Елена Андреевна Тюрина
Заговор Высокомерных
Глава III
Олег варил кофе, соблазнительный аромат которого окончательно рассеял утреннюю сонливость его супруги. Мила, еще облаченная в атласную пижаму, сидела тут же на кухне за ноутбуком и думала, что у нее не просто муж, а поистине подарок судьбы. Еще бы, Лалин уже успел отвезти сына в детский сад и теперь готовил завтрак. На работу оба могли не спешить, особенно Мила, которая вообще сегодня рассчитывала остаться дома и потрудиться удаленно.
Пока муж возился с кофеваркой, молодая женщина просматривала ответы на форуме, куда вчера выставила фото драгоценности из его сейфа. «Это одна из самых дорогих наград Российской империи – Бриллиантовый знак ордена Святого апостола Андрея Первозванного. Стоимость такого экземпляра доходит до пяти миллионов долларов! Однако желающие приобрести орден в свою коллекцию вряд ли смогут это сделать. Уж слишком коллекционеры ценят эту жемчужину» – говорилось в комментарии, оставленном неким Гошей.
Мила тут же вбила в поисковую строку полное название ордена. «Императорский орден Святого апостола Андрея Первозванного – первый по времени учреждения российский орден, высшая награда Российской империи до 1917 года. В 1998 году орден был восстановлен как высшая награда Российской Федерации. Знаки ордена Андрея Первозванного состояли из двух частей. Во-первых, это знак-крест, основным изображением которого был Святой Андрей Первозванный, распятый, по преданию, на кресте Х-образной конфигурации; на четырех концах креста буквы: S.A.P.R., что означает лат. Sanctus Andreus Patronus Russiae – святой Андрей покровитель России. Знак носился около бедра на широкой шелковой голубой ленте через правое плечо, из-за чего его обладателей также называли Cordon bleu. Второй частью ордена являлась серебряная восьмилучевая звезда с помещенным в ее центральном медальоне девизом ордена «За веру и верность». Звезда носилась на левой стороне груди выше всех остальных наград. В особо торжественных случаях знак ордена носился на груди на покрытой разноцветными эмалями золотой фигурной цепи. Орден Андрея Первозванного единственный из всех российских орденов имел цепь. Всего за время существования ордена его кавалерами стали, по разным источникам, от 900 до 1100 человек», – сообщала всезнающая Википедия.
«Выходит, в сейфе у Олега хранится часть этого ордена. Но откуда у Лалина могла оказаться такая дорогая и редкая вещь?» – размышляла журналистка.
– Ваш кофе, сударыня, – прозвучал над ее головой голос супруга.
В фартуке-фраке Лалин походил на гламурного официанта. Сходства добавляла белая рубашка и строгие черные брюки, а также широкая улыбка во все тридцать два.
– Благодарю вас, – прыснула Мила, едва сдерживая смех и все-таки успев свернуть вкладку с информацией об ордене.
– Что читаешь?
– Перечитываю свой материал про Шарлеруа.
– Про кондитера? – уточнил Олег.
– Да… – сосредоточенно протянула Мила.
Теперь она на самом деле пробегала глазами готовую статью, скользя пальцем по колесику мышки.
– И что, ты все-таки надумала заниматься поисками рецепта? – с ноткой насмешки в голосе поинтересовался Олег.
Журналистка фыркнула.
– Нет, конечно! За кого ты меня принимаешь? Буду создавать видимость того, что занимаюсь этим. Думаю, скоро кондитер сам отстанет. А знаешь, мне кажется, он что-то темнит. И вообще этот француз – настоящий извращенец.
– Почему?
– Он снимает свои встречи с любовницей на видео. Думаю, она об этом не знает.
– Вообще-то видеосъемка без согласия одного из участников тянет на статью, – заметил Олег. – Но ты-то почему в курсе?
– Вот что я обнаружила у него в телефоне.
Мила взяла со стола гаджет и включила запись.
– Ты что копалась в его мобильном? – пораженно уставился на нее Лалин.
– Мне же нужно было знать, как выглядит его любовница, – пожала плечами журналистка. – А фотографий там не оказалось.
– Ну ты даешь… Еще не ясно, кто из вас извращенец.
