Аюр поглубже натянул шапку на уши и шагнул в темноту.
Дорога назад оказалась еще сложнее. Снег все валил и валил, так что скоро юноше пришлось брести по колено в рыхлой белой каше. Голодный и продрогший, он то и дело падал и снова поднимался. Он не думал больше ни о Хархане, ни о седоусом, ни даже о Жаргалме. Все силы уходили на то, чтоб сделать еще шаг. Все мысли были лишь о том, что его надо сделать несмотря ни на что.
Его побег обнаружили, едва рассвело.
– Гляди-ка, а охотник-то наш сбежал! – один из стражников поднял над головой обрывки цепи.
– Ну, видать, и впрямь он такая важная птица! Недаром Хархан-хан дал нам за его голову девяносто девять своих людей… Что же, снарядим погоню?..
– Э, что ты говоришь, глупец! Один бежавший – не такая большая потеря, чтоб ради него вести назад две сотни человек. Пусть идет своей дорогой… волку в пасть!
– А как же условие Хархан-хана? Охотника-то мы и должны были увести!
– Какое условие? Рекруты у нас… Мы почитай что у перевала, а там и граница! А на своей земле плевать я хотел на волю чужого хана!
Но Аюр этого не знал. Еще счастье, что ниже по склону метели не было и снега почти не намело. Но на третью ночь, шатаясь от голода и усталости, он не заметил шаткого камня и угодил в пропасть… Чудом зацепился рукав его халата за торчавший из скалы куст. Кое-как Аюр сумел подтянуться и выбраться наверх. Отлежавшись к рассвету, он подкрепился последним засохшим куском лепешки и пополз вниз… Идти он уже не мог.
Полуживого Аюра, упавшего без сил у подножия горы, нашел старый пастух, который замешкался откочевать на зимник. Он приютил парня в своей хижине, обогрел и подкормил его. Когда Аюр немного окреп, то рассказал деду свою историю, и тот показал охотнику, как добраться домой, да еще и дал на дорогу сушеного овечьего сыра, лепешек и молока.
Глава 13.
***
– Смотри-ка, деда! Снег!.. – Доржо выглянул из норки и увидел, что за ночь степь как будто укрылась невесомым полупрозрачным покрывалом.
– Да, снег… – вздохнул старый суслик, глядя из-за плеча внука. – Раненько в этом году.
– Вот и лето кончилось… Скоро зима, да?
– Что ж, малыш, все кончается… и сказке нашей скоро конец.
– Жаль!
– Не жалей, Доржо! Будет новая весна, и будут новые сказки!
***
– Ну вот, кирие хан, а кто говорил – Анастас мошенник, Анастас вор?.. —
Хан и греческий мастер стояли у подножия утеса, наблюдая за тем, как рабочие, облепившие золотого идола, словно муравьи, обвязывали его паутиной веревок, укрепляли блоки, снимали леса. – Ни золотого не взял себе Анастас, зато посмотри, какую красоту сделал он для тебя… Совсем ничтожной наградой было бы…
– Погоди, хитрый грек! Работа еще не окончена. Надо поднять моего идола на самую вершину этого утеса, чтоб небо и звезды могли любоваться им…
– Поднимем, мой хан, поднимем! Эй, эй!
По его знаку еще десятки человек сбежались к идолу, и, схватившись за веревки, обливаясь потом, медленно потащили громаду в гору.
Хан, как завороженный, смотрел на статую, сияющую в лучах солнца.
– Вот так и память о тебе будет сиять в веках, мой хан, – хитро ухмыляясь, поклонился ему лукавый грек, – будет сиять, доколе стоит над миром твой Золотой Идол!..
Невесело было долгими осенними вечерами в доме рыбака Тугута. Поначалу тот даже радовался, что небогатый жених пропал, но, глядя, как никнет день ото дня его хохотушка и певунья дочь, как вянет ее яркая краса, он не на шутку забеспокоился. Когда с первыми белыми мухами снова пришел в селенье дед Данзан, рыбак не пожалел уговоров, чтоб только зазвать его к себе на постой. Теперь, как только зажигали светильник, собирался в доме народ, чтоб послушать улигэры и сказки, и девушка стала повеселее. А еще через пару дней забрела старуха-нищенка, попросила поесть и обогреться.
