Елена Андреевна Тюрина
Усадьба Розель
– Жаль. К сожалению, это наш менталитет – почему кто-то должен быть лучше?
– Да, те, кто хотели и умели работать, всегда раздражали лентяев.
За разговорами не заметили, как доехали. И дождь закончился, хотя оставалось все также пасмурно.
Хутор, в который направлялись Мила с Олегом, тоже казался практически заброшенным. Людей не было видно.
– Ты сиди в машине, а я зайду в магазин, спрошу там, – Олег отстегнул ремень безопасности и вышел.
Девушка наблюдала, как Лалин вошел в двери сельского магазина, когда у того зазвонил айфон, оставленный в машине. Оказалось, что эта пришло сообщение. На экране высветилось имя отправителя «Наталья». Сама не ведая, какому чувству подчиняется, Мила взяла аппарат и прочитала послание: «Любимый, ты почему так долго не выходишь на связь? Я соскучилась!»
Журналистка ощутила, как сердце ухнуло вниз. В носу защипало от подступивших слез. Мила мельком взглянула в окно – к автомобилю уже возвращался Лалин.
Глава X
Дура! Черт знает, что себе нафантазировала! Ревнует он ее, как же. Ему просто не нравится Виктор, его просто раздражает Бражинский. А она, Мила, тут вообще не причем. Девушка в сотый раз зареклась думать об Олеге и постаралась переключиться на дела. А дела эти были хуже некуда. Они с Лалиным застряли в каком-то забытом богом селении. Машина Олега увязла в размытой дождем грязи, а все попытки выбраться приводили лишь к пробуксовке. И виновата она сама, Мила, потому что уговорила его зайти в один из заброшенных домов. Теперь они сидят возле этого жуткого дома, не имея возможности уехать, надвигается ночь и снова начинает накрапывать дождь. На душе было, мягко говоря, скверно.
– Я так посажу аккумулятор, и завтра мы вообще никуда не уедем, – заключил Олег. – Будем ночевать, как туристы-дикари, под открытым небом.
– Надеюсь, ты шутишь, – с нервозностью в голосе произнесла Мила.
Теперь она искренне жалела, что поехала с ним. Застрять здесь с Лалиным было чудовищным невезением. Мила готова была расплакаться, но изо всех сил держала себя в руках. Боже, какой же жалкой она себе казалась! Напридумывала не пойми чего и главное – поверила в это.
– Какие уж тут шутки. Заброшенный дом в вымершей деревне на границе страны… Романтика! – попытался пошутить Олег.
Но от его слов журналистке стало еще горше. Место ведь действительно мрачное. Людей здесь, по всей видимости, не было давно. Деревня эта находилась вдали от дороги, чтобы попасть сюда, следовало свернуть с пути и проехать минут десять через лес. Об этом месте Миле рассказала старушка, с которой им довелось пообщаться днем. Сказала, что когда-то сама тут жила, еще в юности, до замужества. А вообще с пожилой женщиной они говорили о немецкой оккупации. Мила опасалась задавать такие вопросы кому попало, зная, какие настроения царят в Латвии. Но доброжелательная бабушка, которой, судя по виду, уже давно перевалило за восемьдесят, вызывала симпатию, поэтому девушка решилась с ней заговорить. Представилась журналисткой, рассказала, что пишет материал о враче, который когда-то жил здесь и во время войны укрывал у себя советских солдат.
– Милая, – старушка присела на лавку у ворот, и похлопала по растрескавшейся от времени древесине, приглашая ее сесть рядом с собой. – Я же тут уже после замужества поселилась, в пятьдесят втором. Девятнадцать лет мне было. Никакого врача не помню, хотя историй таких знаю немало. Я недалеко, на соседнем хуторе жила. Будете отсюда в Резекне возвращаться, по левой стороне увидите просеку, раньше там широкая дорога была, а теперь заросла. Вот аккурат там мой родной хутор и стоял. Наш дом богатый был, большой, а сейчас и не знаю, осталось от него что-то, или нет. Так вот немцы у нас были, да. Я помню их хорошо. В нашем доме несколько человек разместили. И вот что мне запомнилось. Немцы эти – хоть и культурная нация, а вели они себя совсем не культурно… Прямо за столом во время еды и рыгали, и воздух звучно портили, извиняюсь за подробности. Могли за порог выйти, присесть у ступенек и нагадить. Нас за людей не считали – это понятно. Но выходит, и друг друга вообще не уважали, что ли?
