Елена Арсеньева
Разбитое сердце июля
Из дневника убийцы
«В который – в тысячный, двухтысячный, двадцатимиллионный! – раз думаю о том, не ошиблась ли я в своих подозрениях. И снова убеждаюсь: нет, не ошиблась. По сути дела, Сергей сам утвердил меня в моих догадках. Разве не я говорила ему раньше, что они близки, как родственники? Такая дружба бывает редко, говорила я, друг может предать, и только родственники способны сплотиться, несмотря на любые разногласия. Потому что голос крови – это нечто особенное, это особенный зов, и даже какой-нибудь троюродный брат окажется надежнее в трудную минуту, чем друг. Он говорил, что я идеализирую родственные отношения, потому что я одна как перст. Какое счастье, что Сергей не рассказал им о наших разговорах. Когда я прочла его последнее письмо, мне сразу стало ясно, что не рассказал. И о том особом значении, которое я вкладываю в это слово…
Мне кажется поразительным, что они не обратили на него внимания. Как же они все предусмотрели! Как классно обставили! Но их подвела бравада и невнимание к деталям. Они, как та лягушка-путешественница, кричали: „Это мы! Это мы! Это мы придумали!“ Неужели они не догадались, что я съезжу туда, где принял смерть любимый мною человек? Неужели не догадались, что я огляжу там каждую травинку, каждую трещинку на той проклятой березе, и то, что прошло мимо равнодушного взгляда чужих, наемных людей, не ускользнет от моего взгляда?
В самом деле – не ускользнуло».
* * *
«Ну а почему ты ждала чего-то другого? – уныло спросила себя Алена. – Ничего другого тут просто быть не могло – по определению!»
Последнее время ей очень нравилось это выражение – по определению, – и она норовила ввернуть его к месту и не к месту. В данной ситуации оно было однозначно к месту. Разве мог получиться иным банкет в провинциальном пансионате, пусть даже принадлежащем продвинутой и богатой компании нефтеторговцев? Салатиков, это правда, на столах оказалось не счесть, но ведь все их не съешь, да и не для салатиков пришла сюда Алена. И не ради того, чтобы пить «Советское шампанское», немецкое пиво или красное французское вино, в невероятных количествах выставленное на столы! Она пришла сюда ради общения, ради того, чтобы людей посмотреть и себя показать. Но так уж вышло, что ни на нее, ни ей смотреть было решительно некому и не на кого. Публика подобралась самая кошмарная: все какие-то низкорослые мужики с понурыми плечами, тройными подбородками и животами, перевешивающимися через ремешки летних брюк от «Хьюго Босса». Запах здорового нижегородского пота смешивался с ароматом последней парижской фишки – горьким, душноватым «Монтрезором».
Этот непристойно дорогой парфюм Алене очень нравился, когда она обоняла его в первом этаже «Галери Лафайет», однако здесь, в пансионатской столовке…
– Ради всего святого, опять «Монтрезор»! – не могла не пробормотать Алена, когда мимо нее проплыло очередное облако в штанах.
«Облако» взглянуло на нее диким взглядом, осведомилось:
– Чо? – и направилось к столу с выпивкой.
Но бочонка «Амонтильядо» там, конечно, не было, к тому же «облако» вряд ли про него слышало. Образованность, увы, в моде только среди производителей дорогих парфюмов! А здешнюю публику вполне устраивает караоке. Вон орут нестройным хором все подряд – от «Мороз, мороз» до «Ах ты, бедная овечка, а-а…». Какая, однако, это жуть – караоке в массовом народном исполнении!
Слинять отсюда, что ли?
Алена огляделась. Вадима все еще нет. Чего греха таить – именно ради него она так нафуфырилась нынче вечерком, именно с ним намеревалась общаться, именно из-за его отсутствия у нее такое отвратительное настроение. Нет, это свинство, конечно: делать девушке (условно говоря, конечно, но не будем сейчас спорить из-за терминов) такие авансы, так зазывать на вечеринку, а самому не явиться!
