Елена Белогор
Дисперсия света
Как бы ни различны были Юрий Витальевич и Татьяна, любой бы отметил: они – пара. Люди про их союз не могли бы сказать ничего дурного.
– Проходите, гости дорогие – громко и чуть подобострастно произнёс Иван.
– Погоди, именинник, вот мы тебя сначала за уши оттягаем! – Начал по-отечески Юрий Витальевич. – Гляди, какой тебе подарок – вытаскивает из кармана плеер с кассетой, – упаковка в пакете. Держи и пользуйся, будь, как говорят мои студенты, в струе. Хотя сам я эти дела не признаю: тетрисы-метрисы, тамагочи всякие ещё, поговаривают, электронные книги появятся… ну, это вообще ни в какие ворота не лезет! Осталось преподавателей-роботов придумать и всё – тушите свет.
– Ту-ту-ту-ту, сел на своего любимого конька! – вмешалась Татьяна и привычно перенесла центр внимания на себя, – Ванечка, поздравляю тебя, здоровья и – давай, дерзай в духе времени!
– Спасибо вам огромное, я не ожидал, такой подарок…
– Это всё Татьяна, она у меня продвинутая, а я тебе хотел подарить спиннинг, помнишь, как мы с отцом твоим на неделю как завалимся на рыбалку, ищи нас свищи.
– Спасибо, Татьяна, давно хотел такой, – Иван не знал, как уж благодарить их. – А вот, знакомьтесь, это мой двоюродный брат Вадим. Вадим, а это наш замечательный историк, декан факультета, любитель старины – Юрий Витальевич Чеча. И его супруга – Татьяна, поэтесса.
– Весьма… – с небрежным поклоном отреагировал Юрий Витальевич.
– Татьяна, очень приятно, – произнесла его жена с неистребимым в ней кокетством.
– Я, понимаешь, не люблю стихи, но Ваши послушаю, – голос Вадима звучал фальшиво, как в одну сторону, так и в другую.
– Обязательно. В нашей компании – это традиция, – ответила Татьяна очень естественно. В любой ситуации она была как рыба в воде, настолько опытна и уверенна в себе. Увидев, подошедших к ним Марину и Анну, она радостно воскликнула: «Мариночка, Анечка! – и пропела, взмахнув театрально рукой, – «Куда, куда, куда вы удалились!»
Подруги были рады встречи по такому весёлому поводу.
– Иван, где же твой незабвенный Александр Александрович? Сколько его ждать? – спросила недоумевающая Анна
– Да уже должен быть…
И тут же раздался звонок.
– А вот и он, – обрадовался Иван.
Да, на этот раз был он, Александр Александрович Ищенко. И с ним девушка Светлана.
Они вошли – высокие и стройные, как из другой галактики. Спустились сюда, к грешным землянам, чтобы, что? Вопрос.
– Александр Александрович, ну наконец-то, мы вас заждались, – слишком радостно, как будто на нервной почве, произнёс именинник.
– Прости, задержался. Знакомься, Светлана.
– Здрасьте, я Светлана, секретарша моего любимого боса. А это Ваш нам… т.е. наш Вам подарок, – она протянула Ивану пейджер.
Иван был смущён и удивлён, и не знал, как реагировать.
– Александр Александрович, да Вы что, такие подарки!
– Бери, бери, одна из последних моделей. В России такой не найдёшь.
– Спасибо большущее… – и повернувшись ко всем уже собравшимся, – Друзья, знакомьтесь, Александр Александрович Ищенко, замечательный человек, человек, который сделал свою судьбу, и девушка Светлана. Прошу. Ну, что, садимся за стол…
– Да, Александр, Александрович, а подполковник что, не приехал?
– Подгулял наш подполковник. Собеседник отличный, но… не надёжный.
– Значит, все – за стол. Друзья! Все – за стол! Анечка, приглашай. Усаживаемся!
Все стали рассаживаться за праздничный стол. Вадим предложил Марине сесть рядом с ним на диван. Она согласилась просто, без предубеждений. А Владимир, присаживаясь рядом с женой, был напряжён.
– Александр Александрович, прошу рядом с именинником. – обхаживал Иван своего дорого гостя.
– Танечка, идём сюда, вот тут нам будет удобно, – скромно, даже демонстративно скромно, тихим голом предложил Юрий Витальевич, – и они сели напротив именинника.
