Елена Андреевна Тюрина
Усадьба Розель
Потом у нее просто не было времени поговорить с бывшим мужем, поскольку все желали разузнать, где Мила с Олегом провели столько времени и почему никому не сообщили, что с ними все в порядке. А вечером случилось нечто такое, что совершенно выбило девушку из колеи.
Мила, как любой хороший журналист, была человеком любопытным. Но бесцеремонной она никогда себя не считала и предпочитала не соваться в чужие личные дела. Правда, порой это выходило случайно, как, например, с Элиной и ее таинственным любовником. Вот и теперь так получилось, что Мила стала свидетельницей очень некрасивой сцены. Она, к своему стыду, не обратила внимания на резкий голос, доносившийся из гостиной, и вошла туда в самый неподходящий момент – когда Виктор дал пощечину Маше. Что там у них произошло – неизвестно, видимо какая-то семейная ссора. Причем явно серьезная, раз брат поднял руку на сестру. Опешившая Мила застыла в дверях, не зная, как поступить. Мария стояла посреди комнаты, опустив глаза и держась за щеку. А разъяренный Виктор, смерив сестру таким взглядом, словно пригвоздил ее к месту, стремительно вышел. Мила едва успела отстраниться, чтобы пропустить мужчину, иначе, кажется, он бы просто снес ее со своего пути.
– Маша, что случилось? – участливо спросила девушка, когда они остались одни.
– Ничего! – воскликнула юная блондинка. – Какое тебе дело? Зачем ты вообще пришла?!
Она тоже выскочила из комнаты. Мила вспомнила, как защищала Виктора перед Олегом. Сейчас она уже сомневалась в правильности своих слов. Как можно оправдать взрослого мужчину, ударившего девушку, тем более свою младшую сестру?
***
Иван понимал, что поступил с девушкой ужасно, поддался каким-то животным инстинктам. Ему было стыдно и противно от самого себя. Нужно бы поговорить с Илгой, но он пока не представлял, что ей сказать. Только взгляд отводил при виде нее, и держались они друг с другом, словно ничего между ними не было. Лалин отгонял навязчивые мысли о своем низком поступке и думал, где искать Чижа. По словам Илги, где-то в этих местах был лагерь военнопленных. Что, если Максим там? Его нужно было во что бы то ни стало вызволить.
– Я должен найти Чижа, если он сбежал, или попытаться освободить его, если он в плену, – тихо, но решительно проговорил Иван, сидя перед керосинкой.
Окна были завершены одеялами, чтобы свет не заметили снаружи. Илга глядела на него, и в ее лице читался неподдельный страх. Неужели пойдет на такое?
Иван устало уронил голову на руки. Что он мог один и без оружия против фашистов? Ощутил, как маленькая женская ладошка мягко погладила его по плечу, пытаясь поддержать. Мужчина с раздражением дернулся, словно отмахиваясь от назойливой мухи. А потом спохватился и виновато посмотрел на Илгу. Она безумно боялась немцев, и он это видел.
Несчастная, напуганная… Ей-то сейчас каково? У нее был только дед, и он исчез, возможно, убит. Из жалости Лалин повернулся к девушке, обнял ее за плечи, она сама подалась к нему, прижалась к груди. Так они и сидели у слабо горевшей керосинки.
Иван чувствовал, как неистово колотится сердце Илги. Все-таки она еще дитя, хоть и хочет казаться опытной соблазнительницей.
Глава XII
– Я в город. Нужно снять деньги, – говорил Олег, проверяя, на месте ли телефон, документы, бумажник. – И вообще на днях собираюсь домой. Твой Юрьянс морочит мне голову какой-то чепухой. Надоело. У меня нет времени, чтобы тратить его непонятно на что. Мне нужно скоро выходить на новую работу.
– Значит, ты бросаешь меня здесь? – Мила в очередной раз убедилась, что все его взгляды и намеки существовали только в ее воображении.