Впрочем, рано обижаться. Мало ли что его задержало! Он вроде упоминал, что должен помочь хозяину банкета. А ведь и самого хозяина тоже нет, до Алены уже не раз и не два долетели досадливые реплики: «Да где же Холстин? Какого трам-пам-пама нас сюда завез, а сам не появляется?»
Не было, судя по всему, и сестры Вадима. Вряд ли она пришла бы сюда без брата и без обожателя. Интересно будет посмотреть на эту очаровательницу. Может, и впрямь нечто? Прочие девицы производили впечатление поистине удручающее. Все, как одна, очень красивые, в меру худые (в отличие от кавалеров), отлично одетые (Аленино новенькое платьице выглядело по сравнению с их туалетами каким-то скромным пляжным халатиком, не более того), в потрясающих украшениях, с искусным макияжем, они были обворожительны… пока стояли молча. Стоило хоть какой-то открыть рот, как уши у чувствительной писательницы начинали вянуть.
«Где их насобирали, на какой помойке?» – с тоской размышляла Алена. Видимо, такая уж страна Россия, здесь даже в куче мусора можно откопать красавицу, при виде которой умрет Голливуд. Но помойную сущность свою она все равно скрыть не сможет, как бы ни старалась строить из себя леди.
– Слушай, твою мать… – доверительно обратилась к Алене одна из таких чаровниц с чистыми сапфировыми глазами и льняными волосами ниже талии. В руках она держала хрустальный (вернее, сделанный из того, что понималось под этим словом в пансионате «Юбилейный») бокал с шампанским (или с тем, что понимается под этим словом в России). – Ты не знаешь, где здесь уборная?
Несколько мгновений Алена тупо смотрела на девицу, переваривая услышанное. Видимо, процесс этот несколько затянулся, потому что девица покрутила у виска пальцем с блистательным ногтем и, чуть пошатываясь, сама отправилась искать нужное место. В ушах у нее нежно, словно извиняясь, звенели длиннющие перламутровые серьги, крошечное, облившее бесподобную фигуру платьице фосфоресцировало и шелестело, словно смеялось над Аленой.
Писательница потрясенно смотрела вслед девице. Нет, пора бежать, точно! А вдруг все это племя питекантропов знает друг друга наперечет, вдруг кто-нибудь из приятелей девицы спросит ее, кто она вообще такая и как сюда попала? И добавит, что вечеринка сия – исключительно для избранных, еть твою мать… Вот стыдобища-то будет! Что, у Леониды просить подтверждения, что она не самозванка, что ее пригласили? Ведь Леонида – единственная знакомая Алены в этой компании!. Правда, знакомство она предпочитает не демонстрировать и держится так, словно в упор не видит соседку по столу. Нет, порой Алене все же удается перехватить взгляд толстухи. Поверх бокала то с красным вином, то с шампанским (жуткая смесь) Леонида смотрит на нее с таким же выражением, как сама Алена – на расфуфыренных девиц. Но иногда, кроме откровенного отвращения, в глазах Леониды мелькает столь же откровенное злорадство. Наверное, до сих пор смакует удовольствие, которое испытала за обедом, разрушив купально-сексуальные планы Вадима и Алены.
Разрушила-таки, зараза!
Конечно, услышав о трупе в бассейне, Алена не смогла скрыть ужаса: как, еще один отдыхающий отдал Богу душу в пансионате «Юбилейный»?! Директор рассказывал только о том, который скончался в медпункте после посещения парной бани… Так здесь, оказывается, имели место два смертельных случая? Может быть, в пансионате вообще опасно для жизни находиться?!
– Да нет, умер на самом деле один человек, – буркнул Вадим, неприязненно косясь на Леониду. – Никаких двух покойников нет и не было. Всего один. Да, мужику стало дурно в парилке, его отволокли в медпункт, куда вызвали «Скорую» из райцентра, но было уже поздно. Откуда взялся слух, что у него приступ случился именно в бассейне, я не пойму. А впрочем, и парная, и бассейн расположены в одном здании, вход-выход там общий. Наверное, кто-то видел, как его выносили, бесчувственного, в полотенца завернутого, вот и начали болтать, мол, утонул он. Но ведь и милиция тут побывала, и следствие началось… Сколько я ни говорил с дирекцией, с ментами этими, все в один голос твердят: да, перегрелся он, да, не следовало ему в парной столько времени сидеть с его-то сердцем и с его давлением. Однако довольно о печальном, дамы! Мы что-то здесь задержались, вон со столов уже убирают. Если вы пообедали, Алена, может быть, мы пойдем? – спросил Вадим, понизив голос и сопроводив вопрос таким взглядом, что у Алены просто-таки мурашки по коже пошли и коленки задрожали.