В комнату вошла Светлана:
– Мг, пока я мыла ручки, все уже сидят! Где моё местечко, – садится рядом со своим начальником, – где же ещё, рядом с моим цыплёнком… правда, он похож на цыплёнка, – обратилась она к присутствующим с риторическим вопросом. Публика была ошарашена, и Александр Александрович смутился, но виду старался не подавать. И произнёс как можно более вальяжно: «Светлана, будь проще! Ты же не на…»
Он улыбался своей неотразимой улыбкой, даря её всем и каждому.
Однако, Светлана была не управляема. Свобода, свалившаяся на голову простому советскому человеку, пронзив и его голову, и его сердце, дойдя до печёнок, так и пёрла из неё.
– А почему это я должна быть проще? Я такая, какая есть, хотите – смотрите, хотите… А что такое, Ива-ан! – Перебила она самоё себя. – Почему мы до сих пор не выпили за Ваш день рождения?
– Да… я… – Иван совсем растерялся.
Спасти положение взялся, как всегда, Юрий Витальевич, человек, привыкший отвечать за всё и за всех, не даром занимал столь высокое положение в обществе. Но было одно но: пафос всех этих значений остался уже в прошлом. Это «но» сидело у декана факультета в глубоком подсознании, которое он закрыл на три замка и никому не позволял туда проникать. Внешне он неизменно высоко нёс, как знамя в бою, то, что за всю жизнь добыл своим умом и привычкой к труду. Кстати сказать, и жена его, Татьяна, под стать ему, не мирилась не только с нынешним сложившимся положением в стране, но и со своим возрастом; и у неё было своё знамя.
Юрий Витальевич начал вполголоса, расковано, глядя куда-то в потолок, как человек, который не привык, чтобы его перебивали. И, правда, все стихли мгновенно.
– Ну, что, друзья, я, как самый старший, начну. Ваня, я помню тебя ещё совсем маленьким, помню твоих родителей, Царства им Небесного. Ты рос на моих глазах талантливым мальчиком. И я горжусь тобой, мой дорогой! Несмотря ни на что: ни на это время, чёрт с ним, ни на вечные склоки завистников, ни на отсутствие, будем говорить уж начистоту, – отсутствие каких-либо перспектив для искусства, для науки вообще…
И тут вдруг, неожиданно для оратора, откуда-то снизу, слышится голос Александра Александровича, Юрий Витальевич сразу как-то обмяк, насторожился, стал даже ростом меньше, и посмотрел на оппонента.
– Ну, это Вы, извините, загнули… про науку. Наука науке рознь. Смотря, какая… наука. В области электроники, например, так это настоящее золотое дно! Какие там открываются перспективы!
– Ну, да, да, да, сдаюсь! Тут я Вам не спорщик, – попытался он сделать хорошую мину при плохой игре, и, как ни в чём не бывало, снова выпрямившись, продолжал. – Так вот. Тридцать пять лет – это, конечно… не юбилей…. но уже ближе… к 40! И это какой-то уже итог? А в то же время и начало нового… Анечка, я на тебя намекаю. Вся надежда на Аню, да, да, да, – говорил он, покачивая головой, с лёгкой улыбкой
– Юраша, ты как всегда многословен, – предчувствуя неладное, забеспокоилась его жена.
– Да, простите, друзья. Словом, я поднимаю этот бокал за нашего дорогого Ивана… и за новый виток его… молодой жизни! Ура! – поднимал он бокал по мере того, как многозначительно повышал голос на последних фразах. И все, откликаясь, но как-то не вместе, вяло, прокричали: Ура-а!
Александр Александрович и вовсе не пытался кричать, – чему-то улыбнувшись, он залпом выпил бокал шампанского.
Общение шло тяжело, но аппетит и всякие вкусности, приготовленные Анной и переданные матерью Вадима, взяли своё: хозяева и гости ели и пили, провозглашая дежурные тосты, – и скоро уже все были навеселе. Требовали музыки и танцев.
Иван включил магнитофон. Грянуло: «Падают, падают, падают листья…» Именинник подхватил Анну в танец. Глядя на хозяев, и Вадим пригласил Марину. Декан и предприниматель остались за столом. Там же оставался почти уже совсем пьяный Владимир. Татьяна и Светлана тоже не прочь были бы потанцевать, но они увлеклись – и чём-то мило щебетали.
