bannerbannerbanner
Лесная нимфа

Елена Арсеньева
Лесная нимфа

Полная версия

1985 год

Диме Анненскому через полгода исполнялось семнадцать, а выглядел он от силы четырнадцатилетним, совсем мальчиком. Разговор начала, по уговору, Лариса – обычный разговор инспектора комиссии по делам несовершеннолетних с подростком, стоящим на учете.

Дима отвечал на ее неторопливые, спокойные вопросы быстро, нервно, изо всех сил стараясь не коситься на Наталью, сидевшую за другим столом и делавшую вид, что ее не очень интересует эта беседа и она занята совсем другим делом. Она хотела, чтобы Дима расслабился, освоился, но тот безошибочно чуял исходившую от нее опасность, был насторожен и не скрывал своей неприязни.

Одет Дима был небрежно. Наталья знала, что они с матерью живут очень скромно. Прошлую кражу парень совершил не только из-за сигарет: рассчитывал, что в киоске осталась несданная выручка, хотел купить себе новые брюки, он стыдился носить чиненые. Лариса рассказывала об этом с долей сочувствия, а Наталья подумала, что попытаться заработать Диме и в голову не пришло. Он предпочел кражу.

– Отец не приходит? – тем временем осторожно спрашивала Лариса.

Дима мотнул головой.

– Деньги дает матери?

Дима дернул плечом: какие, мол, это деньги!

– А ты хотел бы его увидеть?

Дима слегка искривил краешек рта.

Отец его служил несколько лет назад в милиции, в отделении вневедомственной охраны, был второй раз женат, воспитывал дочь жены от первого брака и свою дочь – сводную младшую сестру Димы. Судьбой парня не интересовался. Едва узнав, что сын арестован, бросился к следователю, который вел это дело. Думали, озаботился судьбой мальчика, но оказалось: если несовершеннолетний взят под стражу, родители имеют право не платить алименты на его содержание… По рапорту возмущенного следователя отец Димы Анненского был отстранен от службы.

– Дима, – сказала Наталья, надеясь незаметно подвести разговор к главному, но, повинуясь вызову его затравленного взгляда, спросила прямо: – Ты знаешь, что в вашем доме совершена кража?

– Ну? – ответил Дима полувопросительно, крепко берясь за края стула.

– Имей в виду, мы о тебе плохо думать не хотим. Но Масляков утверждает, что совершить кражу мог только ты. Как ты считаешь, почему он так уверен в этом? – продолжала Наталья, решив ничего не скрывать.

Дима помолчал, глядя на нее растерянно, но вот взгляд стал отсутствующим, как будто парень задумался о чем-то куда более важном, чем подозрение в краже. Потом он опустил ресницы и сказал с хмурой, вызывающей насмешливостью:

– А что толку отпираться? Bсe равно не поверите. Ну, грабанули мы вашего паршивого Маслякова. Я и… в общем, два парня и я. Славка Шибейко и Витька Косихин их зовут.

В протоколе допроса Димы Анненского было записано следующее:

«Я не хотел совершать преступление, но как-то, несколько дней назад, я проходил мимо дома № 18 по нашей улице Пригородной, и из дома вышли Витя Косихин и Слава Шибейко. Косихин живет в этом доме, в десятой квартире, а Шибейко где-то за оврагом, не знаю точно. Косихин предложил мне пойти с ними обокрасть квартиру, сказав, что есть ключи, назвал номер дома, где я живу, 16а, но в какую квартиру идти, не говорил. Ключи я раньше видел у Косихина, большую связку, штук 15. Все разные. На следующий день Косихин и Шибейко на практику не пошли. Учатся они в школе № 89, Шибейко перешел в седьмой, а Косихин в восьмой класс. Мы встретились около трансформаторной будки напротив нашего дома. Мы вошли в подъезд, поднялись вместе на третий этаж. Мне Витька Косихин велел стоять на васаре, а сам со Славкой поднялся на этаж выше. Я слышал, как гремели ключи, ребята долго возились, но не знаю, около какой двери. Они вышли быстро. У Косихина в руках были черные вельветовые брюки с фирменной наклейкой, а у Шубейко – магнитофон. Фломастеров я не видел. Какой марки магнитофон, не обратил внимания. Мне ничего не дали, да я б и не взял…»

…Вечером наконец-то позвонил Никита.