Да что же это делается, товарищи? Уж замуж ей невтерпеж? В смысле – в койку? Ну, девушка, держись!
Леонида Леонтьевна снова заерзала на стуле, да так, что Алена не без испуга покосилась на сей предмет столовской меблировки: вот-вот ведь развалится, бедняга! На лицо толстухи она старалась не смотреть, потому что смотреть на него было просто жалко… Такие сцены – тяжелое испытание для любой женщины. Алене тоже, наверное, тошно было бы наблюдать, как понравившийся ей мужчина с животным нетерпением тащит в постель другую женщину. Ого, как она бесилась, когда Игорь начинал строить глазки Кристине, а та мгновенно вспыхивала в ответ…
Ой, пора уж забыть о Кристине, она была всего лишь ширмой, а беситься следовало из-за красотки Жанны. Теперь совершенно ясно почему. И ясно, кому всегда, во всем принадлежал Игорь. Но все судьбоносные открытия в своей жизни Алена совершала слишком поздно, вот и это запоздало, а теперь она осталась с разбитым сердцем и с внезапно проснувшимся острым нежеланием причинять боль другим людям, даже столь неприятным, как «интеллигентная бухгалтерша» Леонида Леонтьевна.
Алена попыталась осторожно высвободить стиснутые Вадимом пальцы, но не смогла. Впрочем, Леонида не оценила порыва ее деликатности. Она вполне могла сама постоять за себя!
– Не в бассейне, говорите? А почему, интересно, Катюшу отправили в отпуск без содержания? – спросила она запальчиво, и по всему было видно, что вопрос ее принадлежит к числу так называемых риторических, то есть тех, которые ответа не предполагают или, наоборот, ответ на них заранее известен. – Причем в тот же день, как это случилось, и…
– Ну хватит уже, Леонида Леонтьевна! – нетерпеливо перебил Вадим. – Вы идете, Алена?
– Да, да минуточку, – пробормотала Алена уклончиво и повернулась к Леониде: – А кто такая Катюша?
При этом она опять попыталась высвободить пальцы, однако Вадим хихикнул и сжал их еще крепче.
– Катюша, – ядовито произнесла Леонида, хищным взором наблюдавшая за игрой их рук, – это регистратор в бассейне. По совместительству уборщица. Она и нашла Толикова.
– Кого? – глупо спросила Алена.
– Толиков – фамилия того человека, который перегрелся в парилке, – сердито сказал Вадим. – В парилке, а не в бассейне! Никто никого в бассейне не находил, и никаких трупов с раскроенной головой там не плавало!
– Я ничего не говорила про раскроенную голову! – возмутилась Леонида Леонтьевна. – Ничего такого не было! Он просто захлебнулся и утонул!
– Господи, да что с вами сегодня? – почти в отчаянии воскликнул Вадим. – Зачем вы сплетни разводите? Глупости все это! Ведь милиция тут все проверяла и уж наверняка закрыла бы бассейн, случись там что. Неужели вы не понимаете? А закрыли именно парилку! Так что в бассейн можно идти без всяких предрассудков, я сам только что оттуда. Наплавался, как дельфин, и ничего!
– Закрыли бы бассейн? – с издевкой прервала его Леонида. – Как бы не так, закрыли бы его! В парилку можно бесплатно ходить, а бассейн двести рублей в час стоит. Зачем же его закрывать? Уж лучше парилку закрыть, а Катюшу в отпуск отправить!
– Сразу видно бухгалтера! – захохотал Вадим. – Ну, вы даете, Леонида Леонтьевна! А еще говорите, что вы подруга здешней администраторши. Да если бы Галина Ивановна узнала, какие порочащие, идущие вразрез с официальной точкой зрения слухи вы распространяете про пансионат, она бы просто ушам своим не поверила!
