Елена Андреевна Тюрина
Усадьба Розель
Глава XIII
Больница в Резекне мало чем отличалась от какого-либо другого учреждения здравоохранения в любом городе бывшего СССР. Здесь явно не так давно сделали ремонт, все сверкало чистотой, и запах лекарств не сбивал с ног при входе. Уже это радовало.
Однако, медсестра за стойкой регистратуры – дама лет сорока с добела высветленными волосами – даже разговаривать с Милой не стала, когда услышала русскую речь. Это неприятно удивило и очень испортило мнение журналистки о латышах. Говорил с женщиной Виктор, которому та отвечала очень вежливо, улыбаясь при этом насколько возможно широко. Очевидно, он ей понравился.
– Лалин Олег Эдуардович? Он в хирургическом отделении, в седьмой палате. Днем переведен из реанимации.
– Спроси, почему он был в реанимации, – дернула Мила за рукав Виктора, чем вызвала недовольный взгляд мегеры в белом халате.
Тот перевел.
– Он был прооперирован, – последовал ответ.
После дотошных выяснений, кем они приходятся больному, а также попыток не пустить их под предлогом того, что он устал, и ему следует отдыхать, Миле все-таки пришлось сообщить неприятной служительнице Гиппократа, что она бывшая жена Олега. Споткнувшись о взгляд Виктора, девушка виновато опустила голову и замолчала. А вот на медсестру это произвело странный эффект – тиранша моментально подобрела и чуть ли не за руку отвела Милу в седьмую палату. Журналистка догадалась – та явно положила глаз на статного брюнета и думала, что он кавалер навязчивой посетительницы. Но кто же посещает бывшего мужа под руку с нынешним ухажером?
Виктор остался ждать за дверью, а Мила вошла в палату. Лалин там был один. И вид Олега шокировал. У него была перебинтована голова, обведенный багровым кровоподтеком, левый глаз настолько заплыл, что почти не открывался, а из руки к стойке с лекарством тянулся проводок капельницы. На теле Лалина, в частности в области ребер, было заметно еще несколько жутких гематом.
…Олегу снился очень странный сон – он будто со стороны видел себя в ночном лесу. Надетая на нем военная форма старого образца вся пропиталась потом, кожа на лице с непривычки зудела из-за щетины. Судя по ощущениям, он не то, что давно не умывался, но и вообще не мылся. Молодой человек тщетно силился рассмотреть тропинку. Шел почти на ощупь, если бы не редкие проблески лунного света сквозь кроны деревьев. Позади, стараясь не отставать, и держась за его руку, шла светловолосая девушка с косой… Маша, дочь Юрьянса. Время от времени темноту прорезали бледные, отдаленные лучи фонариков, слышалась приглушенная немецкая речь и собачий лай. Ему во что бы то ни стало нужно было увести девушку оттуда, но лес все не заканчивался, а выкрики на немецком становились ближе, рождая в душе панический, почти животный ужас. Вскоре деревья все же стали редеть. Олег уже тащил девушку напролом через кустарники, даже через галифе чувствуя, как ветки в кровь обдирают ноги. Наконец, они вышли из леса… к усадьбе этой, черт бы ее побрал. Только рядом была уже не Маша, а Мила. Что за нелепость? Сон глупый, бессвязный. Это все потому, что он много думает о прадеде. А девчонка, наверное, невольно отложилась в подсознании.
– Олег, Олег, – Мила осторожно трясла его за плечо. – Олеженька, проснись, пожалуйста.
Он открыл глаза и сразу зажмурился от яркого электрического света.
– Боже мой, тебе, что, голову оперировали?
Все-таки это была Мила. Приехала, наконец-то.
– Нет, руку, – с хрипом выдохнул Лалин, затем с трудом откашлялся и заговорил уже нормальным голосом, – какой-то сложный перелом. Ставили кость на место, убирали осколки. Кстати, хирург тут, что называется, от бога.
– Но почему? Что с тобой произошло? Олег…
Она присела рядом на кровать и положила руку на его неподвижные пальцы, закованные в гипс.
– Местная законопослушная полиция попинала.
– Господи, за что?
– Остановили проверить документы, вроде как я какое-то правило нарушил. Говорил с ними на английском, но русские номера на машине – это для них как красная тряпка для быка. Ничего я не нарушал.
