Елена Андреевна Тюрина
Наследники графа. Александрин
– Мерзавец! – с нескрываемой яростью возмутилась графиня.
Граф тихо засмеялся. Она переступила через платье, небрежно отодвигая его ногой в сторону, и скинула туфли. Оставаясь в одних чулках из нежнейшей козьей шерсти, графиня на цыпочках подошла и взяла второй бокал.
– Надеюсь, там не «шпанка»[2]? – спросил Арман, рассматривая вино на свет.
– Нет, там яд, – процедила недовольно женщина.
– Быстро убьет? – вопросительно приподнял одну бровь граф.
– Неделю будете мучиться.
Граф де Куси сделал глоток. Графиня лукаво взглянула на него.
– Вы настолько бесстрашны или так мне доверяете?
– Ммм… Пино нуар, – вместо ответа сказал он, по вкусу определив сорт винограда.
Шампанское только недавно завоевало Францию. Графу его доставляли специально из Шампани, где феномен бутылочного брожения открыл слепой монах Дом Периньон. Во всяком случае, так говорили.
– Почему вы опоздали на бал? – спросил Арман у жены.
– У моей кареты отлетело колесо. Она перевернулась и чуть не угодила в канаву, – графиня подняла руку, и ее супруг увидел, что от запястья до локтя кожа была оцарапана. Из-за тусклого освещения он сначала не обратил на это внимания. – Я упала с сидения на пол кареты. Пришлось нанимать извозчика. Надеюсь, вы не подумали, что я опоздала нарочно?
– Нет, что вы, это же так не похоже на вас, – с усмешкой проговорил Арман.
Она медленно пригубила игристый напиток, глядя ему в глаза и упиваясь тем впечатлением, которое на него производит. И всегда производила. Восемь лет он не прикасался к ней. Как сама она жила без его ласк? Сейчас упрямое нежелание каждого из них сделать первый шаг навстречу другому казалось величайшей глупостью. Они потеряли столько времени! И вот сегодня… Они оба наслаждались этой игрой, оттягивая момент, и дегустируя изысканное вино…
– А зачем сбежали? – спросил граф, медленно расстегивая камзол.
Так небрежно сбросил его, будто ему просто было жарко.
– Я думала, вы не заметили.
Она протянула руку, чтобы потрогать его волосы, упавшие на белоснежную ткань рубашки, но Арман поймал ее запястье, и медленно коснулся губами пораненной кожи. Потом притянул жену к себе, зарылся лицом в ее пахнущие лавандой волосы, коснулся губами виска, взял ее подбородок в ладонь, стал мягко и нежно лобзать прикрытые в предвкушении любви глаза, густые темные ресницы, скулы, губы… Когда их уста соприкоснулись, графиня с такой страстью ответила на этот поцелуй, что Арман больше не сдерживаясь, принялся целовать ее жадно, почти не позволяя дышать… До боли сжимая ее грудь, граф почти стонал от нетерпения. Наконец он подхватил жену на руки и перенес на кровать. Приподнявшись, она наблюдала, как он в спешке раздевается.
Хорошо зная, какие ласки нравятся Анне, он долго искусно ласкал ее. Она стонала, вскрикивала, извивалась, жадно, даже с каким-то ожесточением прижималась к нему. Глядя на то, как быстро раз за разом в течение совсем короткого времени жена достигает наслаждения, граф с потаенной радостью убеждался – она тоже безумно изголодалась по нему.
Трудно было узнать в этой ведьме с безумным взором и искусанными в поцелуях губами, с разметавшимся, прилипшими к влажному лбу волосами ту благородную светскую даму, что он наблюдал на балу всего несколько часов назад.
Сердце гулко колотилось, как тогда, в их первые ночи любви. Он ликовал! Ведь она снова полностью принадлежала ему.
Как обычно, после безумства страсти обоих окутало спокойное, томное блаженство. Анна молча расположилась у него на груди. А потом вдруг произнесла:
– Ты знаешь, в последнее время я часто думала о том, люблю я тебя или нет. И поняла что люблю. Я не хотела бы жить, если бы тебя не было.
– Однажды придется.