Она утонула в собственных иллюзиях, как маленькая девочка. Ему до нее совершенно нет дела, и он об этом открыто говорил. В подтверждение ее мыслей Олег произнес:
– В каком смысле бросаю? Ты же сюда сама приехала, значит, как-нибудь уедешь. Тем более у тебя тут дела.
– Я уже почти написала материал.
– Да мне, если честно, все равно.
Когда автомобиль Лалина скрылся за воротами, расстроенная Мила спустилась в гостиную, чтобы отвлечься от грустных мыслей. Она чувствовала, что ее тянет к Олегу все больше и больше. Ну и пусть катится к своей Наталье. Надо было ему так и сказать.
В гостиной Айварс о чем-то беседовал с Кристапом. Тут же был Виктор, но он в разговоре не участвовал, а сидя в кресле, листал глянцевый журнал на автомобильную тематику.
– Ну что, Милочка, чем вы меня порадуете? – повернулся Юрьянс к появившейся в дверях Миле.
– Мы ездили в деревню, где жил ваш дед, и там действительно подтвердили, что он во время войны прятал русских летчиков, – принялась рассказывать девушка, опустившись в кресло, обитое темно-зеленым велюром. – Я поговорила с местными жительницами, опишу их воспоминания в статье. Правда, женщины мало что помнят, они тогда были очень юными.
– Надо было у мужчин спрашивать, – неожиданно раздался голос Виктора, даже не поднявшего лица от журнала. – Женщины наверняка что-то напутали или упустили.
В его фразе ясно слышалась неприкрытая насмешка. Мила с возмущением повернулась к нему:
– Откуда такое предвзятое отношение к женщинам?
– Почему предвзятое? – он посмотрел на нее, и его брови взлетели вверх, демонстрируя искреннее удивление. – Это факт. Вы же не будете спорить, что женщины любят приукрасить события, а то и переврать, потому что что-то неверно поняли.
Миле, и так удрученной после слов Олега, захотелось ударить его по самоуверенной физиономии.
– То есть вы всех без исключения женщин считаете сплетницами и фантазерками, не способными излагать серьезные мысли?
– Заметьте, не я это сказал! – откровенно насмехаясь, Виктор перефразировал героя знаменитого советского фильма «Покровские ворота».
– Я думаю, говорить плохо о женщинах могут только обиженные и недолюбленные мужчины, – выпалила Мила, кипя от гнева и стараясь посильнее уязвить оппонента.
– Как вам будет угодно, – усмехнулся тот. – Вот еще одна глупая типично женская черта – обижаться на правду и голословно оскорблять.
Журналистка задохнулась от обиды.
– С вами противно разговаривать! Вы все перекручиваете и преподносите в выгодном вам свете! – воскликнула она, поднялась и повернулась, чтобы выйти вон.
Юрьянс-старший и Кристап растеряно переводили взоры с Виктора на Милу и обратно. Никто не ожидал, что эта ничего не значащая беседа выльется в столь ожесточенную перепалку.
– Виктор, ну что ты, – донеслись до нее слова Айварса. – Зачем так резко с девушкой… Я тебя не узнаю! Разве сложно промолчать? Она наша гостья, хоть на это бы сделал скидку! Мила, постойте.
Но она уже покинула гостиную, чувствуя, как пылает лицо и из глаз готовы хлынуть слезы. Мужчины, – самовлюбленные, всегда уверенные в своей правоте, высокомерные, – просто отвратительны!
В своей комнате девушка, доставая салфетки, чтобы вытереть слезы, случайно задела стеклянный подсвечник и тот с треском разлетелся на куски, усыпав осколками пол. Мила бросилась на кровать, и натянула на себя покрывало.
Выйти она решилась лишь вечером. Нужно же было убрать стекло. Да и перекусить чего-нибудь. Совок и веник она видела внизу в ванной. В комнате горел свет, но было не заперто. Поэтому Мила, зная привычку хозяев оставлять лампы включенными практически везде, не задумываясь, стремительно вошла. И почти налетела на Виктора.
– Господи, – от неожиданности воскликнула она. – Что вы здесь делаете?!
– Вообще-то купался.
