Екатерина Ёлгина
Княже
– Слушай, а что ваш Зайчик такой заботливый вдруг стал? Он же раньше был совсем другим: кровожадным, злющим как сам дьявол, хотя… он же и есть дьявол.
Леший посмотрел на меня с удивлением:
– А ты откуда знаешь? Эх, было время, да… Но не нам же судить о его делах.
– Да какие там дела, – плёл я, надеясь попасть в нужное русло разговора. – Состарился он, стало быть, уже хватка не та. Только и сидит да приказы отдаёт. Скучно тут у вас, говорю же.
Провожатый поджал губы и нерешительно промямлил:
– Да как везде. Теперь уж не сыщешь леса, чтоб как раньше: свободные руки и без Хозяина.
– Да, то ли дело было лет эдак сто назад. Вот там творили, что хотели, скажи?
Леший радостно продолжил:
– Ой, правда твоя. Мы с другими лешими такие проделки выдумывали – красота. Путников до седых волос пугали, охотников к взбешённым кабанам и медведям подводили, красавиц в мавок превращали, но и за лесом пуще следили – деревья оберегали, выращивали редкие саженцы… эх… воля была! Нас и боялись, и уважали.
– А теперь какому-то Зайчику кланяться надо, – фыркнул я, но, похоже, переиграл: леший посинел, закашлялся, замахал ручищами:
– Что ты говоришь, окаянный, тише!
– Куда же тише, я же в своей голове разговариваю.
– Да чтоб тебя, перестань сейчас же, – нахмурился он. – Негоже так про Предводителя говорить. Ну изменился, ну и что ж теперь. Он, поди, и сам не рад. Зато нас никто не истребляет.
– Понимаю, – сочувственно ответил. – А что ж он не рад, раз сам изменился?
– А ты будто не знаешь, – усмехнулся леший. – После такого горя сам не поймёшь, как изменишься. Правда, мы думали, что в другую сторону его потянет: что шибче станет бесноваться. Но остепенился вот, придумал правила и бдит за лесом.
Тропинка вела нас сквозь колючие замерзшие кусты, но я углядел чуть в стороне почерневший ствол:
– Погоди-ка, нужду справлю. Я немного вперёд пройду.
– Да хоть тут делай, ты же волк?
– В первую очередь, я человек.
Провожатый пожал плечами и отвернулся, когда я потрусил к дереву.
Глава 4
Капитан проводил девушек в тесную каюту и, бесконечно извиняясь, поднялся на палубу. Малика отметила про себя, что корабль находится в обиходе, должно быть, недавно: повсюду пахнет смолой, едкой краской и свежей струганой древесиной. Небольшое судно относительно пассажирских кораблей всё равно показалось Малике огромным. Паруса, канаты, верёвки, катушки, бочки, ведра, щётки и ветошь, злой порывистый ветер и просоленный запах, скрип досок составили для ворожеи первоначальную картину будущего морского путешествия на этой шхуне. Команду она не успела разглядеть, лишь мельком заметила подбежавших к борту крепких парней, схватившихся за какой-то канат.
Интересно, что сам капитан, назвавшийся Сидорхом, не производил впечатления богатого лорда, который мог бы позволить себе небольшое, но новое торговое судно и команду. Возможно, он наёмник.
Судно отошло от причала под дружные командные крики моряков.
– Расскажи, что ты видишь, – попросила Лина. – Я так мечтала побывать на корабле, в море, насладиться свободой и красотой волн… но теперь ощущаю лишь тошноту и приступы паники.
Малика грустно улыбнулась – ей было знакомо это чувство обделённости.
– В каюте не на что смотреть, Линок. Две узких доски у стен, именуемых кроватями, выдвижной столик и тумба, прибитая к полу гвоздями. На полу, возле тебя, стоит кувшин с лоханью – для умывания, наверное. А под кроватью… ага, так и есть – ночной горшок.
Лина засмеялась, расплетая причёску из кос, что сбилась под шляпкой. Малика последовала примеру подруги и запустила руки в тёмно-каштановые кудри, распрямляя пальцами непослушные завитки.
– А ещё тут душно, тебе не кажется? – Ворожея с выдохом расстегнула тяжелый лиф верхнего платья и промокнула платочком шею, спускаясь к зоне декольте. – Или это из-за нервов? Я почему-то чувствую тревогу…
Подруга пожала плечами. Она лишь скинула шляпку и меховую накидку на койку. Погода была довольно холодной, и в каюте это чувствовалось.