Графиня подняла голову и посмотрела ему в глаза.
– Не говори так!
Муж прижал ее к себе, целуя в висок:
– Родная моя… – выдохнул он.
В этих поцелуях сейчас не было и намека на эротизм. Только нежность, вся невысказанная им любовь к ней. Они молчали какое-то время, потом Анна снова нарушила тишину.
– Пообещай, что никогда меня больше не оставишь. Я теперь всегда буду проводить ночи в своих покоях.
– Даже если я однажды не смогу выполнять супружеский долг?
– Да, тогда я буду просто лежать рядом и обнимать тебя.
«Интересно, веришь ли ты сама в это», – с грустью подумал граф.
Они прошли через это, оба попрали то нерушимое, без чего не может быть настоящего брака. И оба не знали, как теперь будут жить дальше…
Анна проснулась посреди ночи. Муж лежал на животе, обняв подушку и отвернувшись. Графиня приподнялась на локте и долго смотрела на него. «Кто я для тебя, любимый? Жена? Или просто любовница?», – думала она. Потом легонько коснулась его волос, провела ладонью по спине, по линии позвоночника, поцеловала плечо. «Мое счастье. Ты мне больше, чем жена», – в это же время мысленно обращался к ней Арман.
…Утром графиня пробудилась от мягкого настойчивого прикосновения к лону. Приоткрыла глаза и тут же зажмурилась от солнечного света. Выгнулась, отдаваясь ласкам мужа, повернулась и покорно раскрылась перед ним.
Они оба уже давно поняли что пропали. И всегда будут откликаться на призыв безумия, что живет внутри каждого из них. Нужно ли этому противиться?
Выехали в начале девятого утра. Хотя уже и наступила поздняя весна, но ветер был пронизывающий. В большом дворе дома вьючные мулы били копытами в предчувствии долгой дороги. Ржали лошади. Повсюду в спешке бегали прислужники, кричали, бранились, выносили и грузили вещи. Графиня, кутаясь в плащ, вышла на улицу. Она медленно спускалась по ступеням дома, наблюдая за всей этой суетой. Армэль уже гарцевал на коне рядом с каретами. Увидев мать, он снял шляпу и помахал ей. В окошке одной из карет появилось миленькое личико Александрин. Она не слушала свою наставницу, которая пыталась убедить девочку лечь спать, потому что дорога предстоит долгая, и взволновано следила за происходящим. Ведь вся ее жизнь менялась навсегда. Маленькая сеньорита едет в страну, в которой никогда не была. Она будет жить в замке!
– Спите, душенька! – говорила гувернантка. – Вы же так рано поднялись сегодня!
Графиня увидела мужа. Он отдавал последние распоряжения слугам. Крепкий, плечистый, статный… И не скажешь что ему уже пятьдесят. Гримо вел коня графа. Все было готово к отправлению. Слуга открыл перед графиней дверцу кареты. Она поймала взгляд супруга. Тот издалека молча отвесил ей церемонный поклон, а потом с легкостью вскочил в седло. Анна улыбнулась. Села в карету, поправила тяжелые парчовые занавески. Она знала, что муж скоро присоединиться к ней. Она ждала этого.
Мягкое покачивание, тихое позвякивание сбруи, перестук копыт, шелест колес… Женщина откинулась вглубь кареты. В проеме между занавесками ей было видно, как мимо проскакал граф на своем вороном коне, а следом Армэль на буланом. Ангеранн пока не мог держаться в седле, хоть и очень настаивал на этом. Но было решено, что он поедет в карете.
– Мы едем домой, – прошептала графиня де Куси.
Глава 5. Несостоявшийся жених
1648 г. Фронда в самом разгаре
В последние годы в стране было неспокойно. Франция погрязла в круговороте революционных событий, постоянных восстаний и заговоров против кардинала Мазарини. Чтобы получить помощь, кардинал обратился к начальнику своей охраны шевалье де Монфору. Он слышал, что этот человек когда-то служил на море, а потом – в гвардии Людовика XIII, где зарекомендовал себя, как блестящий и самоотверженный офицер. Вызвав его к себе, Мазарини приказал Монфору разыскать кого-нибудь из бывших сослуживцев и попытаться привлечь их на свою сторону. Кардинал надеялся таким образом получить поддержку хоть какой-то части дворянства. Шевалье отправился в дорогу. Первым человеком, о котором он вспомнил, был граф де Куси. Знатный вельможа, чей род относился к очень влиятельной французской фамилии Монморанси, мог бы стать для Мазарини серьезным союзником.