Мила застыла, не в силах отвести глаз. Перед ней стоял полностью обнаженный мужчина, едва успевший прикрыть полотенцем пах. Довольно худой, жилистый, но было видно, как под кожей перекатываются его мышцы. Влажная поросль на груди, розовый рубец на ребре слева, плоский живот, тонкая полоска волос, ведущая книзу от пупка. Угольно-черные волосы были слажными, а смуглая кожа его блестела от капелек воды.
Журналистка оказалась в западне – между душевой кабинкой, стиральной машиной и Виктором. Единственный путь к отступлению – попятиться назад. Но сделав резкое движение, она зацепилась халатом за угол столешницы раковины и перевернула стоявшую на ней емкость с водой, которая вылилась прямо на нее. Отшатнувшись, Мила едва не упала, но ее задержала сильная рука.
–Ты так неуклюжа, – произнес Юрьянс-младший.
Как трогательно растеряна она была! Какой-то тонкий эротизм этого момента вызвал у Виктора всепоглощающее желание дотронуться до нее. Осознав, что держит ее за талию, притянул рывком, стал целовать. Его внезапный поцелуй был теплым и мягким, но заставил дыхание сбиться на несколько секунд. Она уже ни о чем не думала, когда вдруг задыхаясь, стала отвечать. Его поцелуи стали неистовыми, жадными, когда он, оторвавшись от губ, стал покрывать ими ее шею, склонился к груди, которую скрывал халат и черный кружевной бюстгальтер. Удерживая девушку одной рукой за талию, другой потянул ткань. От прикосновения его жесткого подбородка нежная кожа покраснела. По донесшемуся до него судорожному вздоху, больше похожему на сдерживаемый стон, и по тому, как по ее телу прошла крупная дрожь, мужчина сделал вывод, что она не против. Как же наэлектризована она была, что завелась так быстро! Совершенно не соображая, что делает, он подхватил ее и посадил на крышку стиральной машины. Руки уже боролись с поясом халата, жадно искали ее тело, губы же вновь впивались в нежную кожу возле уха, в шею, в ямку под горлом. Но ощутив его пальцы на своих бедрах, Мила вдруг стала с силой вырываться.
– Не надо! – выдохнула едва слышно.
Резко уперлась в плечи Виктора руками и соскочила на пол. Словно только что и не сидела обессиленная в его объятиях, стала быстро приводить в порядок одежду. Ее щеки были пунцовыми, а глаза сверкали. Девушка уже было занесла руку, чтобы ударить его, но остановилась. Полотенце, которым он прикрывался вначале, лежало теперь у его ног. Мила осознала, что глядит прямо на его – как там любят писать в женских романах – средоточие мужской силы… Услышала, как Виктор шумно, с дрожью дышит, увидела этот жадный блеск его карих глаз. И сама – растрепанная, шальная, горячая, – быстро ушла, словно сбегая.
После такого Мила неимоверно боялась увидеть Виктора, хотя и понимала, что это в любом случае произойдет. Утром на кухне его не оказалось, а когда он чуть позже появился – ее волнение уже заметно улеглось, поскольку девушка была увлечена рассказом об усадьбе, в которой ей довелось побывать.
– И как там? – спросил Кристап.
– О, там просто фантастика! На каменной кладке стен сохранились следы копоти, дыма, дореволюционной побелки. Есть камин!
– А почему она так называется – усадьба Розель? – говоря, Кристап намазывал масло на ломтик батона.
– Не знаю, – ответила Мила. – Может быть, у названия тоже есть какая-то история?
– Слово, похоже, французское, – рассуждал молодой человек. – Надо глянуть значение.
Остальные в разговоре участия не принимали. Маша молча ела, опустив лицо к тарелке. Элина сидела на диване и гладила расположившегося у нее на коленях котенка, отчего-то бросая тревожные взгляды на мужа. Как бы ни заподозрила ничего – мелькнула у Милы мысль. Но, с другой стороны, той и самой есть что скрывать. Видимо, поэтому и переживает. Виктор же, едва вошел – достал сигареты и закурил, отвернувшись к окну. Погруженный в собственные мысли, он все время молчал. Но, кажется, никто кроме Милы, этого не заметил. Рассказ журналистки о поездке в усадьбу должен был бы заинтересовать Айварса. Однако тот без конца говорил по телефону и, как следствие, почти не слушал. Интересно, как прошла встреча отца с дочерью? Судя по следующей сцене – не очень радостно.
