром.
Лучше бы сгореть этому жилищу, чем вот так медленно умирать, лишившись хозяев.
Я подобрал с пола упавший рисунок. На нём было изображено дерево с богатой листвой и висевшими на ветвях большими плодами. Плоды напоминали планеты, а ветви не вмещались в картину и уходили за её грань. Я подивился фантазии человеческого детёныша, потом смял бумагу и бросил на стол.
Надо признать, он умел двигаться, мой преследователь. Он подобрался почти бесшумно и теперь стоял у меня за спиной. Если бы не Тварь, мы были бы почти на равных. Но Она наделила меня нездешним зрением и звериным чутьём, и он просто не мог остаться незамеченным.
Тварь разрешала мне играть. Наверное, ей самой это нравилось.
Ударить не оборачиваясь. Повалить одним броском и сомкнуть руки на шее. Только пусть подойдёт поближе…
– Я так и знал, что ты придёшь сюда.
Нет, не слова заставили меня вздрогнуть и обернуться.
Голос.
Тот, кто их произнёс.
Женя читает, забыв обо всём. Она давно ждала, когда Гермес встретится с Икаром.
Они с детства друзья, но это не помешало Икару отречься от него, как отреклись остальные. Женя понимает, что это справедливо, что Икар хороший, а Гермес чудовище и он заслужил такое к себе отношение. Но ей всё-таки немного жаль Гермеса.
Над этим фанфиком Женя работала давно и с удовольствием. И не то чтобы это был её любимый фандом (теперь-то любимый, да!). Что-то в самом тексте зацепило.
Иногда такое бывает – и словами не объяснить, где они, точки сближения, в каких таких особенных словах. Букв всего тридцать три, совершенно непостижимо, как они складываются в таинственный код, понятный только соулмейтам.
Больше года. Женя сама удивилась – больше года прошло с того дня, как она открыла страничку неизвестного тогда фикрайтера. И сделала фан-арт к первой главе.
А потом Флегматичный Огрызок – так он (или она) значился на «Фикбуке» – ждал уже иллюстрацию к новой главе. И Женя вливалась в проду смелыми штрихами, обмирая, читала восхищённые комментарии к их тандему и чувствовала себя настоящим художником.
Пожалуй, это уже можно назвать отношениями.
Соулмейт, правда, не особенно баловал комментариями, а в сообщениях осторожничал, так что Женя ничего не знала о его личной жизни. Может, так и лучше: ведь от неё тоже никто не требовал откровенности.
Соулмейт, несомненно, личность выдающаяся, возможно даже, это взрослый человек с солидным бэкграундом и уж точно с богатой и смелой фантазией. И что могла ему рассказать о себе старшеклассница Женя Кудрявцева, девочка-невидимка?
Приходится, однако, оторваться от любимых буковок. Через полчаса дистанционный урок, а ещё успеть бы сделать пару заданий.
Женя вздыхает и раскладывает тетрадки.
И тут звонит мобильник.
Она слышит настойчивое пение, мечется в поисках, но ответить не может. Телефон спрятался где-то в книжных завалах.
Женя с досадой пинает кучу книг, сложенных на кровати, и они друг за дружкой скользят на пол – как в аттракционе.
Телефон затихает. Женя, чуть не плача, продолжает поиски. Если это мама, то вечером не миновать выяснения отношений.
Мама звонит в редкие свободные моменты, и это надо понимать. Необходимо взять трубку и ответить. Потому что в следующую секунду мама снова помчится работать, и перезванивать ей бесполезно.
Вот он, телефон.
Женя торопливо включает экран, но не успевает ничего увидеть. Телефон будто взрывается в её руках.
– Ты чего трубку не берёшь?
Женя слышит голос Милы, и её отпускает. Настолько, что она не сразу понимает, что ей говорят.
– Чего ты молчишь, тормоз юный?
Мила орёт и, видимо, злится. Но звук тихий. Как будто издалека.
– Я тебе же… мать… не слышишь…
Теперь ещё и паузы. Что-то со связью?
