Елена Андреевна Тюрина
Наследники графа. Кристиан
Глава IV Тетушка Шинджу
Их путешествие продолжалось уже два дня, а впереди было несколько долгих месяцев на корабле. Путь лежал через Индию, вокруг Африки, мимо берегов Португалии и Испании. Мана никогда раньше не плавала на судне, и выяснилось, что она тяжело переносит качку. Девушке стало плохо в первый же день. И вместо того, чтобы выполнять свои обязанности слуги, она лежала на старой циновке, пытаясь перебороть тошноту.
В невысоком квартердеке на корме располагались каюты с широкими светлыми окнами, отделенные друг от друга раздвижными перегородками. В одной из них и был размещен Ихара. Слуги жили отдельно, в подсобном помещении. Но когда Мана заболела, самурай решил, что она должна находиться в его каюте. Девушка, теперь вынужденная играть роль мальчика-слуги, ничего немогла есть и практически все время спала. Касэна ее состояние пугало, он уже готов был позвать корабельного доктора, однако Мана остановила самурая, ведь врач сразу узнал бы правду.
Молодому воину прислуживал второй слуга – юноша лет шестнадцати, мечтавший тоже стать военным. Ихара, хотя ему и было очень жаль Ману, естественно, не мог находиться рядом с ней долго. Он иногда навещал ее, а все остальное время проводил либо в тренировках, либо за чтением книг.
Именно во время одной из его тренировок и случилась неожиданная для молодого человека встреча. Рано утром, когда солнце еще только начинает подниматься из-за горизонта и все вокруг окрашено в серо-розовый цвет, Ихара на безлюдной просторной палубе повторял приемы боя, используя вместо катаны синай – бамбуковый меч, который два иезуита, иногда с интересом наблюдавших за его тренировками, называли между собой палкой. Обычно в такие моменты он был очень сосредоточен и не обращал внимания на зрителей. Поэтому не сразу увидел ее… госпожу Хоши. Шинджу стояла на палубе, облаченная в великолепное атласное одеяние апельсинового цвета. Она была, казалось, еще красивее, чем раньше. Словно то, что произошло, нисколько не опорочило ее. Да и происходило ли это все на самом деле? Ихара прекрасно помнил, что да. Лежащая на полу в обрывках кимоно женщина и наваливающиеся на нее мужчины – та картина до сих пор стояла перед глазами. Пришел ли ей кто-то на помощь? Что стало с Ясу? Самурай отвлекся от своих размышлений, увидев, как японка, какое-то время наблюдавшая за его похожим на танец воображаемым боем, медленно и величественно пошла вдоль перил. Подол ее платья, словно воды огненной реки, скользил по доскам.
Когда красавица исчезла из виду, Ихара продолжал отрабатывать технику защиты и нанесения ударов и вскоре перестал о ней думать. Самурай решил заняться обучением своего слуги, тогда тренировки станут гораздо эффективнее.
Пребывание на корабле было насыщенным и богатым на разнообразные события, насколько это вообще возможно в открытом море. Вечером Ихара был официально приглашен на чаепитие с купцами и капитаном корабля. Касэн предпочитал избегать подобных мероприятий, поскольку чувствовал себя скованно, говорить старался мало и не знал, как себя вести. Его заикание многих раздражало, ведь иногда юноше довольно тяжело было быстро произнести слова, и поэтому слушать его порой было также мучительно, как вслушиваться в карканье какого-нибудь диковинного пернатого. Но в этот раз Ихара отчего-то согласился прийти.
Здесь были оба иезуита, японские купцы, а также трое членов дипломатической миссии, направленных во Францию вместе с ним. А еще здесь была Шинджу. Оказалось, теперь она – супруга одного из купцов. Ихара время от времени поглядывал на женщину, она тоже иногда задерживала на нем взгляд. Самурай гадал – что же тогда случилось во дворце князя Иоири, что было после их побега? Может быть, госпожа Хоши могла бы ему это рассказать, но она сидела рядом с грузным, шумно дышащим мужем, покорно опуская глаза всякий раз, когда супруг обращался к ней.