Старушка задумалась, щурясь на солнце, впервые за день показавшееся из-за туч, помолчала и продолжила:
– Но встречались среди них и хорошие люди. У моей матери тогда три сына младше меня было. Помню, сидит она в доме на лавке, младшего к себе прижала, а двое старших к ногам жмутся. Заваливается фашист, смеется, автоматом в них целится и говорит по-русски: «Мамка – бах, и маленькие – бах, бах, бах». Но в этот момент вошел офицер, как даст ему по морде, и по-немецки что-то гневно сказал. Тот сразу выскочил. Больше нас не трогали.
–Жаль, что о враче вам ничего неизвестно, – вздохнула Мила.
Но тут к их беседе присоединилась еще одна пожилая женщина, до этого стоявшая чуть поодаль и молча слушавшая.
– Был врач, что бойцов наших прятал. Точно знаю. Летом сорок четвертого это случилось, как раз перед тем, как нас освободили. Доктора того нацисты расстреляли. А солдат, которых он прятал, убили полицаи. Правда, один, молодой такой, светленький капитан, спасся. И вроде даже потом вместе с беглыми военнопленными немецкий штаб пытался подорвать, что в поместье размещался.
Она мотнула головой куда-то в сторону.
– В усадьбе Розель? – уточнила Мила. Сердце забилось чаще.
– Ну да, там. Только потом пришли русские, и немцы отступили быстро. Что с тем солдатом стало, не знаю.
– А как звали капитана, не помните? – спросил Лалин, все это время с тоской на лице стоявший возле скамейки.
– Иван, кажется.
Иван – имя в ту пору очень распространенное, но кто знает, бать может, это Иван Лалин?
Больше ничего полезного женщины поведать им не смогли. Вторая рассказчица лишь показала дом на окраине деревни, где якобы жил расстрелянный доктор. Хотя домом те развалины назвать было трудно. Там, считай, один фундамент остался да печная труба. Двор зарос деревьями и бурьяном.
Далее молодые люди направились в вышеупомянутую усадьбу Розель. Для Милы-то она и являлась главным пунктом назначения в их путешествии, но Олег об этом пока не знал.
Усадьба была со всех сторон окружена деревьями, поэтому найти ее оказалось не так-то просто. Даже не верилось, что столь тихое, забытое людьми место находится всего лишь в двадцати километрах от Резекне.
Старый дом возник перед ними, что называется, внезапно. Словно деревья расступились, и открыли вид на поместье. Здание постройки начала позапрошлого века, а то и более раннего периода, нависало над ними каменной громадой. Оно немного походило на замок благодаря двум небольшим башенкам. Но, конечно, замком этот дом назвать было нельзя из-за его скромных размеров. Местами здание уже подверглось разрушению. Хотя в целом фасад выглядел почти так же, как и сто лет назад. И сейчас, в сером свете этого ненастного дня дом имел вид поистине пугающий. Мила взволнованно дышала, рассматривая главное здание бывшей барской усадьбы, практически осязая затхлый запах древности и тайны, скрытой здесь. Кто знает, что происходило в этом месте задолго до прихода немцев. Может, им удастся разгадать какую-то более старую загадку. Мила даже решила в будущем написать книгу о тайнах усадьбы. Эта идея теперь казалась ей грандиозным замыслом.
– Давай войдем внутрь! – журналистка, пребывая вне себя от радости, что наконец-то оказалась здесь, повисла у Олега на руке, словно ребенок, требующий конфету.
Удивительно, но дверь легко поддалась под нажимом. Внутри на первый взгляд было мало интересного – кое-где лежала одежда, посуда. Милу удивило большое количество довольно современной мебели и игрушек. В ящиках трюмо обнаружились несколько заколок и даже какие-то украшения. Кроме того, на растерзание времени были оставлены комнатные растения, уже, конечно, давно погибшие. Должно быть, это место имеет в округе жуткую репутацию, раз даже вполне новую и дорогую мебель не растащили.