С верхнего правого ракурса были сняты мужчина, в котором без труда можно было узнать Оливье де Шарлеруа, и полуобнаженная светловолосая женщина. Он лежал на диване, а она оседлала его бедра. Судя по беспорядку в его одежде, а также по тому, что кружевное нижнее белье и чулки остались на хозяйке, страсть нахлынула на этих двоих внезапным порывом. В какой-то момент блондинка откинула голову назад так, что стало видно ее лицо. Стоит отметить – очень красивое лицо! Да и тело у дамы было выше всяких похвал.
– Даша? – удивленно воскликнул Олег, после чего брезгливо поморщился и отвел глаза. – Выключи ты это.
– Что еще за Даша? Ты ее знаешь?
– Это Дарья Лисневская. Мы покупали тебе машину в ее автосалоне, помнишь?
Как же не помнить. Автомобиль был новогодним подарком Олега в первый год их совместной жизни. Мила как раз тогда была беременна сыном. И эту Дарью она прекрасно помнила, правда, в таком виде вряд ли бы узнала. Владелица автосалона запомнилась ей, как очень стильная и, без преувеличения, красивая молодая женщина, всего на пару лет старше нее самой.
– Жена моего клиента, – продолжал тем временем Лалин. – Мы с ней вместе учились в музыкальной школе.
– Ого! А что она за человек?
– Ну как сказать… Думаю, стащить рецепт она вполне могла бы. Только зачем? Разве что хотела подшутить над этим психом.
Было заметно, что Олег помрачнел. Эротическое видео с Дарьей Лисневской в главной роли являлось тому причиной или что-то другое? Ответа на этот вопрос Мила не знала.
– Она тоже пианистка? – поинтересовалась журналистка.
Дело в том, что ее супруг в юности, до того, как податься в силовые структуры, был очень успешным музыкантом и обладателем множества наград престижных музыкальных конкурсов. В сущности, музыка и стала причиной их знакомства – Мила, тогда еще студентка, брала интервью у молодого музыканта Олега Лалина.
– Нет, она пела. У нее чудесное сопрано.
– А кто ее муж?
– Один депутат.
– Мне надо с ней встретиться, – вдруг заявила Мила. – Может под предлогом покупки новой машины? Или интервью?
– Да ну. Зачем?
– Ты же говоришь, что она способна взять рецепт.
Олег скептически покачал головой и скрестил руки на груди.
– И что ты ей скажешь? Объявишь замужней женщине, что ты в курсе ее шашней с другим? Еще и видео предъявишь?
– Мда… Ты прав, – с неохотой согласилась Мила. – А ты вообще хорошо ее знаешь?
– Достаточно хорошо, – после короткой паузы произнес Лалин, и добавил: – Мы в юности встречались. Но ничего серьезного. Это были просто юношеские отношения.
– Да? У вас ничего не было? – уточнила молодая женщина.
Олег замялся и ответил не сразу.
– Ну… Было. Один раз.
Видя в глазах супруги нарастающее возмущение, все-таки решил уточнить:
– Мы как-то целовались у нее дома, и она предложила попробовать… Короче, мы, как бы, друг у друга были первыми.
Говорить такое жене как раз не следовало. Но это Лалин понял, когда уже было поздно.
– Ничего себе, Олег! И ты считаешь, что это «ничего серьезного»? – взорвалась Мила.
Она подскочила с места и бросилась судорожно мыть чашку из-под кофе, словно сейчас это было жуть каким важным делом.
– Господи, зачем я тебе вообще это рассказал, – вздохнул Лалин и закатил глаза. – Нам тогда было по семнадцать лет.
– Какая разница? Может для тебя это и ничего серьезного! А для женщин такие вещи очень важны! Почему ты раньше мне этого не говорил?
Мила сама себя не узнавала. Вообще-то она редко ревновала мужа, поскольку была в нем уверена на все сто процентов. Но мысль о том, что Олег общается с этой, – журналистка даже слов не находила, как ее теперь назвать, – затуманивала разум бешеной яростью.
***
Маленькую Ксюшу Волговскую судьба в лице театральной актрисы Николетты Рейнхарт увозила все дальше от родины. После путешествия на поезде, казавшегося девочке бесконечно долгим, они остановились в большом доме. Женщина, называвшая себя ее матерью, ничего Ксении не объясняла, а сама девочка спрашивать стеснялась. Да и устала с дороги очень. Поэтому с аппетитом поела принесенных ей прямо в спальню свежеиспеченных булочек и выпила теплого молока.