К ним заглянул худощавый светловолосый паренёк, но, увидев Малику не совсем одетой, попятился, споткнулся о сундук, чертыхнулся и убежал наверх.
– Что это было? – Поинтересовалась Лина под смех Ворожеи.
– Стеснительный мальчишка забегал. Всё в порядке. Может, ты хочешь отдохнуть? Я помогу тебе снять верхнее платье, – заботливо предложила Малика.
– Да, спасибо. Я неважно себя чувствую.
Лина быстро уснула, пробормотав «Маркус» в полудрёме и укрывшись пледом, а Малика, вновь одевшись, собралась подняться на палубу в поисках капитана Сидорха.
На первой лестнице ворожея столкнулась с курносым пареньком, что заглядывал в каюту. Светловолосый покраснел и удрал к носу.
Незнакомый мужчина оказался у ступеней, ведущих на верхнюю палубу. Он молча смерил недовольным взглядом девушку и нехотя подал ей руку, помогая подняться. Худощавый, высокий, с вытянутым, неприятным хмурым лицом – полная противоположность круглолицего, открытого и улыбчивого капитана с медной бородой.
– Благодарю, – улыбнулась ворожея. – Я не помешаю? Могу ли увидеть капитана?
Мужчина пожал плечами и кивнул в сторону:
– Да вон он, на квартердеке.
Малика непонимающе хлопала глазами.
– У колеса, у руля, – ответил он, заметно раздражаясь, махнув при этом рукой, и зашагал в противоположную сторону.
Ворожея осторожно двинулась в указанном направлении, обходя толстые болтающиеся канаты повсюду, пропущенные через механизмы, сторонясь нависающих балок. Девушка скользила по блестящей палубе под смешки команды. Ветер ледяными шпагами пронизывал платье, оставляя на месте «уколов» лёгкое онемение. Она поднялась по ступеням на небольшую возвышенную площадку и увидела капитана, смеющегося в кулак.
– Вы надо мной потешаетесь? – Смело поинтересовалась Малика, догадавшись, что он с самого начала наблюдал за ней сверху.
Девушка скрестила руки на груди и чуть приподняла подбородок. Капитан улыбнулся и пригласил жестом подойти поближе.
– Простите, сударыня. Вы так мило смотритесь на моей суровой мужской посудине, и совсем не грешно заблудиться среди такого бардака.
Малика сморщила носик, прощая его бестактность. Она встала рядом и с интересом наблюдала за происходящим на палубе. Отсюда и вправду открывался полный обзор: экипаж не бездельничал, и каждый матрос занимался своим делом.
– Простите моё невежество, но я первый раз путешествую по морю. И эти ваши верёвки повсюду и торчащие балки немного сбивают с толку.
– Я и сам иногда сбиваюсь, зацепившись ногой за канат, и думаю: «Зачем здесь столько всего понавешали?..» – Капитан не выдержал и захохотал, а Малика погрозила пальчиком:
– Шутите, да? А вот что за бревно расположено горизонтально, на мачте, если не ошибаюсь?
Сидорх пригладил курчавую бороду:
– Это «бревно» называется гик, сударыня. Гик выполняет весьма важную роль – помогает развернуть паруса в нужную сторону и поймать встречный ветер.
– Нужная вещь, оставляем, так и быть, – засмеялась Ворожея и почувствовала головокружение, отчего невольно сделала шаг назад, а капитан успел поддержать её за руку.
Видение вторглось в сознание и показало жаркие объятия и поцелуи двух тел под покровом ночи – то были Малика и капитан Сидорх. На щеках девушки тут же проступил румянец. Про себя она подумала: «Какая глупость! Не бывать этому!», но на мужчину посмотрела оценивающим взглядом, словно примериваясь к открывшемуся будущему.
Заметив перемену, капитан деликатно спросил:
– Как ваше самочувствие, миледи? И, кстати, достаточно ли уютна ваша каюта? С вашей милой подругой всё хорошо?
– Спасибо за заботу, всё хорошо, каюта ужасна, а подруга отдыхает.
Капитан, не дослушав, довольно кивнул, а затем на лице промелькнула тревога:
– Что вы сказали? Ужасная каюта? Эти олухи не отмыли её как следует?!