Владимир, сидя с бокалом вина, долго глядел на свою жену «в объятьях» Вадима, и вдруг возмутился:
– Вишь, какой! Уголок ему Анькин не понравился, а! Видали вы такого! А теперь к Маринке прицепился. Танцуют они.
– Владимир, Вам уже хватит, – вмешался Юрий Витальевич.
– Юрий Витальевич, я Вас уважаю. А вот его – он тычет пальцем в Вадима, – его нет. Хоть он и брат нашему Ваньке. Да какой он брат?!
Музыка прервалась финальными аккордами, и Иван приглушил звучание, когда началась новая песня.
– Дорогие гости! – торжественно начала Анна, попросившая любимого помочь ей. – А ведь я ещё не поздравила своего Ивана, т.е. я его поздравила! Но не вручила подарок!
И вот он наступил, момент торжественного вручения.
Все, – как будто все, – выразили одобрение протяжным и высоким, в музыкальном отношении: – У-у-у!
– Иван, ты помнишь, что я тебе говорила?! – произнесла Анна громко, перебив всеобщий гул.
– Конечно, дорогая, – радостно ответил именинник.
– Ну, так жди! – заявила Анна, – он у меня там, в машине остался, – добавила она и поспешила к выходу.
– Ну- у, это Аня нас заинтриговала, – объединяющее оглядывая всех, произнёс Юрий Витальевич.
Тут и каждый захотел высказать своё особое мнение.
– Ой, как интересно! А она сама дизайнер, да? Ой… – наигранно протараторила Светлана, прижимаясь к Александру Александровичу. – Представляю, что там! – ответил тот. – А я даже представления не имею, – по-детски пискнула Татьяна.
А Иван гипнотизировал дверь и улыбался в предчувствии.
И вдруг Вадим заявляет.
– А я знаю!..
Все зашикали на него, чтобы он не нарушил интригу. Владимир даже пригрозил ему, когда в нём протрезвел в бывший вэдэвэшник: «Нэ, скажи, скажи, что там!»
– Лягушонка в коробченке, – посмеиваясь, выпалил Вадим.
Не успел Владимир назвать его дураком и снова сесть за стол, как дверь приотворилась. Показалась сначала спина Анны, затем все увидели, как она тащит за собой большие, еле поместившиеся в дверь ослепительной красоты белоснежные крылья. – Вот мой подарок, – Анна с любовью смотрела на Ивана и ждала его реакции. – Анна, это ты сама такое сотворила?! – не знал, как точно выразить свои чувства именинник. Он был поражён её фантазией и даже храбростью перед тем, что могут просто не понять.
А среди публики, действительно, не у всех это вызвало восторг: кто и выразил своё единодушие, а кто-то недоумевал, у кого-то это вызвало циничный смешок.
– Иван, я хочу подарить тебе эти крылья, – решилась объясниться храбрая Анна.– Можешь повесить их на стену. Можешь выбросить их вон, с балкона. Но они всё равно останутся и в твоём сердце, и в твоей памяти, как символ моей любви и веры в тебя, в то, что ты снова обретёшь это прекрасное чувство полёта!
Она подошла к Ивану и помогла ему одеть эти крылья.
– Анька, молодец! Умница, Анечка! Браво! Браво! Надо выпить за это! Шампанского! По русскому обычаю! – демонстративно, глядя на непрошенных гостей, громыхал Юрий Витальевич.
– Дорогая моя Анна, я тебе безумно благодарен за эти крылья, которые ты даришь мне, ТВОИ крылья, – Иван стоял в буквальном смысле окрылённым и восхищённым своей девушкой, – за эти слова, сказанные при всех, это дорогого стоит… я просто не нахожу слов…
– Горько! – вскричал Владимир. И все подхватили: горько!.. горько!.
Иван, предаваясь воле гостей, нежно поцеловал Анну. Не то, чтобы он не хотел ее целовать при всех, просто чувствовал во всём какую-то фальшь, а именно сейчас ему хотелось искренности и уединения.
– Иван сыграй нам что-нибудь бодрящее, – предложил Юрий Витальевич.
– Сыграй нам вальс, – подхватила его жена Татьяна.
– Нет-нет-нет, лучше знаете что? – вмешалась Светлана и принялась напевать то, что Ивану следовало узнать и воспроизвести. Но вместо пения у неё вышло нечто невразумительное, похожее на мычание жующей коровёнки. Её начальник, очень чуткий к тому, чтобы не выглядеть глупо, по-отечески взял хмельную Светлану за плечи, и ловко повернул ситуацию.