Этот дом ей нравился. Он был почти таким же большим, как их с отцом усадьба. Так приятно было ступать босыми ножками по гладкому деревянному полу! И вообще здесь ароматно пахло деревом и выпечкой! Когда они только вошли, Ксения увидела в гостиной большой камин, в котором трещали дрова. Сейчас девочка подбежала к окну и привстала на носочки, чтобы лучше видеть все, что происходит снаружи. Снег валил, укрывая белой шубой двор и деревья. От восторга перехватило дыхание так, что выдох застыл в горле. Ксюша не смела пошевелиться. Когда послышались шаги, девочка стремительно юркнула под одеяло и притворилась спящей. Дверь отворилась, и Ксения услышала голос пожилой хозяйки дома. Та, когда представлялась, просила называть ее пани Зося. Какое же странное имя! Хотя у ее так называемой матушки тоже имя удивительное…
– Спить, – прошептала пани Зося. – I вы лягайте. Чи ще чогось бажаете? Може вам водицi принести2?
– Нет, спасибо, – последовал тихий ответ.
– Ох, яка ж у вас дитинка гарненька! Ви i самi красивi, немов лялечка, а дiвчинка – ну янголятко, i все тут!3
Когда двери снова прикрыли, Ксения высунула свою белокурую головку. И все-таки очень необычные здесь были люди! Говорили непонятно. Вроде бы и на русском, но не так, как положено.
Ксения, конечно же, не могла знать, что они теперь в Украине. Роскошный барский дом под Киевом, в котором они остановились, когда-то принадлежал одному екатерининскому соратнику, политическому деятелю давно минувших времен. Его фамилию Николетта не разобрала, ибо украинский понимала плохо. Какая-то то ли польская, то ли литовская… Дом был отделан в вычурном, даже несколько помпезном стиле. Такие поместья в Малороссии редко встретишь. Многие из них если и существовали, то быстро растворились во времени или были уничтожены. Очевидно, первый владелец этой усадьбы очень любил роскошь, потому и отстроил для себя практически дворец. Дом с оранжереями и парком мог потягаться в красоте с некоторыми императорскими резиденциями. Кто теперь здесь хозяйничал, что за пани Зося, которая почему-то имела право сдавать комнаты в бывшей барской усадьбе… Николетта, будучи женщиной достаточно осторожной и предусмотрительной, предпочла не расспрашивать о таких вещах. Извозчик, нанятый на вокзале, пообещал, что здесь им с дочерью будет тепло и уютно, а плату за комнаты возьмут не большую, поэтому она и поехала. Должно быть, респектабельный вид молодой дамы, путешествующей с девочкой, вызывал у окружающих уважение и мысль, что она благородных кровей. Сейчас из объятой беспорядками империи многие дворяне подались за границу. Вот и ее принимали за таковую. А то, что без служанки… Так челядь у большинства аристократов разбежалась или была отпущена за неимением средств оплачивать труд слуг.
Убедившись, что дочь заснула, Николетта попрощалась с хозяйкой и вошла в свою комнату. Накинув на плечи шаль, актриса села у стола, на котором печально дрожала единственная свеча. Она размышляла, как быть дальше. Ехать через Польщу в Европу? Но удастся ли? Одной, совсем без поддержки, ей было очень страшно. При дочери держалась, убеждала ее, а заодно и себя, что все будет хорошо. Однако все меньше сама в это верила. Кажется, эта хрупкая двадцатипятилетняя женщина осталась один на один с целым миром. Жестоким и враждебным миром.
Рано утром, когда Николетта, держа за ручку девочку, спускалась по широким каменным ступеням особняка, выложенным в форме полукруга, пани Зося плелась позади и неустанно сокрушалась. Пожилая женщина сама вызвалась помочь с багажом. А расстраивало хозяйку то, что ее гости так быстро покидают дом.
– I не боїтесь ви самi їхати? Зараз лихi часи! Вчора поїзд пограбували та людей порiзали4, – бормотала себе под нос украинка.