Выход на лестницу, ведшую на второй этаж, был почему-то приперт добротным кожаным диваном. А посреди комнаты, раньше скорее всего считавшейся гостиной, стоял рояль. Самый настоящий черный рояль, конечно, выглядевший уже не так роскошно, как в свои лучшие времена.
– Я несколько иначе представлял себе старинную усадьбу, – заметил Олег. – А тут как будто кто-то недавно жил.
Лалин подошел к инструменту и, подняв крышку, небрежно наиграл какую-то мелодию. Звуки музыки в этом мрачном месте были слишком неуместными, будто впервые за много лет здесь пахнуло жизнью, движением.
– Рояль еще советский. Очень дорогой. За него бы сейчас немало дали коллекционеры. Но он расстроен и испорчен сыростью, – высказал свое мнение Олег.
Мила тоже была несколько обескуражена. Она думала, что увидит старинный дом, углы которого оплетены паутиной, а стены холодны от сырости. Но тут оказался довольно современный и дорогостоящий ремонт. Ступая по разбухшему и покосившемуся от влаги паркету, девушка с трудом протиснулась в щель, образованную приоткрытой дверью на второй этаж. Полностью распахнуть ее мешал диван.
– Интересно, кого там заперли? – задал риторический вопрос Лалин, но за ней не последовал.
Второй этаж являл разительный контраст с первым. Вот уж точно старинный дом с привидениями! На ступеньке обнаружился одинокий детский сандалик. Здесь были пустые маленький комнаты, бурые пятна на пожелтевших от времени обоях, а посреди одного из помещений и вовсе валялся рог какого-то животного. Внимание Милы привлек лежавший в дальнем углу одной из комнат большой черный пакет. Будь она впечатлительнее, точно подумала бы, что им накрыт труп. Девушка все же не решилась приближаться к странному предмету, и уже прикрыла дверь в ту комнату, когда за ее спиной раздался вполне отчетливый звук шагов. Мила думала, что ее сердце сейчас разнесет на куски грудную клетку. Но в следующий момент увидела вполне реального молодого человека, вовсе не похожего на привидение, и даже на бомжа. Темноволосый парень в джинсах и футболке смотрел на нее также удивленно.
– Господи, я подумала, что сейчас умру от страха, – проговорила скорее самой себе журналистка.
– Я тоже, – кивнул молодой человек. – Особенно когда рояль заиграл.
Ее взгляд упал на видеокамеру в его руке.
– Дайте угадаю. Вы – призрак первой хозяйки этого дома? – снова заговорил парень.
– Сомневаюсь, что она именно так выглядела, – улыбнулась Мила. – И вы на неуспокоенную душу никак не тянете. Что вы здесь делаете?
– Снимаю видео для моего блога.
– Эй, с кем ты там разговариваешь? – раздался снизу голос Лалина.
Выяснилось, что незнакомца зовут Максим, он ровесник Милы и ведет занимательный блог в интернете, посвященный заброшенным домам и деревням в Латгалии. Обо всем этом он рассказал Миле и Олегу, когда они вышли из дома. Девушка присела на какие-то развалины, обнаруженные неподалеку от здания.
– А вы так и не сказали, что тут делаете, – напомнил Максим.
– Мы путешествуем по Латвии и вот наткнулись на эту усадьбу, – ответила Мила, опережая собиравшегося что-то сказать Олега. – Думали, что дом старинный, а оказалось, что внутри он вполне современный. Как так?
– Могу рассказать, все, что знаю про это место, – предложил новый знакомый. – Я жил в деревне неподалеку от этого дома. Немного знал его жителей. Тут обитала семья, которая затем уехала, как говорят, за границу. Нормальные люди они были, но очень ленились что-то делать. Денег было много – нанимали строителей и человека, который ухаживал за садом. Потом все бросили и уехали.