– Наташка! – произнес он очень серьезным голосом. – Привет.

– Никитка! – таким же тоном ответила Наталья. – Привет.

Было время, когда эта интонация ее обманывала и она ждала: ну вот сейчас ему надоест болтать и ерничать, и он наконец скажет ей… Теперь уж больше не ждала.

– Это не ты подняла трезвон позавчера ночью? – спросил Никита глуховато, и Наталья представила, как он, зажав трубку плечом, пытается подтянуть к себе кресло, чтобы усесться поудобнее.

– Когда? Позавчера? Среди ночи? Да бог с тобой! С какой бы это радости? – пожала плечами Наталья, и голос ее прозвучал вполне убедительно: вот удивилась, вот подняла брови, вот пожала плечами…

– Ты извини, слушай, я только сейчас вспомнил, что мы как раз позавчера договорились созвониться, – с некоторой виноватостью сказал Никита.

– Ну, у тебя совершенно замечательная память! Я даже и не помню, чтобы мы сговаривались.

– Значит, не ты звонила? – печально повторил Никита. – А я-то подумал… Даже на душе легче стало.

Год назад в ответ на такие слова Наталья разразилась бы потоком слез и нежностей, но сейчас – не год назад, к тому же она отлично помнила отнюдь не угнетенный, а просто сонный голос Никиты, а поэтому опять легко соврала:

– Нет, мне и в голову не пришло. Извини, что разочаровала. – И, словно доиграв обязательное вступление, спросила наконец о том, что волновало: – У тебя что-то произошло?

– Мы нашли ту женщину… помнишь, я тебе говорил? Катерина Долинина, на станции Садовая.

– Санитарка из областной? Конечно, помню. В мае, кажется, было заявление об исчезновении?

– Да, в мае. Так вот, нашли ее.

– Ее? Или…

– Или. Это что-то ужасное. Почти два месяца прошло, да и погода… Убили, судя по всему, ударами по голове, а потом закрыли труп кочками. Кочки, знаешь, аккуратно так срезали метров за сто оттуда, носили, закладывали… Место там вроде обжитое: дачные участки недалеко, а этот ложок нехоженый. Или заманили туда, или затащили уже мертвой. Теперь чесать частым гребнем по станции.

– Что-нибудь уже есть?

– Да есть кое-что… Может, я ошибаюсь, но похоже, что там мелкие, как твоя Лариса говорит, орудовали. Так что, Наташка, не исключено, будем вместе работать.

– Ничего, переживем и это.

– А ты молодец! – с язвительным одобрением сказал Никита. – Прогрессируешь. Голос абсолютно чужой. Даже мурашки бегут.

– У тебя?! – на этот раз Наталья воскликнула с искренним изумлением. – Мурашки?!

– Ну ладно, – с хрупким спокойствием произнес он. – Прекратим этот детский лепет. Как работа?

– Ну, на работе у меня именно детский лепет! Новое дело, причем абсолютно без проблем. Кража. Потерпевший с ходу назвал предполагаемого преступника: шестнадцать лет, недавно из колонии. Тот мигом во всем сознается, называет двоих соучастников, иди и бери их…

– Ну и чем ты недовольна? – В голосе Никиты холодок, его не смягчить показным интересом. Наталья чувствовала, что сейчас волнует его только убийство в том станционном поселке и, как ни странно, ее равнодушие. Именно равнодушие! Прозвучи в голосе Натальи хоть нотка тоски, задрожи он от накопившихся слез – и Никита мгновенно изменится, прибавится у него уверенности в себе, опять сможет неделями не звонить, не встречаться.

– Чем недовольна? Ну, например, тем, что Дима Анненский… этот герой моего романа, ты понял?

– Я понял, – ответил Никита. – Так что Дима Анненский?

– Парень был в колонии, уму-разуму его там хоть немного, но обучили. Верно? И он идет на кражу в свой же дом! В другой, правда, подъезд, но все же. Неосторожно.

– А может быть, ты переоцениваешь его интеллект? Уж этим-то юноша не блещет, так?

– Не блещет. Но…

– Но и на старуху бывает проруха. А какие у нашего Димы отношения с пострадавшим?

– Плохие отношения. Хуже некуда. У того четкая уверенность: раз человек оступился – охромел на всю жизнь.

– Ну а Дима твой мог решиться насолить этому типу?