Леонида бурно покраснела. Похоже, такая мысль не приходила ей в голову, и сейчас она спохватилась, что ревность завела ее слишком далеко.
– А что я такого сказала? Про то, что Толикова в бассейне нашли, говорит вся обслуга. Подумаешь! Мне-то какая разница, где он вообще умер: в парилке, в бассейне, в медпункте или даже в своем номере…
Судя по взгляду, брошенному в сторону Алены, наконец-то освободившей свою руку из пальцев Вадима, эта парфянская стрела была адресована именно ей. И стрела, видит Бог, достигла цели!
– Да… – пробормотала Алена, качая головой, – надо следовать первому импульсу, я всегда говорила…
– Конечно! – с энтузиазмом согласился Вадим. – У вас первый импульс был – пойти в бассейн. Ну так пошли прямо сейчас!
Леонида громко фыркнула.
– Да нет, я не о том, – вздохнула Алена. – Мой первый импульс, когда я сюда приехала и кое о чем с Галиной Ивановной поговорила, был повернуться и убраться восвояси. А я поверила Колобку… то есть этому, как его, господину Юматову. Поверила, что несчастный отдыхающий умер все-таки в медпункте. А тут такие слухи… получается, ни в бассейн теперь не пойдешь, ни в парилку, ни в собственном номере нельзя чувствовать себя спокойно и в безопасности!
– Секундочку! – уставился на нее Вадим. – А при чем тут ваш собственный номер? Он-то какое имеет отношение к делу?
– Да самое прямое! – обреченно вздохнула Алена. – Самое непосредственное, поскольку живу я в люксе-2. Эта цифра вам о чем-нибудь говорит?
– Поня-атно, – протянул Вадим. – Номер Толикова… Но знаете, тут вам бояться совершенно нечего. Толиков умер где угодно, только не у вас, в смысле, не у себя. Потому что я помню жуткую суматоху, которая поднялась, когда потом, после его кончины, пытались проникнуть в его комнату. Он ключи то ли где-то потерял, то ли сунул куда, и дверь никак открыть не могли, потому что запасные ключи, которые у администратора хранятся, тоже куда-то кто-то затащил – то ли уборщица, то ли сантехник, то ли электрик, которые там накануне что-то ремонтировали. В общем, собрались уже ломать дверь, да, на счастье, вмешался тот мент, который живет в номере первом, – он позвонил в город, немедленно приехал какой-то хитрый лысоватый дяденька и универсальной отмычкой дверь открыл.
– Он что, ваш мент, медвежатника на помощь вызвал? – мрачно спросила Алена.
Мрачность ее объяснялась животрепещущим вопросом: а способна ли универсальная отмычка отмыкать магнитные защелки французской фирмы «Gardien», то есть «Сторож»?
– Да нет, почему медвежатника? – захохотал Вадим. – Ваш сосед сказал, что это его старый друг, владелец частного охранного агентства «Барс». Так что вроде бы фигура вполне благонадежная. А впрочем, сейчас-то он владелец охранного агентства, а какое у него боевое прошлое, сие никому не ведомо!
– Кстати, то же самое можно сказать и о моем соседе, – кивнула Алена. – Откуда вам известно, что он – тот, за кого себя выдает? Я имею в виду, что он мент. Может быть, у него тоже криминальное прошлое и ни одному его слову верить нельзя!
– Как у вас язык поворачивается злословить о незнакомом человеке? – раздался возмущенный голос Леониды. – Вы его в жизни не видели, а говорите такие гадости. Он скромный, порядочный, вежливый, он настоящий герой… Да о нем во всех газетах было…
И тут Леонида окончательно задохнулась от переполнивших ее эмоций.