– Входи, бабушка, – пригласила Жаргалма. – Зимуй у нас, негоже в такую пору быть без крыши над головой.
Так дома стало людно. Слышались голоса, снова звучали и смех, и песни… И никто даже не замечал, что Жаргалма совсем не выходит из дома, боится на шаг отойти от юрты и все сидит подолгу у очага, глядя в огонь.
Именно в такой вечер в дверь к ним постучали.
– Кто там? – ворчливо спросил рыбак. – Юрта моя имеет стены, не облака! Неужто еще заявились огольцы сказки слушать? Нет уже места, нет! Завтра придете!
Но Жаргалма вдруг встала и пошла к двери, повинуясь какому-то странному порыву. Дрожащей рукой откинула она полог. На пороге стоял Аюр! Худой, изможденный, но все же живой. Девушка не закричала, не бросилась ему на шею. Она лишь не отняла руки, которую он горячо схватил и прижал к своей груди. Жених и невеста стояли, глядя в глаза друг другу, и как будто не помнили, что в юрте вокруг них полно людей. Покашливая и перемигиваясь, гости деликатно потянулись к выходу.
Первым очнулся дедушка Данзан.
– Что же ты, хозяюшка, – ласково упрекнул он, – дорогого гостя на пороге держишь?
Встрепенулась, вскинув глаза, девушка, легкой птичкой закружилась по юрте. В один миг был накрыт стол, постлана лучшая кошма.
Поев и отогревшись, долго рассказывал Аюр про свои злоключения.
– Да, – закончил он. – Если бы не этот пастух, не пришлось бы мне больше погреться у вашего огня… – Он повернулся и протянул руки к очагу.
– Этот голос… – вдруг раздался невнятный шепот откуда-то из угла. – Этот голос, и это лицо в свете очага… Нет, не может быть…
– Кто тут? – обернулся Аюр.
Из темноты, робко кутаясь, выступила низенькая сгорбленная фигура.
– Это всего лишь я, полоумная старуха… Не слушай меня, сынок.
– Нет, нет, говори, бабушка! Садись вот сюда, ближе к огню.
– О чем мне говорить, сынок? Небеса не были ко мне милосердны… Когда-то я была богата и знатна, а дни свои кончаю нищенкой, которую люди кормят из милости.
– Ээээ, − подал голос Тугут, − когда я попрекал тебя куском хлеба? Уж одну немощную старуху я как-нибудь прокормлю…
– О-хо-хо… Когда-то я была женою ханского сотника, но он погиб тому уже почти десять лет назад…
– А дети? Их у вас не было? – спросила Жаргалма.
– Были и дети! Троих сыновей я родила мужу, и все трое были похожи на отца. Но первенца я потеряла. Младший сын умер в голодное время… А среднего казнил в прошлом году наш хан. С тех пор я и скитаюсь…
– Но ваш старший сын? Может, он жив, и его можно найти?
– Да где же искать его? Уж двадцать лет прошло с тех пор… Однажды мы кочевали на новое место. Ночью на нас напали… И я, и муж остались живы, а вот служаночка моя, которая несла ребенка, пропала. Долго искали их по степи, да так и не нашли. Я сейчас напугала тебя, сынок, своим шепотом… Это лицо твое в отблесках огня и твой голос показались мне сдуру такими знакомыми, как будто я увидала моего Мэргена, еще молодым… – старуха заплакала.
– Полно, бабушка, – ласково сказал Аюр. – Ты потеряла детей, а я никогда не знал родителей. Меня вырастил охотник, которому кто-то подкинул на порог юрты сверток из шкур и шелков с младенцем внутри. Приемная мать говорила, что ткань была такой дорогой, что, продав мои пеленки, меня кормили целый год! А на память о родной матери у меня осталось только это. – Он расстегнул ворот и вытащил на свет стершийся шелковый шнурок, к которому был подвешен серебряный амулет, украшенный бирюзой и волчьими клыками.
– Дай-ка взглянуть, – от щек старухи, и без того восковых, вдруг отхлынула кровь. – Это же… Мой амулет! Сынок! – вскрикнула она и упала без чувств.