Наталья вспомнила затравленный взгляд юноши, его острые локти, сжатые в кулаки пальцы…

– Не знаю. Он напуганный какой-то.

– Понятно, с комплексами. От таких только и жди. Ну, с этим пунктом покончили? Дальше?

– Дальше. Соучастники – младше Димы один на два, другой на три года. Причем по его рассказу получается, что они ему просто так сказали: «Пойдем ограбим квартиру» – и он пошел. Кстати, вопреки твоей отмстительной теории, не знал, в какую квартиру пойдут.

– Он такой слабовольный, что ли?

– Да сама не пойму, – повторила Наталья. – Разговаривали пока только один раз, а он такой, говорю тебе, замкнутый… как замок!

– Очень оригинально, – восхитился Никита. – Браво! Сама придумала?.. Ты с его родителями-то встречалась?

– Хотела сегодня вечером, но мать на дежурстве, она на две ставки работает, придется, видимо, прямо в больницу к ней идти. Она санитарка в областной.

– Да? Скажи-ка мне ее имя. Катерина-то моя Долинина тоже из областной. Вот видишь, Наташка, наше сотрудничество уже началось. А теперь расскажи, как там моя подруга Лидочка в своем шестом отряде?

Наши дни

– Не хочется уходить…

– Но надо.

– Все-то ты знаешь!

– Не все.

– Да и ладно. Зачем тебе все? Меньше знаешь – крепче спишь.

– Иначе говоря, во многом знании многая печаль.

– Как красиво… Я слышал это выражение, но чаще говорят – во многом знании много печали. Совсем другое дело.

– Да, совсем другой вкус слова.

– Черт! Вкус слова! Ну почему только ты так говоришь?!

– Да как – так?

– Ну так… я даже просто от этих слов завожусь, хотя и сил больше нет, и времени.

– Это потому, что ты – мыслящее существо. Только мыслящее существо может заводиться оттого, что женщина говорит – во многом знании многая печаль, а не – много печали. Нормальный мужик завелся бы оттого, что его рука лежит у нее на самом неприличном месте, и оно все мокрое от его… пота, скажем так.

 

– Издеваешься, да? Никакой нормальный мужик не завелся бы вообще ни от чего после того, что ты с ним только что проделала. А если бы завелся, то не раньше чем через час крепкого, здорового сна. Но надо идти.

– Твое полотенце желтое. Желтое! Ты способен отличить желтое от оранжевого?

– А что, в прошлый раз я опять что-то от чего-то не отличил?

– Ну да. Синее от зеленого.

– Тебе нужно вешать в ванной полотенца контрастных цветов. Если твое – синее, то мое должно быть желтое. Если твое – оранжевое, то мое – зеленое. А так… синее-зеленое, желтое-оранжевое… очень просто перепутать. У меня вообще в глазах темно, я ничего не вижу, а ты мне тесты какие-то цветовые устраиваешь.

– Это у тебя не в глазах темно. Это в комнате темно. Вот сейчас включу свет, и…

– Нет, не нужно, из коридора достаточно света, не включай. Слушай, а если я снова перепутаю полотенца, ты что, рассердишься?

– Да нет, но… почему ты их перепутаешь-то?

– Ну ты понимаешь… мне приятно твоим полотенцем вытираться. Как будто ты меня еще обнимаешь… Нет, погоди, не трогай меня, не целуй, я больше ничего не могу… Или могу?..

Дракончег ушел поздно. Или рано – это уж как посмотреть. Летом в эту пору уже начало бы светать. Хорошо, что зима. Кажется, что ночь будет длиться еще долго-долго и на самом деле не так уж и рано. В смысле, поздно.