Николетта с трудом понимала, что та говорит. И думала о своем. А стоило прислушаться. Ночью актриса проснулась от того, что поезд с визгом затормозил. Такого скрежета она, наверное, не слышала еще ни разу в жизни. Проснулась и напуганная Ксюша. Вообще все пассажиры, которых было не так уж много, всполошились. Кое-как приведя в порядок волосы и накинув шаль, Николетта пододвинула поближе сумки с вещами и выглянула в проход, пытаясь понять, что случилось. Но не увидела ничего кроме нескольких таких же сонных взъерошенных голов. Люди перешептывались, звучали версии об аварии, но, естественно, никто понятия не имел, что произошло.
Наконец двери вагона раздвинулись, впуская внутрь морозный воздух и нескольких мужчин в черных бушлатах. Грохоча по полу тяжелыми сапогами, они шли по проходу и бросали суровые взгляды то на одного, то на другого пассажира. Впереди, должно быть, двигался главный – невысокий мужчина примерно лет сорока. Его и без того грубые черты еще более уродовал страшный шрам на щеке. После его тихих распоряжений некоторых людей, ехавших в поезде, выводили наружу. Когда незнакомец со шрамом остановился возле Николетты, она инстинктивно стянула на груди теплую накидку и незаметно сжала в ладони руку дочери. Девочка смотрела на страшного человека, широко раскрыв напуганные глазенки.
– Ваше имя.
Николетта, поняв, что обращаются к ней, назвала себя.
– Это дочь? – так же сурово осведомился он.
– Да.
– А где муж?
Видя замешательство на лице молодой женщины, человек со шрамом ухмыльнулся.
– Возьмите вещи и выходите из вагона.
– Но зачем? Кто вы и по какому праву…
– Слышала, что сказали? – оскалился на нее стоявший позади остальных парень, у которого отсутствовал передний зуб. – Выполняй!
Впрочем, несмотря на грубость и развязный тон, которым с ней говорили, никто не причинил ей никакого вреда. Командир этих, судя по всему, восставших рабочих, к которому посреди ночи привели Николетту с девочкой, расположился в тускло освещенном кабинете в здании железнодорожной станции. Он не назвал ни какой-либо должности или звания, лишь представился Александром Гавриловичем Григорьевым и посмотрел на актрису заинтересованно. Такой взгляд был давно для нее привычным, еще с юности. Конечно, она знала, что красива. Не просто милая или хорошенькая, а именно ослепительно красивая женщина. Поэтому внимание мужчин было для нее делом обычным и нисколько не льстило.
Ксюша, всегда отстраненная и недоверчивая, теперь жалась к юбке матери. Мужчина, выглядевший лет на тридцать пять, не больше, весело подмигнул девочке, но та на его дружелюбную улыбку не ответила.
Глядя на происходящее, актриса никак не могла понять, в чьи руки попала. За кого эти люди? Сами они ничего не объясняли. А ведь в городах Украины уже тоже было неспокойно. Рабочие еще не выходили на митинги в поддержку петроградских событий, не поднимались против законной власти, но казалось, нужен всего лишь незначительный толчок, чтобы грянули бунты. За привычной размеренной жизнью Киева уже слышно было дыхание революции, еще слабое, но с каждым днем набирающее силу.
– Давайте так, Николетта Федоровна, – произнес командир, вновь смерив ее своими ясными очами. – Вы и ваша дочь останетесь здесь до завтра. Мы отвезем вас, куда пожелаете. А пока вы поужинаете со мной и расскажете, что заставило вас отправиться в это небезопасное путешествие.
Николетта внутренне напряглась. Остаться здесь? Поужинать? Этот… решил, что если она актриса, значит доступна? Молодая женщина ничего не ответила. Выбора у нее, по большому счету, все равно не было – за дверью и по всему зданию маячили его люди.
Глава
IV
– Милка, слышала, кто, скорее всего, будет нашим новым редактором? – вдруг ни с того ни с сего поинтересовался спортивный обозреватель Илья. И сам же ответил на свой вопрос: – Доронин.
– Кто-кто? – рассеяно переспросила журналистка, все внимание которой было сконцентрировано на работе.
– Кирилл Доронин.
Мила подняла голову и теперь пораженно смотрела на коллегу.