Между тем разговор велся о корабле, на котором они совершали плаванье. Трехмачтовое судно хоть и было торговым, но имело на вооружении четыре пушки. Как пояснил капитан, в случае столкновения с пиратами они смогут отбиться.
Следующим утром, когда Ихара выполнял свои упражнения, Шинджу вновь вышла на палубу. Заметив, что она безмолвно наблюдает за ним, самурай остановился. Поднявшийся с утра ветер развивал полы кимоно и черные длинные волосы женщины, небрежно скрепленные серебряной заколкой.
Касэна осенила мысль, что тетушка может узнать племянницу, когда Мана выздоровеет и будет в качестве его слуги появляться на людях. А это могло угрожать ее безопасности. Шинджу наверняка знала, кто вывез из дворца дочь князя. Ему нужно было поговорить с ней, поэтому молодой человек решительно направился к красавице.
Женщина ожидала его приближения, чуть склонив голову на бок. Самураю показалось, что в ее взгляде мелькнула насмешка.
– Вот уж не думала, что увижу тебя здесь, – сказала Шинджу.
Ее губы сложились в улыбку. Ихара поклонился, как подобает во время приветствия.
– Токугава направил меня в Европу в качестве посла, – пояснил юноша.
Взгляд женщины был странно отрешенным. И в то же время ее глаза с хищной, кошачьей сосредоточенностью скользили по его обнаженному сухопарому торсу. Хотя осень уже обвила все вокруг дымкой золота и прохлады, теплые дни еще случались, и в этот раз был именно один из них. Во время тренировки Ихара от жары покрылся испариной, поэтому сбросил верхнее кимоно, оставшись в широких плесированных штанах хакама.
– Я не помешала твоим упражнениям? – поинтересовалась японка.
Голос ее был сладок и игрив. Ихара отрицательно качнул головой. Кажется, она вовсе не собиралась спрашивать о Мане и это его успокоило. Он вздрогнул, когда Шинджу вдруг прикоснулась к его груди. Ладонь ее была теплой, мягкой. Заметив взгляд, обращенный на руку, лежавшую на темных завитках, японка снова улыбнулась.
– Кроме махания бамбуковым мечом, есть еще другой способ поддерживать тело в хорошей форме, – проворковала она.
Шинджу отвернулась и стала медленно отходить, а Ихара оставался неподвижен и внимательно глядел ей вслед. В это время Мана, бледная, исхудавшая, стояла под квартердеком, и, кутаясь в шерстяное покрывало, смотрела на него. Конечно, девушка узнала родственницу. Она во всем проигрывала тетке. Маленькая, как ребенок, коротко стриженная, от чего волосы по-мальчишески торчали в разные стороны, одетая в грубую мужскую одежду, бесформенно на ней топорщившуюся. В то время как Шинджу была женственно-холеная, ухоженная, и, что греха таить! – все еще молода и красива.
***
Ихара открыл глаза. Из окна лился чистый лунный свет, который падал как раз на сидевшую на футоне фигурку. Женщина была повернута к нему спиной, ее волосы, перекинутые на грудь, открывали узкую гибкую спину. Самурай засмотрелся на Шинджу. Ее силуэт походил на изваяние статуэтки, выточенной из кости или дерева. Молодой человек нежно провел пальцами по линии ее позвоночника, чувствуя теплоту и бархатистость кожи. Женщина оглянулась. В ее глазах в этот момент был какой-то нездоровый блеск. Но через секунду она уже томно улыбалась ему. Ихара мягко сжал ее ступню. В его руке она казалась такой маленькой, грациозной, хрупкой, что, кажется, раздавить ее ничего не стоило. Как вышло что они стали любовниками? Он бы не мог толком ответить на этот вопрос. Просто однажды ночью она пришла… Сейчас Шинджу уйдет в каюту мужа, а потом, под покровом темноты, вновь скользнет в его комнату.
Днем Ихара вел себя с ней ровно, ничем не выдавая их близкой связи. Правда, надо отдать должное и самой Шинджу: она тоже не подавала виду. Скромная и воспитанная на людях, наедине с ним она вспыхивала горячей страстностью и становилась неукротимой вакханкой.