– А давно это было? – Мила была немного разочарована тем, что нашла вовсе не старинную усадьбу, а вполне современный дом.
– Лет пять назад. Имена и фамилии оглашать не буду. Но поверьте, в этом доме жила обычная семья – родители и двое детей.
– А я думала, что в этой усадьбе вообще никто давно не жил.
– Пожилые люди называют это место усадьбой, поместьем или барским домом, – пожал плечами молодой человек. – А я всегда думал, что это просто дом. Во время Второй мировой войны тут был немецкий штаб. Его вроде сожгли или взорвали. Там дальше, в сторону качелей, есть каменная капелла. А еще тут есть парк и источник воды. И старые фермы вокруг. Колхоз развалился, и деревни стали никому не нужны.
– А что здесь было после войны? Может, школа? – предположила девушка.
– До сорок пятого года село Резнас было приходским центром. Там действовала школа до четвертого класса обучения. Поэтому я не думаю, что в этом доме могла располагаться школа. Тут за зарослями есть каменное здание, его крыша уже рухнула. Возможно, это все остатки когда-то большой усадьбы.
– Я заметила, что наверху очень узкие двери, – Мила вошла в привычную роль журналистки. – Почему они такие маленькие?
– Так вы внимательнее на дом посмотрите. Прямоугольник снизу и поменьше прямоугольник сверху. Кровля двускатная. Как забираться под крышу? Это, так скажем, ревизионные дверцы, в каждый кусок кровли. Никто же не будет ставить в такие места нормальную дверь.
– Все-таки очень странно… – журналистка задумчиво глядела в пустоту. – Столько лет прошло, и никто ничего не взял. В доме много мебели, одежды, в том числе детской. А дверь на второй этаж была зачем-то подперта диваном. Атмосфера первого и второго этажей совсем разная. Сначала мне показалось, что дом очень уютный. Но после того, как ступила на лестницу второго этажа, все вокруг сразу стало как-то, мягко скажем, неприветливо. Короче, странное место. Интересно, что могло случиться в этом доме, чтобы люди, живущие в нем, не забрали довольно хорошую современную мебель, посуду, детскую одежду?
Максим развел руками, давая понять, что ответа на этот вопрос у него нет.
– У вас очень интересное занятие. Обязательно загляну в ваш блог, – девушка дружелюбно посмотрела на молодого человека. – А вы много интересного находите в покинутых домах?
– По-разному. Но у меня есть принцип – ничего из таких домов не забирать и все класть на свои места. А что находил… Чаще всего на чердаках встречаются прялки. Почти в каждом доме. А еще старая техника вроде магнитофонов и радиоприемников. Ну, старые фотографии и открытки, книги и журналы – это само собой. Что еще… О, вот елочные игрушки – очень интересные вещицы попадаются. А недавно была диковинка – настоящая люлька от кареты, снятая с колес.
– Ого! Ничего себе. Это же все целый мир… Я бы тоже хотела вот так с вами обследовать дома.
– Так я не против, присоединяйтесь.
– А почему так выходит? У нас в стране уже давно бы все растащили, а тут дома стоят нетронутые. Неужели тут жители культурнее?
Вместо Максима ответил Олег.
– Нет, тут просто это никому не нужно. Людей мало, работы нет, вот жители и стремятся уехать. Никто ничего не строит, поэтому в стройматериалах, на которые можно разобрать дом, нет нужды. Тут умирает гораздо больше людей, чем рождается.
Максим покивал, соглашаясь.
– Это так страшно… Безысходность какая–то, – промолвила девушка.
Мила посмотрела на дом еще раз. Угрюмый, серый. Его стены хранят смех и грусть маленькой девочки, голоса людей, которые в нем жили, и мрачную тайну немецкого клада… Дом, как одинокий, уставший, ворчливый старик, укутавшись пледом из увядших листьев, скрипя своими половицами и дверями, придается воспоминаниям. Только мыши и птицы составляет ему компанию холодными дождливыми вечерами.