– Ваня, это она пыталась напеть тебе Гершвина… – сказал он снисходительно, – Принимаешь заказы? Давай, мою любимую.
Иван, не снимая крыльев, стал играть «Колыбельную» из оперы «Порги и бесс». Александр же Александрович извинительно поцеловал руку Светлане и подошёл к Анне с приглашением на танец. Ивана это как-то и не задело, он был, наоборот, польщён вниманием такого человека. А вот Светлана была уязвлена, и, не зная, как поступить, прихватив фужер с шампанским, покачнулась в направлении к дивану. И уже оттуда, с дивана, глупо улыбаясь, проглатывая гласные, вставила свой риторический вопрос: «Правда, классная музыка? Хоть и не та…»
Но музыка звучала недолго. Под стать ей, к роялю подобралась хитренькая и пластичная поэтесса Татьяна, и эдак невзначай, слегка прервала её, начав вполголоса:
– Под такую чудесную мелодию мне ничего не остаётся, как только прибавить свой поэтический слог. Она сделала паузу, после которой замолчал по традиции и рояль, добубнив музыкальную мысль до логического конца.
Татьяна читала так, как подобает поэтессе, измученной тяжелой и беспросветной жизнью:
– О, люди! Я плачу. Не трогайте слёз
Моих! По щекам извиваясь,
Ручьями текут они в пропасти грёз
И вдребезги там разбиваясь,
Забрызгали кровью своей, растеклись,
По скальным уступам опасным
И жалобным криком (!) беды разнеслись,
Его подхватила летучая высь,
Так жутко… так больно… и властно!
Поэтесса, застыв с поднятой рукой, ну, как обычно, стояла так секунд тридцать, наслаждаясь овациями. А гости вокруг дежурно кричали: «Браво! Татьяна! Браво! Татьяна ты – класс!» Светлане даже захотелось процитировать. Как ни странно, ей это удалось.
– «Так жутко… так больно… и властно…» – произнесла она проникновенно, – эти строчки особенно легли мне на сердце.
Александр Александрович был, конечно же, в своём репертуаре, сарказм не сходил с его языка.
– А мне особенно понравилось вот это… «ПАСКАЛЬ-ным уступам…». Что-то в этом научное такое, классическое… – с наигранной задумчивостью отрецензировал он.
Марина тоже решила обратить на себя внимание и сказала совершенно искренне; и тоже процитировала, но не Татьяну.
– А мне очень понравилось: слёзы, слёзы… «О, слёзы людские!»
Вадим, склоняясь над Мариной, прошептал ей на ушко: «Вам не душно здесь? Может, выйдем на площадку за свежим воздухом?» Она согласилась, захваченная неожиданным порывом молодого человека. Так бывает с женщинами с детским складом характера. Нет, не инфантильным. Это особый характер – сильный характер цельной натуры, с одним только нюансом – они не любят, когда покушаются на их свободу. И свобода эта тоже особая – свобода 3-летнего ребёнка, которому по праву принадлежит весь мир. Запретить нельзя, но если не договоришься с ним, проблем не оберёшься.
Владимир заметил уход жены. Он сделал что-то вроде порыва встать из-за стола, произнося: «Марина… Марин… ох!» – И не смог, охмелев окончательно.
Марина с Вадимом вышли из квартиры на лестничную площадку, где смогли уединиться. Вадим хотел этого давно, и вот, улучшил момент.
– О, как тут хорошо, – выдохнул он, сделав вид, что буквально задыхался в духоте Ивановой квартиры.
– Свежо, – равнодушно констатировала Марина.
– Ну, как Вам вечер? Нравится?
– Вечер? Вечер замечательный. Впрочем, как и все предыдущие. Мы ведь часто собираемся этой компанией. Все мы очень любим Ванечку…
– Ну, понятно, у брата именины. Но не всё же о нём. Давайте поговорим о вас, – напирал Вадим слегка раздражённо.
– Обо мне? А зачем это вам? Вы – молодой человек… в сыновья мне годитесь!
– Тем более, будем на «ты», как сын с мамой, согласны? – сделал милую рожицу Вадим.
– Ну, хорошо, сыночек, будем на «ты», – сдалась Марина.