Алена покосилась на соседку задумчиво. Конечно, газет она не читает, радио не слушает, телевизор не смотрит, это правда, зато иногда умудряется – как бы совершенно случайно! – оказаться в нужное время и в нужном месте. А оттого получает необыкновенно ценную информацию, которой потом распоряжается по своему усмотрению. Такой информацией относительно своего соседа по коттеджу она с сегодняшнего дня и обладает. Просто не хотелось разрушать запоздалые иллюзии восторженной клуши Леониды и открывать ей глаза на «скромность и порядочность» ее «настоящего героя». Перепуганная физиономия уборщицы, ее надетая шиворот-навыворот одежда, след мужской босой ноги перед дверью с цифрой «один»… Ага, просто-таки монашеская скромность! Но Алена лучше промолчит. Не ее это дело – сбивать с чьего-то носа розовые очки: слишком уж болезненно прошло расставание со своими собственными.
– Прошу прощения, – пробормотала Алена, – вы совершенно правы. Я иногда слишком уж рублю сплеча. Я этого человека не знаю и судить о нем не имею никакого права. Еще раз извините.
В доказательство своей искренности она сложила ладони лодочкой и отвесила чуть ли не японский церемонный поклон.
Вадим хихикнул и тоже сложил ладони лодочкой. Правда, кланяться не стал. Леонида же только фыркнула возмущенно: видимо, сочла Аленино раскаяние издевкой.
– С вашего позволения, я пойду, – в том же японском стиле продолжала Алена. – Нет, Вадим, извините, я возвращаюсь в свой номер, а в бассейн я сейчас идти еще не готова. И я вас уверяю: разговоры о покойниках совсем тут ни при чем. Ну что вы, мне совершенно не страшно, не в том дело. Во-первых, я вам как опытная шейпингистка говорю: заниматься спортом сразу перед обедом или сразу после него – верный способ нарастить мышечную массу, а мне эта самая мышечная масса, так же как и лишний жир, совершенно ни к чему. Во-вторых, мне надо вещи разобрать, немножко отдохнуть перед вечеринкой – если вы, конечно, не отменяете своего приглашения на банкет.
– Да вы что?! – пламенно вскричал Вадим. – Приглашение остается в силе! Вы приходите, когда сможете, а я вас буду ждать!
Да, именно так он и говорил. И что же? Алена пришла, но ее никто, оказывается, не ждет!
И вот она подпирает стенку, в то время как все приглашенные тусуются – кто вокруг злосчастного караоке, кто перебирает ногами на танц-, извините за выражение, поле, кто не может отойти от столов, куда только что загрузили, в дополнение к салатикам и канапе, горы фруктов и какие-то огромные торты, а также пополнили батарею бутылок. И Алена скучает, скучает. И никому нет дела до того, как прелестно черно-белое платьице облегает ее старательно сформированную неустанными занятиями шейпингом фигурку. А ей есть, есть чем гордиться! А самое главное, Алена буквально сама себя сделала: еще пять лет назад она была пышка пышкой. Не такой, конечно, квашней, как Леонида, но до пятидесятого размера докатывалась, а теперь стабильный сорок шестой, и порою удается и до сорок четвертого соскочить… особенно при интенсивной секс-диете. Никто здесь не любуется ее ножками, и глазками, и красивым (да-да, красивым, Алена сто раз это слышала, вот и Вадим назвал же ее Еленой Прекрасной!) личиком. И вообще никому нет до нее совершенно никакого дела…
Все, пора уходить. Даже Леонида уже исчезла. Пора и Алене. Вернуться в свой номер, позвонить подруге Инне и пожаловаться на судьбу, потом открыть ноутбук, вызвать из гиперпространства тот НЛО, с коего ей периодически передается тайная информация, которую она потом, как бы под диктовку, старательно переписывает и сдает в издательство «Глобус» под своим именем, вернее, под именем Алены Дмитриевой… Как там должен называться очередной диктант: «Игрушка для красавиц»? Вот именно, пора начать осуществлять страшную месть изменникам и предателям, а то Алена изрядно отвлеклась! Ну и зря! Ничего хорошего из этого не получилось. Стоишь, забытая судьбою и молодым новым поклонником…
А может, они оба, судьба и поклонник, просто захлопотались и не успели про нее вспомнить? Ну ладно, Алена даст им еще один шанс. А сама в это время сходит попудрить носик. Совсем как те леди из романов Голсуорси, которые так и спрашивают у своих джентльменов: «Где здесь можно попудрить нос?» А между тем это не более чем эвфемизм к вопросу: «Где здесь туалет?»