Мила прекрасно знала Олега и была уверена, что он запросто мог сказать или сделать что-то такое, что спровоцировало конфликт. Но так избивать…
– Нужно куда-то обратиться, их должны наказать!
– Думаешь, реально что-то доказать? Бесполезно это. Я сам бывший мент, так что уж поверь. Ничего, скоро очухаюсь, – попытался улыбнуться Лалин. – Телефон только жаль. Хорошо, что у тебя латвийский номер легкий, я запомнил, набрал с больничного. А то б и не знал, кому звонить, на помощь звать.
Она не ответила на его улыбку. В ее глазах было столько нежности и боли! Несколько секунд они неотрывно смотрели друг на друга. Олег вздрогнул, когда Мила осторожно, едва касаясь, провела кончиками пальцев по этому страшному синяку вокруг глаза. А затем склонилась и поцеловала его в уголок губ, подбородок, скулу… Больше не пытаясь сдерживать себя, она стала покрывать быстрыми поцелуями его лицо. Олег гладил Милу по волосам, когда она уткнулась в его грудь и заплакала.
– Как же я тебя люблю, – прошептал он.
– И я очень люблю тебя, Олеженька, – чуть слышно ответила девушка, снова целуя его в плечо, ключицу, и наконец, в губы.
Нужно было возвращаться к реальности. Мила вспомнила, что ее ждут. Она выпрямилась, лишь рука осталась лежать в ладони Олега.
– А где твоя машина?
– Должно быть, на штрафстоянке.
– Я привезла тебе продуктов, одежду, в общем, все что просил.
– Хорошо.
– Завтра приеду, а ты выздоравливай! – она с нежностью поглядела ему в лицо, чувствуя, как глаза щиплет от слез.
Виктор мерил шагами пустой холл больницы. Ожидание уже начинало раздражать, когда, наконец, появилась Мила. Бросив на него короткий взгляд, девушка подумала, как хорошо, что ее дурацкий план не удался.
Она рассказала вкратце о случившемся с Олегом несчастье. Юрьянс-младший внимательно выслушал, при этом лицо его становилось все мрачнее.
Несмотря на произошедшее, Миле хотелось летать. Ее глаза сияли, а с губ не сходила глуповатая улыбка. Когда проходили мимо стола дежурной медсестры, девушка беззаботно бросила:
– Пришлось ей наврать насчет бывшего мужа.
Попытка оправдаться, скорее всего, не сработала. Виктор промолчал в ответ. Но журналистке было все равно.
– А ты этой дамочке понравился, – весело объявила Мила, когда они вышли из больницы.
Ее настроение буквально взмыло вверх после встречи с Олегом, и она была не способна это скрыть. Радость плескалась в ее больших карих глазах. Виктор был настроен менее радужно. Отношение медсестры к Миле, а также произошедшее с Олегом заставило его пересмотреть свои взгляды, и мысленно он теперь признавал, что Лалин был в чем-то прав. Это отнюдь не радовало. А еще у мужчины появился повод кое над чем подумать. Мила явно неравнодушна к Олегу. Надо быть слепым, чтобы это не заметить. Но почему она назвала его бывшим супругом? Ее странное объяснение его вовсе не убедило. Конечно, ни для кого в доме не было секретом, что Мила с Олегом были знакомы раньше по работе. Они сами об этом рассказали. Но выходит, что-то между ними было, и это появилось не сейчас, как думал Юрьянс-младший, а задолго до приезда в Латвию.
Мила каждый день навещала Лалина в больнице. Пару раз ее туда возил Кристап, все остальное время – Виктор. Юрьянс-старший поднял какие-то свои связи и выяснил, на какую штрафплощадку была отогнана машина Олега. После уплаты штрафа Кристап помог Миле пригнать ее в поселок.
– Айварс, спасибо огромное за помощь. Не знаю, как бы сама со всем этим справилась, – сказала девушка, когда вечером все собрались в гостиной на вечернее чаепитие. – Олега скоро выпишут.
Ни о каких изысканиях и речи сейчас не шло. Мила просто не могла соображать, ее мысли все время крутились вокруг Лалина. Поэтому работа над материалом застопорилась.