Алена немножко постояла у двери, глядя, как он спускается, подняв к ней лицо и сонно, блаженно улыбаясь, а потом, когда он скрылся внизу, тихонько заперла дверь. И сразу ринулась в спальню – посмотреть, как Дракончег будет уезжать. Она обычно ждала его у окна – любила смотреть, как медленно, бесшумно, таинственно черная «Хонда» прокрадывается во двор. Сразу начинало ощутимо потряхивать, аж мурашки по коже бежали, и ощущение счастья, обычного, такого примитивного и такого возвышенного плотского счастья, начинало играть в теле, как пузырьки в шампанском. По аналогии, она должна была ощущать глубокую печаль, глядя, как он уходит, однако ничего такого не ощущала: слишком устала и ужасно, просто неодолимо хотела спать. Ее аж пошатывало, когда она, спотыкаясь о раскиданные подушки и сползшее с постели одеяло, скользя на покрывале и своих валявшихся там и сям одежках (медленно раздеваться и аккуратно разбирать постель отчего-то никогда не получалось, с порога начиналась яростная любовная битва, отчего после ухода Дракончега Аленина спальня сильно напоминала поле боя), пыталась пробраться к окну. Пришлось включить бра у изголовья кровати. То, что происходит на улице, хуже видно не стало, а если Дракончег разглядит ее силуэт в окне, может, ему будет приятно: вот, мол, любимая женщина (ну ладно, просто любовница, но это те самые несущественные детали, которыми, строго говоря, можно и пренебречь) смотрит ему вслед, не в силах с ним расстаться… Ох уж эти прелестные мелочи, все эти тонкости, оттенки чувств и отношений, какое же в них очарование скрыто, сколько утонченной радости они доставляют, как много значат для сердца влюбленного – и какой пустотой никчемушной кажутся для остывшей души…

Она видела, как Дракончег подошел к своей «Хонде», взглянул на Аленино окно, махнул рукой – ага, увидел! Выключил сигнализацию – и Алена увидела, как в это мгновение что-то мелькнуло за ветровым стеклом машины, стоявшей чуть поодаль, почти на выезде из двора. На миг мелькнула бредовая мысль, что Дракончегов пульт нечаянно – ну мало ли какие причуды случаются у сложносочиненной техники! – включил сигнализацию соседнего автомобиля, и сейчас раздастся заполошное завыванье, которое перебудит всех соседей. Ну, из-за полной технической безграмотности нашей героини ей порой лезло в голову что-то такое… несусветное и нереальное.

Разумеется, ничего подобного не произошло. Во дворе по-прежнему было тихо. Огонечек снова мигнул, и еще раз. Ну и пусть себе мигает, если это никому не мешает. Алена и забыла о нем, умиленно наблюдая, как Дракончег, еще раз махнув ее светящемуся окошку, тихонько выехал из двора. Прощально мелькнули красные огоньки задних фар «Хонды», ответил огонек за ветровым стеклом неизвестной машины.

Повинуясь странной аналогии, Алена вернулась из спальни в гостиную, подошла к тумбочке, на которой стояла в цветочном горшке маленькая, нежно пахнущая хвоей пихта, купленная к Новому году, и включила гирлянду, которая составляла главное и чуть ли не единственное украшение этой новогодней, с позволения сказать, елки.

Бог ты мой, а ведь сегодня старый Новый год! Алена совершенно про это забыла. Не вспомнил и Дракончег, может быть, поэтому они пили мартини, а не шампанское. С другой стороны, шампанское никто из них не любил.

– Как встретишь год, так и проведешь, – разнеженно улыбнулась Алена. – Неплохо бы, конечно!

Она взялась за бокалы, чтобы отнести их на кухню, но тут зазвонил телефон. Городской.

Да кто бы это в такую пору?! Ошибка, наверное. Но трубку придется снять: даже приглушенный звонок ее аппарата кажется в глухой ночной тишине оглушительным.

– Алло.

– Доброе утро, писательница.

Хм, кто бы это мог быть? Судя по веселенькому обращению, человек из числа ее знакомых, но голос что-то не узнается.

– Доброе утро или доброй ночи, не знаю даже, чего пожелать.

– Намекаешь, что разбудил? Да ну, ерунда. Я же знаю, что ты не спишь.

Совершенно незнакомый голос, однако. Вдобавок говорит человек очень тихо, чуть ли не шепотом.

– Э-э… Извините, а это кто, я что-то не узнаю…

– Кто я, совершенно неважно. Важно другое – почему я знаю, что ты не спишь.

– Ну и почему, интересно? – спросила Алена, начиная раздражаться.

– Потому что я смотрю на твои окна и вижу, как ты там снуешь туда-сюда.

Какого черта?!

Алена шагнула к выключателю. Свет погас.

Быстро вернулась к окну.

Что, какой-то весельчак из дома напротив узнал ее телефон и решил поразвлечься?