Но они зря думали, что никому не известно об их отношениях. Как минимум один человек все знал. Это была Мана.
Организм девушки постепенно адаптировался к качке, и она стала выходить на палубу. А вскоре и смогла занять свое место возле Ихары в качестве его слуги. Когда рядом появлялась Шинджу, самурай под разными предлогами посылал куда-нибудь Ману, боясь, что тетка узнает племянницу. Но девушка стала следить за ними со злой юношеской ревностью. Ночью подкрадывалась к каюте и слышала приглушенные стоны, иногда видела, как тетушка торопливо проникает в комнату ее «господина» или как выскальзывает из нее. А днем, не выспавшаяся и раздраженная, Мана то и дело словесно задевала удивленного самурая, не понимавшего, что с ней происходит. Касэн вообще стал неимоверно раздражать своего маленького «слугу». Однажды даже дошло до абсурда…
Корабль периодически делал остановки в портах, чтобы пополнить запас пресной воды и провизии. В это время у пассажиров была возможность спуститься на землю и даже посетить различные местные заведения. Ихара любил использовать такие моменты для купания. Попариться в деревянной бочке было его слабостью. Японцы называли это баней офуро. Благо этот народ любит комфорт и потому даже здесь, на корабле, была такая бочка. Во время остановок корабля как раз появлялась возможность набрать и нагреть воды. А делать это надлежало прислуге. Обычно этим занимался второй слуга, юноша по имени Тоши, но в тот раз Мана нарочно присоединилась к нему. Девушка носила воду, изо всех сил демонстрируя как ей тяжело, но при этом отказывалась бросить свое занятие, когда Ихара настаивал. Наконец приготовления завершились, и молодой человек опустился в бочку, над которой клубился жаркий пар.
Воспользовавшись тем, что супруг с другими купцами отправился на берег, Шинджу явилась к любовнику и со смехом бросилась растирать ему спину и грудь.
– Хочешь, я принесу масла, чтобы добавить их в воду? – поинтересовалась японка, гладя его по плечам.
Ее изящная тонкая ручка вдруг скользнула вниз. Пальцы мягко прошлись по нежной коже.
– Нет, останься, – прохрипел он, шалея от развратной ласки.
В предвкушении плотских удовольствий самурай блаженно прикрыл свои красивые зеленые глаза. Но в этот миг его окатили кипятком. Ихара вскрикнул и подскочил, накрывая водопадом брызг Шинджу, и стоявшую по другую сторону Ману. Именно она и стала причиной случившегося.
– Ах, ты идиот! – закричала госпожа Хоши, намереваясь с размаху отвесить слуге пощечину.
Однако племянница ловко увернулась.
– О, простите меня! – пролепетала она. – Я лишь хотел добавить горячей воды, чтобы господин не замерз.
Ихара, нахмурившись, глядел на нее, и даже не пытался защитить от нападок Шинджу. На его плече и груди проступили красные пятна, свидетельствующие о довольно сильном ожоге.
– Пошел вон! – кричала тем временем женщина, одновременно пытаясь привести в порядок свое намокшее кимоно.
Опустив голову, Мана проворнее любого мальчишки выскочила из каюты. Ее злость на Касэна никуда не делась, а только усилилась. Поэтому она решила забиться в какой-нибудь укромный уголок, чтобы не видеть ни его, ни свою тетку.