– Ммм… Мила, а завтра мы едем к озеру ловить рыбу. Традиция наша. Да и внук давно просится, – вдруг спохватился Юрьянс. – Вы едете с нами.
– А… как же Олег? – растерялась девушка.
– Ничего с вашим Олегом не станется. Два денька перекантуется там сам. Вы его и так разбаловали.
Мила обвела взглядом остальных и заметила промелькнувшую на лице Элины недовольную гримаску.
Озеро Лубанас было одним из самых больших и красивых в Латвии, и относилось сразу к двум регионам – Латгалии и Видземе. Мила бросила взгляд на водную гладь. Солнечные лучи, отражаясь от легкой ряби, скользили по песку. Вода была еще довольно теплая, а воздух такой, что им не надышаться. И такая тишина…
Палатки установили Виктор и Юрьянс-старший. Вышло это у них очень ловко, словно всю жизнь только туризмом и занимались. Их скромный лагерь совершенно не портил царящую вокруг первозданную красоту. Мила прошлась вдоль берега с фотоаппаратом, решив запечатлеть несколько великолепных видов, пока позволяло освещение. Метрах в трех от берега в надувной лодке, с удочкой в руках стоял Виктор, и сосредоточенно смотрел на поплавок. Айварс, сидевший на левом краю, что-то увлеченно рассказывал, а Ивар слушал. Рыбы здесь было вдоволь – окунь, карп, красноперка, лещ, плотва, даже щука попадалась. Поэтому насчет ужина можно было не переживать – запеченная на костре рыбка им обеспечена.
На берегу кроме журналистки оставались Маша, засевшая в палатке с планшетом, Кристап и Элина. Последние как раз отправились за дровами для костра. И пропали.
Мила решила пойти поискать канувших в Лету. Место здесь было отдаленное, так что палатки и сваленные в кучу рюкзаки с вещами никуда не денутся. Журналистка побрела в том направлении, в котором ушли в лес собиратели дров.
Подумала, что нужно бы позвонить Лалину, но тут как назло практически не ловила связь. Мила глядела на экран телефона в надежде увидеть полную антенну, поэтому несколько раз зацепилась за ветки и споткнулась о какую-то корягу. Эх, ну нет, так нет. Вместо антенны узрела на дереве белку, и пожалела, что не прихватила орешков или семечек. С собой у них был хлеб – покормить уток и лебедей. Те еще не улетели и украшали собой озеро.
Все-таки, сколько бы ни говорили, что Латгалия – отсталый регион, но природа здесь необыкновенная! Только ради этого стоило бы тут жить, а не бежать в загрязненную отходами предприятий и автомобильными выхлопами Европу.
И не только природные красоты были богатством этого края. По дороге сюда они проезжали поселок Рикава, в котором сохранилась усадьба XVIII века, построенная в неоготическом стиле. Это было еще более старое здание, чем усадьба Розель. Построенное из красного кирпича, оно сначала принадлежало неким дворянам Яновским, а затем было выкуплено польским дворянином Михаилом Риком. Выглядела усадьба гораздо презентабельнее Розели, потому что сейчас в ней располагалась начальная школа. Было видно, что здание периодически ремонтируют, а за парком тщательно ухаживают.
Рядом с усадьбой-школой росли вековые дубы, на фоне которых люди выглядели муравьями. Ивар даже уговорил отца сфотографировать его рядом с одним из таких исполинов. А Маша лишь фыркнула и уселась назад в машину.
Затем они проехали Рикавский римско-католический костел Божьего Провидения, построенный в XIX веке, и еще несколько других достопримечательностей. Удивительно, но практически рядом с каждым домом можно было увидеть гнезда аистов. Невероятная все же страна эта Латвия!
Мила забрела уже достаточно далеко от берега, на котором они расположились, но ни Элины, ни Кристапа так и не встретила. Подумала, что, быть может, разминулась с ними и стоит вернуться, пока не заблудилась. Она еще не успела окончательно утвердиться в этом своем решении, как заметила за кустами какое-то движение. Ускорилась и стремительно пошла в том направлении. Картина, открывшаяся ее взору, была… несколько неожиданной. Растрепанная, или скорее взъерошенная, с разметавшимися волосами, Элина в бесстыдно расстегнутом красном бомбере полулежала на стволе упавшего дуба. А Кристап нависал над ней, сверкая голым задом… В первые секунды Милу посетила совсем уж нелепая мысль о том, какая красивая у Элины грудь. «Никогда бы не подумала!» А затем, когда немного пришла в себя, последовало другое соображение, более резонное – как из всей этой ситуации достойно выйти? Она даже невольно оглянулась в сторону озера, чтобы убедиться, что из лодки точно ничего не видно.
