Екатерина Снежная
Наследница долины горячих ключей

Глава 3.

Я лежала в горячей воде, наполненной пеной и безуспешно пыталась расслабиться. Никто из собравшихся в кабинете отца мужчин не стал препятствовать моему желанию вернуться в свою комнату. Но когда я двинулась к двери, встали сразу двое. Ингвар захотел проводить меня до покоев, а де Сонорр сообщил, что ему нужно отдать на мой счет распоряжения дворцовым охранникам. Я не протестовала. Поднялась по лестнице, заботливо поддерживаемая под руку женихом и даже умудрилась вежливо поблагодарить его за помощь. А потом закрыла дверь и, в изнеможении прислонившись к ней спиной, внимательно прислушалась, надеясь уловить удаляющиеся шаги. Но за дверью было тихо, словно де Мэйор позабыл о своих безусловно срочных делах и решил остаться возле моих покоев надолго. Наконец, послышались чьи-то тяжелые шаги, вот только они приближались, а вовсе не удалялись от меня, в конце концов, затихнув возле комнаты, и я услышала, как жених негромко отдает распоряжения подошедшим охранникам. Я закусила руку, стараясь подавить едва не вырвавшийся из горла всхлип, и с трудом, опираясь на стену, словно слепая пошла в ванную. Глаза, не давая видеть, застилала пелена слез, но, к счастью, я достаточно хорошо знала свои покои, чтобы найти нужную дверь даже наощуп.

Вода со звоном ударила о дно небольшого бассейна, заменяющего мне ванную и я, уже не сдерживаясь, зарыдала в голос, с остервенением срывая с себя дорогое платье и стремясь как можно скорее оказаться в её объятиях. И вот сейчас, когда слезы наконец иссякли, смытые горячей водой, я снова и снова вспоминала слова, услышанные мною возле открытой двери. Слова, сказанные моим будущим мужем, когда он не знал, что я могу их услышать. И слова эти заставляли меня холодеть от ужаса даже в невозможно горячей воде, потому что, как я не пыталась найти им другое, не самое очевидное, объяснение, у меня ничего не получалось. Я откинулась на пологий бортик и проговорила вслух словно бы вплавившуюся мне в память фразу: "Мне всё равно, что она подумает! Я не могу ждать. И не буду. Слишком многое поставлено сейчас на кон. Мне нужны все и как можно быстрее. И ждать несколько недель я не намерен!"

В комнату тихонько постучали и в дверь проскользнула бледная, как полотно, Мила. Я слабо улыбнулась. Появление девушки было хорошим знаком. Быть может,я всё же неверно поняла слова Ингвара и он вовсе не собирается заставить меня заключить брак сразу после похорон отца? Я с некоторым трудом села и позволила расстроенной девушке вымыть волосы и помочь мне покинуть ванну. Вот только, стоило мне попытаться выйти из комнаты, как меня мягко, но настойчиво развернули, объяснив, что господин барон настойчиво просил меня не покидать своих покоев, по крайней мере, без сопровождения. Я не стала спорить со стражами и вернулась к себе. И даже сумела, пусть и с трудом, проглотить что-то из принесенного служанкой завтрака. И подавила в себе почти непреодолимое желание сбежать из комнаты через балкон, как делала иногда в детстве. Потому что, я не собиралась давать жениху повода думать, что знаю о его планах. И не планировала дать себя поймать. Было очевидно, что попытка сбежать у меня будет только одна! А потом мне стало не до размышлений, потому что вошедшая в покои служанка сообщила, что меня желает видеть граф Филипп де Брэж.

– Элейна, дорогая! – заслышав звук открывающейся двери, стоящий у окна мужчина стремительно развернулся и быстрым шагом двинулся ко мне.

К моему немалому изумлению, охранники, которым я сообщила, что ко мне пришел гость, не стали препятствовать, когда я, примерно через четверть часа, покинула свою комнату. Очевидно, за это время они успели сообщить кому нужно и получить соответствующие инструкции, потому что стоило мне двинуться вперед, как оба сразу же пристроились за моей спиной, где находились и сейчас. И, мне показалось, что когда Филипп их увидел, по его лицу скользнула недовольная гримаса, а шаги замедлились. Правда, длилось его замешательство не дольше удара сердца, так что я вполне могла и ошибиться.