Во Франции супруги де Куси решили поселиться не в Шампани, а в другом родовом замке графа, расположенном ближе к Парижу, – на берегу Луары, возле Блуа. Когда Монфор остановился у ворот замка друга, привратник поспешил их отворить. Начальник охраны кардинала пустил лошадь шагом. К нему тут же подбежал слуга. Мишель спешился и тот увел коня.
До шевалье донесся лязг клинков. Кто-то дрался на шпагах неподалеку. Мужчина, обогнув шикарные кусты шиповника, вышел на просторную площадку перед входом в замок, и увидел, как на ступеньках граф вальяжно фехтует со смуглым темноволосым молодым человеком. Тот очень старался, но ему оставалось только отражать удары, а не наступать самому.
– Ну же, Рафаэль, я учил вас множеству приемов, используйте их! – говорил граф. – Иначе вам никогда не одержать победу в настоящей схватке.
Как ни старался юноша, ему не удавалось победить графа. Неожиданно в руках де Куси оказался кинжал, и он молниеносным движением метнул его в дерево за спиной Рафаэля. Тот отшатнулся так резко, что граф засмеялся. Как раз в этот момент в шаге от летящего кинжала оказался Монфор.
– Граф, вы сама гостеприимность!
– О, вы уже приехали! – воскликнул Куси.
Казалось, он был искренне рад видеть друга. Мишель заранее предупредил его письмом.
– Обнимите же меня, граф, – тот раскрыл объятья.
Арман подошел и крепко обнял давнего друга.
– Эй, молодой человек, давайте я научу вас драться с этим старым дуэлянтом, – задорно бросил Монфор юноше, топтавшемуся в стороне.
Граф представил своих гостей друг другу.
– Это сын моего давнего товарища дона Линареса Саласара. Рафаэль, познакомьтесь, мой бывший сослуживец Мишель де Монфор.
Обоим невольно вспомнились те многочисленные морские операции, в которых довелось участвовать бок обок. И то, что граф был гораздо старше Монфора, не помешало им стать друзьями.
Увы, образованию морских офицеров в то время уделялось слишком мало внимания. Ни один французский монарх не стремился получить грамотный и умелый офицерский морской корпус. Серьезно занялся этим вопросом лишь в XVIII веке Жан-Батист Кольбер, маркиз Сеньелэ, морской министр Франции. Именно во Франции был впервые в Европе организован отдельный комендорский морской корпус. Во время обучения на полугодичных курсах кадеты знакомились не только с премудростями ведения морского боя, но и видами орудий, особенностями их производства, зарядов к ним. Уже тогда Сеньелэ лелеял мысль о создании первой в мире военно-морской Академии, однако Людовик XIV был поглощен сухопутными делами на континенте, и финансирование данного проекта не состоялось.
Таким образом, становилось понятно, почему ни один из друзей не выбрал морскую карьеру. Позже пути товарищей разошлись, но Куси, когда доводилось бывать в Париже, иногда виделся с шевалье Монфором. Поэтому бывшие друзья не теряли друг друга из виду.
Граф пригласил обоих своих гостей в замок.
– Тебя прислал Мазарини? – тихо спросил он у шевалье.
– Обсудим это.
Граф ничего не сказал.
– Что тут у вас нового? – поинтересовался де Монфор.
– Мой старший сын сбежал в Англию, чтобы воевать на стороне Кромвеля, а младший, окончив Наваррский коллеж, посвятил себя изучению богословия и собирается стать священником, – вздохнул граф. – Для нас всех это стало, мягко скажем, неожиданностью. Но это его выбор.