Малика усмехнулась, кокетливо пожав плечиками:
– Всё в порядке, я просто сравнила с привычными покоями. Даже моё скромное жилище кажется в двадцать раз больше.
Сидорх приложил руку к груди и выдохнул:
– Не шутите так, прошу, у капитана сердце чуткое и нежное, когда дело касается его судна.
Ворожея посмотрела ему в глаза и тихо спросила:
– Это касается только судна? Вся нежность досталась ему?..
Мужчина с трудом отвёл взгляд и кашлянул, пытаясь сгладить неловкий момент.
– Я не стал бы утверждать, но…
С палубы послышался крик:
– Кэп! Смена, Кэп!
– Разбудите Чифа, этого оболтуса, – крикнул в ответ капитан. Его голос показался Малике слегка хриплым, но приятным, глубоким. – Сударыня, позвольте я провожу вас до каюты, меня ждут некоторые обязанности.
Ворожея почувствовала себя способной высказать больше, чем позволяли общественные приличия: жажда жизни, желание всё увидеть и ощутить в полной мере сделали Малику раскованной и напористой. Тянущиеся серые дни затворничества закончились, пришла пора насладиться настоящим.
– Зовите меня Малика, пожалуйста. Я немного смущаюсь необходимости придерживаться столичного этикета, ведь мы в открытом море. А это гарантирует какую-то особенную свободу… понимаете, о чём я?
Капитан кивнул и ответил:
– Прекрасно вас понимаю, Малика. Я и сам не сказал бы лучше. Но и вы зовите меня Сидорхом, договорились? Долой этикет, но вашу ручку я всё-таки поцелую, если позволите…
Капитан коснулся тёплыми губами нежной руки ворожеи, слегка задев кудрявой бородой. Вновь встретившись взглядами на секунду, Сидорх едва слышно вздохнул и проводил притихшую смущённую девушку до каюты.
***
Лина провалилась сквозь сон прямо в Затерянный лес. Она смотрела будто сверху, как мохнатый огромный волк раскапывает когтями землю у корней почерневшего дерева. Чуть поодаль ожидает омерзительного вида толстый леший, покрытый какими-то коростами. И хотя раньше девушке не приходилось видеть настоящую нечисть, но она почему-то точно знала, что это за тварь. И он ждёт волка, смутно кого-то напоминающего.
Девушка попыталась привлечь внимание, хлопнув в ладоши и кашлянув, но никто и ухом не повёл. Лина даже не сразу поняла, что в этом странном сне она снова видит, а ещё чувствует запахи леса и кожей ощущает промозглый осенний холод. Тем временем у волка под лапой что-то блеснуло, он воровато огляделся и засунул находку в пасть. Леший хмурился в ожидании, но вот спутник вернулся на тропу, и они двинулись дальше меж облетевших деревьев и колючих кустов.
Сон переместил Лину в другой конец леса, показав пригорок, где стоял ещё один волк – бесподобно прекрасный, с белой лоснящейся шерстью, скаля клыки. Настроение передалось девушке – волк был в ярости, он злился и рвался на охоту, но совсем не ужин интересовал его: в лесу появился чужак.
– Линок, Линок! – Встревоженный голос ворожеи доносился как сквозь толщу воды, и Лина сопротивлялась ему: она хотела остаться там, в лесу, потому что чувствовала – это важно. Подруга принялась трясти за плечо, отчего девушка поморщилась и нехотя вернулась в реальный мир.
– Что такое?
– Что такое? Ты ещё спрашиваешь?! Это ты мне расскажи, красавица, почему ты истекаешь кровью во сне?
Лина подскочила на твёрдой кровати, едва не стукнувшись головой о выпирающий раскладной столик, компактно размещённый на стене. Малика пояснила, добывая свежий платочек из сумочки, которую девушки взяли с собой в дорогу для мелочей.
– Твои глаза кровоточат, Линок. Это очень плохо.
– Но я ничего не чувствую! – Вскрикнула Лина и принялась вытирать лицо платком, заботливо вложенным в руки. – Это какая-то болезнь? Скажи мне правду, Малика.
– Я не знаю, дорогая, у меня такого никогда не случалось… но на судне же должен быть лекарь, погоди, я сейчас.
