Сбросив груз, Селим мгновенно вернулся обратно. Выполз из своего саркофага с закрытыми глазами, мокрый как мышь, полумертвый от изнеможения. Вывалился на пол, натужно дыша, стараясь успокоить колотившееся сердце и расшатанные нервы. До сих пор трясло как в лихорадке.
Потом медленно попытался сесть, приподнимая тело на дрожащих от слабости руках. Не сразу, но удалось. Он привалился спиной к каменному ящику, откинул голову, плотно, со стуком припечатываясь к его прохладной поверхности, и расхохотался. Сначала беззвучно, еле слышно, а потом все громче и громче. Под конец он хохотал во всю глотку, не в силах остановиться.
Истерика. Реакция на стресс пошла. Неважно, в этот момент Селим был счастлив.
Ему удалось! Теперь эту женщину никто не найдет!
То, что он провернул сегодня, можно было назвать прорывом. Такого не удавалось еще никогда. Обычно, когда он брал с собой богатого клиента, они наблюдали за жизнью в другом мире, оставаясь незримыми. Нечто, напоминавшее прозрачную мембрану, стояло непреодолимой стеной, не позволяя проникнуть внутрь другого мира.
Когда-то в детстве Селим пытался пролезть сквозь прозрачную границу, но безуспешно. А потом, повзрослев, прекратил попытки, хорошо понимая, что обратно может не вернуться, а дома у него бизнес. А бизнес не ждет.
Это удалось только один-единственный раз. Он тестировал саркофаг после того как устроил внутри небольшие усовершенствования для удобства богатых клиентов. Тем было не очень комфортно на голом каменном дне ящика. А некоторые богатые извращенцы и вовсе умудрялись протащить с собой любимого домашнего питомца.
Селим взял тогда с собой кошку.
В тот раз его вынесло в какой-то пещере, прямо перед глазами по каменной стене густой серебристой завесой стекал водопад. А кошка вдруг вырвалась, оцарапав его, спрыгнула наземь и исчезла в том водопаде.
И невидимая стена между мирами ее не остановила!
Первой мыслью было кинуться вслед, но потом подумал, а зачем? Махнул рукой, черт с ней, с кошкой. И вернулся. Но место и мир тот на всякий случай запомнил. Теперь вот, пригодилось.
Истерический смех наконец прекратился, мужчина удовлетворенно похлопал рукой по стенке саркофага, и кое-как встал. Сперва на карачки, а потом, держась за каменный борт, поднялся на ноги и оглядел себя.
Одежда почему-то была мокрая и липла к телу. Ощупал себя, кажется, даже похудел килограмма на два. Это же надо так вспотеть… Неожиданно, но не так уж плохо. Усмехнулся. Руки уже почти не дрожали.
Он повернулся, собираясь накрыть саркофаг крышкой, запереть хранилище и напиться от счастья. Хоть господь и не позволяет, но ради такого случая… Селим был уверен, что ему простится этот маленький грех. Однако, заглянув внутрь, бедняга обмер. На дне лежало мокрое тело женщины. Голое тело той же самой женщины. Уже и лужа натекла на красивую бархатную обивку.
Но как?!! Он же собственноручно ее выбросил?!!
Дикий вопль вырвался из его глотки, а глаза непроизвольно зажмурились, в тайной надежде, что ему это кажется, открыть глаза – и все исчезнет. Не исчезло. В первый момент Селим впал в отчаяние, ощупывая женщину, а потом понял две вещи. Первое – на ее руке нет браслета, и второе – женщина мертва. То есть?!…
От женщины избавиться не вышло, но удалось избавиться от браслета?!
Сквозь панику просочились здравые мысли. Если браслета нет, а женщина мертва… Пфффф! Да у него все получилось!
Снова затопило облегчением, но уже без смеховой истерики.
Мужчина заозирался по сторонам, мучительно соображая, куда деть тело. На полу валялось серое армейское одеяло, в котором он принес ее сюда. Завернул в него труп, потом кряхтя взвалил на плечо. Подумал было, что надо бы убрать мокрую обивку, потом плюнул на все, задвинул крышку саркофага на место и поспешно выбежал из хранилища.