Подросшая дочь графа де Куси была невероятно прекрасна – изящная, юная, излучающая радость. Но испанский гранд желал, чтобы она стала невестой его сына не только поэтому. Он хотел получить ее для своего Рафаэля вместе с ее богатым приданым и родством с древним и влиятельным французским родом. Поэтому и учил сына, чтобы тот, подчиняясь прихоти своенравной Александрин, скакал вместе с ней на лошадях по полям, слушал, как она поет и играет на клавесине. Только бы находиться рядом, добиться ее расположения, чтобы она намекнула отцу, что он ей приятен.
Рафаэля Саласара Александрин знала с детства. Да, ей рассказывали – когда она родилась, ее отец, охмелев за праздничным столом, пообещал отцу Рафаэля, дону Линаресу Саласару, что дети их поженятся. Но со временем эта договоренность забылась. Ведь во время уговора граф де Куси и дон Саласар были во всем равны, а сейчас семья испанского дворянина в немилости у короля и обеднела. Не вспоминать же теперь о данном двенадцать лет назад во хмелю обещании? Но если бы о нем забыл и сам Саласар… Его приезд вместе с сыном, чтоб познакомить будущих жениха и невесту, стал для графа неприятной неожиданностью.
Александрин держалась с Рафаэлем приветливо, но ни разу не дала понять, что он хоть немного ей нравится. Юноша был ровесником ее брата Армэля. Но хотя он и был видным, высокого роста, хорошо сложенным, однако в крупных чертах его лица ей виделось нечто отталкивающее. Когда Александрин с плачем заявила матери, что никогда – ни через пять лет, ни через десять – не выйдет замуж за Рафаэля, графиня пообещала ей сделать все возможное, чтобы этого не случилось. Тем более что родство с этим хоть и знатным, но нищим испанцем ей было ни к чему.
Граф и шевалье вошли в кабинет де Куси. Тот жестом предложил де Монфору сесть в кресло, сам же расположился за столом.
– Я не буду воевать на его стороне, – сразу предупредил граф.
– Я не прошу вас воевать за Мазарини. Я прошу вас воевать за французов.
– Точнее воевать с французами за одного итальянца и за испанку, которая пытается ему помочь удержать власть, – скептически произнес вельможа.
– Понятно, – Мишель понимал, что уговаривать друга не имеет смысла. Если граф что-то решал, его обычно невозможно было переубедить. Но и уезжать сразу, вот так, он не мог.
Вечером друзья пили в кабинете Куси, отмечая встречу. Граф был на редкость сдержан и выпил гораздо меньше увлекшегося де Монфора. Временами Арман поглядывал на часы, словно куда-то спешил. Но посланец кардинала не замечал этого.
Графу было приятно вспомнить прошлое. Но настоящее его интересовало гораздо больше… Он снова посмотрел на часы. Оказалось уже десять.
– Ладно, дорогой друг, вам пора отдохнуть. Тем более вы с дороги.
Намек на то, что граф больше не желает продолжать застолье, был настолько очевидным, что шевалье, хоть и расстроившись, решил, что действительно пора отправляться спать.
Утром он на правах старого друга, особо не церемонясь, явился в комнату к де Куси. Шевалье спешил сообщить о том, что уедет сегодня же. Монфору не было смысла оставаться, раз он все равно ничего не добился от друга.
Граф был в халате. Он сидел в кресле листал какие-то документы, некоторые из них подписывая.
– Входите, де Монфор, – бросил он и снова уставился в свои бумаги.
– Дорогой друг, я хотел попрощаться.
– Как, вы уже нас покидаете? – удивился хозяин замка. – Вы же еще толком не погостили. Вы хотя бы позавтракаете с нами? Я познакомлю вас с Саласаром. Думаю, вам будет интересно с ним пообщаться.
Граф встал, прошел по комнате, и, заметив что-то возле кровати, поднял кремового цвета чулки своей жены. Она забыла их, уходя сегодня утром из его спальни… Шевалье догадался об этом, и почему-то смутился, отведя глаза. Хоть он и был не силен в таких вещах, но чулки из тонко выделанной нежной козьей шерсти, украшенные кружевом, ленточками и золотыми стрелками были явно очень дорогими. Очевидно, Арман не отказывал супруге ни в чем. Граф небрежно бросил эту изящную часть женского туалета на кровать, чтобы служанка потом отнесла их хозяйке.