Несмотря на то, что ветер стал заметно сильнее, японское судно вновь вышло в море. Капитан рассчитывал сделать большую остановку на Филлипинах через несколько дней, а сейчас решил продолжать путь. Однако ближе к ночи порывы ветра настолько усилились, что паруса, которые нещадно трепало из стороны в сторону, начали издавать невероятный шум. Мана, испугавшись этого, выбралась из своего укрытия и обнаружила, что вся команда занята борьбой со стихией. Матросы поворачивали паруса под определенным углом, чтобы ветер нанес им как можно меньше вреда и не сбил корабль с курса. Вдруг с резким свистом лопнул один из канатов, что грозило обрушению ванты на грот-мачте. Мальчишка-матрос, как раз находившийся там и пытавшийся закрепить парус, рисковал рухнуть вниз с огромной высоты. Пока все с ужасом наблюдали за происходящим, один из пассажиров сорвался с места и по выбленкам уже поднимался наверх. Касэн рассчитал все следующим образом – добравшись до нужной ванты, он сможет поймать конец каната и вернуть его на место, чем спасет от разрушения вторую мачту корабля. Морское дело всегда интересовало его, и юноша считал, что неплохо разбирается в столь непростом искусстве. Когда Ихара уже был на самом верху, ему удалось схватить беснующийся на ветру обрывок каната и, подтянувшись к матросу, помочь ему закрепить поврежденную ванту. Однако в следующий миг каким-то особенно сильным порывом его вдруг швырнуло в сторону, и он наткнулся прямо на саму мачту. А матрос, не сумев удержаться, полетел за борт. В гуле ветра и оглушительном шуме воды раздался всеобщий вздох. Пассажиры напряженно смотрели, что будет дальше, хотя капитан уже несколько раз приказал им покинуть палубу. Мана, невольно вцепившись обеими руками в воротник своей короткой куртки, составлявшей одежду слуги, едва сдерживала крик. Когда самурая, который в широких штанах и кимоно на фоне графитово-серого неба казался похожим на огромную птицу, снова отбросила на мачту, девушка заплакала. Неизвестно какими усилиями, но Касэну все же удалось спуститься. Его темные волосы растрепались, выбившись из хвоста, и прилипли к лицу, а из рассеченной брови вместе с каплями воды струилась кровь.
Что было дальше, Ихара практически не помнил. Он очнулся в своей каюте, и первое что увидел – склонившееся над ним лицо корабельного доктора.
– Сколько вам лет? – спросил лекарь.
– Восемнадцать.
– Молод и силен… Значит заживет все быстро.
– Что со мной?
Оказалось, у Касэна сотрясение мозга и перелом нескольких ребер. Врач посещал самурая каждый день, также в гости наведывалась Шинджу. А ухаживали за ним слуги. Причем за все время они с Маной почти не обмолвились ни словом. Ихара не знал, чем так настроил против себя девушку, а она не могла простить ему роман с теткой.
Как только самураю стало лучше, ночная гостья вновь стала посещать его каюту. Молодого человека несколько отталкивала эта ее навязчивость. Такая страсть могла стать роковой…
– Ты останешься там, на Западе? – однажды спросила она, лежа на его поджаром теле.
– Да.
– А я не знаю, что буду делать…
Ихара покосился на нее вопросительно. Она часто жаловалась на мужа, говорила, что ей противны ночи с ним, ненавистны его прикосновения.
На самом деле Шинджу действительно ненавидела его. Когда-то она была родственницей владетеля Канадзавы, и держалась почти как императрица, окружая себя охраной и слугами. А теперь она – супруга простого купца, которому была обязана тем, что он вытащил ее из-под оголтелых наемников Токугавы, готовых растерзать ее хрупкое тело. Муж ее на тот момент был их командиром. А потом решил уйти в купцы, что не было редкостью среди самураев. Он боготворил жену, даже не подозревая, насколько сильно она его презирает.
– Что стало с Ясу? – все-таки осмелился спросить Ихара.
Почему-то думал, что она не ответит. Но Шинджу сказала:
– Она не вынесла случившегося и погибла. Нет, не тогда, позже. Проткнула себя мечом. Моя дочь оказалась более смелой, чем я.
Глава V Лань и волчица
Мана подавала Ихаре тарелку с рисом, когда Шинджу, неожиданно появившаяся в комнате, вдруг целенаправленно подошла к ней. Девушка испуганно уставилась на тетку, а та вдруг на глазах у самурая схватила ее за пояс штанов и резко сдернула их вниз, открывая для обозрения все, что находится ниже талии. Дочь князя Иоири вскрикнула, роняя посуду, и ударила родственницу по рукам, а потом попыталась натянуть на бедра верхнюю часть одежды. Ее широкие штаны из грубой серой ткани упали на пол, и поднимать их было бы совсем нелепо.