Когда совсем стемнело, Олег развел костер. Достав из машины подушки, они уселись у огня. В багажнике у Лалина нашлись плед и старая теплая куртка, которые они с отцом брали на рыбалку. А еще бутылка домашнего вина – тоже предназначенная для распития в ходе рыбной ловли. Мила, завернувшись в плед и пригубив вино, задумчиво глядела на костер. Несмотря на ненастную погоду, ей стало заметно теплее. И накатили воспоминания. Когда Олег играл в усадьбе на рояле, она почувствовала пробежавшую по телу дрожь. Невольно вспомнила, как они познакомились. Она пришла к нему, талантливому пианисту, брать интервью, увидела много дипломов с международных конкурсов. И узнала, что он работает в полиции… Матери Олега Мила очень не нравилась. Она говорила, что та вышла замуж ради денег. В итоге молодые стали постоянно ругаться с подачи свекрови и вскоре расстались.
Мила вспомнила, как случайно услышала слова Анны Ивановны: «Эта дрянь даже фамилию нашу не захотела взять!» Дрянью была она, Мила. Она не взяла фамилию мужа из-за профессии. Просто в журналистских кругах ее уже знали как Литвинову, а кто такая была бы Лалина? Теперь Мила понимала, что все это глупости, юношеский максимализм. И что Олег тогда разрывался между ней и матерью… Но уже ничего не исправишь.
Девушка тряхнула головой, чтобы избавиться от грустных воспоминаний, и, повернувшись к бывшему мужу, с улыбкой сказала:
– И все-таки хорошо, что мы сюда приехали.
– Не знаю. Ты хотя бы работаешь над статьей, а вот что здесь делаю я – непонятно. Я ошибся, приехав сюда. Чувствую себя в вашей компании лишним. Вам с Виктором никто не нужен в ваших исторических спорах.
Мила решила вступиться за Юрьянса-младшего и осторожно ответила:
– Я понимаю, что тебе не нравится Виктор, но поверь, он вовсе не плохой человек. Да, резкий, бывает, грубоват, но он не злой.
– Не злой нацист, – едко добавил Лалин.
Ей было очень неловко говорить с Олегом о Викторе, и она спешно переменила тему.
– Кстати, если дед Юрьянса укрывал твоего прадеда и солдат из его экипажа, то возможно, они были в курсе об этом немецком кладе! В дневнике сказано, что капитан видел, как немцы прятали ящики с золотом. А твой прадед в сорок четвертом уже носил звание капитана?
– Да.
Его тоже увлекли эти размышления. Если все действительно так, то он может узнать много важных сведений из фронтовой биографии Ивана Алексеевича!
– Постой, если Юрьянс пригласил тебя сюда, значит, он знает, что его дед связан с капитаном Лалиным! – воскликнула Мила. – Почему же он мне ничего не сказал?
Олег промолчал.
– А эта усадьба… Удивительно. Монументальное здание, в котором, оказывается, еще недавно жили обычные люди.
– Что такого в этой усадьбе? – спросил Лалин. – Чем она тебя так привлекает? Таких заброшек и у нас много, и у каждой своя история. Незачем было ехать в Латвию. Неужели интересно лазить по таким домам, дышать пылью и плесенью?
Девушка, наконец, решилась, и рассказала ему о кладе.
– Ты серьезно? – Олег глядел на нее, как на несмышленыша. – Если сокровища там и были, то за столько лет их уже кто-нибудь нашел. Дом же не пустовал, там жили люди.
Олег был прав. Но Мила все равно надеялась. Ее привлекали не столько ценности, сколько окутывающая их тайна.
– Все равно нужно будет вернуться сюда и поискать клад, – твердо сказала журналистка.
– Нам бы сначала отсюда уехать, – заметил он.
Сообщение от Натальи Лалин так и не прочел. Он вообще прикасался к телефону всего пару раз, да и то чтоб глянуть время. А вот Мила то и дело поглядывала на его айфон, ожидая новых месседжей. В какой-то момент даже почти выдала себя, спросив, не собирается ли Олег жениться. Тот странно покосился на нее и коротко ответил: «Нет». Сам ничего подобного спрашивать не стал. Ну хоть это радует. Пусть считает ее чересчур любопытной и нескромной, зато она выяснила что хотела. А с другой стороны – вряд ли бы он ей правду сказал… Тьфу ты, опять она о Лалине! Тут вон реальность хуже фильма ужасов! Сдался ей этот зануда! Кстати, а ведь хорошо, что она одна не поехала сюда, как планировала. Вот тога бы точно ужас был.