Скрыться, пока ее не заметили, не вышло. Элина из-за плеча Кристапа уже буравила растерянную девушку ненавидящим взглядом. Под спутанными волосами ее глаза приобрели немного безумное выражение. Мила все же молча отступила вглубь леса, а потом почти бегом бросилась к палаткам.
Любовники появились спустя двадцать минут. К слову, с дровами. Мила, разбиравшая сумку со съестным, чтобы приготовить бутерброды, едва взглянула на них. Поэтому когда Элина внезапно оказалась рядом – даже вздрогнула. «Разболтаешь кому-то о том, что видела, пожалеешь, – прошептала женщина ей в самое ухо. – С моим мужем можешь покувыркаться, если хочешь. Я слова не скажу». Пребывающая в шоке журналистка не сообразила, что ответить, когда Элина, как примерная супруга, уже встречала выбиравшегося из лодки Виктора с садком, до половины наполненным рыбой. Следом на берег выпрыгнул Ивар, и затем, кряхтя и чертыхаясь, вышел Айварс.
Рыбацкий костюм Виктору был неимоверно к лицу. И вообще на нем любая одежда ладно сидела. Странно, что Элина предпочла Кристапа. Неужели только потому, что он на десяток лет младше? Теперь хотя бы Миле стало известно, с кем она видела женщину в прошлый раз в спальне. Хотя от этого легче не стало. Даже напротив – она явно нажила себе врага в лице Элины. Уже было понятно, что это еще тот тихий омут, и неизвестно, какие там водятся черти…
Дальнейший отдых не приносил Миле никакого удовольствия. Ночевала она в одной палатке с Иваром, которого выгнала Маша. Пришлось позвать ребенка к себе. Когда все отправились спать, они вдвоем устроились у костра, и принялись обсуждать романы Дюма. Ивар оказался на редкость смышленым мальчишкой. В его возрасте нынешние дети мало интересовались классикой. А этот умник замахнулся на «Ожерелье королевы» – не самый легкий роман великого французского писателя.
– Обычно в твоем возрасте «Мушкетеров» читают, – заметила Мила. – Ну, или «Графа Монте-Кристо».
– Я все это уже прочел в прошлом году, – похвастался паренек.
– А я в детстве тоже зачитывалась Дюма.
– Кто ваш любимый герой? Атос, наверное.
– Да, как ты догадался?
Ивар снисходительно пожал плечами.
– Его все девчонки любят.
Неожиданно из палатки показался Виктор. Молча взглянул на них, достал сигареты, закурил.
– Не спится? – поинтересовалась Мила, которую тяготила образовавшаяся тишина.
– С вами разве уснешь?
– Мы вроде бы тихо говорили.
–Тихо, – согласился он. – Приходилось прислушиваться. Я тоже был поклонником Дюма.
Теперь беседовали уже втроем. Ивар умолял, чтобы ему не рассказывали сюжет «Ожерелья», но Мила с Виктором все время об этом забывали, с головой окунувшись в творчество одного из любимых писателей детства.
– Ивар решил прочесть этот роман, потому что думает, будто он о Калиостро, – Юрьянс-младший с усмешкой покосился на сына.
– По-моему, это не совсем так, – заметила журналистка. – Кстати, в реальности это ожерелье такое громоздкое. Я видела в интернете фотографии. Его собираются выставить на аукционе Сотбис.
– Так что, такое украшение на самом деле существует? – удивился Ивар.
– Да вся эта афера на самом деле имела место, если верить истории. Ожерелье даже в какой-то мере повлияло на судьбу королевы. Ее казнили, конечно, не только из-за него. По сути, оно ей и не принадлежало, но обозленному народу это не объяснишь, – стала пояснять мальчику Мила.
– Ты еще вспомни про пирожные, – добавил Виктор.