Алена обожает эвфемизмы, идиомы и всяческие фигуральные выражения, однако не раз попадала с ними впросак. Как-то раз, отправившись с одним поклонником своей неземной красоты в ресторан и по истечении некоторого времени спросив его, где, интересно, здесь можно попудрить носик, она получила простодушный ответ: «Да прямо вот здесь, за столом. Никто на тебя не смотрит, больно ты кому-то нужна!» Нечего и добавлять, что оскорбленная в лучших чувствах Алена немедленно покинула сего придурка и более с ним никогда не встречалась. Несомненно, он принадлежал к тому многочисленному племени российского народонаселения, которое предпочитает простые вопросы и прямые на них ответы. Вроде той девицы, которая недавно пыталась выяснить у Алены, где здесь… Нет, лучше об этом не вспоминать!
А в самом деле, где оно находится, то самое местечко, в котором можно при надобности попудрить носик и сделать прочие дамские делишки?
Оказалось, найти его легко и просто – благодаря картинке на дверях: равнобедренный треугольник, увенчанный окружностью. На соседней двери был помещен точно такой же треугольник, только вершиной вниз. Здесь, понятное дело, пудрили носики особы противоположного пола.
Алена вошла в туалет и обнаружила, что знакомая ей девица-красавица-матерщинница все еще здесь – но уже в компании двух таких же сногсшибательных красоток. Одна из них стояла, повернувшись к подругам спиной и задрав платье, а подруги склонились к ее кругленькой и практически голой (узенькая полоска стрингов не в счет) попе. Эта ситуация – немножко в стиле скандального Обри Бердслея, не правда ли? – сначала шокировала Алену, однако при более внимательном взгляде прояснилась. Ох, каждый понимает вещи согласно своей испорченности! А девица-то, оказывается, просто-напросто демонстрировала подругам татуировку, которая у нее располагалась аккурат на пояснице. Изображен там был – причем очень натуралистично и многоцветно! – осьминог, который обвивал своими щупальцами розовенькие ягодицы.
Милостивый Бог, чего только не увидишь на свете! И сколько страданий натерпелась бедная девочка ради того, чтобы изуродовать себя на веки вечные!
Однако подружки татуированной красотки, судя по их восклицаниям, были в восторге. Правда, выражали они его очень однообразно – с помощью нескольких сакраментальных слов, одно из которых и вовсе-то состояло из трех букв… Алена, сгорбившись от нового припадка мизантропии, проскользнула туда, где, собственно, и происходит процесс припудривания дамских носиков.
Когда она вышла, с разглядыванием осьминога было уже покончено, подружки поправляли макияж и вовсю чесали языки.
– Так звал сюда, так звал… – жаловалась знакомая Алене девица. – А сам где? Может, и не приедет. А я сюда приперлась, как дура, на тачке, это же разорение одно – из Нижнего сюда на тачке переть. Хотела дать водиле, чтобы сэкономить, а он послал меня, сказал, что презервативов с собой нету. И у меня, как назло, не оказалось. Не пойму, как я могла их забыть?
– Презерватива нету? А ты б взяла за щеку, – посоветовала обладательница татуированной попы, точеная пикантная брюнетка, при виде которой обмерли бы от восторга великие ценители именно такого типа женской красоты – парижане… к своему счастью, не знающие русского языка. – Подумаешь, большое дело!
– Ну, я предложила, а он сказал, что боится, его один раз укусили за член, и с тех пор он не хочет рисковать. Так что пришлось деньгами платить.
Поскольку все эти реплики перемежались обильными инвективными восклицаниями, наша чистоплюйка-героиня сгорбилась еще сильней и бочком проскользнула к раковине, намереваясь стремительно помыть руки и убраться отсюда как можно скорей. Однако прозвучавшее вдруг имя заставило ее несколько замедлить движения.
– А на Вадьку ты зря глаз положила, – проговорила третья подружка, тоже блондинка, с глазами олененка Бэмби. Одета она была в такое же символическое платье, как Аленина «знакомая», фосфоресцирующее и шелестящее, только не голубое, а бледно-зеленое. – Это такое ботало! Спать с ним можно, а верить ему нельзя.