Мила долго вглядывалась в темноту, а потом повернулась и в свете костра наткнулась на взгляд Олега. Так смотрят на желанную женщину… Или показалось, и она себе льстит? Нет, этот мужской взгляд ни с чем не спутаешь.
Глава XI
Дома их ждали все, включая Айварса и даже почему-то Кристапа. Юрьянс был возмущен тем, что ни Мила, ни Олег не позвонили и никого не предупредили, что задержатся.
– У нас телефоны разрядились, – оправдывалась журналистка.
А Олег, по всей видимости, вообще не считал нужным отчитываться кому-либо о своих действиях. И был прав, ведь это ей оплачивают пребывание в Латвии, а он тут за свой счет, и может как хочет распоряжаться своим временем.
Тем не менее, все были недовольны. Мила обнаружила, что Виктор стал по отношению к ней холоден даже больше, чем прежде. А во взгляде Маши, когда он останавливался на Миле, постоянно сквозила насмешка. Должно быть, тут решили, что на самом деле журналистка и бывший капитан особого отдела уголовного розыска не ездили ни в какую деревню, а развлекались, например, в гостинице. Девушку пронзило негодование. Какое право все эти люди имеют что-то там о ней думать, судить ее, делать выводы!
А вышло все следующим образом. Молодые люди устроились на ночь в машине. Мила, которой было отведено заднее сидение, могла хотя бы лечь. Укрывшись пледом и положив под голову маленькую подушечку, она вполне неплохо отдохнула. Лалин же спал впереди в положении полусидя. Утром Олегу все-таки удалось дозвониться их новому знакомому Максиму и объяснить, где они. Тот прекрасно знал эти места, поэтому вскоре приехал. Очень кстати пришлась привезенная им пицца. А старенькая девятка Макса легко вытянула из подсохшей грязи навороченную «беху».
Парень рассказал, что сейчас как раз собирался в заброшенный военный госпиталь.
– Тут и такое есть? – изумилась Мила, откусывая кусок пиццы.
– Ага, а еще заброшенные пионерлагеря, школы, больницы… Недавно я побывал в заброшенной школе моряков.
– Какая-то вымирающая страна. Делать тебе нечего, – заметил Олег скептически.
– Да ладно, это интересно! – усмехнулся Максим. – И люди мои видео очень любят. Кстати, быстро вы вчера из усадьбы уехали.
– Да, мало что увидели, – согласилась Мила с сожалением в голосе.
– Так поехали сейчас!
Макс, по всей видимости, был беззаботным авантюристом, легким на подъем.
– На верхнем этаже усадьбы мы уже побывали, теперь стоит посетить подземелье! – добавил он, искушая Милу, словно змей библейскую Еву.
– Подземелье? – переспросила девушка и многозначительно покосилась на Лалина.
Невыспавшийся и хмурый, он был явно очень недоволен всей этой затеей. На самом деле журналистка и сама не испытывала бурного восторга от перспективы снова оказаться в том жутком доме. И вообще в этих местах царила тяжелая, гнетущая атмосфера. Хотелось поскорее оказаться на теплой кухне с чашкой чая в руках. Однако следовало довести начатое до конца.
Когда между деревьями мелькнули серые каменные стены, Миле снова сделалось не по себе. Перед глазами пронеслась картина унылого второго этажа усадьбы с непонятно откуда взявшимся рогом, голыми стенами в бурых пятнах и детским сандаликом на ступеньке лестницы. Девушка судорожно сглотнула. Теперь ей предстояло спуститься в подземелье под этим зданием. Кто знает, может быть, они прямо сейчас стоят у порога разгадки тайны немецкого клада?
Олег вновь предпочел в этом не участвовать. Когда Мила и Макс, подготовив фонарики и камеру, собрались спускаться в подвал, вход в который находился с северной стороны здания, Лалин присел на капот машины.