– Руки убери, маленькая шлюшка! – вскричала Шинджу. – Я так и думала, что это девка! И как же я раньше не догадалась, что это именно ты!
Глаза Маны наполнились слезами.
– Перестань! – Ихара поднялся со своего места и буквально оттащил тетку от племянницы.
Большего унижения Мана не испытывала никогда в жизни. Особенно сильную боль причиняло осознание того, что все произошло на глазах мужчины. Именно у НЕГО на глазах! Стояла перед ним почти раздетая… И кто посмел с ней так поступить! Родная тетка, когда-то качавшая ее на руках. Девушка с минуту глядела в пустоту оторопелыми глазами, затем наклонилась, подняла штаны, натянула их на себя, и вдруг понеслась прочь, словно вспугнутый олененок. Ихара вместо того, чтобы что-то объяснять Шинджу, бросился за ней, потому что ее совершенно невменяемый вид натолкнул на некоторую догадку. И действительно Мана бежала к борту корабля. По тому, как она схватилась за перила, самурай понял – его маленькая госпожа собирается броситься в воду. Две крепкие руки обхватили девушку и с легкостью оторвали от пола. Юная японка завизжала. Она билась в истерике, рвалась из его рук, отталкивала, дрожа всем телом. В то время как Шинджу, поднявшись на палубу, равнодушно наблюдала за этим зрелищем.
Она заподозрила неладное еще когда мальчишка-слуга ошпарил их с Ихарой кипятком. Слишком знакомым ей тогда показалось его лицо. Но когда у нее стали пропадать принадлежности, необходимые женщине во время регул, Шинджу окончательно поняла, что один из слуг самурая – отнюдь не мальчик.
Дело в том, что Мана, все мысли которой захватила возможность побега, совершенно не подумала о столь нужных вещах, а Ихара и подавно не думал о таком, поэтому не напомнил ей. Все таскать у тетки девушка изловчилась быстро. И этим себя выдала.
… День он провел на палубе, а в свою каюту, где Мана находилась все это время одна, зашел лишь вечером. Девушка лежала на футоне спиной к двери. Лежала тихонько, неподвижно, будто затаившаяся в уголке мышка. Наверное, плакала весь день… Когда он появился, Мана повернулась. Посмотрела так, словно грудь распорола своим взглядом, столько в нем всего читалось: и боль, и стыд, и… нежность?
Самурай присел рядом, намереваясь что-то сказать, но девушка опередила его. И ее слова совершенно не вязались с тем, о чем еще секунду назад говорили ее глаза.
– Ты был рабом моего отца, Ихара, а значит и моим. Не смей никогда больше ко мне прикасаться и мешать мне делать то, что я решила.
От своих слов Мана сама же еще больше распалилась. Что этот приемыш себе позволяет?
Лицо самурая стало почти каменным, на скулах заходили желваки. Он встал и отошел к окну.
– Хорошо. Я п-понял, – голос его был глухим и тихим.
Мана поднялась, чтобы уйти. Но остановилась, услышав его следующие слова:
– Там, где я родился, самоубийство считается п-позором, а не подвигом. Если человек решает умереть, значит, он слаб и п-признает, что не может бороться.
…Увидев на палубе тетушку, как всегда прекрасную в своем шелковом, розовом с коралловой отделкой кимоно, Мана собиралась демонстративно пройти мимо, но та ее окликнула.
– Подойди сюда, Манами-сама[1].
Девушка оглянулась и, сделав шаг к родственнице, замерла. Глянула на Шинджу, гневно хмуря брови.
– Ты можешь на меня обижаться, злиться. Но то, что я сделала – для твоего блага.
Дочь покойного князя фыркнула. В этот миг она особенно походила на отца – та же решимость была во взгляде.
– Забыла, кто ты? И кто он? Ты что на себя надела? Кем стала? Никогда в жизни Иоири не прислуживали! Да еще и какому-то молокосу-самураю. Он никто! Просто солдат. Раздеваясь при нем, ты не можешь чувствовать стыда и унижения, ведь это – то же самое что раздеться рядом с мебелью, стеной, дверьми. Пусть знает свое место!