– Машутка, ты почему так плохо ешь? – спросила у девушки Элина, пододвигая к ней тарелку с ветчиной и сыром.
– Фу, не называй меня так! Это слово похоже на «мошонку», – неожиданно вспылила Маша, и дернулась, словно ужаленная.
– Что ты несешь! – Юрьянс отвлекся от телефонного разговора и сурово взглянул на дочь. – Пошла вон из-за стола!
Девушка встала и демонстративно вышла из кухни. Виктор проследил за сестрой взглядом, но остался безмолвен. Все время, пока завтракала, Мила не переставала украдкой поглядывать на него, расположившегося в противоположной части кухни к ней спиной. Рядом на подоконнике стояли чашка кофе и пепельница. Мужчина на нее не обращал внимания. Журналистка была обескуражена таким его поведением. Видимо, она его разочаровала тем, что сбежала, как закомплексованная трусиха. От этих мыслей вновь обострились испытанные вчера эмоции. Мила вздохнула. Самое обидное, что она позволила себя целовать и раздевать! Что он теперь думает? Хоть собирай вещи и беги отсюда. Но тогда уж точно она будет трусихой. Пора взрослеть и осознать, наконец, что во взрослой жизни люди ведут себя именно так – нравятся друг другу, спят друг с другом и не пугаются этого, как чумы. Стыдно было признать, но у нее кроме Олега и не было-то больше никого. Хотя ничего не значащие симпатии имели место, и мужчины за ней активно ухаживали. Мила не считала себя дурнушкой, а окружающие нередко отмечали, что она красива. Так может пора перестать по привычке хранить верность бывшему мужу? Смешно же! Вон даже люди в браке себе позволяют намного больше, чем она, свободная молодая и красивая девушка.
…Позже выяснилось, что Лалин не ночевал дома. Мила была очень уязвлена этим. И теперь то, как поступил с ней Виктор, больше не казалось ей унизительным. Захотелось забыть о работе, обо всех этих чужих тайнах, которые ей открылись. Об Олеге, наконец. Она решила набраться смелости и поехать с Виктором в Резекне. Не спать же с чужим мужем под боком у его жены!
За весь день Мила никак не могла придумать предлог, под которым можно было бы зайти к Виктору. Наконец, вечером она услышала, как кто-то прошел по коридору, и хлопнула дверь библиотеки. Надеясь, что это именно тот, кто ей нужен, девушка поспешила туда. Одетая в тот же короткий халатик с запахом, что и вчера, она тряхнула своими темными волосами, чтобы придать им небрежный вид.
Девушка неслышно ступила в комнату и прикрыла за собой дверь. Виктор, судя по всему, искавший на полках какую-то книгу, обернулся и окинул ее рассеянным взглядом. Ничего не сказав, он продолжил поиски, водя пальцем по корешкам.
– Я хотела поговорить,– тихо сказала журналистка, покусывая от волнения губу.
Со стороны это выглядело довольно соблазнительно, как она успела заметить в зеркале на стене.
– О чем? – не поворачивая головы, спросил Виктор.
Неужели он смущен? Трудно было поверить, но, судя по всему, этот грубиян действительно сейчас испытывал именно смущение. Так может утром на кухне он молчал и все отворачивался именно поэтому?
Мила, сделав несколько шагов, присела на край натертой до блеска столешницы.
– Хочу поехать в Резекне. Отвезешь меня?
Как же глупо все это звучало! Но ходить вокруг да около она не умела. Лучше уж сразу расставить все точки над i.
– Я? – удивился он, а потом посмотрел на нее как-то по-новому, словно его осенила догадка.