– У тебя очень грустные глаза. Ты несчастлива?
– Ого, как тебя заносит: сходу – в воду!
Они замолчали. Вадим смутился и не нашёлся, что сказать.
А тем временем, из квартиры доносилась музыка, слышался гул мужских голосов и жизнерадостные восклицания Татьяны.
– А что ты смущаешься? В этом нет ничего удивительного. Просто, весь вечер я наблюдал за тобой и за твоим мужем. Мне показалось…
– Э-эй, мальчик! Не забывайся. Ты решил покопаться в моей душе безнаказанно, без всякого на то права?
– В том-то и дело, что безнаказанно и без всякого на то права: мы вдруг встретились, поговорили, ничего друг другу не должны и ничем не обязаны; так же, просто, разойдёмся и больше никогда не увидимся. А у Вас шанс – выплакать мне свою душу. Вы так проникновенно сказали о слезах…
– Вадим, ты просишь у меня невозможного. Ты когда-нибудь видел пересохшую землю, в огромных, с мужской кулак, трещинах? Вот как ты думаешь, сколько нужно воды, чтобы она превратилась в пышную, мягкую, плодородную почву?
– Думаю, нужен сильный продолжительный ливень.
– И то будет мало. А ты хочешь, чтобы я сейчас распахнула душу, которая камнем в груди, – жёстко ответила Марина.
– А кто в этом виноват? Твой муж? – мягким примиряющим голосом спросил молодой человек.
– Что ты вцепился в моего мужа? С чего ты взял, что он? – усмехнулась Марина.
– Я считаю, мужчина в ответе за женщину, – в голосе Вадима прозвучало, мало ему свойственное, чувство долга и ответственности.
– И всё? Думаешь, этого достаточно? А дети? – возмутилась Марина.
– Дети? – неподдельно удивился Вадим.
Марина даже рассмеялась.
– То-то и оно, что для тебя это – инопланетный мир! Тебе и в голову не пришло, что… «ещё и дети»!
– Что, ещё и дети? – Вадим умел прикинуться тугодумом, когда нужно было скрыть какой-нибудь его прокол.
– И дети могут быть причиной…
– Причиной чего? – всё ещё недопонимал Вадим.
– Причиной… «этих грустных глаз, которые ты наблюдаешь уже целый вечер».
– Что, так серьёзно? – он напрягся.
– Мальчик мой, как я могу с тобой говорить о вещах, о которых тебе, может быть, ещё рано знать, которых ты не в состоянии понять?
Вадим, чувствуя в её голосе снисхождение к нему, рискуя быть немедленно отвергнутым, вдруг срывает с её губ поцелуй. Это возмутило женщину, но после его слов, сказанных отчаянно искренне, она успокоилась.
– Ты что думаешь, я такой мальчик–одуванчик. Я – мужчина. Знаешь, сколько я видел в этой жизни? 25 лет, а у меня уже седина. Не надо со мной говорить, как с подростком, я знаю женщин.
– Я одного не пойму, чего ты хочешь? Развлечься на сегодняшний день? Неужели, больше не с кем?
– Я хочу изучить женскую душу. Хоби у меня такое. Мне интересны женщины, как индивид, во всём разнообразии их типажей и судеб. Это сухо практически. А по душе. Ты мне интересна как человек. Мне хочется разгадать… нет, не разгадать! А разгадывать твою женскую тайну. Разгадывать, разгадывать, разгадывать…
– Всё, убаюкал бдительность. А, чёрт с тобой! В конце концов, что я теряю. Ты – мальчишка, взбалмошный и эгоцентричный. Но почему-то именно тебя послал мне Господь для исповеди.
Вадим смотрел на нее, слушая внимательно, боясь вспугнуть неожиданное ее решение.
И Марина кинулась в свою исповедь, как со скалы: разобьюсь – не разобьюсь.
– Наша дочь в тюрьме. Только не надо ничего говорить. Это было страшно, но вполне предсказуемо.
…Наша дочь, наша принцесса… Володя просто с ума сходил, хуже меня… Знаешь, нам эти последние два года за двадцать лет показались.
– Она сидит уже два года? За что? – невольно перебил Вадим.