Выслушав ее, Мана ответила на удивление спокойно, будто уже смирилась с произошедшим, пережила и запретила себе об этом вспоминать.
– Это вам, тетушка, надлежит знать свое место. И мы видели, где оно, не забывайте об этом.
Повернувшись, девушка отправилась дальше и уже не видела, как побагровела гладкая персиковая кожа Шинджу, как заблестели ее очи.
«А что, если, и вправду, сделать из нее настоящую шлюху? – в ярости подумала госпожа Хоши и ее губы растянулись в зловещей ухмылке. – Сломать эту маленькую мерзавку с ее княжескими замашками, с этой неприступностью и надменным взглядом, который она каждый раз бросает на окружающих».
Осуществить задуманное труда не составило. За ней и так все мужчины, будто ручные, ходили. Благодаря своей красоте, а также деньгам мужа-купца, Шинджу легко нашла помощника среди команды корабля – матроса по имени Джеро. И когда он с похотливой ухмылкой внес в грязное, пропитанное запахом пота и мочи помещение, где ютились все низшие по званию члены команды, девушку, опоенную чем-то до бессознательного состояния, матросы очень оживились. Находясь долгие месяцы в пути, в большинстве своем они редко видели женщин. Некоторым из них если и везло, то лишь с портовыми девками.
***
Тоши, слуга Ихары, несся, толкая и почти сбивая с ног всех на своем пути. Он сразу узнал Ману, и хотя до этого момента сам был уверен, что это мальчишка, понимал, что должен во что бы то ни стало сообщить все господину.
Когда самурай спокойно вошел в кубрик – общую комнату матросни, и увидел, как несколько человек склонились над неподвижно лежавшей Маной, то вынул малый меч[2] из ножен.
– Отойдите от девушки.
– Что, тоже хочешь поразвлечься? – хихикнул кто-то.
Ихара метнул в говорившего острый, как клинок, взгляд.
– Каждого, кто к ней прикоснется, зарублю. Она – дочь погибшего князя Канадзавы. А я ее охранник. Должен находиться рядом. Жизнь ее охранять… и честь.
Все застыли. Откуда тут, на корабле, следующем на Запад, взялась эта юная аристократка, да еще и в таком виде? Джеро, единственный, кто знал, каким образом девушка оказалась во власти матросов, осторожно отошел назад, за спины товарищей. Если и правда эта сучка – дочь дайме, пусть даже умершего, то ему не поздоровится. Неужели так жестоко обманула его хитрая супруга купца?
Ближе к полуночи госпожа Хоши, стараясь никому не попадаться на глаза, прошла на дальнюю часть палубы, где за столбом мачты ее ждал какой-то человек.
– Что тебе нужно? – отрывистым шепотом спросила женщина.
В вышедшем из тени ей навстречу мужчине без труда угадывался чуть сутулый коренастый матрос Джеро.
– Плата, – хищно усмехнувшись, ответил он.
– Плата за что? – она нервно стягивала у горла воротник своего роскошного кимоно.
– За молчание. Ведь ни девчонка, ни этот сопляк с катаной не догадываются пока, кто ее под наших ребят чуть не подложил.
– Сколько ты хочешь?
– Деньги мне здесь без надобности.
Шинджу ощутила, как в районе солнечного сплетения похолодело, а от желудка к горлу начал подниматься ком. Она прекрасно знала, что значит, когда так говорит мужчина. Он хочет другой платы… В темноте Джеро не мог видеть, как она побледнела и как исказилось в гримасе отвращения ее лицо. Руки матроса потянулись к поясу оби, удерживающему кимоно и закрепленному с помощью банта.
… Мана не приходила в себя всю ночь. А утром проснулась, как ни в чем не бывало. Девушка, скорее всего, даже не догадывалась о том, что чуть не стала жертвой жестокого надругательства. То, как на нее порой косились занятые работой моряки, вначале показалось странным, но еще больше юную японку удивило повышенное внимание самурая, почти все время находившегося поблизости.