– Завтрак подадут в десять. Спускайтесь, Монфор, я вас прошу, – улыбнувшись, сказал ему граф де Куси.
… Графиня ступила в гостиную. Сидевший там человек вежливо поднялся, завидев входящую женщину. Она пристально вгляделась в незнакомца. Красивый, статный мужчина. Правда, несколько сухощав, точнее поджарый, как породистый жеребец. Одет он был в прекрасный темно-серый костюм и белоснежную рубашку. Но де Монфор явно не умел изысканно и дорого одеваться. Чувствовал себя неуютно, потому что больше привык к военной форме. Нельзя сказать, что графиня являлась чересчур впечатлительной дамой. Но встретившись с гостем глазами, она чуть не позабыла обо всем на свете. Глубокий взгляд темных глаз словно обжег ее. С трудом взяла себя в руки и постаралась говорить как можно холоднее.
– Доброе утро, господин де Монфор. Супруг предупреждал меня о вашем приезде. Что привело вас к нам? Ведь вы уже столько лет не общались.
«Она великолепна! – подумал шевалье. – Только глаза полны эгоизма и самовлюбленности».
– Всего лишь желание увидеть старого друга, – просто ответил мужчина.
Потом медленно нагнулся, чтобы поцеловать ей руку. Почувствовав тепло его ладони и мягкое прикосновение губ, графиня на секунду потеряла дар речи.
«Господи, как она великолепна!» – вновь потрясенно подумал он.
Роскошный материал дорогого платья кораллового цвета плотно облегал лиф и ниспадал каскадом атласа и кружев, подчеркивая все еще довольно тонкую талию Анны. От восторга по коже мужчины забегали мурашки.
Шевалье не заметил, как у него из кармана, когда он целовал графине руку, выпало письмо. Анна указала ему на это. Она заметила на конверте печать с гербом Мазарини.
– Ну вот у меня флеш-рояль и сошелся. Ожидая, что граф бросится вместе с вами помогать Мазарини, вы промахнулись тотально. Он фрондер, – объявила хозяйка и снисходительно улыбнулась, видя, как вытянулось лицо мужчины от удивления. Монфор понял, каким дураком выставил себя перед другом.
Он старательно придумывал, что бы такого ей ответить, когда вошли дон Саласар с сыном. Через минуту появился и граф.
Александрин явилась последней. Крутилась перед зеркалом, прихорашивалась как обычно, потому и задержалась. Монфор при виде дочери друга удивился, что та ни капли не похожа на графа. Все от графини взяла – те же длинные светлые волосы, большие голубые глаза… Девочка была одета очень нарядно – светлое атласное платье мерцало, красиво ниспадая до пола, на широких рукавах блестели вышитые золотом узоры. И держалась Александрин крайне уверенно. Никакой робости, одна светлая улыбка.
Гостей угощали щедро – подавали мясо, рыбу, куропаток, запеченных в подливе из ягод, вина на любой вкус. За завтраком говорили о разном. Как-то сам собой разговор перетек к теме детей.
Саласар рассказывал об успехах Рафаэля, графиня же скептически улыбаясь, кивала ему.
– Наверное, все это очень поможет юноше в будущем, – сказала она. – Он сможет заработать себе состояние, занимаясь адвокатской практикой.
Она не просто нащупала слабое место испанца, но и больно по нему ударила. Он так усердно пытался скрыть, что они практически разорены, но ему это не удалось.
Шевалье, украдкой бросавший взгляды на графиню, разглядел под пышными кружевами, украшавшими вырез платья, заманчивые очертания ее груди. Обнаженные до локтей руки хозяйки были очень изящны. Это только подчеркивали изысканные браслеты и кольца. Время от времени она касалась рукой тугого светлого локона, выпущенного из прически и лежавшего у нее на плече.
Де Монфор почти с завистью смотрел на них – на графа и графиню де Куси. А в душе разгоралась странная привязанность к этой капризной, самовлюбленной женщине, в которой было вместе с тем и властное достоинство.