– Мил, давай позже! – Женя тоже кричит в трубку. Словно нестабильную связь только так и можно компенсировать, таким вот громким голосом. – Мне сейчас некогда!
Молчание. То ли Мила вняла просьбе, то ли связь вообще пропала.
Женя смотрит на часы. И правда некогда. До урока пятнадцать минут, задания так и не сделаны, ещё и в комнате теперь бардак. Пока искала телефон, всё перевернула вверх дном!
– Простите, Мариночка Петровна. Одну минутку, Мариночка Петровна, – бормочет Женя, выхватывая из шелестящей кучи нужное, собирая в горсть разбросанные карандаши, пинком отправляя под кровать запасной рюкзак и краем глаза поглядывая на монитор.
Она спешно пытается навести порядок, хотя, наверное, стоило бы заняться задачками по биологии. Комната что? Повернул камеру в другую сторону – и груда книг на полу, и клубок из одежды и скомканные покрывала остались вне зоны видимости.
До Жени это наконец доходит. Да, она и правда тормоз, Мила не преувеличивает.
Она надеется, что Марина Петровна опоздает минут на пять.
Но звук вызова раздаётся даже раньше времени.
Женя кидается к ноутбуку и обмирает.
Это не Марина Петровна.
– Ну что, деточка, поговорим про вирусы. Актуальная сегодня тема, не так ли?
Так начала Бронислава их последнее очное занятие.
Женя кивнула. Она, как всегда, жутко смущалась. Из-за «деточки», которая, впрочем, в устах Брониславы звучала совсем не ласково, а скорее с жалостью; из-за того, что ей, как всегда, хотелось чихнуть от Брониславиного парфюма – наверное, изысканного, но для Жени совершенно непереносимого.
А ещё она думала о том, что под ногами у неё рюкзак и надо бы с ним поосторожнее. Там спрятался нарядный пакет. Мама настояла: дорогие конфеты, кофе и орехи макадамия – скоро Восьмое марта, репетшу надо поздравить. Женя пыталась сопротивляться, но маму разве переспоришь?
Бронислава наверняка выше всего этого.
Пани Збаражская Бронислава Казимировна. Потомственный биолог, доктор наук, преподаватель университета и старая аристократка. Вот какой у Жени репетитор по профильному предмету!
Хотя «старая» – это не про неё. Бронислава, конечно, пожилая. Сильно пожилая даже. Но она так держится и разговаривает, что никому в голову не придёт вспомнить в её присутствии о каком-то там возрасте. Женя чувствует себя маленькой тростиночкой рядом с красивым вековым деревом.
Они занимались в просторной аудитории университета. Женя всё время думала, как она будет вручать подарок, не явится ли в этот момент кто посторонний, мучительно краснела и оттого была совсем рассеянной. Бронислава в ответ на промахи ничего не говорила, только вздёргивала свои аристократические брови.
Точно так же она их вздёрнула, когда Женя протянула ей пакет.
– Что это?
– Подарок. Вам. К Восьмому марта.
– Сегодня не Восьмое марта, – заметила Бронислава. – И вообще, деточка, это лишнее.
– Нет, возьмите, возьмите, пожалуйста! – взмолилась Женя.
И тут дно пакета провалилось, банка грохнулась, а круглые орехи бодро запрыгали по глянцевому полу в разные стороны.
– Ой, простите! Я сейчас всё уберу!
Женя чуть не плакала. Она попыталась прямо руками сгрести оставшиеся орехи в пакет, совершенно забыв, что он теперь негодный.
– Не надо, оставь уборщикам, – брезгливо произнесла Бронислава. – Я же сказала, что это лишнее.
И тут произошло то, чего Женя больше всего боялась. Кто-то открыл дверь и остановился на пороге. Чувствуя себя как в огне, не смея взглянуть в лицо вошедшему, Женя выскочила из аудитории.
Короче, потом она плелась домой с этим пакетом и с конфетами, которые в панике не заметила, как уволокла с собой. Её всё ещё преследовал ванильный запах макадамии, а Женя ненавидела себя и думала, что же она скажет маме.