– А кому в наше время можно верить? – уныло вопросила татуированная попа. – Ладно, хоть спать можно, хоть само собой стоит у него, а то за эти несчастные сто баксов маешься над какой-нибудь тряпочкой, маешься, а ее только трупное окоченение заставит затвердеть!
– Да, у Вадьки с этим делом все в порядке, – с авторитетным видом заявила блондинка номер два. – Стебарь, каких мало. Но он головкой думает, а не головой, поэтому нормальным девушкам надо держаться от него подальше. Тебе, Ленка, сколько? – повернулась она к Алениной «знакомой». – Двадцать уже?! Ну, знаешь! В таком возрасте пора перестать дурой быть, пора о будущем подумать, о том, как серьезного мужчину найти. Удовольствие можно и от фаллоимитатора получить, а мужчина должен деньги давать. Черт с ним, с Вадькой, плюнь на него и не переживай. Здесь такие люди собрались! У дядьки, который эту тусовку устраивает, у Холстина, друзья только самые деловые. Ты оглядись, может, и подцепишь кого из администрации губернатора. Я своего Сашку на такой же тусовке в оборот взяла. Кстати, тогда же и Ирка Покровская заарканила Холстина. Конечно, такого бобра убить – не каждой дано, тут особый талант иметь нужно…
– А она когда по Покровке гуляла, эта Ирка? – напряженно свела бровки татуированная попа. – Давно, что ли? Почему-то я ее не знаю, а ведь вроде со всеми покровскими знакома: с Машкой, Танькой, Галкой, Наташкой… Нет там никакой Ирки!
– Конечно, нет! – расхохоталась блондинка номер два. – Она не потому Покровская, что на Покровке мужиков ловила. Это у нее фамилия такая. И она – ты сейчас умрешь, Ленка! – Вадькина старшая сестра. Мы с ними раньше в одном дворе жили, около Пятого угла, а потом наш дом снесли, мы на Автозавод переехали, а им удалось квартиру где-то в верхней части получить.
– Вот цирк, да, Надя? – захохотала Ленка. – То ты с Иркой в одном доме жила, а теперь со мной в одном доме живешь.
Что тут было такого смешного, Алена понять не смогла, но, видимо, другие девушки смогли, потому что они тоже расхохотались, громко и буйно, а потом блондинка номер два, которую, как выяснилось, звали Надей, продолжила:
– Я иногда встречала знакомых девок с нашего двора, так они говорили, что Ирка мед закончила, замуж вышла, потом развелась, на работу на хорошую устроилась – в какой-то салон косметический. Он вроде бы так и называется – «Красотка», как кино, где Джулия Робертс. Там молодых красоток из старых уродин делают. Вадька тоже вроде бы мединститут окончил, только я не слышала, чтобы из него какой-то толк вышел. По молодости лет он по богатым бабам шлялся да и мужиками не брезговал, потаскуха несчастная, бисексуал долбаный, а Ирка – она простая, конкретная и очень деловая девка. Она в своем салоне и так хорошо зарабатывала, а тут еще и Холстина подцепила. Вот это везуха! Правду говорят: деньги к деньгам. Теперь Вадька таскаться с кем попало перестал, строит из себя хорошего мальчика, сидит тут при сестричке, охраняет ее и бережет для Холстина. Конечно, он же сундук с деньгами, его упустить нельзя! Точно тебе говорю – Вадька его не упустит.
Вода из крана лилась и лилась, Алена замерла, забыв о ней, и слушала во все уши. Кто из литературных персонажей говорил, что, подслушивая, можно узнать немало для себя интересного? Да кто бы ни говорил, никакая это не литературная, а самая что ни на есть расхожая житейская премудрость!