Губы Виктора тронута усмешка. Едва заметная. Буквально на секунду. И он ответил:
– Отвезу, если хочешь,– и добавил,– завтра.
При этом он как-то ехидно прищурился, и осмотрел ее скользящим взглядом снизу вверх, будто оценивая.
– Хорошо, – девушку бросило в жар, и она поспешила к выходу.
– Мила!
Та обернулась.
– Ты очень красивая женщина.
Она в нерешительности остановилась. А он вдруг сложил пальцы в форме пистолета, направил на нее, имитируя выстрел, и повторил:
– Очень.
– Спасибо, – только и нашлась, что пролепетать журналистка, после чего выскочила в коридор.
И уже там услышала его тихий смешок. Смущался, как же… Вот же наивная. Он все понял! И завтра случится неизбежное…
Виктор вышел из машины и подал ей руку. Они шли по улице, и она опиралась на его локоть. Мила старалась не встречаться взглядом с мужчиной, испытывая запоздалое чувство стыда и неловкость.
– Куда мы идем? – наконец нарушила молчание девушка.
– Просто гуляем. Тебе ведь это надо было – проветрится?
– Ну да, – тоскливо протянула она, решив, что либо Виктор совсем не понимает намеков, либо из нее никакая соблазнительница, либо… он просто решил с ней не связываться.
Последний вариант был верен. Юрьянс-младший дураком никогда не был и хорошо видел странные взгляды, которыми порой обменивались Олег и Мила. Быть третьим лишним, которого используют для мелочной мести мужчине, уж точно было не по нему.
– Вы давно женаты с Элиной? – вдруг спросила Мила.
– Четырнадцать лет, – нехотя ответил Виктор.
– А когда вы переехали в Европу?
– Уже больше семи лет прошло.
Причину переезда журналистка выяснять не решилась, вместо этого задав другой вопрос.
– Почему ты ударил Машу?
Ей показалось, что мышцы Виктора под тканью куртки напряглись. Но ответил он вполне спокойно.
– Я не буду отвечать на ваши вопросы без адвоката.
– А если без шуток?
На вопрос мужчина так и не ответил, отделавшись коротким: «Не важно. Она заслужила». Тогда журналистка сказала:
– Ладно, не хочешь – не говори. Виктор, вы с Олегом так конфликтуете… Я хотела тебя попросить перестать его провоцировать. Ты его совсем не знаешь. Он очень хороший человек. И, между прочим, он пианист!
Мужчина внимательно слушал ее, не перебивая, а когда она закончила говорить, в насмешливой форме бросил:
– А, ну тогда понятно. Это все меняет.
Уловив в его тоне сарказм, Мила хотела еще что-то сказать, но передумала. Она вспомнила, как еще недавно так же защищала самого Виктора перед бывшим мужем.
– Элина тоже когда-то играла. Правда, дальше музыкальной школы дело не двинулось, – мужчина спрятал руки в карманы.
Становилось уже довольно зябко.
– И почему у тебя ссадина на брови? Или тоже без адвоката не скажешь?
– Это была месть за обиду прекрасной дамы.
–То есть?
– Сцепились с Кристапом, когда ты ушла. Он решил, что я тебя оскорбил.
– Что? – Мила, не веря своим ушам, заглянула Виктору в глаза, чтобы разобраться, не шутит ли он снова.
Но тот был серьезен и до крайности спокоен. Кристап подрался из-за нее с Виктором? Вот уж новость так новость! Конечно, неприятный был инцидент, но драки он не стоил, не в девятнадцатом же веке они живут, чтобы дуэли из-за косого взгляда устраивать. Мила давно заметила, что Юрьянс-младший словно бы раздражает Кристапа. Видно, тот просто нашел повод выместить свою злобу. Было неприятно, что этим поводом послужила она.