– Да я в курсе, что фразу про пирожные Мария-Антуанетта не говорила[1], –важно, с видом интеллектуала, бросил школьник.
– А ты знаешь, что героиня «Ожерелья» является одним из прототипов миледи из «Трех мушкетеров»? Помню, все гадала, правда ли, что Жанне де Ла Мотт удалось скрыться от наказания, – заметила Мила.
– Она бежала из тюрьмы, но сначала была публично высечена и заклеймена, как воровка, – пояснил Виктор.
– Вы спойлерщики,– обиженно заявил Ивар, и добавил,– я пошел спать.
После его ухода воцарилось напряженное молчание. Мила боялась повернуть лицо в сторону Виктора, буквально физически ощущая на себе его взгляд. Да, он жесткий человек, не умеющий идти на компромиссы, грубый, но он не заслуживал такого отношения со стороны Элины. Точнее, Миле казалось, что не заслуживал. Хотя, кто знает, какие скелеты прячутся в шкафу этой семьи? Ведь часто в изменах жен виноваты сами мужья. Женщине нужно постоянно чувствовать себя любимой и желанной, иначе она начинает искать эти чувства на стороне. А особой нежности со стороны Виктора к Элине за все это время как-то не наблюдалось.
– Помнишь, я спросил, откуда у тебя шрам на лице. Ты так и не ответила, – голос мужчины в тишине ночи неожиданно перебил тихое потрескивание костра.
Мила смутилась, неловко поправила плед, в который завернулась, спасаясь от ночного холода, и наконец принялась рассказывать.
– У нас в детском доме была одна девочка… Такой местный лидер, заводила и хулиганка. Она обижала других детей, отбирала вещи, игрушки, еду. Однажды это коснулось и меня. Я не стала терпеть, а пожаловалась воспитателю. Ее наказали. А потом она обозвала меня стукачкой и сказала, что проучит. Во время прогулки она и ее друзья мальчишки завели меня за старое здание котельной на территории детского дома. Угрожая ножом, она заставляла меня раздеться догола. Но я стала кричать, вырываться, звать на помощь. За это она порезала мне лицо.
Мила отвернулась, чтобы избежать встречи с карим взглядом, в котором сейчас отражались желтые язычки огня.
– Странно… Я этого никогда никому не рассказывала…
«Даже Олегу», – мысленно добавила она.
– Ну я так и думал, что это последствия жизни в детском доме, – вздохнул Виктор. – Наверное, там было очень нелегко.
– Не знаю, мне не с чем было сравнивать. Хотя там я получила хороший урок на всю жизнь – никогда не давать себя в обиду. Если меня хотят ударить, то я в ответ бью еще сильнее. Два зуба за зуб. Фигурально, конечно. Я маленькая, но смелая. И хоть драться мне не приходилось никогда, только один раз в детстве, но я чувствую в себе решимость на все. Видимо, чувствуют ее и другие.
Она даже не догадывалась, как очаровательна в этой своей грозной речи. Его взгляд потеплел. А для Милы эта ночь разговоров у костра была самым приятным моментом во всей их поездке.
[1] «Если у них нет хлеба, пусть едят пирожные!» – французская фраза, ставшая символом отрешенности монархов от проблем народа. Приписывается Марии-Антуанетте, хотя впервые упоминается Руссо и, возможно, была придумана им.
Глава XIV
Весь этот ее монолог про умение постоять за себя был адресован в первую очередь Элине, которая, наверняка, не спала, а слушала их беседу. Пусть знает, что не на ту напала.
Насчет того, что Элина все слышала, Мила не ошиблась. Утром, когда позавтракали запеченным на костре карпом и овощами, и начали собирать вещи, так вышло, что рядом никого не оказалось, кроме супруги Виктора. Та, поглядев на укладывающую в рюкзак одеяла Милу, ехидно заметила: «Полночи разговаривать о романе Дюма – ну не идиотизм ли? А ведь такая возможность была уединиться… Он, если захочет, так может отделать, что небо в алмазах увидишь, уж поверь мне». Девушка даже не повернула головы в сторону блондинки, но парировала достойно: «Ну раз ты уединяешься с другим, значит, он тебе небо в алмазах показывать не желает?» Элина скривилась от злости, однако не успела ничего ответить – к ним подбежал Ивар и принялся возбужденно рассказывать, что в лесу они с отцом и дедушкой видели лося.