Гость довольно быстро нашел общий язык с испанским дворянином. Вместе с графом они отправились на прогулку, во время которой Куси показал другу владения. Особенно он гордился своими лошадьми и охотничьими соколами.
– Знаете, что удивительно, – сказал Саласар Мишелю, улучив момент. – Я давно знаю графа, а с графиней познакомился только сейчас, приехав сюда. В Испании они жили отдельно.
– Да? – удивился де Монфор. – И какое впечатление на вас произвела графиня де Куси?
– Она мне показалась достаточно жестким человеком, сильным и уверенным. Но ее характер не очень красит культ собственной личности.
Из вежливости граф предложил другу задержаться у него на несколько дней и тот неожиданно для себя самого согласился.
– Скоро должен приехать Армэль на каникулы. Познакомитесь с ним, – говорил де Куси.
А де Монфор надеялся еще не раз увидеть супругу графа. Ее присутствие опьяняло его, и он тянулся к этой женщине словно под влиянием наркотика. Но к своему изумление он заметил, что графиня его избегает. По крайней мере, ему так казалось. Хозяйка больше не появлялась в его поле зрения. Лишь на следующее утро, когда они с графом и испанским грандом отправились на конную прогулку, то встретили двух очаровательных всадниц – графиню и Александрин. Анна специально поравнялась с лошадью графа и, желая ему доброго утра, демонстративно поцеловала супруга.
Днем, бродя по замку и рассматривая портреты предков графа де Куси, де Монфор вошел в гостиную, где графиня и дон Саласар сидели в креслах и беседовали. Мушкетер услышал уже конец их разговора, который сказал ему о многом. Графиня активно действовала за спиной мужа, разрушая их давнюю договоренность. И, похоже, она достигла цели.
– Возможно, вы скажете, что я надменна. Но я предпочитаю считать себя расчетливой, – говорила женщина.
– Я понял, мадам, что вы сделаете все, чтобы ваша дочь не стала невестой моего сына и чтобы наши семьи в последующем не породнились. Ну что ж. Я это принимаю.
– Мне приятно, что вы такой понятливый и не устраиваете из этого трагедию.
Испанец поднялся и коротко попрощавшись, покинул комнату. Графиня тоже собиралась уйти, но шевалье вдруг сказал:
– А вы не отличаетесь радушием, сударыня. Совсем не стараетесь уделить гостю внимания.
– Это вы о себе? Вы гость графа, а не мой.
Вечером Арман распорядился, чтобы для гостя нагрели воду и приготовили все для купания. Графу доставляли разнообразные душистые травы, которые придавали воде приятный аромат и очень расслабляли мышцы, давая телу отдохнуть. Горячая вода действительно расслабляла так, что Монфор едва не заснул в лохани. Вода уже начала остывать, когда он поспешно вылез, и принялся вытирать тело полотенцем. Но в этот момент дверь в купальню отворилась и кто-то вошел.
– Положите туда, – он услышал голос графиня и возню служанок, которые складывали вещи, предназначенные для стирки.
– Чтоб все было выстирано сегодня же, – распоряжалась мадам де Куси. – И здесь приберитесь. От сырости тут быстро скапливается грязь.
– Слушаемся, ваше сиятельство, – девушки вышли, чтобы собрать очередную партию белья.
Графиня же, не подозревая, что кто-то находится за перегородкой, стремительно вошла и почти налетела на Монфора.
– Господи! – от неожиданности воскликнула она. – Что вы здесь делаете?!
– Вообще-то купаюсь.
Она замерла, не в силах отвести глаз. Перед ней стоял полностью обнаженный мужчина, едва успевший прикрыть полотенцем пах. Довольно худой, жилистый, но было видно, как под кожей перекатываются его мышцы. Густая темная поросль на груди, розовый шрам на боку, еще один рубец на плече, плоский живот, тонкая полоска волос, ведущая книзу от пупка.
Графиня оказалась в западне – между лоханью с водой, столом с купальными принадлежностями, и шевалье. Единственный путь к отступлению – попятиться назад. Но сделав резкое движение, она зацепилась юбкой за угол стола и перевернула кувшин, вода из которого вылилась прямо на нее. Отшатнувшись, женщина едва не упала, но ее задержала сильная рука.