– Мои соболезнования! – прошептал граф, подхватывая мою руку и поднося её к губам, – такое ужасное несчастье! Как Вы держитесь?

Мужчина сжал мои пальцы и больше не отпустил.Помог мне дойти до небольшого диванчика, усадил и пристроился рядом, проникновенно глядя мне в глаза.

Я попыталась было что-то сказать, но в этот момент перед глазами снова встала картина падающего навзничь отца и вместо слов из горла вырвался лишь тихий всхлип.

– О, простите моя дорогая!– тут же заметил свою оплошность де Брэж, – мне не стоило напоминать Вам о случившемся! Простите меня! Но я так переживал за Вас! Так волновался! После того, как граф упал, началось страшная суматоха, и я не сразу смог пробиться туда, где видел Вас в последний раз! А когда смог, там уже никого не было! И никто не мог мне внятно ответить, где Вы и всё ли с Вами в порядке! Вы не поверите, я всю ночь не смог сомкнуть глаз, а утром, как только рассвело, былуже у ворот замка! Но меня не пустили сюда! Сообщили лишь, что с госпожой Элейной всё хорошо. Тогда я удалился, обещая себе, что сделаю всё возможное, для того, чтобы убедиться в этом лично! И вот я здесь! Элейна, милая, могу ли я Вам чем-нибудь помочь?

Я, уже окончательно потерявшаяся вслишком эмоциональной и чересчур длинной речи Филиппа, услышав его последние слова, вздрогнула и, резко выпрямившись, внимательно посмотрела на сидящего рядом со мной мужчину. А что, если вот он – мой шанс на спасение? А что, если я попрошу его помочь мне в организации побега из замка, аФилипп не откажет? Он довольно богат, не так, конечно, как отец, состояние которого уступало лишь королевскому, ноу де Брэжа есть то, чего нет и не может быть у меня: свобода действия, возможность распоряжаться деньгами, и, самое главное, люди, которым он может доверять. А значит, если он согласится, моя затея из совершенно безумной идеи, годной только для того, чтобы потом не сожалеть о том, что я даже не попыталась, превратиться во вполне реализуемый план. Вот только…, я осторожно оглянулась. Да, они по-прежнему были на месте. Мои стражи, приставленные ко мне женихом. Один замер у чуть приоткрытой двери, другой ненавязчиво маячил у стены за спиной. Лишние уши мне были совсем не нужны, а значит, следовало избавится от слежки, хотя бы на несколько минут. Правда, я пока не знала, как это сделать. А потомвзглянула в красивые, небесно-голубые, с тревогой меня рассматривающие очи и поняла, что обязательно что-нибудь придумаю. Потому что возможность сбежать с Филиппом это, пожалуй, лучшее из того, что случилось со мной за последние месяцы.

Глава 4.

Похороны отца были назначены на утро завтрашнего дня и я, уже приготовившись ко сну, долго лежала в постели не в силах закрыть глаза. Перед моим внутренним взором, медленно сменяя друг друга, проплывали картины минувших дней. Вот я впервые села на лошадь. Мне, кажется, около пяти, и смирная кобылка кажется просто огромной. Такой огромной, что хочется закричать от ужаса и попросить, чтобы меня сняли со спины этого чудовища.Но я оборачиваюсь, вижу с какой гордостью смотрит на меня папа, и крик замирает на губах, потому что в его глазах такая гордость, что я просто не могу струсить, не могу его разочаровать! И я посильнее вцепляюсь в повод и несмело хлопаю им, заставляя лошадь неторопливо двинуться вперед.

Вот я впервые забралась на высоченное дерево в замковом саду, и мне видно оттуда почти всё, даже кусочек крыши над балконом третьего этажа. И высоко плывущие облака кажутся удивительно близкими, только протяни руку, и ты коснешься пушистого бока. И я хочу, очень хочу его коснуться, а потом взобраться на облако и улететь на небо, туда, где живет моя мамочка, не на долго, нет. Мне будет достаточно лишь мига, лишь бы увидеть её, взглянуть хотя бы раз, услышать, как она назовет меня по имени и обнять её, почувствовав под щекой биение сердца. И я уже готова оторваться от одной их верхних веток, когда внизу появляется папа. И уговаривает, просит меня остаться. Умоляет вернуться к нему, потому что я- самое дорогое что у него есть. И я соглашаюсь, и даже делаю шаг назад, к стволу могучего дуба, но моя нога срывается с ненадежной опоры, и я с криком лечу вниз, прямо в растянутую над землёй плотную ткань, которую держат стражники. И мне кажется, что когда папа вскидывает ко мне руки, мое падение замедляется, и я уже не падаю, а медленно парю над землей. И кричу от восторга потому что это совершенно удивительно – летать! А потом отец, очень бледный, с тонкой струйкой бегущей из носа крови, подхватывает меня на руки и уносит прочь, прижимая к себе так крепко, словно я могу испариться прямо из его рук.