– Я вас тут подожду, – сказал Олег, доставая сигареты. – Если дом начнет рушиться… ну там, бомбежка или метеорит – свистну.
– Вот ты дурак, Лалин – со смехом бросила журналистка, стараясь за напускным весельем скрыть волнение и страх.
Мила храбрилась, спускаясь по каменным, уже крошащимся от времени, ступеням, и болтая о всякой чепухе. Кажется, рассказывала Максу о каком-то случае из своей журналистской деятельности.
Деревянная дверь легко поддалась под нажимом плеча Максима и со скрипом открылась. Внутренний вид подземелья немного разочаровал девушку. Она ожидала увидеть что-то в духе средневековых казематов с решетками и цепями. Но пока из темноты их фонарики выхватывали только пустые стены и углы, затянутые паутиной. А еще здесь оказалось довольно холодно. И все же подвалом это место назвать было нельзя. Это оказалось настоящее подземелье с множеством коридоров и одним большим колонным залом. Чтобы выяснить, куда все эти ходы вели, наверное, нужно было много времени.
– Я слышал еще в детстве, – стал рассказывать Максим, – что отсюда точно есть ходы на старое сельское кладбище, а еще в лес и к речке. Вроде как первый владелец усадьбы боялся покушения, вот и продумал несколько путей для побега. Но вообще это могут быть просто выдумки.
Мила расстроилась – если сокровища спрятаны в каком-нибудь из этих ходов, им никогда их не найти.
– Интересно, а те, кто жил здесь уже в наше время, знали об этом? Спускались сюда? – спросила она.
– Возможно, – неопределенно покачал головой парень.
Когда луч фонаря упал на несколько деревянных ящиков, стоявших у стены, Мила, забыв обо всех предосторожностях, бросилась к ним. В ящиках оказались старые немецкие противогазы времен Второй мировой войны.
– Ого, – прокомментировал находку Макс. – Я еще такого не находил.
Также среди противогазов обнаружились фляги, ложки, кружки, губная гармошка, бинокль, и еще какие-то предметы, входящие в снаряжение солдат Вермахта.
– Откуда это все? – изумилась Мила, покрутив в руках немецкий кожаный подсумок, а затем бросив его обратно в ящик.
– Наверное, эти вещи оставались в доме, когда пришли русские части и немцы драпанули, – предположил молодой человек. – А потом за ненадобностью весь хлам сгребли и оттащили сюда. Для поисковиков и черных копателей это была бы настоящая находка.
– Кстати, – девушка, вспомнив слова их вчерашних собеседниц, повернулась к своему спутнику. – А ведь тут вроде как взрыв был? Местные жительницы рассказывали, что во время войны русский капитан взорвал немецкий штаб. И ты вчера об этом упоминал. Но, получается, никакого взрыва не было?
– Нам еще на уроках в школе говорили, что такой случай действительно имел место. Только гранатами само здание, тем более столь основательно построенное, взорвать вряд ли бы удалось. Просто вылетели стекла, внутри погибли люди, случился пожар…
– Тогда все логично.
Максима больше впечатлила иная находка. В подземелье они нашли граммофон и целый ящик старых грампластинок известной английской фирмы «Граммофон», основавшей в Риге в 1901–1902 годах фабрику «Пишущий Амур». Тогда это была первая фабрика по изготовлению грампластинок в Российской империи. Граммофон, надо полагать, был той же фирмы.
– Уникальный прибор! – Максим, скорее всего, сейчас жалел о своем принципе ничего не брать из покинутых хозяевами домов. – Рижская фабрика в то время была единственной в России, освоившей выпуск таких штуковин, и считалась лучшей в Европе.
Журналистка потрогала большой медный рупор граммофона, покрытый слоем пыли, и сфотографировала его с разных ракурсов.
– У моего отца есть небольшая коллекция грампластинок послевоенного производства, – пересматривая найденные пластинки, поведал парень. – А вот довоенные мне еще не попадались… Смотри, какие красивые этикетки и конверты!