– Как вы неуклюжи, – произнес Мишель.
Какой забавной и растерянной она была в этот момент! Монфора захлестнуло всепоглощающее желание прикоснуться в ней. Осознав, что и так уже держит ее за талию, притянул графиню рывком, стал напористо целовать. Его поцелуй был теплым и мягким. А она сама не поняла, почему вдруг задыхаясь, стала отвечать. Словно голодный зверь ожил в нем, когда он, оторвавшись от ее губ, стал покрывать ее шею быстрыми горячими поцелуями, склонился к груди, которую скрывала от него ткань корсета. Удерживая ее одной рукой за талию, другой потянул вниз лиф. Соски мигом выпрямились из ареол. Мишель обхватил губами один. Анна всхлипнула, едва его язык принялся жарко щекотать ее плоть. От прикосновения его жесткого подбородка ее нежная кожа покраснела. По донесшемуся до него вздоху, больше похожему на сдерживаемый стон, и по тому, как по ее телу прошла крупная дрожь, шевалье вдруг понял, что она достигла высшей точки наслаждения. Так быстро! Как же наэлектризована она была, что практически одно его прикосновение так на нее подействовало. Совершенно не соображая, что делает, он подхватил ее и посадил на стол, окончательно скинув оттуда кувшин, который с грохотом разбился.
Но графиня вдруг стала с силой вырываться.
– Не надо! – выдохнула едва слышно.
Однако Мишель ничего не соображал. Руки уже боролись с ворохом юбок, жадно искали ее тело, губы же вновь впивались в ее нежную кожу возле уха, в шею, в ямку под горлом.
Неужели эта шикарная женщина ему прямо сейчас здесь отдастся? Да он же с ума сойдет, как годовалый пес, впервые вскочивший на суку! Нужно только победить весь этот каскад юбок. От возбуждения все тело дрожало так, что руки плохо слушались.
Но в следующий момент он получил настолько мощный удар в грудь, что едва устоял на ногах. Анна резко уперлась в плечи Монфора руками, соскочила со стола, чуть не перевернув лохань с водой, и принялась второпях приводить в порядок одежду. Ее щеки стали пунцовыми, а в глазах полыхала ярость, смешанная со стыдом. Как вообще могла такое позволить! Да еще кому! Как же опозорилась! Графиня уже было занесла руку, чтобы ударить его, но остановилась. Полотенце, которым он прикрывался вначале, лежало теперь у его ног. Графиня осознала, что глядит прямо на его налившийся орган. Услышала, как Мишель шумно, с дрожью дышит. Словно очнувшись от наваждения, она со злостью прошипела:
– Вы что забыли, в чьем доме находитесь?
«А вы-то и сами забыли», – подумал шевалье. По его взгляду она догадалась об этой мысли. Поэтому и сбежала, пристыженная, шальная, с горящими щеками и пылающим взором…
Он думал, что она не выйдет к ужину. Но ошибся. Графиня хоть и выглядела великолепно в своем бледно-розовом атласном платье, простом, почти домашнем, без особых украшений, но была какая-то подавленная, бледная, непривычно тихая. Саласар рассказывал о своей недавней поездке в Италию.
– Мои родители были в Италии несколько лет назад, – сказала Александрин. – Но никаких подробностей кроме того смешного случая с купанием голышом я не помню.
Монфор поднял глаза от тарелки и заметил, как графиня тревожно глянула на мужа – не знала, как воспримет эти слова. Граф смолчал, лишь нахмурившись, посмотрел на жену.
– Я ей рассказала, да, – с легкой улыбкой проговорила Анна, спеша исправить оплошность дочери. И игриво добавила: – Готова понести за это наказание.
Девочка хихикнула.
– Ну расскажите! Пожалуйста! – потребовало это непосредственное юное существо.
Графиня взглядом спросила у супруга разрешения, он недовольно кивнул.
– Рассказывайте, раз уже начали. А то все бог знает что подумают.