– Нет, нет, вовсе нет. Посадили её на год, вот только. А перед этим было много чего такого, что сходу не расскажешь. Я тебе одно только хочу сказать, может, и тебе пригодится. Это мучает меня больше всего. Ты понимаешь, вот у тебя рождается дочь. Ангел! Чудо природы. Вот она растёт, – а ты уже планируешь, представляешь, видишь во сне, какая она будет замечательная, когда вырастит, когда распустится этот прекрасный цветок, который ты лелеяла, берегла все эти годы. Она – как будто одно с тобой целое, неразделимое. И ты готов этим поделиться… но когда это ещё будет?! Ведь ей только 15 лет…
И вдруг ты узнаешь, что твоего чистого прекрасного цветка больше нет. Кто-то чужой живёт теперь в комнате твоей дочери, называет тебя матерью, уходит, когда ему захочется, не ночует дома… и домом-то своим не считает! А потом, в её отсутствие, из её дневника я узнаю, что с каким-то молодцом у неё уже всё было…
Веришь ли, после такой новости, мы с Володей месяц не могли друг на друга посмотреть. Отвращение… к самому процессу, понимаешь, маленький.
Она даже сжалась, и Вадим инстинктивно обнял её за плечи.
– Какая-то злоба невыносимая на всё и вся! – продолжала свой рассказ Марина. – Бегала по кабинетам: в детской комнате милиции, по делам несовершеннолетних, в защиту прав ребёнка. Всё бесполезно. Видишь ли, с её согласия. А когда уже исполнилось 16, там и вовсе не разговаривают, мол, ваша дочь выросла. А ведь не окрепла, не расцвела, как следует – сущий ребёнок, а уже…
– А я бы с этим пацаном, на месте твоего мужа, разобрался бы по полной… – в сердцах перебил её Вадим. – Ему как будто и впрямь стало жаль эту женщину.
– А вот ты, когда смотришь на молоденьких девочек, думаешь разве, что есть у неё мать, отец, и что для них она – нежный ребёнок? Ведь мысли сразу – как у голодного зверя, не так, скажешь?
– Ты знаешь, как-то совсем молоденькие меня не привлекают. Люблю постарше, – и он снова захотел её поцеловать.
– Ну, не в этом суть, – продолжила Марина, отстраняясь от навязчивых объятий. – Я ничего не могла с ней поделать. Молчу – совсем от рук отбивается, переходит все границы, а начну говорить – сразу «уйду, уеду, вот исполнится 18, и сразу… и не ищи меня». А я ей… уже не могу сдержаться… кричу… «давай, давай, прямо с утра – и сразу взрослая!» А сама понимаю, какая она ещё глупенькая. Руки опускались. Знаю, что всё не к добру, а помочь не умею. А теперь вот… умерло, как будто что-то внутри, понимаешь? Как будто часть жизни у тебя насильно отняли – и растоптали! Володька пьёт. А я… я живу, как могу.
– Ну-у, Марина. Я тебе, конечно, сочувствую и понимаю. Но ты, по-моему, отстала от жизни. Сейчас это в порядке вещей. Девчонки хуже пацанов, и в постель сами запрыгивают.
– Знаешь, Вадим, моя девочка в тюрьме! И я думаю, что не все запрыгивают так уж легко. Скорее, у каждой из них случился в своё время «добрый наставник». Моя, например, прятала от меня хорошую книжечку! Кстати, каким-то проклятым издательством выпущена и большим тиражом. Там чёрным по белому: девочки должны начинать половую жизнь в 15 лет. Я не знаю, может, я и, правда, отстала от жизни, но мне кажется, что это против всякой жизни! И ты это поймёшь, когда у тебя появится свой… Ах! – вскрикнула Марина, когда из квартиры вдруг послышались крики: ««Я всё равно прыгну, я знаю, они полетят, пустите меня! – «Не пускайте его на балкон! Держите его!» – «Пустите, я вам говорю! Ах, так!»
И к ним на лестничную клетку выбежал, зацепив Вадима, Владимир и понёсся наверх по лестнице. За спиной у него были крылья, подаренные Ивану.
– Тогда я с крыши, ещё лучше! – выкрикивал Владимир.
– Держи его! Володя! Ты куда? Вадим держи его! – кричали гости вдогонку.
Вадим бросился за безумцем, Марина за ним. Дверь на чердак оказалась заперта. Владимир ударился в неё, как мультяшная птичка. Марина начала снимать с него крылья и чуть не свалилась с лестницы вместе с ним – подхватил Вадим, помог ей, и они втроём вернулись в квартиру.