Вот я взмываю ввысь на качелях, которые повесили для меня в саду. Вверх-внизи обратно. Земля сменяется бескрайним небом и перемешивается с яркой весенней зеленью. В глазах рябит. Я раскачалась уже так сильно, что качелиподнимаются, кажется, вертикально, вызывая у меня счастливый визг. А потом я краем глаза вижу появившегося в саду папу и хочу помахать ему. Вот только одной рукой никак не удержаться, и я соскальзываю с надежной доски и падаю, вернее снова парю над землей и папиными вытянутыми вперед руками, не позволяющими мне разбиться. Я провела рукой по влажной от слез щеке и горько улыбнулась. Как же так получилось, что в детстве я была любимым ребенком, а потом внезапно забыла о том, что меня любят, чтобы вспомнить лишь тогда, когда отца не стало? Как так получилось, что когда мне исполнилось пятнадцать, мой внимательный и заботливый отец вдруг превратился в черствого, равнодушного,разучившегося улыбаться человека, называющего меня на "Вы", избегающего прикосновений и готового часами отчитывать меня из-за любого пустяка? Почему он так резко изменил отношение ко мне, когда ушел со службы?Почему передал мне во владение лишь крохотную, никому не нужную, скалистую долину, вместо принятого в аристократических семьях небольшого села или городка, позволившего бы мне научиться управлению? Почему составил невероятно сложное завещание, по которому управление графством переходило сначала к моему мужу, а потом к сыну, а мне назначалось лишь небольшое ежегодное содержание в размере дохода купца средней руки? Почему так настаивал на моем браке с де Мэйором, одно упоминание о котором считалось в обществе почти неприличным, не говоря уже о том, насколько этот союз был неравным? И что будет, если я, сейчас уже совершеннолетняя, расторгну помолвку и хотя бы попытаюсь самостоятельно выбрать себе спутника жизни? Потому что сейчас, после того, как Филипп согласился мне помочь, выходить замуж за Ингвара я не планировала.

Утра наступило невозможно рано. Кажется, лишь недавно я прилеглана кровать и вот уже рядом с постелью испуганно замерла горничная.Пора было вставать и начинать собираться на прощание с отцом.

Похороны были назначены на одиннадцать часов и уже в половине десятого к замку потянулась вереница экипажей. Соседи торопились проститься с графом и выразить соболезнования мне, как все думали сейчас, богатой наследнице. Я неподвижно стояла у окна, наблюдая за суетящимися внизу людьми. Собралась я уже давно, но покидать комнату не было никакого желания. И вообще что-либо делать. Двигаться, приветствовать гостей, принимать их сочувствующие улыбки и улыбаться в ответ. Прошедшая ночь словно бы выпила всю имеющуюся во мне энергию. И единственного, чего бы мне сейчас хотелось, так это забиться в тёмный угол, и спрятаться там не только от окружающих меня фальшивых людей, но и всех, внезапно навалившихся на меня проблем. А еще очень страшно было увидеть отца. Всегда такого живого, энергичного, полного силы белым, неподвижным и .... мертвым. И, несмотря на то, что я уже видела его, там, в зале, сразу после того как он упал, выпив яд, но это было совсем, совсем другое. И тогда, благодаря Ингвару, осознать произошедшее я просто не успела.

Наконец, когда до церемонии прощания осталось чуть более получаса, и прятаться в собственных покоях и дальше было уже невозможно, я оторвалась от окна и, с трудом выпрямив спину, двинулась в сторону двери. Ко мне немедленно бросилась горничная, протянула перчатки и распахнула передо мною двери комнаты. Вот только перешагнуть порог я так и не смогла, замерев от изумления, потому что, вместо ожидаемых охранников, напротив моей комнаты, привалившись широким плечом к противоположной стене, стоял барон де Мэйор.