Малика умчалась наверх, оставив Лину в растерянности и страхе. Как будто ей мало слепоты. На сердце стало так грустно и тоскливо, невыносимо одиноко, что девушка прошептала вслух, размазывая по лицу кровавые слёзы: «Маркус, где же ты?..».
***
Капитану стоило больших трудов воспринимать нравоучения подчинённого, баталёра, хотя кулаки пару раз сжимались и вздувалась вена на лбу. Сколько ещё он должен выслушивать это? Сколько ещё выдержит? Но кулаки разжимались, вырывался тихий вздох, а он по-прежнему внимал «голосу разума»:
– Ты привёз всего троих, Сидорх. Этого мало. Повелитель будет недоволен. А сейчас и того меньше – двоих, да и то каких-то странных особ.
– О чём ты говоришь, бей Чалеби? Сейчас на судне нет никого для султана. В этот раз я обещал привезти диких птиц, чтобы развести их в ваших землях.
– В ваших землях, – передразнил долговязый хмурый мужчина. – Запомни, Сидорх: ты будешь дышать и ходить под парусом, пока это угодно Повелителю. Пока он доволен тобой, но стоит допустить малюсенький промах – бац! – Мужчина громко хлопнул ладонью по столу. Капитан и ухом не повёл, лишь поморщился. Они находились в кубрике, отослав чифа наверх к штурвалу. – И нет доброго капитана. И нет судна «Красотка». Ты понял меня?
– Я знаю об этом, бей Чалеби, нет нужды повторять. Скоро будем в порту, высадим пассажиров и отправимся за птицами. А в следующий раз я привезу султану самых роскошных наложниц.
Бей засмеялся неприятным гортанным смехом:
– Ну нет, этого не будет: ты за дурака меня держишь? Или султана дураком считаешь? На борту есть девицы. Вот их и доставишь. Не бойся, не помрут за неделю, прокатятся с нами – уж не такие нежные, как те птицы, что пожелал Повелитель.
Сидорх оскалил зубы и прорычал:
– Ты путаешь своё место, бей! Тебя послали не указывать мне, а наблюдать. Не тронь моих пассажиров, они здесь не при чём. Наложниц я выбираю в другом месте, и они знают, на что идут. Не вздумай сунуть свой поганый нос в их каюту!
Баталер усмехнулся и двинулся на выход, больно задев плечом капитана. Но он сделал вид, что лишь пытался протиснуться в тесном помещении. Капитан остался один. Постояв немного с опущенной головой, уперев руки в стол, он выругался: «Проклятье!», затем потёр лоб и уставился на дверной проём. Ему было видно, как по палубе бежит, скользит и едва не падает, чертыхаясь, Малика. Миновав удивлённого бея, обернувшегося вслед, она крикнула:
– Лекаря, сюда, срочно! Есть тут лекарь?
Матросы переглядывались и молчали, девушка металась от одного к другому, не понимая этого молчаливого равнодушия. Капитан вздохнул и выскочил из каюты.
– Что стряслось, сударыня? Лекарей мы с собой не возим.
– Проклятье! – выругалась она. – Лине, моей подруге, срочно нужна помощь!
Капитан кивнул и поспешил следом, пытаясь ухватить Малику за руку, чтобы удержать от падения – она дважды цеплялась носком туфли за верёвки.
– Я немного понимаю в лечебном деле, но в грубом исполнении, – признался Сидорх.
– Я тоже кое-что понимаю, – резко ответила она. Девушка была не на шутку взволнована и напугана. – Но с таким сталкиваюсь впервые. Её глаза…
***
Леший шагал чуть впереди, небрежно размахивая любимой дубиной, что задевала корявые жёсткие ветви, иногда преграждающие путь. Я старался отвлечься от своей находки у корней мёртвого дерева. Но когда вам говорят не думать о птице, то вы думаете именно о ней.
– Слушай, леший, а та избушка и правда этому вашему Зайчику принадлежит?
Мой спутник обернулся и остановился, а когда я поравнялся с ним, неуверенно как-то ответил, пряча глаза:
– Ну так это, всё в лесу его… значит, и избушка его.
– И что же, он там бывает? Ночует?
Он почесал грязное пузо и пожал громадными деревянными плечами:
– Заходит иногда. А тебе что за дело? – Вдруг прищурился он.