– Ну, ты брат даёшь! – встретил их Юрий Витальевич, держась за сердце.
– Володя, что с тобой? – недоумевал разочарованный Иван.
– Да, отстаньте! Оставьте меня в покое! Марина где?! – увидел Марину у себя под мышкой, – А, Марина… слышь, домой… пошли домой!
– Идём, идём, Володя. Давай, надевай пиджак, вот так.– помогала она ему, – И пошли.
– Вы нас извините, мы пойдём… Ваня, прости, что так вышло, мы пойдём, – оглядывая всех сразу, проговорила она
Чета Заморских ушла. Их вышли проводить Анна с Иваном и Юрий Витальевич с женой, проводили до выхода со двора дома.
В квартире остались Александр Александрович, который безучастно сидел в кресле и кому-то звонил по сотовому. Рядом его секретарша Светлана не знала, чем заняться и перелистывала альбом, на котором большими буквами было написано «Э. Григ Концерт для фортепиано с оркестром».
И разочарованный Вадим, потягивая из бокала вино, прохаживался по комнате.
– Да… а Вы… не находите, Александр Александрович, что в жизни всё как-то очень закономерно? – захотелось ему поумничать, дабы заглушить своё отвратное настроение.
– Конечно. Например, когда я вижу мальчика из провинции, я как-то закономерно предполагаю, что он именно так, как ты, и выражается, – снова упился своим сарказмом бизнесмен.
– Как – т а к? – совсем поник Вадим.
– Вадим, ну, неужели ты так же разговариваешь в кругу своих друзей: не находите… закономерно… «Пахан, а как, блин, в жизни всё…» А тут бы и слов не подобрал, а просто щёлкнул бы языком. Не так, что ли? – Александр Александрович знал себе цену и не мог позволить, неизвестно кому, обращаться к нему по-свойски. Он постарался незамедлительно поставить Вадима на место.
– Я думал, с Вами повежливей… а вы свой брат. А я, и правда, вырос чуть ли не в подворотне, без отца; мать с утра до ночи пашет; а я… но – ничего. Мозги не вышибло. Хотя, если б не дядя Вова, не знаю, чем бы кончилось. – Вадим словно оправдывался, отнюдь не обнаруживая себя в эту секунду как человека уверенного в себе.
– Ах, если бы не дядя Вова… – передразнила его Светлана и вышла из комнаты.
– Главное, мозги не вышибло, – сказал Александр Александрович, показывая на Светлану.– Но уж больно ты – с дальним прицелом. Бросается в глаза, – продолжал он сканировать своего оппонента.
– А кто сейчас без прицела? Какая-нибудь соплюшка, и та с прицелом. – Вадим начал понемногу приноравливаться к босу.
– О ком это ты? Ой… – внезапно снова вошла Светлана и пыталась с достоинством сесть на диван.
– Да так, вообще, говорю, – как будто вздрогнул Вадим.
– Не промахнись, стрелок! Что это ты с Мариной уединился? Я бы ещё понял, если б со Светкой, – сказал Александр Александрович и посмотрел на Светлану, – на старушек потянуло?
Светлана сидела на диване и улыбалась.
– Потрепаться захотелось, тётка больно прикольная, – проговорил дежурно Вадим.
На эти слова Светлана и вовсе залилась пьяным смехом.
3
Проводив Заморских, Анна, Иван и Юрий Витальевич с Татьяной возвращались обратно, к праздничному столу. Осенний вечер был удивительно хорош. Солнце почти совсем село, лишь где-то за домами ярко краснел закат, но земля ещё хранила свет и тепло. Лёгкий свежий ветерок ласково обдувал. Татьяна предложила немного погулять, Юрий Витальевич был не против этого. А Иван с Анной отказались, поспешив к гостям.
На пороге их встретил Вадим с вопросом:
– А где эти… Юрий Валентинович и Татьяна?
К ним в прихожую вышел и Александр Александрович со Светланой.
– Они решили немного подышать воздухом, сейчас придут…Александр Александрович, Вы извините, но какой день рождения без…
– Без пьяного дебоша, ты хотел сказать? – весело перебил его дорогой гость. – Да не суетись, мы люди бывалые. Вот он всегда такой, всё извиняется, разводит церемонии по всякому поводу, – сказал он, глядя на Вадима, ища поддержки. – Иван! Мы с тобой знакомы почти год. Моя дочь от «первохго браку» учится у тебя в консерватории, и просто в восторге! Ты же музыкант от Бога! К чему эти ужимочки неудачника и бездаря? Кто талантлив в одном, талантлив во всём! Воспрянь, мужик. Не получается в одном, берись за другое. И держи фасон!