А снаружи уже ночь. И это очень хорошо. Его тайник хоть и находился в уединенном месте, но все равно, такие дела лучше делать под покровом темноты.
Этот день был худшим в жизни Селима.
Сначала в дикой запарке и нервотрепке метаться по мирам, искать одно единственное место, где он мог сбросить паленый товар, а потом еще собственноручно закапывать в песок неожиданные отходы эксперимента.
Глубокой ночью все было закончено. Тело надежно спрятано, зарытое в песок посреди пустыни, браслет – маяк где-то у чертовой матери в другом мире. Пусть теперь кто-нибудь попробует связать их воедино!
Можно вздохнуть спокойно. Но очень осторожно.
Селим собирался свернуть свои дела и на какое-то время исчезнуть. На этот раз бизнес подождет.
***
В свое время Селиму случайно удалось найти место перехода в мир, практически идентичный земному. И когда он, желая избавиться от проблемы, забросил в серебристый поток бесчувственную Мирославу, с другой стороны некто точно так же втолкнул в него другую женщину. А перед тем оглушил, предполагая, что та захлебнется и утонет в бурном потоке, стекавшем по каменной стене пещеры.
Каждый посчитал, что дело сделано, и поскорее скрылся. Откуда им было знать, что в их планы вмешается случай, а может, то была судьба? Можно называть это как угодно, но планы оно значительно подкорректировало.
Вышло так, что в момент открытия портала эти две женщины столкнулись. С одной стороны Мирослава, с другой – королева Аламора леди Линевра. Только Линевра действительно умерла в момент перехода, а Мирослава хоть и была без сознания, накачанная наркотиками, но выжила и приняла в себя часть души Линевры. Сознание, не выдержав перегрузки, отключило память, в которой смешалось прошлое обеих женщин.
Ирония судьбы, а может быть, случай, но женщины оказались похожи.
***
Было темно, непонятно… А потом сквозь густой мрак забрезжил бледный свет, и стали потихоньку пробиваться звуки.
Шжжжж… шжжжж… шж…
Тихое жужжание, шелест. Негромкое шуршание одежды. Легкий стук, будто поставили что-то керамическое. Кувшин, или кружку.
Странные звуки вторгались в сон. Она вслушивалась уже некоторое время, тщетно заставляя себя проснуться. Тело было непослушным, каким-то дискомфортным и ватным. Каким-то… словно одежда с чужого плеча. Хотелось напрячься, сделать хоть какое-то, хоть маленькое движение, чтобы доказать самой себе, что она жива. Но тело не двигалось.
Да и мысли плававшие, как умирающие мухи в клейстере, были странными. Потому что она не могла понять, где она, что происходит. Вспомнить, что было раньше, никак не удавалось, память раздваивалась и ускользала. И что хуже всего, никак не получалось вспомнить свое имя. Как так?
Наконец титаническим усилием удалось издать полувздох-полустон и шевельнуть головой.
Тихое жужжание тут же прервалось, короткий стук дерева о каменный пол, и она услышала:
– Миледи, миледи! Эрвиг, беги скорее, скажи лорду Балфору, что миледи очнулась!
Негромкий голос был молодой, звенящий волнением. Девушка.
Но речь? Она почему-то была уверена, что речь ей незнакома, но непонятно каким образом, понимала… Что происходит?
– Миледи, – дрожал девичий голосок. – Очнитесь, миледи Линевра. Очнитесь, ваше величество!
– Пить, – еле слышно прошептала через силу.
Она говорит на этом странном языке? Кто она? Линевра? Линевра… Миледи?
– Сию секунду ваше величество, как же вы нас напугали!
Ложка коснулась ее пересохших губ, смочила. Снова и снова. А голос продолжал шептать:
– Вот так, потихонечку, приоткройте рот… Вот, по капельке…
Вдруг голос отдалился, стул скрипнул, видимо, девушка резко встала и отошла. Странная тишина настала, и воздух как будто загустел. Шаги в тишине. Два шага по полу. Девичий голос прозвучал робко:
– Милорд, ее величество очнулась.