– Ну, теперь уже неважно, горит свет или нет, – хмыкнул голос в трубке. – Главное я все же увидел. А главное состоит в том, что от тебя ночью уехал молодой любовничек на «Хонде», номер которой я заснял на фото.

Какого черта?!

– Де-е-е-елать нечего-о? – как можно более протяжно зевнула Алена в трубку. – Спокойной ночи.

– Погоди, погоди! – усмехнулся голос. – Ты правильно делаешь, что не начинаешь бормотать: у меня, мол, никого не было, я не я и бородавка не моя. Я узнал твой адрес и приехал просто так, из любопытства, посмотреть, где такие наблюдательные писательницы проживают. А в такую пору появился просто потому, что люблю ездить по ночам. Меньше глазок любопытных сверкает. И просто обратил внимание, как таинственно выбрался из подъезда, в котором находится твоя квартира, томно потягивающийся и зевающий молчел. Ну рассуди логически – ты же, по определению, должна уметь логически мыслить, как детективщица! – откуда среди ночи может топать зевающий и томно потягивающийся молчел? Пожалуй, что от любовницы. А ведь она непременно должна посмотреть ему вслед – женщины до одури сентиментальны, не раз и не два в этом убеждался на собственном опыте. И правда! Вспыхнул свет в окошке, возник в том окошке женский силуэт… Но самое любопытное, что возник он именно в окошке вычисленной мной квартиры писательницы Алены Дмитриевой. А дама наша не замужем. Значит, к ней по ночам любовники наезжают. Ну что ж, дело само по себе хорошее, но ведь парень-то откровенно ее моложе – раз, а во-вторых, холостой-одинокий вряд ли вылезет зимней морозной ночью из постели дамы сердца… если только не надо возвращаться домой, к жене. Значит, молчел женат. Значит, имеют место быть прелюбодеяние, адюльтер и все прочие прелести неприличной жизни. И тогда я достал свой айфончик – а камера в нем отличная! – и запечатлел отъезд «Хонды» с сакраментальным номером.

Так вот что значили эти вспышки за стеклом неизвестного автомобиля!

– Ну и зачем вам это нужно, позвольте полюбопытствовать? – наконец прорвалась Алена сквозь это непрерывное токованье – в самом деле, незнакомец напоминал ей тетерева на токовище в этом откровенном любовании собой и страсти упиваться каждым словом.

– Ну, доставьте мне удовольствие, напрягите же свою знаменитую логику, не все же вам моей восхищаться! – хмыкнул незнакомец.

– Восхищаться! – сквозь зубы повторила Алена с понятным даже идиоту выражением.

Собеседник так и закатился:

– Ага, ага!

– Извините, – сказала Алена, – я слишком хочу спать, чтобы напрягать свою логику. Поэтому удовольствия я вам не доставлю, вы уж простите…

– Конечно, конечно! – торопливо заговорил он. – Не хотите – я сам расскажу, зачем это мне нужно. По номеру автомобиля я выясню фамилию и адрес владельца. У меня есть знакомые в ГИБДД, это мне запросто. Ну вот… а потом я вручу его жене некое послание, к которому будут приложены эти фотки. Суть послания будет заключаться в том, что ее муж по ночам ездит по такому-то адресу к своей любовнице, довольно известной писательнице.

– Что за придурок! – высокомерно воскликнула Алена и бросила трубку.

С ненавистью поглядела в окно. Вот вызвать сейчас милицию, сказать, что под ее окном стоит автомобиль, оттуда звонят и говорят всякие гадости. Но пока милиция приедет – если вообще приедет! – этот тип смоется, вот и все.

Словно в ответ, автомобиль медленно пополз со двора и скрылся из виду.

– Чтоб ты провалился, – сквозь зубы пожелала Алена.

Настроение было испорчено. Да и понятно, почему! Получив такое послание, жена Дракончега непременно покажет его супругу. Разумеется, он будет все отрицать – да мало ли в какой двор он мог заезжать и зачем?! Если эта женщина разумна, она не даст волю своей ревности. Если даст – легко выяснить, что вышеназванная писательница и в самом деле живет по такому-то адресу. Это уже довод в пользу правдивости доноса. Ревность сжигает душу, ее пожар остановить просто невозможно. Что, если жена Дракончега наймет частного детектива, чтобы тот опроверг или подтвердил донос? Он может пройтись по соседям… Дракончег не всегда приезжал ночью, днем-то его автомобиль определенно кто-то видел, запомнил…

Алена ни единого мгновения не боялась за свою репутацию. Невозможно бояться за то, чего нет. Но Дракончег! Если ситуация развернется так, как подсказывает пресловутая логика, он запросто может прекратить встречаться с Аленой. На время или навсегда. В конце концов, всякая страсть преодолима, даже та, что кажется неодолимой. Уж Алене ли этого не знать…

Конечно, это не смертельно. Уж если она смогла выкинуть из сердца Игоря, который был единственным, то Дракончег, по большому счету, лишь один из многих.