Глава 14.
Долго не гасили в эту ночь светильник в юрте Тугута. Когда утихла первая радость от нежданной встречи матери и сына, и старушку, счастливую, Жаргалма уложила спать за занавеску, она решилась рассказать Аюру, кто был на самом деле виновен в его исчезновении.
– Ты еще не знаешь главного, – потупилась девушка, подсев к любимому поближе. – Когда ты пропал, Хархан хан начал подкарауливать меня повсюду, даже просил у отца моей руки…
– Я отказал! – замахал на нее Тугут, мотая головой. – Не слушай дуреху!
– Я не выхожу их дома уже восьмой день… Он грозился… увезти меня силой, – голос девушки задрожал.
– Так вот в чем дело! – Аюр вскочил на ноги, готовый бежать и сразиться с ханом прямо сейчас. – Значит, слуги Тамирхана говорили правду! О, будь проклят он, похититель невест! Я убью его вот этими руками!..
Жаргалма ахнула и закрыла рот ладонями, старый Тугут испуганно замахал руками теперь уже на юношу. Один дед Данзан внешне остался спокоен.
– Не торопись, сын мой, – сказал он. – Не торопись. Ложись спать. Утро вечера мудренее… Завтра я скажу тебе, как мы поступим.
Солнце еще не показалось из-за дальнего края великого озера, а дед Данзан уже стоял на берегу, глядя вдаль. Ветер трепал его длинную бороду, губы старика кривила легкая усмешка. Но вот первые лучи зари осветили все вокруг, закричали чайки над волнами… От воды веяло прохладой и безмятежностью. Золотой точкой сиял в утренней голубизне неба идол хана Хархана, возвышавшийся на утесе.
Дед Данзан поднял голову. Небо над степью было чистым, синим, как сердцевинка цветка ургы. Но на горизонте, там, где гордо устремлялся в небо золотой идол, начинали клубиться легкие облачка тревожно-лилового цвета. И дед вдруг кивнул головой своим мыслям, как будто увидел то, что и ожидал увидеть.
– Доброго утра, дедушка, – неслышно подошедший сзади Аюр поклонился старику.
– Ты рано встал, сын мой…
– Я не сомкнул глаз, дедушка.
– Напрасно, сынок.
– Я ненавижу хана…
– Можно убить одного, но завтра трон займет следующий. Вечное синее небо дает народу такого правителя, какого он заслуживает. Боги поставили над нами хана Хархана и только им решать, должен ли он покинуть свой престол…
– Так что же, смириться?!
– Нет. Всего лишь предоставить богам исполнить свою волю. Наши предки поклонялись Синему небу и Синему морю – Байкалу. Вот пусть они и решают, как судить хана Хархана…
– А мы?
– А мы только лишь доставим его на суд. Сегодня же. Пойди, позови Жаргалму…
И дед показал Аюру на горизонт, где все явственнее сгущались тучи. Воды Байкала, казалось бы, еще только что прозрачные и ласковые, подернулись серой грозной рябью.
Озираясь, подошла Жаргалма к источнику за водой. Там ее, как это повторялось уже несколько недель подряд, караулили ханские лазутчики, следившие, куда она пошла, и докладывавшие обо всем Хархану. Обычно, заметив их, девушка сердито кричала и кидала в шпиков кусками глины, а то и навоза. Но сегодня она улыбнулась и замахала им рукой еще издали.
– Эй, вы, – крикнула она. – Передайте великому Хану, что, когда взойдет луна, я буду ждать его на берегу, возле утеса, где стоит Золотой идол!
Получив сообщение шпионов, Хархан не знал, чему верить. Ему было и страшно, и радостно, он то почти не сомневался, что Жаргалма даст свое согласие, то покрывался холодным потом при одной мысли, что это ее очередная каверза. Но догадка об измене даже не приходила ему в голову. И, едва стемнело, он надел лучший халат, пригладил бороду и усы и приказал подать коня.
Когда Хархан подъехал к берегу, луна стояла уже высоко в небе. В ее серебряном свете все было тихо, лишь шептались на ветру кедры да еле слышно шипели набегавшие волны.