Последовало молчание, потом незнакомый голос произнес:
– Хорошо. Докладывать мне о малейших изменениях состояния королевы.
Шаги прозвучали снова, мужчина ушел.
Какая-то неправильность была во всем. Ей так казалось. Почему он назвал ее королевой? Она королева? Так странно… Она ничего не помнила о себе.
– Эрвиг, передай, чтобы принесли горячей воды, в горячей воде миледи скорее придет в себя, – опять голос девушки.
– Да, леди Одри, сейчас, – послышался приглушенный мужской голос.
Через некоторое время раздались шаги, много. Звук воды, льющейся в большую металлическую посуду. Наконец удалось разлепить глаза и пошевелиться. Тут же подбежала та девушка, чей голос она слышала, Одри.
Засуетилась:
– Миледи, давайте я вам помогу! Сейчас, устроим вас поудобнее, пока наполняют ванну.
Улыбчивая голубоглазая плотненькая девушка. Но она ее… не помнила? Не совсем так… что-то смутное начало всплывать в сознании. Одежда выглядела непривычной, она это знала. Но почему не помнила.
Звук льющейся воды казался пугающим. Она даже поежилась от неприятного ощущения опасности.
А эта девушка, Одри говорила, помогая устроиться на подушках:
– Миледи Линевра, мы так испугались, когда вы вошли в грот священного источника и долго не появлялись. Я ждала-ждала вас снаружи, а потом думаю, так нельзя! Может быть, миледи плохо, может, оступилась, надо помочь. Крикнула Эрвига, и мы вошли. А там вы… Но Эрвиг ничего не видел! Я сразу вас покрывалом укутала, а Эрвиг вас вынес.
От переполнявших ее эмоций Одри даже задохнулась, на глазах выступили слезы. Покачав головой, прошептала:
– Миледи Линевра… такое горе… Но главное, что вы живы.
Горе? Да, наверное… Но она не помнила.
– Какое горе, Одри? – голос прозвучал хрипло, еле слышно.
– Вы не помните? Государь, ваш супруг король Гордиан, он мертв.
– Нет. Я… не помню. Ничего не помню…
Одри смотрела несколько секунд сосредоточенным взглядом, потом со смесью сострадания и бодрого участия проговорила:
– Ничего, ваше величество. Я буду вам все рассказывать, и вы обязательно вспомните.
– Спасибо тебе, Одри, – прошептала та, которую называли королевой.
Две служанки помогли подняться, под руки отвели в ванну и опустили в ароматную горячую воду.
– Осторожнее. Все, теперь идите. Когда понадобитесь миледи, я позову, – скомандовала Одри.
В горячей воде было хорошо, приятно. Тело расслабилось, помогая сознанию начать принимать действительность. Значит, она Линевра. Вдова.
Вдовствующая королева? Получается, что так. Но разве не у гроба супруга ее место? Спросила, пытаясь понять:
– Скажи, если мой супруг мертв? Как я оказалась в этом гроте? Зачем?
– Миледи, так положено. Вы обязательно должны были омыться в священном источнике. За три года брака у вас не было детей, но вдруг после смерти государя Гордиана вы остались в тягости? Так надо, чтобы обезопасить наследника.
Вот значит как… Она слушала, что говорит Одри, все это было важно, чтобы вспомнить. А взгляд все цеплялся за браслет на левой руке. И почему-то казалось, что с этим браслетом связано самое важное для нее. Единственно важное.
Леди Одри тоже смотрела на королеву Линевру, очень внимательно. Она не зря постаралась сразу же удалить всю прислугу. Как ее личная камеристка и, может быть, единственная близкая подруга, она не могла заметить некоторых странностей и отличий. Но объяснений у Одри не было, впрочем, даже если бы они были, они бы ни за что не стала ничего озвучивать.