Не секрет, что вместе с людьми на кораблях путешествовали и животные. На судне было несколько коз, домашняя птица, лошади. Если первые и вторые входили в меню находившихся на борту пассажиров, то последние предназначались для продажи. Морякам же надлежало питаться гораздо более простой едой – сухарями, лепешками, дарами моря. Вот они и занимались тем, что рыбачили, чтобы хоть чем-то себя побаловать. В этот день матросы уговорили корабельного повара приготовить им огромную рыбу, выловленную утром. Тот расположился прямо на палубе и специальными ножами ловко разделывал сочного тунца. Мана увлеченно наблюдала за процессом, и повар, заметив слонявшегося без дела «мальчишку» предложил попробовать расчленить рыбу. Девушка неумело взялась за работу, чем насмешила маленького помощника судового кулинара.
Присевший на бочку, стоявшую у кормы, Ихара не сводил с японки глаз.
– Что ты как пес на привязи возле княжны? – прозвучал совсем рядом голос госпожи Хоши. – Или забыл что в первую очередь ты самурай Токугавы, посол Японии?
Касэн повернулся и посмотрел на Шинджу. Сегодня ночью она почему-то не пришла к нему и сейчас казалась то ли печальной, то ли уставшей. Облаченная в простое серое кимоно, украшенное лишь вышитыми на нем алыми цветами и поясом в тон, женщина выглядела в этот момент трогательно и беззащитно. Это подчеркивало и почти полное отсутствие краски на лице, позволяющее рассмотреть ее четко прорисованные природой скулы и небольшие чувственные бледно-розовые губы, обычно спрятанные под слоем помады сочного красного цвета. Такой видеть любовницу Ихара не привык.
– Мне ее отцом велено быть ее телохранителем, – ответил он.
– Тело, значит охранять, – Шинджу хмыкнула. – Главное – не возжелай этого тела.
Он вспомнил, как увидел Ману тогда, во время выходки тетки. Самурай сразу отогнал от себя эти мысли. Даже думать о таком было непозволительно.
– Ей нужна одежда, – сказал вместо ответа Ихара. – Найди для нее что-нибудь. Не следует ей больше скрываться под видом прислуги, это не правильно. Сегодня ночью ее опоили чем-то и хотели изнасиловать.
– О, боги! Кто мог решиться на такое? – Шинджу всплеснула руками, от чего широкие шелковые рукава ее наряда живописно разлетелись в стороны, открывая тонкие запястья.
Вечером на чаепитии у знатных пассажиров Мана появилась в великолепном нежно голубом платье, отделанном по краям рукавов и подолу белым шелком. Пояс одеяния также был из этого материала. Серебристое украшение в туго уложенных волосах добавляло женственности по-детски хрупкой красавице. На наряд для племянницы тетка не поскупилась. Однако девушка совершенно не горела желанием выражать родственнице признательность. Она решила, что никогда в жизни не простит ей то свое унижение перед Ихарой. Правда теперь Шинджу обращалась с Маной нарочито уважительно, всякий раз подчеркивая статус племянницы.
– Как же это вам удалось столько времени водить нас за нос, Манами-сама? – улыбался в усы капитан, рассматривая высокопоставленную пассажирку.
– Моя племянница чуть не погибла во время нападения на дворец дайме Иоири, господин Исий, – ответила вместо девушки Шинджу. – Ей опасно было раскрывать себя. Но теперь, когда мы уже далеко от берегов Японии, надеюсь, малышке нечего бояться.
Сегуна в тайне ненавидели многие, поэтому говорить о таких вещах в узком кругу госпожа Хоши не боялась. Мана нахмурила тонкие черные брови, украдкой бросив недовольный взгляд на тетушку. Ее покоробило это фамильярное «малышка». Наверное, Шинджу не знает, что она – официальная невеста наследника, пусть и беглая.
Далее Мана с интересом вслушивалась в беседу, которую затеяли один из иезуитов, капитан, и ее тетушка. Кажется, речь шла о каком-то литературном творении, автор которого жил в Европе и Шинджу рассчитывала с ним познакомиться.
– Занятная книга, – говорил иезуит. – Но слишком уж переполнена фривольными намеками.
Как церковнику, ему это явно не нравилось.