– Элейна, – барон открыл глаза, внимательно осмотрел совершенно пустой коридор и, наконец, взглянул на меня, – разрешите сопровождать Вас?

Я заторможенно кивнула и оперлась о предложенную мне руку. Этот поступок барона настолько не вязался с уже сложившимся у меня образом, что мне потребовалось некоторое время, чтобы прийти в себя. Мало того, что Ингвар пришел, для того, чтобы проводить меня, так он еще и неизвестно сколько времени простоял под дверью, не желая тревожить меня и ожидая, когда я сама решу выйти. И сочетание этого его поступка с его женамерением заставить меня заключить брак в ближайшие дни, просто не укладывалось в голове. Возможно, если бы у меня было чуть больше времени, для того, чтобы всё обдумать, я и смогла бы ответить на этот вопрос, но времени у меня не было, потому что, спустившись с лестницы, мы миновали холл и вошли в большой зал, наполненный людьми.

Я с силой вцепилась в поддерживающую меня руку, чувствуя, что еще немного, еще чуть-чуть и просто упаду в обморок. Воздуха не хватало, лица окружающих кружились передо мной словно в медленном хороводе. Сочувствующие улыбки, соболезнования, полные лживых слов сочувствия, черный одежды, мелькающие перед глазами. Всё, всё насквозь было пронизано неискренностью, всё было фальшивым, я чувствовала это так же ясно, как слышала предназначенные мне слова. И единственным человеком, который сейчас на самом деле мне сочувствовал, был, как это ни удивительно, мой жених. Почувствовав моё состояние барон извинился перед гостями и увел меня в сторону прятавшегося в небольшой нише диванчика, усадил на него, закрыв собственной спиной от всего мира и протянул бокал с чем-то холодным. Я благодарно кивнула и сжала стеклянные стенки чуть дрожащими пальцами. В напитке плавали кусочки льда и я охлаждала ладони, чувствуя как проходит дурнота и в голове постепенно проясняется.

–Открыть окно? – поинтересовался де Мэйор, встретив мой взгляд.

Я лишь вымученно улыбнулась и кивнула. Ингвара не было совсем недолго, но этого времени вполне хватило на то, чтобы ко мне подошел Филлип.

– Всё готово, – прошептал он, едва шевеля губами, – я готов встретить вас сегодня в полночь в условленном месте!

Я лишь едва заметно кивнула, отстранённо наблюдая как возвращается мой жених, как граф приветствует его и высказывает свои соболезнования, и никак не могла понять, почему соболезнования Филиппа были такими же фальшивыми, как и все остальные, и почему мне показалось, что, когда я подтвердила, что приду, от мужчины повеяло злорадством и каким-то нехорошим предвкушением?

Сами похороны прошли словно бы мимо меня. Ровно в одиннадцать все присутствующие широкой рекой направились к нашей семейной усыпальнице. Перед ней, в наскоро установленном павильоне, стоял гроб с телом отца. Соседи подходили к нему, бросали на графа прощальный взгляд и торопливо покидали здание. Я, с трудом передвигая ноги, тоже приблизилось к телу человека, что подарил мне жизнь. Вот только стоило мне взглянуть на него, как мне внезапно показалось, что граф жив. Я дернулась к нему, чувствуя, как в груди расцветает невозможная надежда, но вместо тепла человеческой кожи мои пальцы почувствовали лишь мертвенный холод: не дрогнули ресницы, не дернулась жилка на шее и отец не вздохнул, открывая глаза. И только тогда я впервые поняла, всем сердцем поверила в то, что его больше нет в моей жизни. Глаза заволокло слезами и я, словно бы лишившись остатков сил, безвольно повисла на удерживающих меня от падения руках.Барон молча подхватил меня на руки и позволил спрятать лицо на своей груди. Так, на руках жениха я и провела оставшуюся часть церемонии. Кто-то что-то говорил, но я ничего не запомнила, потом мы куда-то шли, я что-то делала, кажется, именно мне полагалось быть той, кто завяжет первую ленту на крышке саркофага. Лент было пятьдесят две, по числу прожитых графом лет. Потом мы оказались в усыпальнице и я как-то отстраненно наблюдала за тем, как стражники устанавливают гроб на положенное ему место. И снова всёсмешалось, и я пришла в себя лишь тогда,когда меня, прямо в траурном черном платье и чулках, осторожно опустили в наполненную горячей водой ванну.