– Тогда я точно уволюсь. На последнем курсе университета я участвовала в одном журналистском конкурсе. Он был в жюри и раскритиковал мою работу в пух и прах. Сказал, что в ней нет ни логики, ни смысла. И язык у меня бедный, и тема не актуальная. Просто смешал с грязью. Ненавижу его. Я тогда на полном серьезе собиралась все бросить и стать мастером маникюра. Мне только поддержка Олега помогла не впасть в депрессию.
Илья сочувственно поглядел на молодую женщину.
– Главное, что не бросила. А такое со всеми бывает. Что за тема-то хоть была?
– Проблема бездомных собак и ее решение – отстрел или стерилизация.
– Ну для начинающего журналиста вполне себе нормальная. Актуально. Мой брат на днях жаловался, что из школы ходить мимо гаражей боится – местные собаки на него кидаются.
– Доронин с актуальностью данной проблемы был не согласен. Вот если б я про какую-нибудь звезду написала скандальную статейку…
– Уверяю тебя, – Илья хмыкнул, – ему бы это точно не понравилось. Нормальный он мужик.
– Мужик? – брови Милы взметнулись вверх. – Я была уверена, что ему лет шестьдесят. Его самого я никогда не видела, только комментарий к моей статье читала.
– Да не, ему еще и сорока нет.
То, чего так опасалась Мила, к великому ее разочарованию, таки свершилось. После обеда всех членов редакции собрал у себя учредитель и сообщил, что новым главным редактором их издания будет Кирилл Вадимович Доронин.
Тот начал свой первый рабочий день с планерки, на которой так удобно увидеть весь коллектив и, главное, оценить его работу.
– Поближе познакомимся мы с вами вечером, – объявил редактор. – Приглашаю всех на небольшой фуршет. А пока поработаем.
Мила украдкой рассматривала нового руководителя. Среднего роста, шатен с зелеными глазами, одет в темные джинсы и светлую рубашку. В общем-то, ничего примечательного. Хотя, кто-то ей однажды говорил, что зеленый цвет глаз довольно редок. Вроде бы даже статистика есть о том, что зеленоглазых на планете меньшинство. Ну, разве что это выделяло Кирилла Доронина из толпы. Его фигуру и черты лица нельзя было назвать ни красивыми, ни отталкивающими. Хотя бы пивного живота, – очень распространенного нынче явления у молодых мужчин, – у него не наблюдалось. Явно занимался спортом. И еще приятно пах хорошей туалетной водой. Так и быть, это тоже Мила отнесла к его плюсам. Выходило только два – цвет глаз и приятный аромат. Было бы отлично, если бы бонусом к этому шел еще и профессионализм. Однако, пока о том, насколько хорош их новый главред, как специалист, можно было только догадываться.
Мила уже предвкушала, как молоденькие девчонки-корреспонденты и дамы из отдела корректуры будут перемывать косточки редактору после возвращения с планерки. Наверняка каждая из них уже просканировала Доронина на предмет мужской привлекательности. Главным пунктом, волнующим всех без исключения представительниц прекрасного пола, было наличие или отсутствие обручального кольца. Сама Мила никогда не обращала на это внимания, потому что когда начинала журналистскую карьеру, все ее мысли уже занимал Олег. К слову, у Доронина кольца не было.
Мужчина совершенно не ощущал на себе колючий взгляд с другого конца большого стола для переговоров. Раскинувшись в кожаном кресле и просматривая полосы, Доронин остановил взгляд на интервью с Оливье де Шарлеруа, потом опустил глаза в конец статьи, туда, где стояла подпись автора.
– Хм… «Его Величество Торт»… Литвинова, – Кирилл нахмурился, будто что-то вспоминал. – Знакомая фамилия. А, вы писали про собак. Ну что ж, эта статья уже получше.
Он поднял голову
– Литвинова это кто?
– Это я, – ответила Мила, едва сдерживая клокотавшую внутри обиду и обещая себе завтра же уволиться.
– Милана, если не ошибаюсь?
– Меланья… Романовна, – поправила журналистка.
Ее неприятно царапнул быстрый оценивающий взгляд. После чего Кирилл снова склонился над полосой. Мила тоже опустилась глаза, уставившись в свой блокнот. А когда подняла голову, обнаружила, что ее снова, но теперь уже внимательно рассматривают. Встретившись с ней глазами, Доронин поспешил тотчас вернуться к газете и больше никого из коллектива не трогал до самого конца планерки.