Значит, Ирина работает в салоне «Красотка»… Самое известное и дорогое (знатным писательницам не по карману) косметическое заведеньице в городе! Находится оно на Ошаре, в новых элитках, в одном здании с банком «Юпитер» и юридической консультацией. Обе фирмы принадлежат москвичам, однако «Красотка» вроде бы еще осталась во владении нижегородской бизнесвумен (или бизнесменши, как чаще говорят). По слухам, там и вправду из старого лица запросто сделают новое, в смысле – молодое. Директриса и хозяйка, а заодно и ведущий косметолог салона – высокомерная (куда там Алене Дмитриевой!), будто Снежная королева, и великовозрастная (Алене Дмитриевой до нее, к счастью, еще далеко!) дама, у которой, попади она даже под автомобиль, ни один мускул в лице не дрогнет, и не потому, что у нее нервы стальные, а потому, что все лицо испещрено инъекциями ботокса. Этот самый ботокс она пропагандирует в своих многочисленных интервью по ТВ, в газетах, рекламных листовках и т. д. и т. п. Про Викторию Борисовну Донникову – так зовут Снежную королеву – ходят слухи, будто она жуткая стерва и мымра, три шкуры дерет с сотрудников, не дает им никакой передышки, штрафует за малейшие оплошности, а после третьего замечания со стороны клиентов увольняет по статье, но все равно, устроиться к ней в салон – тьма желающих. Престижное место, хорошая зарплата, в салоне применяются все новейшие достижения, специалисты постоянно ездят на модные выставки и учатся на курсах не только в Москве, но даже в Берлине и Париже, а главное, клиент там настолько богатый, что отваливает щедрые чаевые «девушкам». Если Ирина Покровская работает у Донниковой, это говорит либо о ее высоком профессионализме, либо о редкостной уживчивости, либо об умении прогибаться – а вернее, о том, о другом и третьем сразу.
А может быть, Донникова опасается ее прижимать, зная, кто ее поклонник? Небось, пожалуйся Ирина на свою начальницу, Холстин, раз он такой крутой, в отместку запросто перекупит или прикроет салон, и что тогда будет делать честолюбивая хозяйка «Красотки»?
Да, масса любопытной информации почерпнута нынче во время процесса припудривания носика. Какое счастье, что подружки Алену не замечают! Так увлеклись болтовней, что даже материться меньше стали. Или Алена к их манере ведения беседы просто успела привыкнуть? Вот так еще с полчасика попривыкаешь – и сама начнешь направо и налево «блины» печь!
– Красивые какие у тебя серьги, Ленка! – сменила тему Надя. – Умеешь ты найти такое, чтоб смотрелось лучше всяких брюликов. Мне Сашка подарил, вон, видите, висюльки из белого золота. Ну и кто знает, что это такое? Меня даже мать спросила: что, твой стебарь не мог тебе золотые купить, какие-то железные носишь?
– Белое золото? – восхищенно простонала Ленка. – Ой, я бы не знаю что отдала, чтоб хоть один вечерок такие серьги поносить!
– Один вечерок? Да бери, жалко, что ли? Только потом не забудь отдать, а то из меня Сашка душу вынет и обратно не вернет, – усмехнулась Надя, и подруги быстро обменялись серьгами.
– Да что вы, девки, как школьницы, о какой-то ерунде! – возмутилась татуированная попа. – Тут такие дела, а они – серьги, серьги… Слушай, Надя, неужели эта Ирка так крепко держит Холстина? Меня-то сюда мой Павлик не просто так привез. Думаю, он хочет, чтобы я под Холстина легла. Этот поганый москвич к его сети магазинов подбирается, схавать хочет, как он уже много чего в Нижнем схавал. Нет, я, конечно, на серьезные отношения не рассчитываю, но мы думали, может, мне удастся его в койке умаслить, чтоб Павлика в покое оставил. Хотя бы на время, чтобы успеть деньги собрать и в другую фирму увести.
– Ты вокруг оглянись, – посоветовала многомудрая Надя, удовлетворенно озирая в зеркале мерцающее множество бусинок, струящееся из ее мочек до самых плеч. – Тут таких, как твой Павлик, половина зала, все Холстиным и его командой схаванных. И каждый с собой свою давалку привез, чтобы Холстина ею соблазнить. Но если бы он падал в койку со всеми бабами и девками, кто его домогается, у него член стерся бы от частого употребления. Пустое дело, так своему Павлику и скажи. К тому же он в Ирку по-настоящему влюблен, без дураков. Поняла?