Вечер наступил внезапно. Кажется, еще недавно причитающая на все лады Мила, ругая на все лады барона, помогала мне стянуть с себя мокрое платье, и вот над миром уже клубятся сумерки. И это значит, что мне пора принимать решение: остаться ли в замке и принять судьбу, уготованную мне отцом или попытаться что-то изменить. Я тяжело поднялась с кровати и подошла к высокому, во всю стену зеркалу. Прозрачное стекло отразило высокую черноволосую девушку с пронзительно-голубыми глазами на осунувшемся за последние дни лице. Я была красива. По крайней мере окружающие не стеснялись мне об этом говорить. Белая, гладкая кожа, аккуратный носик, правильные черты лица, пухлые губы на которых, в последнее время, довольно часто останавливались мужские взгляды. Я провела руками по тонкой ткани сорочки, очерчивая небольшую, но заметно увеличившуюся за последний год грудь, тонкую талию, крутые бедра. Я рассматривала себя в зеркало и размышляла о том, смогу ли я когда-нибудь тронуть сердце своего жениха? Смогу ли стать для него чем-то большим, чем матерью его наследников? Будет ли он считаться с моими желаниями и просьбами? Я вспомнила надежные руки, что поддерживали меня сегодня, не давая ни упасть, ни скатиться в истерику. Может быть не стоит рисковать? В конце концов, папа довольно хорошо знал барона и, как минимум, был уверен, что он не растратит мое приданое на игры и кутежи.

А потом я вспомнила полянку в лесу и парня, прижимающего к земле беззащитную девчонку. Чем будет моя завтрашняя ночь отличаться от того, что я видела? Только тем, что я уже буду замужем и, значит,не буду иметь даже морального права сказать "нет". Остановится ли Ингвар перед тем, чтобы взять меня силой, если будет иметь на это полное право? Остановиться ли, если между ним и получением всех прав на графство будут лишь глупые страхи его жены? Я увидела, как изогнулись мои губы вгорькой усмешке. О чем я думаю? Да ни один мужчина в мире никогда не прислушается к просьбам молодой жены отложить их первую ночь! И, в лучшем случае, просто посмеётся над её страхами, а в худшем – вполне может и наказать за неповиновение!

Я отвернулась от зеркала и решительно двинулась в сторону гардеробной. Я не хочу замуж! И если для того, чтобы избежать близости с мужчиной, мне придется нарушить последнюю волю моего отца, я её нарушу!

Панель за большим, во всю стену зеркалом, едва слышно щелкнула и отодвинулась, освобождая проход. Из него не тянуло ни пылью, ни сыростью. Отец был слишком хорошим владельцем, чтобы в его замке хоть где-то могла водиться пыль. Особенно в местах, где он периодически бывал, так что бытовые заклинания внутри регулярно обновлялись, а от плесени спасала хорошо продуманная система вентиляции, но, тем не менее, я на миг замерла на пороге, не решаясь шагнуть в неизвестность. Но мгновение слабости прошло и я, решительно перекинув заплетенные волосы на спину, чтобы не мешали, вышла на небольшую площадку и нажала рычаг, закрывающий дверь с жругой стороны. На металлической поверхности механизма остался след крови и я, подняв повыше масляную лампу, висевшую тут же, на стене и загоревшуюся сразу же после того, как дверь закрылась, медленно пошла вниз, в очередной раз удивляясь невероятным мерам безопасности, предпринятым отцом. Кроме того, что открыть любую дверь могла лишь капля крови владельца замка или его близкого родственника, внутри стен были сделаны целые комнаты с запасами пищи и всего самого необходимого, рассчитанные на то, что несколько человек смогут прожить там не один месяц.Сама система вторых выходов пронизывала замок практически насквозь: все покои главы семьи и его близких имели потайные двери. Тайные ходы были соединены с оружейной залой и сокровищницей, из них можно было попасть в любую часть замка и, благодаря слуховым окнам, подслушать фактически любой разговор, но это только внутри стен. А вот для того, чтобы выйти наружу, предстояло пройти целый лабиринт со множеством обычных и магических ловушек. Когда-то мне потребовалось почти полгода на то, чтобы выучить их все. И каждый месяц отец снова и снова требовал от меня повторить опасный путь в обе стороны, так что сейчас я могла сделать это, кажется, даже с закрытыми глазами.