– Не женат и ездит на Ауди, – Мила услышала, как это шепнула подругам девушка из корректуры по имени Светлана. – Возьму его в оборот.
Оказывается, люди в восторге. Молодая женщина с досадой наблюдала за стайкой весело гомонящих коллег, спускавшихся по лестнице.
Оставаться на фуршет Мила, по понятным причинам, не стала. К Олегу на работу она практически бежала. Теперь пожалела, что не взяла машину. Она вообще побаивалась ездить за рулем, хоть и давно водила. А сейчас хотелось скорее оказаться в любимых объятиях и забыть обо всех бедах. Олег обязательно найдет нужные слова, чтобы ее утешить. Он всегда ее поддерживал, всегда был на ее стороне.
Стремясь как можно быстрее увидеть мужа, Мила даже не поздоровалась с его секретаршей, так и застывшей у стола с чашкой кофе в руке. Пронеслась к двери, резко рванула и замерла на пороге. На коленях у Олега сидела эта женщина, как ее… Дарья Лисневская. И они целовались.
Миле сложно было понять, что это – настоящая физическая боль или ей только кажется, что больно? Просто где-то в груди… или в животе? И еще в голове… стало невыносимо больно и пусто. Словно разом все изнутри вырвали.
Наверное, со стороны это было видно. Потому что Катя при взгляде на Милу что называется обмерла. Несколько секунд журналистка безучастно смотрела, как стремительно сменяются эмоции на лице ее супруга. Удивление, растерянность, шок. Потом молодая женщина перевела невидящий взгляд на застывшую поодаль секретаршу, рассеяно нащупала ручку, нажала и вышла из приемной.
Олег подскочил и бросился за женой. Мила направилась к лифту. Ждать не пришлось, двери цвета белого металла сразу разъехались, пропуская ее. Выскочивший в коридор мужчина услышал лишь звук опускавшегося лифта. Лалину пришлось мчаться вниз по лестнице. Господи, какой же длинной она оказалась! Даже если перепрыгивать сразу через несколько ступенек. Выбежав на улицу, он лишь увидел, как Мила садилась в такси. Сам бросился к машине, пошарил в карманах брюк, стоя на ветру в одной рубашке. По щекам бил колкий снег. Ключи и права остались в кабинете, в пиджаке.
***
Закрытое серое платье, неизменная шаль на плечах, пышные светло русые волосы тщательно уложены в простую строгую прическу. Единственным украшением была брошь на платье у горла, так и сверкавшая в свете свечей. Актриса не хотела, чтобы в ее внешности проскальзывала хоть толика кокетства. Чего бы не потребовал от нее этот человек, он должен понимать, что по доброй воле она ни на что не согласится.
– Итак, Николетта Федоровна, что же привело вас в этот город? Вы ведь из Петрограда, так?
Командир взбунтовавшихся рабочих (или кто он там был) окинул ее полунасмешливым, полу удивленным взглядом. Должно быть, ее нарочитая строгость его позабавила. Сам же мужчина тоже не счел нужным прихорашиваться к ужину. Он был в той же одежде, в которой актриса уже видела его сегодня. Александр без преувеличения был очень хорош собой но, судя по всему, не придавал этому значения и уделял своей внешности слишком мало внимания.
Стол для них был накрыт в каком-то подобии обеденной. Интересно, кто те люди, что ему прислуживают? Николетта не видела ни кухарки, ни хотя бы одного слуги.
– Поздно же вы ужинаете, Александр Гаврилович, – вместо ответа заметила она. – Уже ведь глубокая ночь.
– Работы много, знаете ли. Не успеваю поесть вовремя.
Ужин не отличался особым богатством. На чайном подносе стояли молочник, чайник и чашки. В вазочке лежало печенье и немного конфет. А основным блюдом был суп.
– Приходится экономить, – пояснил Александр, заметив взгляд, которым она окинула стол. – Но если вы голодны, попрошу поискать на кухне еще чего-нибудь съестного.
– Нет-нет, не надо, – поспешила заверить его Николетта.
Ей показалось, что в своей грубо скроенной одежде и сапогах он испытывал неловкость рядом с ней. Конечно, заметил раньше ее муфту, шляпку и дорогое пальто от Поля Пуаре. Вряд ли какой-то мужлан мог знать, что созданы эти вещи знаменитым парижским модельером, но то, что очень дорогие, можно было понять, даже не разбираясь в моде.