Мила украдкой бросила взгляд в сторону приближавшихся неспешным шагом Виктора и Айварса. Юрьянс-младший был одет в темные джинсы и стильную черную футболку – одежду, которая (разумеется, после делового костюма) делает практически из любого мужчины покорителя дамских сердец. «Эрудированный, начитанный, серьезный, – подумала девушка, постеснявшись даже перед самой собой признать, что еще и красивый. – И так не повезло с женой!»
Наверное, она его вчера позабавила своей тирадой про смелость. Жаль, так и не решилась спросить о том, что не давало ей покоя в последнее время…
Лалина выписали на следующий день. Мила хотела сама забрать его на BMW, но все же, в конце концов, поехала с Виктором на его черной Тойоте. Олег ожидаемо был недоволен этим. Но ему ничего не оставалось, как сесть в машину. Мила тут же приникла к его здоровому плечу, на секунду встретившись взглядом с Виктором в зеркале заднего вида. Мужчина равнодушно отвел глаза, и автомобиль тронулся с места.
– Да, неплохо тебя отделали, – заметил Юрьянс-младший.
– Гостеприимная Латвия… добродушные латыши… – ерничая, протянул Олег.
– Такое могло случиться в любой стране! – неожиданно вставила Мила и тут же поймала на себе удивленный взгляд Виктора, словно вопрошающий: «Откуда эта неожиданная толерантность?» Она почти слышала его насмешливый голос.
Всю дорогу Олег смотрел в окно, а Мила время от времени невольно поглядывала в зеркало заднего вида, но Виктор упорно смотрел на дорогу и больше их взгляды не пересекались.
Темно-бордовый синяк на глазу Олега приобрел уже фиолетовый оттенок, но выглядел все также жутко. Мила почти не отходила от него весь вечер, а после душа, накинув соблазнительный атласный халатик, улеглась рядом на кровать и потерлась носом о щеку Лалина.
– Я буду ночевать с тобой, – объявила она.
– Мил, – Лалин замялся. – Давай не сейчас, а позже? Я только мучиться буду от того, что ты рядом, а я ничего не могу.
– Ну хорошо, – понимающе улыбнулась она. – Тогда посижу сегодня над текстом.
Проснулся Олег от того, что бывшая жена сидела у него на бедрах и целовала его лицо.
– Мила, ну мы же договорились… – пробурчал сквозь еще не полностью рассеявшийся сон.
– Мила? – раздался в ответ насмешливый женский голос. – Так все-таки она тебе дает… интервью?
Девушка прыснула, довольная своей шуткой. Пораженный Олег распахнул глаза и увидел полуобнаженную блондинку. То, что можно было рассмотреть в полумраке, было выше всяких похвал.
– Маша? – в горле сделалось сухо. – Что ты здесь делаешь?
– Пришла к тебе. Твоя Милка узнает – плакать будет.
Она взяла его здоровую руку и, повернув ладонью к себе, притянула к своему бюсту.
– На сколько ты старше меня? Лет на десять?
– На девять – сглотнул Олег, не зная, как поступить.
– Круто. Взрослый мужик, – отметила девушка.
В такой ситуации он еще не бывал. По его лицу и шее скользнуло ее теплое дыхание, и он уловил едва слышный запах алкоголя. Так вот в чем дело!
– Ты что, выпила?
– Совсем немного, – ответила Маша.
Она провела его ладонью по своему телу вниз. А он оторопел, ощущая свою руку там, где она уж точно быть не должна.
– Не скажешь, что тебе восемнадцать, – заметил мужчина, пытаясь мягко отдернуть пальцы.
– В Европе многому учат, не только точным наукам, – выдохнула блондинка.
Направляла его, как сама хотела, и ее голос становился каким-то чумным. Бедра сминали одеяло, руки комкали простынь. А Олег не мог придумать, как вежливо и бесшумно выпроводить ее из постели.
– Слишком юна ты еще, чтоб так себя вести. Подрасти сначала, – попытался действовать насмешкой.
Такие красотки, как правило, этого терпеть не могут. Но Маше, кажется, было все равно. Это начинало заходить уже слишком далеко, и следовало что-то предпринять.