Не успела я спуститься на уровень первого этажа, как услышала далекий гул голосов. Мужчины снова о чем-то совещались в отцовском кабинете. Я замерла на минуту, испытывая острое желание пойти послушать, о чем они говорят и, быть может, узнать, что барон вовсе не планирует завтра силой тащить меня к алтарю и, значит, мне можно никуда не бежать. Но я подавила в себе этот трусливый порыв. К тому же, меня вполне могли услышать. Отец не раз предупреждал меня о том, что если я желаю узнать какой-либо разговор, подходить к слуховому окну следует до его начала, так что я подавила глупое желание найти оправдание своей трусости и, больше не раздумывая, поспешила вперед.

Лабиринт закончился, и я замерла перед массивной деревянной дверью. Еще один порез на уже затянувшемся пальце, капля крови на ручке двери и я, наконец, оказалась на свободе. Дверь выходила в небольшой овраг и была хорошо замаскирована, так что я с некоторым трудом пробралась через довольно сильно разросшийся кустарник и, зябко поежившись и плотнее закутавшись в теплый плащ, поспешила углубиться в лес.Покинутый замок сиял за спиной светом в многочисленных окнах, но я обернуласьлишь раз, чтобы на него посмотреть. Я вернусь сюда, вернусь, когда смогу вступить под его своды полноценной хозяйкой. А пока меня ждал неблизкий путь до ближайшей деревни, где меня должны были ждать люди Филиппа. Я назначила ему встречу именно там, не потому что не доверяла. Нет, просто уже на уровне инстинкта во мне засели постоянно повторяемые отцом правила. "Никто не должен знать о том, как проникнуть в замок без твоего ведома.Он не просто твой дом, он – твоя крепость" -любил повторять граф. И пусть сейчас я временно оставляла его стены, почему-то я верила в то, что де Мэйор не станет пытаться меня ограбить. К тому же, объяснить где находится тайный вход было гораздо сложнее чем пройти пешком, почти налегке, несколько лиг. О том, что я буду делать, если меня никто не встретит, я старалась не думать.

Глава 5.

Почему,вместо того, чтобы прямо направится к месту встречи, я сделала приличный круг и подошла к оговоренному дому с другого бока, я не смогла бы объяснить даже себе. Но факт оставался фактом, двое мужчин, стоящие рядомс тремя привязаннымилошадьми, меня не заметили. А я, я, вместо того, чтобы прямо подойти к явно беспокоящимся встречающим, юркнулав тень изгороди изамерла там, внимательно прислушиваясь к их разговору. И если бы кто-то сейчас спросил меня, зачем я так поступаю, то ответить я бы не смогла. Не считать же серьезным аргументом чувство приближающейся опасности, охватившее меня, едва я вышла из леса, и заставившее вернуться в густую тень деревьев и сменить направление движения.

– Как думаешь, девка-то придет?– видимо в очередной раз спросил один из стоящих впереди мужчин. Кони, почуявшие меня и начавшие беспокоится, уже успокаивались.

– А мне почем знать, – огрызнулся второй, – граф сказал ждать до утра, и толькопотом уходить, если её не будет.

Мужчины замолчали. Молчала и я, тихо сидя в густой тени старого, давно заброшенного дома на окраине деревеньки. Молчала и размышляла о том, почему стоило мне хотя бы подумать о том, чтобы показаться этим двоим, как дыхание мгновенно перехватывало, а сердце буквально замирало от ужаса. Я уже собралась было начать медленно отступать обратно в лес, когда со стороны замка послышался какой-то шум и я явственно различила на хорошо освещенной дороге силуэты нескольких всадников. Моё исчезновение обнаружили и выслали погоню.

– Вот Гарт¹! – выругался один их мужчин, заметив опасность, – похоже, девка всё же убегла!

– И где же она тогда? – огрызнулся второй, – уже с час как должна была появиться, а все нету!

– Может в темноте оступилась куда или поранилась, – предположил первый, о чем-то напряженно раздумывая, – ты вот что, Трин, – бери лошадей, да иди к лесу, там схоронишься, а потом попробуй её амулетом поискать. Но не раньше, чем всадники за мной уйдут.