Из дома тещи Вадим Балкин поехал прямо к Гершину. Ибо не телефонный разговор то, что он собирался ему сообщить. А главное, просить держать все сведения втайне от всех, в том числе и от его адвоката. В создавшейся ситуации Вадим не видел другого выхода.
Жесткие непредвиденные обстоятельства заставили его пересмотреть все, в том числе приоритеты и круг доверия. Вот и получалось, что старый отцов адвокат, которого он привык считать врагом, в настоящий момент был единственным человеком, посвященным в его планы.
Что и говорить, Вадим болезненно переживал возможную потерю отцовских денег, но куда больше его сейчас волновало, куда исчезла Мирослава, и что с ней. Инстинктивное чувство, что она в беде, не давало покоя. Кто бы сказал ему раньше, что он так будет сходить с ума из-за женщины, разве он поверил бы в это? А сейчас какой-то дикий, животный страх потерять ее вытеснял все остальные чувства.
Адвокат отца вполне разделял его опасения и предоставил всяческую поддержку. В тот же день они пробили по каналам Гершина гражданина Иордании господина Селима Хаята, вместе с его туристической фирмой и всеми счетами. Явными и тайными.
Дальше Вадиму предстояло действовать самому. В Иорданию он вылетел на частном самолете той же ночью.
После горячей ванны стало значительно легче. Она уже могла самостоятельно сидеть и ходить по комнате, да и в голове прояснилось. Одри велела принести еды. Пока прислуга накрывала стол, пока носили подносы с кухни, королева всматривалась в происходящее и силилась вспомнить, но что-то важное все время ускользало.
Начиная с самого простого. Одежда. С одной стороны, она была на сто процентов уверена, что никогда в жизни не носила этих кошмарных тяжеленных многослойных платьев, не говоря уже о белье. Белье повергло ее в ступор. С другой – оно почему-то казалось привычным. И то же самое с обстановкой.
Стол был накрыт на одну персону. Поскольку всем уверенно руководила Одри, королева не вмешивалась, ей сначала надо было понять, что к чему, и осмотреться. Сделать выводы, и только потом высказывать что-то.
Видя ее задумчивую погруженность в себя, камеристка проговорила:
– Миледи, вам надо поесть. Это придаст сил.
Несколько тарелок с едой, на одной был большой кусок вареного мяса, на других сыр, хлеб и фрукты. И еще глубокая посуда, нечто среднее между миской и пиалой, в посуде непрозрачная густая жидкость. И никаких приборов, кроме двух небольших кинжалов.
Королева наморщилась. Чувствуя себя беспомощной, обвела взглядом комнату. Служанки стояли по стеночке, опустив голову, но королева постоянно ощущала на себе любопытные взгляды украдкой. Камеристка, казалось, поняла ее состояние и отреагировала по-своему.
– Выйдите, вы мешаете ее величеству, – проговорила Одри, выпроваживая прислугу.
Когда комната опустела, она еще раз взглянула в сторону двери, и настоятельно посоветовала:
– Миледи, выпейте суп, а потом съешьте оленину, это полезно.
Выпить бульон? Не хотелось это пить, она взглянула на мясо. Заметив ее взгляд, Одри стала нарезать мясо тонкими ломтиками и выкладывать на плоскую тарелку.
– А мне не дадут вилку?
На лице Одри мелькнуло искреннее удивление, но быстро исчезло. Королева поняла, что спросила что-то не то. Ну не дают вилку и ладно. Можно поесть и с ножа. Тем более что рядом лежал маленький кинжальчик. Но откуда эта мысль про вилку? Эта уверенность, что надо есть вилкой? А еще королева могла поклясться, что никогда не пила суп, она ела его ложкой.
И вообще, она была уверена, что раньше спала и ела совсем не в этом месте. Там все выглядело совсем иначе. В голове вдруг встала картинка, как она держит в руках блестящие металлические приборы – нож и вилку, и режет ими мясо. А потом перед мысленным взором промелькнули картинки до странности родного интерьера. И интерьер тот так разительно отличался от…
– Одри, где я?