Графиня, теперь немного оживившаяся, с готовностью заговорила:
– Мы как-то отдыхали в Неаполе. Именно там это и произошло. Как всем известно, город расположен вдоль побережья Средиземного моря. В один из вечеров мы решили искупаться в море. Так увлеклись, что у нас украли вещи и деньги.
На этих словах Мишель отвел глаза и мрачно уставился в свою тарелку, догадываясь, что так занимало чету де Куси в тот момент, когда какие-то неизвестные воры утаскивали их вещи.
– Я думала, что сойду с ума! – продолжала графиня. – Но мой супруг, по-моему, никогда не теряет самообладания. Он спокойно сказал мне ждать там же в кустах, а сам куда-то отправился.
– Без одежды? – изумился Рафаэль.
– Уже темнело, да и нижние штаны, к счастью, оставались на мне, – сказал граф. – Рубашка Анны тоже к тому времени высохла. Но ехать в таком виде по городу, как вы понимаете, не представлялось возможным.
– Вернулся граф в костюме, похожем на те, в каких ходят разбойники или пираты. То есть одетый во что попало, совершенно не сочетающееся между собой, – продолжала графиня. – А мне принес платье то ли прачки, то ли какой-то служанки.
– А где вы их взяли? – с интересом спросил юноша.
– Украл, – пожав плечами, просто сказал граф.
– А что было потом?
– На этом все не закончилось, – предупредила графиня. – Дальше меня ждал великий позор.
– Ну, вы преувеличиваете, – иронично усмехнулся де Куси.
– Мой супруг заставил меня петь перед прохожими.
– Действительно, что может быть ужасней, – пошутил дон Саласар. – А зачем?
– У нас ведь и деньги украли, – напомнила женщина. – До гостиницы, в которой мы остановились, было очень далеко. Тут граф и вспомнил про мой певческий талант. Видит бог, я упиралась до последнего! Это же Неаполь! Петь на улице? Ни за что! Но он был непоколебим. И мне пришлось сдаться. Причем граф познакомился с каким-то уличным музыкантом и позаимствовал у него гитару баттенте, чтобы мне аккомпанировать.
– Вы умеете играть на гитаре, граф? – подал голос де Монфор.
– Немного.
– Я бы сказала, совсем не умеет! – поправила графиня, вызвав очередной взрыв смеха у дочери. – Я предложила, чтобы этот музыкант мне и аккомпанировал, но его сиятельство сказал, что тогда придется с ним делиться доходом, а на гитаре играть – это просто и он сам справится. В общем, я пела. При чем, все, что могла вспомнить – от детских песенок и любовных баллад до религиозных гимнов. Ситуация, конечно, нарочно не придумаешь… Сначала меня слушал только один мужчина. Он первый бросил нам монетку. Думаю, я ему просто понравилась как женщина. С этого все и началось – к моему ужасу, люди начали собираться. Но, правда, деньги действительно нам бросали. Я пропела без перерыва больше часа. С непривычки болели даже легкие, не говоря уже о горле. Попросила графа поиграть, пока я немного отдохну, однако он так ужасно играл, что люди начали расходиться. Пришлось снова начать петь. Но это было даже мне на руку – вместо ушедших подошли другие, и я стала исполнять весь свой репертуар заново. Удивительно, что нас не сцапала городская охрана. Представляю, как все опешили, когда бедные музыканты наняли карету и умчались прочь. Так мы, наконец, вернулись в гостиницу, в которой остановились.
– А еще из Неаполя вы привезли Генриетту! – вдруг вспомнила Александрин.
– О, да! Я купила ее у какого-то бродяги, который совершенно о ней не заботился, – сказала графиня. Она подозвала служанку. – Принесите Генриетту, пусть все с ней познакомятся.
Гости с интересом глядели на дверь, гадая, кого же им предстоит увидеть. Мать и дочь заговорщицки переглянулись, а по лицу графа было видно, что он совсем не в восторге от этой затеи, но позволяет им развлекаться, пока это не вышло за определенные рамки.
Когда вошла служанка, сначала всем показалось, что она несет ребенка, но потом стало понятно – на руках у девушки сидела обезьянка в зеленом платьице.