– На лошадях что ли искать, – фыркнул парень.

– Дурак! – рассердился первый, который, похоже, был у них за старшего, – лошадей в лесу укрой, чтобы с дороги не видать было, а сам пешком иди.

– А ты?

– А я, – ответил первый подходя к одной из лошадей и решительно сбрасывая с неё чересседельные сумы, – а я вон с теми молодчиками в прятки поиграю. Глядишь получится и укоротить кого на голову!

И он со смешком взлетел на лошадь, но, прежде чем двинуться с места, пошарил у себя на груди и, вытащив что-то, блеснувшее алым, сжал его в руке. И в тот же миг фигура наемника, а я уже не сомневалась в том, что это не простой слуга, а явно профессионал, потекла рябью и через удар сердца на лошади уже сидела тонкая, хрупкая, полностью закутанная в тяжелый плащ девушка.

– Ничего себе! – присвистнул его помощник, – это сколько же тебе заплатили, что ты готов амулетами иллюзии разбрасываться!

– Много, – огрызнулся первый, трогаясь с места, – не знаю зачем, но графенку эта девка явно нужна. И сильно! Раз он впервые в жизни не стал со мной торговаться!

И он пришпорил лошадь, вылетая на улицу и начиная стремительно отдаляться от деревеньки.

– Да, дела, – проговорил оставшийся, начиная отвязывать лошадей, – чтобы этот жмот де Брэж и не стал торговаться, это чем же его так приложило-то.

И он повел недовольно всхрапывающих лошадей к лесу. А я так и осталась сидеть под изгородью заброшенного дома. Мне нужно было подумать. В кои-то веки сесть и подумать головой! Как учил меня отец.

Я поняла, что не смогу вернуться примерно на середине пути к замку, когда впереди замелькали огни факелов. Поняла, и чувствуя себя диким зверем, которого загоняют за флажки, устремилась обратно. Сейчас мой путь лежал к месту, где один из наемников оставил лошадей. Да, у меня не было уже никакого желания принимать помощь Филиппа, который, как оказалось, имел на меня какие-то свои планы, но я прекрасно понимала, что на своих двоих мне не уйти, а значит мне нужна была лошадь. Прежде, чем выйти на небольшую полянку, где недовольно похрапывали привязанные кони, я остановилась и внимательно огляделась. Но все было тихо. И даже далекие отблески факелов исчезли, очевидно, меня искали тщательно, внимательно осматривая все уголки немаленького леса. И я решилась. Подбежала к лошадям и, выбрав ту, что показалась мне более спокойной, отвязала её поводья от ветки. Через минуту я уже осторожно выезжала с полянки на дорогу. Проехав по ней в сторону замка несколько сотен шагов я спешилась и, найдя узенькую, скрытую ото всех тропку, направила лошадь по ней. Мне нужно было время. Хотя бы немного времени для того, чтобы еще раз всё обдумать. И я знала, где именно меня точно никогда не будут искать. Хотя это было и не правильно. Потому что-то место, куда я направлялась сейчас, было моим единственным домом. Домом по закону. Я ехала в свою долину. Долину горячих ключей.

Когда лунный свет погас я, надеясь на смекалку животного, отпустила поводья и позволила лошади искать путь самой. Свернуть в сторону она не могла, так что мне оставалось лишь следить за тем, чтобы кобылка не повернула обратно. Я ехала около часа, пока небо не заволокло темными тучами и двигаться вперед стало уже непозволительно опасно. Попадись впереди даже небольшая ямка и лошадь вполне могла сломать себе ногу, а я – шею! Так что я остановилась и, расседлав свою невольную спутницу, решила устроиться на ночлег. Мне было страшно. Впереди меня ждал путь по самым малолюдным территориям нашего герцогства, и я не была к нему готова. И, тем не менее, отступать от принятого решения я не планировала. Потому что, стоило мне вспомнить о никому не нужном участке земли, доставшемся мне в наследство, как я совершенно точно поняла, что мне нужно туда попасть. И как можно скорее.