– Не так уж их много, согласитесь, чтобы выводить из душевного равновесия, – спорила с ним госпожа Хоши. – Зато написано как! Хлестко и отточено!
– А вы не читали этого Лафонтена? – вежливо осведомился у Маны капитан.
– Его не переводили на японский, – заметила Шинджу.
– Действительно. Но когда сие произойдет – обязательно узнайте, что скрывается за этим набором латинских букв.
Все засмеялись.
Касэн проводил вечер в одиночестве. Растянувшись на футоне, Ихара положил руки за голову и глядел в потолок. В Европу они прибудут лишь весной, долгие месяцы на корабле совершенно расслабят его, и с этим нужно что-то делать. На самурая временами нападала апатия от безделья, накатывал страх перед будущим, перед неизвестностью. Сможет ли он найти своих близких? Как его встретит родная Франция, как воспримут его появление те, кто знал его маленьким мальчиком и давно смирился с исчезновением сына?
Потом самурая осенила другая мысль. А что если все его близкие давно умерли? Еще несколько лет назад от приезжавших к князю Иоири португальских торговцев Ихара слышал, что в Англии случилась страшная эпидемия чумы, от которой умерла почти половина населения Лондона[3]. Вдруг эта болезнь затронула и Францию? Хотя людям ведь угрожала не только чума. Лихорадка, оспа, – да мало ли болезней? Юноша старался отвлечься от столь безрадостных мыслей, но вновь и вновь возвращался к ним. Боязнь найти мать совсем не такой, какой он ее видел благодаря своим смутным детским воспоминаниям, сменилась страхом не увидеть ее вовсе.
Размышления Касэна прервал тихий мягкий звук отодвигаемой двери. Аромат цветов возвестил о появлении Шинджу. Женщина без слов сбросила свои шелковые одежды и опустилась на его бедра. Пары поцелуев и прикосновений было достаточно, чтобы пробудить страсть в юном теле.
… Мана, прямая и напряженная, словно чайная церемония все еще продолжалась, сидела на пятках в теперь уже отведенной специально для нее каюте. Заснуть в эту ночь ей мешало волнение. Впервые она оказалась в обществе, где на нее смотрели не как на ребенка или на дочь ее знатного отца. Сегодня она была интересна людям сама по себе! Мужчины бросали на нее дружелюбно-восхищенные взгляды, капитан беседовал с ней на равных, даже спросил ее мнение по какому-то вопросу. Да и другие участники вечера постоянно обращались к ней во время разговора. Шутили деликатно, а не грубо или пошло, как бывает у мужчин, говорили о делах понятно и не много, дабы не заскучали их прелестные собеседницы, бывшие, если не считать пары служанок Шинджу, единственными представительницами прекрасного пола на борту.
Мана вспомнила слова, которые ей когда-то наставительно говорила Амайя Кин: «Гейша должна уметь очаровывать невинностью и владеть актерским мастерством, должна уметь пронзить тот мрак, в котором живут мужчины, – мрак воин, оружейного звона и запаха крови – нитью утонченной красоты». Но разве обычной женщине не стоит прислушаться к этим советам? – подумала юная княжна.
Маленькая милая девчушка незаметно становилась привлекательной девушкой. Но раньше она никогда не задумывалась, что, может быть, уже скоро из молоденькой барышни превратится в настоящую женщину. Это пахнущее чем-то приятно-теплым платье, принадлежавшее тетушке Шинджу, сотворило с ней чудо. Мана осторожно провела рукой по ткани кимоно на груди. От прикосновения внутри разлилось тепло. Любимая, жена, мама?.. Вряд ли она когда-нибудь раньше представляла себя в этом образе. Но теперь она чувствовала, что вплотную приблизилась к перерождению… в женщину.
[1] -сама (様) – суффикс, демонстрирующий максимальное уважение и почтение. Примерный аналог обращения «господин», «достопочтенный».
[2] Самурай носил два меча – длинный и короткий. Такая пара называлась Дайсё (букв. «больший и меньший») – катана и вакадзаси. Длинный меч назывался дайто (катана) – 95-120 см, короткий – сето (вакадзаси) – 50-70 см.