Вон она, коробка конфет, спряталась на полке, в пространстве между книгами и задней стенкой шкафа. Можно их съесть, конечно, но Женя не смеет.
Так вот, это Бронислава звонит.
После того занятия Женя её больше не видела. Перестала ходить к ней. Родителям она об этом сказать не решилась. Но мама, видимо, перечислила оплату за месяц – как он так быстро пролетел-то! – и у пани Збаражской возникли вопросы.
Тут в третий раз подаёт голос телефон. Как нарочно!
– Женя, что с мамой? – неожиданно отчётливо произносит Мила.
– А что с мамой? – переспрашивает Женя.
У её уха телефон, перед глазами ноут. Она слушает Милу, но смотрит на экран. Отклоняет вызов Брониславы. Всё равно она не знает, что ответить.
– Алло! Алло!
Это уже Миле. Но на этот раз в трубке застыла тишина настолько плотная и основательная, что уши закладывает.
Мама у Жени врач. Главный пульмонолог центральной больницы. Она спасает людей. Сейчас тех, кому нужно спасение, стало в сотни раз больше.
Женя тоже будет врачом. Так мама решила.
Когда пришло время определяться, она так и заявила:
– Пойдёшь в мед!
Женя немножко удивилась. Она вспомнила, как мама всегда ругала свою работу, как приходила домой полумёртвая от усталости, даже ещё до наступления пандемии. Как проклинала уродскую систему здравоохранения, вековую бюрократию, нынешних недоучек-врачей, бестолковых интернов, а главное – тот день, когда она выбрала профессию…
– А ты думаешь, жизнь состоит из удовольствий? – удивилась мама. – Легко только кошки рожают. И то не всегда. Привыкай.
И Женя стала привыкать. К ежедневным дополнительным занятиям – готовиться надо как можно раньше, чего тянуть? К мысли о том, что по окончании школы её ждёт медицинский вуз. Один из медицинских – мама ещё не определилась какой. Хорошо бы тот самый, что окончила она сама, но он был в другом городе, а мама боялась отпускать Женю далеко. Она её даже в Петербург в поездку с классом не пускала. Хотя в итоге поездка сорвалась из-за пандемии, но всё равно обидно – Женя очень хотела! Что уж говорить про учёбу!
Можно побороться, конечно. Но проблема в том, что Женя и возразить-то не может ничего конкретного. Мама так и спросила бы:
– Ну хорошо, и что ты предлагаешь?
И Женя ничего не предложила бы. Как объяснить, что, кроме комиксов, артов и аниме, тебе в принципе ничего не интересно?
В жизни действительно оказалось мало радости. Сплошное преодоление, испытание и чувство долга. Только так можно стать взрослым ответственным человеком.
Женя зубрила математику, химию и биологию. И заполняла тетрадные поля изображениями чумного доктора, безумного психиатра и других экзотических персонажей истории медицины. Однажды, забывшись, даже в тетради для контрольных работ нарисовала. Хорошо ещё, не совсем треш, что-то безобидное.
Когда совсем уж уставала от формул и задач, отправлялась на любимый «Фикбук».
К Гермесу.
Ужасный перс на самом деле! Женя не уставала поражаться его цинизму, осуждала за то, что он никого не любит и думает только о себе – а так разве можно?
Но продолжала неутомимо множить эскизы в школьных тетрадках. Вот он похищает Пояс Силы из-под носа циклопа Бергамота. Отчаянно рискует, добровольно становясь приманкой для Искристого Дракона. Между прочим, в результате спасает целое племя северных людей, больше тысячи человек! Случайно, конечно. Все его добрые поступки вызваны случайностью.
Женя с грустью думала о том, что в её жизни ничего подобного не будет никогда! Да и не заслуживала она такой жизни, прямо говоря.
Экран ноута снова мерцает – ответственная Бронислава настаивает на общении. Звук вызова предусмотрительно отключён, но Женя слышит его у себя в голове. Вызов длится долго – как только у Брониславы терпения хватает!
Женя думает про репетшу почти с ненавистью.
Всё. Отключилась. Скорее всего, больше не позвонит.
Пани Збаражская не из тех, кто навязывает своё общество другим.