– Да какое там дело… так, праздный интерес. Не вяжется его «Темнейшество» с таким домом. Слишком там по-человечески, что ли. Чисто, уютно, да и пироги… ха, а кто же стряпал их, кстати говоря? – Я и вправду думал об этом, отвлекшись, наконец, от сокровища в пасти.
Леший поднял довольную морду и улыбнулся жуткой, но искренней улыбкой:
– Дык я стряпал… за избушкой-то приглядываю, вот и содержу в порядке… временно там живу.
Я удивился и усмехнулся – аккуратист нашёлся, ещё и стряпней промышляет. Странная нечисть какая-то получается. И тут снова заметил почерневший ствол тонкой осины, а ведь мы и полмили не прошли. Сославшись на зверский голод, я убежал вперёд и сделал вид, что охочусь на белку, скачущую по ветвям соседнего дерева. Леший смиренно стоял в стороне, ковыряя толстым пальцем в волосатом пупке. Хоть он и не говорил вслух, но по его виду я понял: провожатый слегка обижен, что я не предлагаю участвовать в охоте. В заколдованном лесу царила скука и смертная тоска.
Под осиной ничего не обнаружилось, зато пришлось погонять бедную белку для отвода глаз. Я увлёкся и забрёл в заросли блекло-серого можжевельника. Меж сплетённых ветвей вдруг увидел горящие немигающие глаза.
«Только попробуй кинуться на меня, нечистое отродье!» – мысленно прорычал, уверенный, что это очередной соглядатай костлявого Предводителя, ведь запаха от незваного гостя я не учуял.
Леший уже отправился по моим следам, сердито сопя на весь лес.
– Ну что, ты это, закончил? – пропищал мой провожатый.
Я медленно отступил на несколько шагов и, не оборачиваясь, спросил его: «Что же твой дорогой Зайчик обещания не держит? Очередную свинью подложить мне захотел?». На секунду я отвёл взгляд от кустов, а когда посмотрел вновь – там никого уже не было.
Леший повертел лохматой головой, оглядываясь по сторонам, и поинтересовался:
– Свинью? Не, тут не водятся. Кабаны только дикие, и тех по пальцам пересчитать. Запрет на истребление, во как. А ты где его увидел?
Я усмехнулся.
– Да показалось, что в кустах застрял. Ладно, идём дальше. Скоро там выход-то уже?
– До выхода может и не так далеко, а вот покинуть лес можно только в полночь. Сам понимаешь – охранные заклятья, ведь не зря это Затерянный магический лес.
– И что же, я должен до ночи у вас куковать? Вот тебе и гостеприимство, – наигранно обиделся я, вышагивая на тропинке чуть впереди. Леший тащился следом и пояснял, словно извиняясь:
– Не мной правила придуманы, уж прости, серый. И даже не Зайчиком, он сам теперь как пленник… ой, то есть… ну это, в полночь откроются врата, не переживай. Отдохнёшь напоследок.
А вот это уже интересно. Не Зайчиком придуманы правила, говоришь? Сам он как пленник? Ох, повезло мне с попутчиком, в самом деле… но я поскорее отогнал навязчивые мысли, чтобы их никто не подслушал. Я стал внимательнее всматриваться в каждый куст и дерево, стараясь не полагаться только на нюх – видать, особая магия витала вокруг нечисти, раз я не мог загодя распознать их.
Леший понял, что сболтнул лишнего и больше не поддерживал разговор, шагал быстро и размашисто, словно хотел сбежать.
День выдался длинным, до заката было далеко, по пути я больше не видел тех горящих глаз, как и деревьев с почерневшими стволами. Удача махнула хвостом и скрылась в неизвестном направлении. Прошагав несколько миль, мы остановились на привал у крохотной узкой речки с ледяной водой. Мне пришлось потревожить лесных жителей и пообедать: с тех пор, как я стал всё помнить и контролировать в теле волка, каждая трапеза давалась с трудом. Я испытывал отвращение, совершая вынужденное убийство птиц и мелких зверей, жрал вместе со шкурой и потрохами, набивая бездонный звериный желудок, пытаясь заглушить проступающую «человеческую» тошноту.
Леший поглядывал на меня с лёгким презрением, обжаривая на прутике крупную крысу. И когда он успел развести костёр?..