Пластинки действительно были оформлены премило – украшены изображениями пухленьких Амурчиков.
– Я когда-то был в Тольяттинском краеведческом музее. Так вот там хранится уникальный напольный граммофон, изготовленный в Риге в тысяча девятьсот втором году. До этого он находился у обычных людей – семьи Бобровых из города Сызрань. Их предки купили его когда-то на ярмарке за невероятные по тем временам деньги – семьсот рублей! Притом, что настольные граммофоны стоили рублей пятьдесят.
Больше ничего интересного найти не удалось. Мила прошла по нескольким подземным ходам. Один заканчивался железной дверью, наглухо закрытой, другой вел куда-то в темноту, поэтому девушка не решилась идти дальше, а третий оказался обваленным. Если там и был немецкий клад, то достать его без привлечения техники и специального снаряжения теперь вовсе невозможно.
– Ты что, правда, совсем ничего из заброшенных домов не берешь? – спросила Мила, пока шли назад.
– Ну, бывает, что беру, если что-то очень понравится. Поначалу особенно было. Могу тебе мельхиоровый подстаканник подарить. Будешь пить чай, и представлять, что живешь в прошлом веке.
– Я и так здесь чувствую себя, словно в прошлом. Зона отчуждения какая-то, а не страна. Только в городах кипит жизнь, а в деревнях жутко и ощущение глубокой тоски. Ведь раньше это все было обитаемо, востребовано, полно жизни. А теперь люди словно вымерли!
– В Европу бегут, – заметил Максим. – Эти вон, что тут жили, тоже ведь туда уехали искать лучшей судьбы. Хотя, судя по дому и мебели, явно не бедствовали.
Когда молодые люди выбрались наружу, им показалось, что солнце светит неестественно ярко, хотя день сегодня был совсем не солнечный – небо вновь то и дело затягивалось тучами. Понадобилось несколько минут, чтобы глаза привыкли к дневному свету. Лалин все также сидел на капоте и что-то читал в телефоне.
– Мы нашли разные немецкие вещи, – сходу сообщила ему Мила.
– То есть фашисты убегали налегке? – серьезным тоном поинтересовался Олег, не поднимая глаз от экрана айфона.
– Слушай, а оружие там может быть? – вдруг спохватилась девушка, обернувшись к Максу. – А то он меня бесит!
Тот улыбнулся, бросив короткий взгляд на Лалина.
– Думаю, вряд ли.
Когда рассаживались по машинам, Милу вдруг осенила необычная мысль.
– Я знаю, где можно узнать больше о прежних хозяевах усадьбы! – воскликнула она. – Здесь где-нибудь поблизости есть действующая церковь?
– Да, есть, – ответил с сомнением Максим. – Но она католическая.
– Без разницы. Едем туда.
Девушка пока сама толком не знала, о чем будет спрашивать в церкви. Но почему-то ей казалось, что она найдет там хоть какие-то ответы на свои вопросы.
Церковь по виду казалась довольно старой, быть может, даже ровесницей усадьбы. Это был католический костел с остроконечной кровлей, увенчанной деревянным крестом. Внутри царили тишина и легкий аромат масел. Пожалуй, в сравнении с православными церквями, в которых журналистке ранее доводилось бывать, костел показался ей несколько темным. Стены и потолок украшали фрески, а окна – витражи. Мила и подумать не могла, что столь чудесные творения могут быть в такой отдаленной от крупных городов местности. В этот час тут было пусто. Девушка успела лишь мельком рассмотреть убранство, поскольку от алтаря ей навстречу уже шел священник, по виду – почти старец.
Олег с Максом ждали снаружи, о чем-то непринужденно беседуя. Когда журналистка, удивительно задумчивая и притихшая, вышла из дверей храма и направилась к ним, они, кажется, даже не заметили произошедшей в ее настроении перемены.
По дороге Мила несколько раз порывалась заговорить с Олегом, но ее что-то останавливало. Ей нужно было «переварить» эту новую информацию, разложить все по полочкам. А Олег особенно и не интересовался тем, что сказали в церкви. Ему явно надоело это бессмысленное, по его мнению, путешествие.