Женя не выдерживает, набирает маму. Сама. Мама не отвечает, но Женя и не ожидала, что ответит. Она начитывает голосовое сообщение, говорит, что бросила занятия с Брониславой и вообще не хочет связывать своё будущее с медициной. Сколько можно решать за неё!
Закончить. Отправить. Всё.
Потом набирает Милу. После такого отчаянного поступка она ещё не в себе. Пальцы не слушаются, правильный контакт высвечивается с третьего раза. Но абонент не отвечает. Ни занят, ни вне зоны, ничего. Прежняя разрывающая уши тишина.
И снова звонок. На этот раз от Марины Петровны. Урок-то давно закончен!
– Женя! С тобой всё в порядке?
– Да. Извините, что пропустила. У меня тут…
– Я знаю, знаю! И тоже волнуюсь. Мы все волнуемся, – перебивает Марина Петровна. – С мамой всё хорошо?
– Да, – растерянно откликается Женя.
– Ну, я рада. А вообще, конец света! Совсем озверел народ. Береги себя!
И Марина Петровна облегчённо вздыхает.
После звонка Женя несколько минут сидит неподвижно.
Потом идёт смотреть сайт новостей.
Марина Петровна тоже преподаёт биологию. Но не в университете, а в обыкновенной школе, где учится Женя. С ней Женя не чувствует себя моллюском и ничтожной «деточкой». Ошиблась? Ничего. Забыла? Вспоминай, не страшно. И Женя исправляется, вспоминает, догадывается, находит ответ.
Она бы и дополнительно занималась с Мариной Петровной, но мама упёрлась в Брониславу, считает, что она лучше.
Про Марину Петровну и слышать не хочет. Поджимает губы, когда Женя о ней заговаривает, даже случайно.
Женя учится в одиннадцатом «У». У – значит «универсальный» Это профиль такой, у них в старших классах разделение: «Г» – гуманитарный, «М» – математический, «И» – иностранный. И вот универсальный. Вроде как разносторонний, но на самом деле – никакой. Сюда попали в основном те, у кого нет талантов ни в «И», ни в «М», ни даже в «Г». Или те, кто в своё время не смог определиться, что хотел бы изучать в старших классах. Вот и Женя тоже. Мама, когда узнала, ох и ругала Женю!
– Ну и будешь всю жизнь с отбросами общаться! – сказала она, когда вернулась из школы – ходила туда, чтобы перевести её на другой профиль, но сделать ничего уже было нельзя.
Но это ведь неправда! У них есть очень даже способные ребята! Ирина Егорова, например: такие пишет сочинения и статьи, гэшки обзавидуются! Или Игорь, он же артист прирождённый!
Но мама не верит. Она вообще относится с подозрением ко всем, кого Женя хвалит. Стоит о ком-нибудь сказать хорошо, мама тут же отыщет изъян. Или придумает.
Женя раньше спорила, доказывала что-то. Потом перестала. Себе дороже. Теперь она просто не рассказывает маме про тех, кто ей по-настоящему нравится.
Но про Марину Петровну молчать не получается. Она же у них не только преподаватель биологии, но ещё и классный руководитель.
Вот, кстати, мама считает, что никуда не годная классная. Дисциплину держать не умеет. За успеваемостью не следит. Рассеянная – даже электронный журнал вовремя заполнить не может.
Это неправда.
Всего один раз, в каком-то допотопном десятом классе, Марина Петровна забыла вовремя выложить ДЗ. Мама до сих пор вспоминает.
Хотя с дисциплиной у них и правда беда. Марина Петровна просто такая… Не умеет быть жёсткой.
Так нельзя. Это даже Женя понимает. Марина Петровна, даже когда учеников отчитывает, будто не требует, а просит. И видно, что ей ужасно неудобно ругать человека.
Вот поэтому все думают, что могут Марине Петровне указывать. И родители, и другие учителя.
Однажды Женя слышала, как её отчитывает завуч.
Марина Петровна трубку рукой закрыла и отошла подальше, но завуч так орала, что Женя почти всё слышала.