Дальше шли под руку и молчали. Все-таки Резекне был необычайно красив! Мила с наслаждением вдыхала свежий после дождя воздух, пропитанный запахами духов, выпечки, мокрой листвы и асфальта. По сравнению с нищей Латгалией Резекне являл заметный контраст. По количеству новостроек, а также всевозможных развлекательных заведений и учреждений культуры он уступал только Риге и Вентспилсу. Не зря именно Резекне, а не Даугавпилс считался негласной столицей Латгалии. И хотя город выглядел, как на послевоенных фотографиях, в нем было мало современного стекла, неона, модных вывесок и афиш, Миле этим он и нравился. Они шли по главной улице Атбривошанас к площади Единства. Уже было видно костел Страданий Девы Марии, построенный в 1938 году. Внимание Милы привлек памятник Латгальская Мара. Это был главный памятник Резекне, символизирующий единение трех областей Латвии – Видземе, Курземе и Латгале. Тут же, рядом с площадью находился отель «Латгалия», в котором журналистка планировала поселиться, если бы уехала из дома Юрьянса.
– Я люблю небольшие городки. Они, наверное, в любой стране очаровательны, и в любое время года, – Мила крутила головой по сторонам, чтобы успеть рассмотреть все в деталях. Фотографировать при Викторе стеснялась – еще начнет критиковать, с него станется.
– По сравнению с Ригой это глубокая провинция, – заметил мужчина.
– Ну и что. Зато здесь нет этой бессмысленной суеты, столичного шума. Мне кажется, в маленьких городках характер страны ярче проявляется, и менталитет жителей тоже. Я читала, что раньше этот город назывался Режица.
– А еще ранее Розиттен. Он постоянно переходил то немцам, то полякам, то русским.
Здесь было множество сувенирных магазинчиков. В некоторые из них Мила просто не могла не заглянуть. Цены на сувениры в Резекне оказались гораздо ниже, чем в Риге. Поэтому она накупила подарков всем друзьям. Латгалия особенно славится своей керамикой, именно поэтому большинство подарков были керамическими статуэтками.
Когда мимо проехала повозка, запряженная лошадью, журналистка удивленно проводила ее взглядом.
– Здесь много лошадей, они до сих пор возят людей и грузы, пашут, – заметив ее обескураженный вид, пояснил Юрьянс-младший.
– Как это все необычно…
– Ты, наверное, и развалины на Замковой горе не видела?
– А что, тут был замок?
– Да, с красивой легендой. Якобы после смерти хозяина у него осталось три дочери – Роза, Люция и Мария. Роза основала Резекне, Люция – Лудзу, а Мария – Виляку. Еще говорят, что Роза до сих пор сидит заколдованная в одном из подземелий замка на золотом троне и ее охраняют волкодавы. Но раз в девять лет, в пасхальную ночь, она выходит на поиски юноши, который спас бы ее от колдовских чар.
– Он должен ее поцеловать?
– Нет. Где твоя фантазия, журналистка?
– А что он должен сделать? – она подозрительно поглядела на своего спутника, ожидая услышать какую-нибудь пошлость.
– Он должен окропить ее святой водой и снять с нее крестик, тогда колдовство рассеется.
– Хм… Да уж… Какой-то скучный сюжет у этой легенды.
Признаться, в глубине души ей хотелось, чтобы рассказ Виктора завершился более пикантно. Но тот явно не был настроен на романтический лад. Мужчина предложил посидеть в кафе, а затем возвращаться домой. Девушка вынуждена была согласиться, понимая, что ничего большего ожидать не приходилось.
За столиком одной из местных уютных кафешек она, наконец, решилась задать вопрос, для которого долго собиралась с духом. Но сейчас ей показалось, что самое время.
– Можно у тебя кое-что спросить? Не знаю, правда, как ты к этому отнесешься, и имею ли я право…
Виктор посмотрел на нее с удивлением, к которому примешивалось что-то еще – ни то волнение, ни то… смятение, беспокойство? Мила не успела понять, как и договорить. Ее прервал звонок телефона. Девушка достала трубку – номер был ей незнаком. Оказалось, звонил Олег.
– Привет. Я в больнице.
– Что? В какой? Что с тобой? – голос предательски задрожал от волнения.
– Все потом, привези мне одежду и ноутбук.
Лалин назвал адрес городской больницы в Резекне.