– Слушай, я плохо себя чувствую и все равно ничего не могу.
– Это ты так Миле своей сказал? – хрипло прошептала девушка.
Она стала настойчиво пробираться под одеяло.
– Так, знаешь что, – Олег приподнялся, и это движение отозвалось болью, от которой он застонал. Однако Маша поняла это по-своему.
– Как тебя заводит!
Она вела себя настолько бесстыдно, что возникало впечатление, будто девушка больше года провела вовсе не в европейском университете, а в веселом доме, постигая искусство конкубин. Еще немного, и ее рука окажется в его «боксерах». Такой напор может и понравился бы Олегу в ночном клубе после нескольких бокалов коньяка, но в данный момент не вызывал ничего, кроме гадливости и резко накатившего ощущения тошноты.
К острой боли в раненой конечности добавилась ноющая боль в ребрах. Олег был в ярости. С девкой, которая так себя ведет, точно не стоило церемониться. Он вдруг рывком стащил ее со своей постели и грубо вытолкал за дверь. При этом красавица-блондинка не успела ничего сказать. Из ее рта вылетали лишь какие-то нечленораздельные звуки и попискивания.
После этого Лалин принял таблетку обезболивающего и вернулся в постель. Чуть кружилась голова – видимо, последствия сотрясения мозга.
К завтраку Олег все же спустился, поскольку лежать в комнате и пялиться в экран ноутбука порядком надоело. Когда Айварс обратился к Маше со словами: «Дочь, ты б в город съездила, восстановила пенсию», Лалин повернулся к девушке. Он был уверен, что после случившегося она из своей спальни и носа не покажет, но та сидела на диване с планшетом, как ни в чем не бывало.
– Как это пенсию? – спросил Олег. – Может, стипендию?
– Нет, пенсию, – ответил вместо нее Виктор. – По инвалидности.
Маша резко встрепенулась после этих слов.
– Да что вы все ко мне привязались? Достали уже!
И буквально вылетела вон. Кажется, она была готова разрыдаться. Позже Олег, которому рассказали о проблеме девушки, поймал ее, пытавшуюся прошмыгнуть мимо, в коридоре, и снова не церемонясь, затолкал теперь уже в кабинет.
– Ты в курсе, что с твоим диагнозом даже думать об алкоголе опасно? Дура.
Она отпрянула.
– Тебе-то что!
– Хочешь сдохнуть в тридцать лет? Валяй.
– Ты, как братец. Вы все сговорились?
– Послушай, девочка, ты ж не глупая, раз учишься на юридическом. Ты кому хуже делаешь?
– Да что ты мне морали читаешь? Вчера облапал всю, а теперь о нравственности вспомнил.
– Что сделал? – в дверях стоял и хмуро смотрел на них Виктор.
На неожиданного свидетеля их ссоры уставились две пары светлых глаз.
– Она ко мне в спальню явилась, полуголая, – бесстрастно промолвил Олег. – И я ее вышвырнул.
Выгораживать Машу и наживать лишние проблемы ему точно не хотелось.
– Ты что, с ума сошла? – не веря своим ушам, прошипел Юрьянс-младший.
На девушку было жалко смотреть – она стала белее снега и растерянно хлопала глазами, словно напуганный олененок. А в следующий момент рухнула без чувств на пол.
Такой суматохи, которая затем началась, Мила тут еще не видела. Виктор на руках вынес сестру из кабинета, и не отходил от нее ни на шаг. Айварс и Элина тоже. Потом приехала «скорая» и девушку увезли в недавно покинутую Олегом Резекненскую городскую больницу. Отец и брат поехали с ней.
– Ты прикасался к Маше? – Виктор хмуро посмотрел на Олега.
Едва вернувшись, он сразу позвал того для разговора. Они зашли в гостиную. Мила помчалась следом и теперь внимательно слушала за дверью.
– Как она? Что сказали врачи? – вместо ответа спросил Лалин.
– Я задал вопрос, – мужчина был в бешенстве, но говорил, не повышая голоса.
– Так вышло, что да… – честно признался Олег.
Затем последовала продолжительная пауза. Карие глаза Виктора жестко вперились в стальные Олега. Мила физически ощутила напряжение, витавшее в воздухе. Он его ударит – сомнений быть не может. Что там было с Машей, она разберется потом, а сейчас нужно выручать Лалина. Ему и так уже досталось.