– Так ты меня до полуночи караулить будешь или как? – В лоб спросил я, устраиваясь поближе к огню. Брюхо благодарно заурчало, глаза стали закрываться сами собой.
Раз мы никуда не спешим, почему бы не вздремнуть?
Путник перекидывал из огромных рук горячий прутик и облизывал запечённый деликатес.
– Ну чего вдруг караулить? – Обиделся он. – Я же по-дружески, за компанию, чтобы ты не заблудился…
– Ага, как же. Ладно, ты пока поохраняй меня, смотри там, мух отгоняй, бухти что-нибудь…
Леший отчего-то обрадовался, кивнул, оглянулся на лес, и, забыв про крысу, стал рассказывать про деревья: странная тема, но мне было всё равно.
– Когда-то давно, а кажись лет семьдесят назад, появились заросли осины в нашем лесу. Взяли и вылезли на окраине, чудно так. А я в ту пору следил за деревцами-то, изучал. Вот путник однажды забрёл туда, в самый край, и ну ломать тонкие ветви. Я налетел, отругал, хотел даже натравить волков за безобразие, а путник-то оказался перекинувшимся вурдалаком! Он-де прознал про свежие осинки и решил уничтожить, пока в силу магическую они не вошли… всем же известно, что осиновая стружка да колья из созревшей породы вредят мертвякам-кровопийцам… да не только им, конечно. Вот ведьмы черные любят деревце сие, ежели не против них действует: заклятья насылают на сонного человека, ветками осиновыми бьют в грудь, а потом силы высасывают… а вообще, против нежити хороша она, осинка-то. Сколько я их выхаживал, сколько рассаживал! Но не только осиной занимался ж я: вот, к примеру, кусты можжевельника…
Я сам не заметил, как уснул от неторопливых рассказов толстого, обросшего деревянными коростами лешего. Торчащая из уха зелёная ветка добавляла странности его облику: будто случайно застряла много лет назад, да так и осталась внутри.
Мне приснилась Лина. Из кромешной тьмы, будто откуда-то издалека, вынырнула её тонкая маленькая фигурка. Обернувшись ко мне на секунду и, приложив палец к губам, жестом пригласила следовать за ней. Я не разглядел её лицо, но почудилось, что глаза были закрыты. Не заставляя себя ждать, двинулся следом.
Лунный свет дотягивался до узкой тропинки среди корявых облетевших деревьев и колючих кустов. Из тьмы на нас смотрели тысячи пар глаз, принадлежащие далеко не ночным животным. Лина остановилась и показала на одно мёртвое, чёрное дерево справа. Ствол загорелся тёплым мерцающим светом лишь на мгновенье, но я запомнил его и даже будто учуял запах, как бы странно это не казалось. Девушка продолжила путь, ускоряя шаг. Я так хотел остановиться и прижаться к ней, пусть в шкуре волка, но почувствовать тепло любимого тела, ощутить её прикосновения… кажется, даже поскулил едва слышно. Но она резко остановилась, обернулась и крикнула так, что едва перепонки не лопнули:
– Проснись!!!
Я подскочил, ещё не очухавшись ото сна, и зарычал, озираясь в сумраке. Последнее, что я запомнил, были закрытые глаза Лины на бледном лице. Из них текла кровь.
Глава 5
Капитан навис над Линой и добрых три минуты разглядывал бледное лицо. Он хмурил брови, чесал бороду, но к девушке не прикасался. Потеряв терпение, Малика злобно прошипела, отодвигая его в сторону:
– Своих матросов вы тоже так осматриваете?
Ворожея присела на узкую кровать, обмакнула платок в чашу с водой и нежно оттёрла новые капли крови, что успели скатиться из глаз.
Лина вновь крепко спала.
– Раньше такого не было, говорите? – Тихо уточнил Сидорх, чувствуя себя глупым и бесполезным в этой ситуации.
Малика посмотрела на него исподлобья, не ответив. Подруга издала громкий стон, дёрнула рукой, но не проснулась. Она выглядела несчастной и беспомощной, сжавшейся, словно засохший цветочный бутон.
Капитан попятился, ему стало дурно: это напомнило тот злосчастный день, из-за которого он вынужден теперь служить заморскому Повелителю под присмотром услужливого пса – баталера. Но свои мысли он тотчас отогнал: ни к чему лишние расспросы привлекательной дамы, и так уже опозорился.