– Правильно, держи фасон! Фасончик у тебя какой-то не модный, Ваня, – промямлила Светлана, наполняя очередной бокал.
– Помолчи, Светка, не мешай, – грубо одёрнул её начальник.
– Я тоже ему говорил. Всё без толку, – не замедлил «подпеть» Вадим.
Анне сразу не понравился этот разговор. Она видела и молчаливую реакцию Ивана, в котором шла борьба меж чувством собственного достоинства и правилами гостеприимства.
– А зачем ему что-то говорить? Вы не забыли, сколько ему сегодня шандарахнуло? – вступилась за любимого девушка. Тут и Иван не смолчал: – Ну, я смотрю, вы взялись за меня всерьёз.
– Ой, это скучно, – повалилась в кресло Светлана и, по-видимому, заснула.
Но Александр, Александрович, дорогой гость и бизнесмен, действительно, как-то рьяно взялся за эту тему.
– Да никто за тебя не брался, кому это нужно. Скучно, брат, – сказал он, указывая на молодое поколение в лице Светланы. – Знаешь, сколько сейчас таких, как ты? Тьма! Всё ноют, всё им плохо. Даже зло берёт, смотреть на этот маразм. Не хотелось бы тебя видеть в их числе. В моём окружении люди все – серьёзные, без дураков.
– А Иван значит…, – хотела продолжить его мысль Анна, но её перебивает появление Юрия Витальевича с женой.
– О, какая чудная картина! – воскликнул освежённый, принявший вечерний променад, Юрий Витальевич. – Тишина, полумрак. Сидит наша молодёжь, мирно беседует: ни драк, ни сквернословия; а кое-кого уже и в сон поклонило, – заметил он, бесчувственно лежащую в кресле, Светлану.
– Ничего, если и мы – таким лёгким мазком патриархальности своего присутствия дополним вашу соврэмэнную милую картину? – в тон мужу кокетливо добавила Татьяна.
На эти слова Татьяны Вадим, присевший на пуфик у дизайнерского уголка, от смеха свалился с него на пол. Иван, понимая, что люди все здесь бывалые, и прекрасно поняли многозначительный поступок провинциала, сделал попытку загладить эту неловкость.
– О чём речь, гости дорогие, присаживайтесь. Скоро чай с тортом, – стал говорить он как можно с большим воодушевлением и дружелюбием. Бизнесмен же и не собирался ничего заглаживать, напротив, как будто искал повод.
– Вы, знаете, уважаемая Татьяна, есть люди, которые на дух не переносят вот такие выражения, им буквально выносит мозг, – сказал он, жестом намекнув на Вадима.
– А что я такого сказала? По-моему, достаточно образно и, даже где-то, экспрессивно.
Вадим, захмелев, снова не смог сдержать свой смех и с силой прикрывал рот ладонью.
– «Достаточно», «где-то», – критически заметил Александр Александрович, – Вы же литератор, а говорите так, что, ну, просто, извините, смех берёт.
От неожиданности Юрий Витальевич на время потерял дар речи. Но, собравшись с мыслями, он задумал наказать наглеца.
– Александр Александрович! Как Вас торжественно величают. А Вы сами, боюсь спросить, – где? кем? Вы у нас здесь самая загадочная личность. Мы, собственно, ничего о Вас не знаем.
– Загадочная личность – это лестно, – ответил с усмешкой бизнесмен, – я занимаюсь компьютерной техникой. У меня фирма… довольно солидная… штат сотрудников.
– То есть, можно сказать, состоялись в этой жизни? Компьютеры, сотовые и тому подобное – сейчас это, пожалуй, единственное, что лихо покупается и продаётся. Но и конкуренция, насколько мне известно…
– Да, именно так. И продаётся. И конкуренция. Я работаю, как негр, на плантации, окучиваю свой бизнес, который приносит мне доход… и даёт мне право чувствовать себя полноценным человеком.
– А остальные, значит… те, кто не пошёл по вашему пути, люди… неполноценные? – парировал профессор.