Ночь прошла на удивление спокойно. Я проснулась от холода и, с трудом поднявшись на занемевшие от неудобной позы ноги, побрела в ближайшие кустики. Нужно было торопиться. Вчерашнее нетерпение, заставившее меня ехать ночью, сейчас, с наступлением утра, вернулось с новой силой. Так что я даже не стала изучать содержимое сумок, перекинутых через спину моей ворованной лошади. Просто сделала несколько глотков воды из притороченной к поясу фляжки и вскочила в седло. Есть я пока не хотела, но это пока. Так что мне следовало поторопиться и пересечь лес до того, как в маленьком хуторе на его опушке узнают о том, что графскую дочь похитили. А в том, что Ингвар окажется достаточно сообразительным для того, чтобы не раскрывать истинных причин, заставивших меня покинуть замок, я была совершенно уверена.

Путь мне предстоял не близкий и я настраивалась на множество трудностей, которые должна была преодолеть на пути к своей цели. Правда, почему мне так нужно в этот забытый Богами и людьми уголок, понять я так и не смогла. Гораздо легче было затаиться в какой-нибудь таверне, пока они еще встречались на моем пути. Но я не могла! Что-то гнало меня вперед и я, вот уже четыре дня, упорно двигалась к горам. Мне оставалось еще не менее дня пути, когда я снова почувствовала пока ещё смутное беспокойство. Было ощущение, что впереди опасность и я, вместо того чтобы заехать в последнюю деревушку, лежащую на моем пути, резко повернула в ближайший, уже почти голый лесок. Осень вступала в свои права и я видела, как стремительно теряли деревья свои праздничный наряд. Если в начале моего путешествия лес был еще желто-оранжевым, то сегодня, после прошедшего вчера ночью урагана, который я благополучно переждала, попросившись на ночлег к одиноко живущей на окраине старушке, на деревьях остались лишь редкие листочки. И я прекрасно осознавала, что мелкая осиновая рощица вряд ли сможет укрыть меня от преследователей, если таковые появятся. Правда, взяться им здесь было неоткуда, но за последние дни я научилась доверять своей интуиции и вовсе не собиралась лезть на рожон. Так что, сделав приличный крюк,я нашла подходящий овражек, который надежно укрывал меня от возможных наблюдателей и стянула с лошади чересседельные сумы. Я за это время осмотрела их лишь мельком, порадовавшись наличию запаса продуктов, позволившего мне избежать появления в ближайших к замку деревеньках и паре теплых одеял, сильно пригодившихся мне в предыдущие две ночи, которые мне пришлось провести на улице. Но сейчас я искала не это. Никто не мог догадаться, что я здесь. Никто даже подумать не мог, что я направлюсь в эту сторону, и это могло означать только одно. Я безжалостно вытряхнула все содержимое сумок на землю и внимательно осмотрела. Пусто. Проверила стенки и подкладку. Ничего. И, когда я уже была готова признать, что у меня просто разыгралась паранойя, мой взгляд упал на лошадь. И я нашла. Крохотный артефакт, спрятанный под лукой седла. Самый простой и надежный из возможных. Самый дешевый, позволяющий лишьпримерно определить направление до цели. Достаточно неточное направление, чтобы моим преследователям пришлось обыскать все деревни к северу от замка, но, в то же время, достаточно надежный, чтобы до сих пор передавать сигнал. С тихим всхлипом я опустилась на землю. Дура! Ну какая же я дура! Ну что мне стоило проверить украденную лошадь до того, как мои преследователи узнали о том, куда именно я направляюсь! И что теперь делать? Артефакт, зажатый в пальцах, излучал едва заметное тепло. Я не имела магических сил, но, по настоянию отца, получила полноценную теоретическую подготовку и сейчас могла точно сказать, что заряда хватит еще, как минимум, на сутки. И мне снова предстояло решать, что делать: бросить следилку здесь, в лесу и продолжить свой путь, молясь о том, чтобы мои преследователи посчитали что я направилась к перевалу, ведущему в Ритан. Или на самом деле двинуться к перевалу и на ближайшей к нему заставе сметить лошадь, надеясь, что преследователи узнают об этом, когда будет уже слишком поздно. И я так бы и поступила. Один лишний день пути сейчас ничего для меня не решал. Вот только на заставе меня, скорее всего, и будут ждать. И если тот, кто руководит моими поисками, не дурак, а он, судя по подброшенной мне следилке, точно не дурак, по дороге к перевалу меня не спасет даже чудесным образом пробудившаяся в последнее время интуиция.