Девушка порывисто вошла, тут же бросившись к Олегу, обняла его и поцеловала.
– О, так вот ты где? Виктор, прости, я его украду. Милый, пойдем.
– Подожди, я разговариваю.
Но под взбешенным взглядом Юрьянса-младшего ее так и подмывало сделать это. Мила нежно приникла к бывшему мужу и интимным голосом промурлыкала:
– Ну пойдем.
– Надо же, какая любовь… А еще недавно передо мной готова была ноги раздвинуть, – едко бросил Юрьянс-младший, повернулся и покинул комнату.
Милу словно кнутом полоснули. Глаза Олега стали холоднее антарктического льда, когда он посмотрел на нее. Потом медленно отвел от себя ее руки и отступил к выходу.
– Олег, послушай, – жалобно проговорила девушка, пытаясь его остановить.
– Я даже слышать ничего не хочу…
Он вышел. А Мила, гонимая болью, обидой и гневом, помчалась в спальню Элины и Виктора. Юрьянс-младший едва успел туда войти, когда она вбежала следом и бросилась на него с пощечинами.
– Зачем? Зачем ты это сказал?! Я тебя ненавижу!
Она умудрилась дважды ударить его по лицу прежде, чем он опомнился и схватил ее за руки.
– Потому что это правда. Угомонись, а то и я ударить могу, – спокойно сказал мужчина, чем еще больше разозлил ее.
– Не сомневаюсь. Уверена, ты и на это способен! Ты жестокий, тебе плевать на чувства других! Поэтому не удивляйся, что и другие не щадят тебя, – она на секунду замолчала, словно колеблясь, а затем, глядя прямо в его темные ненавистные глаза, произнесла:
– Твоя жена тебе изменяет!
На Виктора будто разом обрушилось небо, так он поник. От былой решимости во взгляде не осталось и следа. У Милы в груди что-то сжалось при виде него вот такого. Она хотела выбежать, но он задержал ее, взяв за плечо.
– Стой. Откуда ты знаешь? – голос его звучал глухо, как сквозь толщу воды.
– Я видела.
***
Дом Яниса Юрьянса стоял на отшибе, но даже сюда в это утро доносились звуки деревенского радио. Звучала какая-то немецкая песня. Рупорный громкоговоритель немцы стали использовать для пропаганды почти сразу после того, как пришли.
Иван открыл глаза. Между досками сарая пробивались лучи летнего солнца. Благо, спать здесь, зарывшись в солому, было тепло. Илга пошевелилась во сне, забавно ворча, ресницы дрогнули, и девушка тоже открыла очи. Сначала зажмурилась, потянулась, а потом поглядела на капитана, и ее губы сложились в улыбку.
Лалин решил уходить этой ночью. Со стороны Резекне было неспокойно. Авиация уж больно разошлась – гул самолетов не смолкал, и то и дело слышались взрывы. Город бомбили. Да и здесь немчура зашевелилась. Машины туда-сюда шныряли, мотоциклы, гудела колесная и гусеничная техника. Видать, крепко их прижали.
День в сарае тянулся бесконечно долго. Выходить Иван не рисковал – если фашисты заметят, он даже застрелиться не сможет, ведь его оружие было спрятано вместе с формой. Илга сбегала в дом, сварила картошки, оставшейся от прошлогодних запасов, напекла лепешек, сорвала в чудом уцелевшем, уже поросшем бурьяном, огороде несколько огурцов.
Лалин попросил ее принести его одежду, спрятанную в доме под полом. Она просьбу выполнила, но при этом насупилась так, что было очевидно – затаила обиду. Стал выяснять, что произошло. Оказалось, поняла, что он уходить собрался, и хотела идти с ним. Куда он с девчонкой? Самому было бы проще. Особенно если на немцев наткнется. А ежели удастся к своим попасть, потом что с ней делать? Не возьмешь же ее с собой в часть. Разве что машинисткой пристроить или в госпиталь санитаркой. Не хватало еще, чтоб сослуживцы шептались, будто капитан любовницу привел. В части ведь все в курсе уже, небось, что у него Катерина есть. Но и оставить Илгу здесь одну было бы предательством.