Разумная и трезвая мысль не принесла утешения. Ей будет плохо без него. Ему будет плохо без нее. И только потому, что какой-то поганый любитель совать нос в чужие дела…

Что делать? Принять это всерьез? Предупредить Дракончега? А может быть, это не шантаж, а просто дешевенький розыгрыш? Ну мало ли что там могло мигать, за стеклом? Но кому бы этак мерзко разыгрывать Алену? Мало ли… На самом деле мало, но… вдруг просто кто-то из соседей решил, не побоимся этого жуткого слова, приколоться? Она же в марках машин не разбирается, не отличит одну от другой, совершенно не представляет, какое авто кому принадлежит, она даже не знает большинство своих соседей по именам и фамилиям! Живет как в лесу, вернее, как в пустыне, окружающие интересуют ее настолько мало, что это даже кажется неправдоподобным!

Нет, Дракончегу звонить не стоит, это факт.

Телефон снова затрезвонил. Рука непроизвольно потянулась к трубке.

Нет. Не надо. Если все же какой-то деловой звонок – фантастика, конечно, деловой звонок в четвертом часу утра, но напряжем воображение! – этот человек может оставить сообщение на автоответчике.

Автоответчик включился. Гудки, трубка положена, тишина.

Так, понятно, это был он.

Ну, может, допетрит, что Алена не желает обращать внимания на его гнусные игры, и отвяжется?

Снова звонок.

Не допетрил, значит.

Не нужно поднимать трубку. Не нужно. Но ведь… но ведь это касается не только ее. Если ей шантаж ни жизнь, ни репутацию не испортит, то Дракончегу может – и очень сильно.

– Алло…

– Ага, – с чувством глубокого удовлетворения произнес ненавистный тихий голос, – вижу, ты пораскинула мозгами и поняла, что если тебе навредить сложно, то хахалю твоему – легко. А ведь ты можешь и себя и его избавить от неприятностей легко и непринужденно. Нет, нет, я не вульгарный шантажист, деньги мне не нужны, мне нужна информация.

– Какая еще информация? – ошеломленно пробормотала Алена. – Вы меня ни с кем не перепутали?!

– Нет, если ты – Бэкингем и Молинете.

Она онемела.

– Молчание – знак согласия, – хихикнуло в трубке. – Так вот, мне нужна информация о том мудаке, который вчера около «Этажей» гвоздем испакостил новый лехус. Поняла? Только не пыли, будто номер и марку его авто не запомнила. Цвет помнишь, внешний вид помнишь, а главное, ты же наверняка запомнила рожу этого гада и можешь нарисовать мне его словесный портрет.

 

– Да я его практически не видела, я ничего не помню! – воскликнула Алена, охрипнув от ужаса.

– Даю тебе два дня, чтобы осознать последствия и вспомнить, – проговорил незнакомец холодно. – Потом – пеняй на себя. Жизнь твоему парню я испорчу, это точно. И кстати… думаешь, я не смогу не только морально, но и физически освежить твою память?

– То есть как? – тупо пробормотала Алена.

– Дура? – спросил он с явным недоумением. – Не понимаешь? Конечно, тебе нравятся молодые любовники, но если несколько членов начнут драть тебя во все дырки в течение нескольких часов, вряд ли ты будешь кончать… раньше скончаешься. Но еще раньше скажешь мне все. Только… толку для тебя лично от этого уже не будет. Так что давай, колись, тетка.

И незнакомец бросил трубку.

Хотя… почему такой уж незнакомец? Кое-что о нем Алена все же знала. Ник его форумский – Внеформата.

И больше ни-че-го…

1  2  3  4  5  6  7  8  9  10  11  12  13  14  15  16  17  18  19 
Рейтинг@Mail.ru