Взгляд актрисы упал на лежавшую в стороне газету. Должно быть, Григорьев ее недавно читал. На первой полосе шла речь о том, что некоторые семьи покинули город. Александр заметил направление ее взгляда и проговорил:
– В свете последних событий в Петрограде все словно сбесились. Ринулись за границу, вместо того, чтобы защищать свою родину. Не принимайте на свой счет.
Николетта пожала плечами.
– Видимо, люди считают, что там, куда они едут, им будет лучше.
– Вы отважная женщина, если не боитесь вот так путешествовать одна с ребенком.
– Я вынуждена это делать.
– И все-таки вы какая-то удивительная, – чуть прищурившись, поглядел на нее мужчина.
– Почему? Что вас удивляет во мне? То, что я артистка? Может быть, вы ожидали увидеть жеманную особу в буклях и с папироской?
Он засмеялся, наверное, представив ее в таком виде. К слову, Николетта, несмотря на свою красоту, никогда не была вертихвосткой. Сейчас она в очередной раз подумала о дочери. Ксения заснула на диване в кабинете Григорьева. Актриса переживала, что девочка проснется одна в комнате и испугается. Да и мысли о том, что ждет ее саму, не позволяли расслабиться. Николетта мысленно молила Господа Бога о помощи. Выйти из этой передряги живой и невредимой было сейчас самым главным. «Помоги хоть раз, о Боже», – думала молодая женщина. И так в жизни все шло наперекосяк. Наверное, это было расплатой за ее грехи.
– Не люблю ходить вокруг да около. Хотел сделать вам одно предложение, – неожиданно, словно, наконец, решившись, проговорил Александр.
Он замолчал. Николетта почувствовала легкий холодок, разлившийся под ребрами.
– Какое же? – натянуто спросила она.
– Знаете роман моего тезки Александра Дюма «Три мушкетера»? Там есть прелестная героиня миледи Винтер.
– И что?
– Она шпионка…
– Насколько я помню, она плохо кончила. Надеюсь, вы не собираетесь предложить мне шпионить за кем-нибудь? Я бы не хотела повторить судьбу этой героини.
– А у вас и не выйдет, – заметил Григорьев. – Конечно, если у вас в прошлом нет заносчивого мужа-графа, которому вы порядком насолили.
Николетта поджала губы и, после недолгой паузы, ответила:
– Мужа-графа у меня нет, и уверена, что никогда не будет.
Александр скупо усмехнулся, после чего произнес:
– Так что? Согласны?
Актриса смерила собеседника негодующим взглядом. Быть может, он принял ее за безнравственную женщину, если посмел предложить такое?
– По-вашему я какая-нибудь роковая кокетка, способная легко согласиться на это? Послушайте, сами-то вы кто?
– Хотите знать, на чьей я стороне?
– Да, конкретно вы.
Он внимательно посмотрел ей в глаза. Очи у него были очень красивые, синие. В сочетании с темными волосами выглядело невероятно. Но Николетте сейчас было не до того, чтобы любоваться внешностью случайного знакомого.
– А вы – женщина умная…
– Поэтому и хочу знать, за кого вы. Вы, а не ваши люди, – уточнила она.
Такое породистое лицо и глубокий взгляд редко встретишь даже у представителей знати. Кто же он такой? Совсем не похож на спесивого гордеца графа Волговского. Что-то в манере поведения этого человека настораживало Николетту. Он словно не предводитель бунтарей, а аристократ до мозга костей.
– Ладно, давайте лучше есть, – хмуро бросил Григорьев.
Значит, откровенничать с ней он не собирался. К счастью, других недостойных предложений не поступало. Покончив с трапезой и собираясь встать из-за стола, молодая женщина нерешительно произнесла:
– По поводу вашего предложения о шпионаже…
– Забудьте, – решительно отрезал Григорьев, и Николетта не стала продолжать. Хоть и любопытно было, что же он имел в виду.
Актриса поправила свою накидку, сухо пожелала ему доброй ночи и направилась к двери. Она не заметила того долгого взгляда, которым он ее проводил, поскольку вышла не оглянувшись.