Кашлянув, Сидорх продолжил озвучивать очевидное:
– Сударыня, а может, это зараза такая? Ну, у слепых же, кто его знает, как там…
Ворожея отложила платочек и медленно поднялась. Она сделала шаг вперёд и упёрлась в капитана бюстом. Тот побледнел, не зная, куда деть руки от волнения. Лицо дамы выражало едва сдерживаемый гнев. Мужчина не мог оторвать взгляда – невольно залюбовался её пугающей решительностью в тот миг.
– Что вы можете знать о слепоте?! Как вы смеете говорить такое? Вы невежда и глупец!
Малика выговаривала в лицо капитана фразы, что разрывали её сердце на части. Она слишком долго была сдержанной и понимающей. Всю жизнь, полагаясь лишь на себя и свой дар, ворожея никому не позволяла даже намёком оскорблять таких же, как она – людей с недугами.
Зарождающийся интерес к Сидорху испарился, Малика смотрела в бегающие голубые глаза, не находя в них больше живого блеска и задора. Капитан попытался промямлить что-то в своё оправдание, но ворожея жестом заставила его замолчать. Она придвинулась ближе: её дыхание словно обжигало его ухо, и проговорила тихо, но доходчиво:
– Спасибо за помощь, капитан. А теперь пойдите вон…
***
Лина вынырнула из небытия, сознание захлестнуло волной новых воспоминаний, словно она только что вернулась из того странного леса. Её била дрожь. Не зная, день сейчас или ночь, девушка тихо позвала ворожею:
– Малика… ты здесь?
Подруга тотчас взяла её за руку и с выдохом проговорила:
– О, Слава Небесам, ты снова со мной.
– Да, я… мы же на корабле, верно? Сколько уже в пути?
Малика погладила бархатную щёку девушки, едва сдерживая эмоции, слёзы, старалась говорить бодро, чтобы не пугать и не расстраивать подругу. Почти сутки она провела у её постели, отказываясь от еды, трижды прогоняя капитана и других молчаливых матросов. Во сне Лина стонала, бормотала что-то неразборчивое, дёргала руками, терла закрытые глаза и несколько раз отчётливо произносила: «Маркус».
Ворожея догадывалась, что именно этот Тёмный каким-то образом устанавливает с ней связь. Но к добру ли это? Быть может, это не он вовсе, а кто-то другой пытается заманить спутанный разум в ловушку? Малика злилась на себя – дар провидения отчего-то молчал, не желая показывать будущего, пускай и самого незначительного. Без привычных сил она ощущала себя беспомощным ребёнком на распутье дорог судьбы.
– Второй день, Линок. И ты слишком долго спала, напугала меня. Ну рассказывай скорее, что происходит.
Лина внезапно вспомнила о своих кровоточащих глазах, коснулась их – на пальцах не почувствовала влаги. Малика заметила этот жест и пояснила:
– Всё в порядке, это прошло. Но объяснений пока нет, прости, дорогая. Так что ты узнала, что?
Девушка улыбнулась, но ворожее эта улыбка не понравилась.
– Я видела Маркуса. Я была с ним. Но не знаю, откуда я там взялась. Он был волком: тёмно-серый мех так странно переливался в лунном свете, глаза блестели, помню тоску… он хотел… Но постой-ка, откуда я могу знать всё это? Я ведь не вижу… И по его поведению я поняла, что он был удивлён не меньше, увидев меня. Значит, это не он «призвал» меня…
Малика прикусила губу. Так всё и начинается. Сначала ты видишь словно во сне, отрывками, не понимая половины происходящего. Затем сон забывается и остаётся лишь чувство недосказанности, лёгкой тревоги в голове. В другой раз ты видишь точнее, пытаешься разобраться. Спустя время привыкаешь к таким «снам», учишься их понимать и вдруг ловишь себя на мысли, что давно уже не спишь.
– Ты становишься Ворожеей, Провидицей, – коротко ответила она и сглотнула горький комок в горле.
***
Отогнав наваждение сна, я принюхался и огляделся: наш костёр не горел, лешего рядом не оказалось, зато шкурой чувствовал на себе чей-то взгляд. Осторожно ступая мягкими лапами, я обошёл ближайшие кусты, но никого не обнаружил. И словно вспышкой молнии меня озарила мысль: «Лина! Моя малышка была рядом, она показывала путь и то светящееся дерево…»
Но стоит ли верить тому, что видел в колдовском лесу? Однажды меня уже провела мавка. Сжав пасть до скрежета, помчался вперёд, оставляя реку и поляну далеко позади. Странно, но где же назойливый провожатый? Не думать, не вспоминать. Чувствуешь, каким запахом повеяло? Это морозец ударил, ветки и выпирающие буграми корни покрылись инеем. Сумрачный вечер слишком быстро оборачивался непроглядной ночью. Что-то нужно было сделать в полночь… откуда эта мысль? Пустой живот заурчал, появился азарт охоты.
Белка? Заяц? Мелькнула впереди серая шёрстка и пропала. Но я найду. Разорву и сожру, наполняя брюхо сытым теплом. Кровь. Без запаха. Так не бывает. Капля за каплей, иду по следу и вот уже проваливаюсь в черноту проклятой ночи.
Где желтобокая дрянь, где моя сестра, подруга? Где мачеха моя, мой приговор, судьба?
Деревья сцепились ветвями, окружили меня. Терновый куст подкрался сбоку и воткнул острые когти в тело, прямо сквозь толстенную шкуру. Смех раздался противный, будто приправленный эхом со всех сторон. Я метался, скакал по кругу, стараясь сбросить иглы куста, но добился лишь бестолкового удара о столетнее дерево. Будто разглядев через тьму, увидел чёрный ствол, и тот самый запах защекотал ноздри. Вот оно. Только не помню, зачем искал. Мне ведь нужно лишь охотиться. Ты волк. Я – волк. Всего-навсего. Может, я ещё кто-то? Какое-то имя вертится на языке. Но у волков нет имен. Есть запах.
Лина. Кто это?..
***
Малика вышла на палубу – ночной холодный воздух обжигал и заставлял думать яснее. Девушка чувствовала голод, но из упрямства и гордости отказалась от еды, накормив лишь Лину. «Глупая, – подумала она про себя. – Перед кем кривишься?» Но тут же улыбнулась, вспомнив растерянный и виноватый вид капитана.
Пока подруга пребывала в глубоком сне, ворожея не раз выслушивала сбивчивые извинения Сидорха, что бормотал рядом с каютой. Несколько раз заглядывал неприятный тип – этот высокий худой мужчина, которого капитан звал баталером. Но вскоре стало понятно, что вовсе не командующий судном посылал его. Помощник сдержанно справлялся о нуждах и уходил прочь, оставляя за порогом то поднос с кувшином воды и полотенцами, то миску с жидким супом, а ещё – крохотную вазочку с засушенными цветами. Малика переживала и злилась, не желала никого видеть и слышать.
Теперь же, когда Лина пришла в себя, и глаза подруги перестали кровоточить, открылась причина её состояния. Малике нужно было всё обдумать. Подумать о себе за эти сутки, наконец. Она не слышала, как подкрался юнец, что подглядывал за девушками в первые минуты путешествия.
Волны беспечно перекатывали шхуну из стороны в сторону, будто горошину в мешке, отчего палубу качало, заставляя людей держаться крепче. Моряки, привычные к своеволию моря, словно не реагировали на «волнения», а Малике пришлось вцепиться в борт, разглядывая тёмные неспокойные воды.
– Госпожа. Я вот тут… в общем, возьмите.
Вздрогнув, ворожея обернулась. Мальчишка лет шестнадцати топтался около, не решаясь подойти ближе. Его глаза блестели в темноте, а в руках она заметила тёплый плащ.
– Благодарю. Как тебя зовут? – Устало улыбнулась она и зевнула, едва прикрыв рот ладонью. Юноша протянул одежду и тут же попятился, пробормотав:
– Я Хэм, госпожа. Просто Хэм.
– Спасибо, Хэм. Ты несёшь караул, или как вы это называете?..
Хэм пожал плечами. В темноте проглядывались ещё детские черты лица, но вот-вот наступит период взросления, сутулость и худоба уступят место активному росту, гормоны сделают своё дело, да и работа на корабле не терпит хлюпиков. Должно быть, его ценят. Гоняют, наверное, как щенка. Ещё натаскивают. Отсюда неуверенность и замкнутость. Поджатые к шее плечи. Тонкие губы натянуты струной. Шевелюра каштановая, густая, торчащая в стороны.