У Одри сначала открылся рот. Закрылся, промелькнул странный взгляд, она облизала губы. А потом заговорила:
– Вы пока что в своих покоях. Миледи Линевра, давайте вы будете есть, а я рассказывать все с самого начала.
Короткий рассказ содержал очень важные и интересные сведения. Оказалось, что Линевра стала королевой три года назад. Его величество Гордиан король Аламора, проезжая мимо одного постоялого двора, захотел напиться. Воды ему вынесла женщина. Сорокалетний король, недавно овдовевший в третий раз, искал себе жену. Многие вельможи рассчитывали выдать за него своих дочерей, соседи, присылали портреты принцесс. Но женился Гордиан на той женщине с постоялого двора. На Линевре.
Короче говоря, это был неравный брак, и в свое время вызвал недовольство знати, а также множество сплетен среди простого народа.
Суметь бы еще эти сведения осмыслить и приложить к себе! Потому что Одри рассказывала, а у королевы все больше всплывали в памяти совершенно другие воспоминания о прошедших трех годах.
Получалось, она с постоялого двора? Понятно, что ее тут не любят. Не всю жизнь во дворце жила… Это многое объясняет. Значит, она работала горничной или на кухне?
Но слово работа почему-то вызывало другие ассоциации. Ей представлялось помещение с керамогранитным полом, с покрытой блестящим кафелем стеной, большая белая раковина на стене и белые халаты на вешалке. У другой стены стеклянные шкафчики, а в них лекарства и блестящие медицинские инструменты.
Полный диссонанс с тем, что видят глаза.
Откуда эти воспоминания? Откуда ей известны все слова, эти понятия? Эти белые халаты до колена?! Если на ней сейчас тяжелое фиолетовое платье, декольтированное, многослойное, с волочащимся по полу длинным шлейфом?! Но почему-то и платье воспринималось достаточно органично. Выходит, его она тоже носила?
Кстати, о платье. Если она вдова, то почему не черное?
– Одри, а почему я в фиолетовом, почему не в черном?
Камеристка, похоже, перестала удивляться. Легко вздохнула сказав:
– Фиолетовый цвет – цвет траура королев, миледи. Вы вдовствующая королева.
Вот как. Она вдруг поняла, что нужно непременно увидеть тело мужа. Это поможет ей вспомнить. И почему она не у тела мужа, если вдова?
Ах да, священный источник…
Но где гроб с телом-то? Ей срочно нужно туда.
– Одри, где гроб с телом моего мужа, государя…
– Тело его величества Гордиана в часовне. Уже пятый день.
– Проводи меня туда, пожалуйста.
Та поморщилась, словно она просила что-то неприятное, но склонилась в поклоне:
– Да миледи, – и пошла к двери. Позвала:
– Эрвиг! Передай лорду Балфору, пусть пришлет сопровождение ее величества!
– Зачем сопровождение?
– Вы под стражей, миледи.
А вот и первый звоночек!
– Почему под стражей?
– Но миледи… В течение месяца после смерти государя вы будете находиться под стражей, чтобы удостовериться, вдруг вы в положении и носите наследника. В течение этого времени к вам в покои не будет допущен ни один мужчина.
– А Эрвиг? – она помнила, как тот вошел в комнату.
– Эрвиг не мужчина.
– А лорд Балфор? Я слышала его голос.
– Лорд Балфор – Протектор. Он… – видя непонимание на лице королевы, Одри просто сказала, – До выяснения вопроса с наследником, вы находитесь под его покровительством. Он глава королевского Совета.
Ответ показался странным, но королева не стала уточнять, все как-нибудь разъяснится. Она попросила:
– Пока пришлют сопровождение, можно мне чашечку кофе?
Хотелось взбодриться.
Лицо Одри приняло озабоченное выражение, однако лоб девушки быстро разгладился, она прочистила горло и сказала:
– Можно, миледи. Объясните мне, что это, чтобы я могла объяснить на кухне…
– Спасибо, Одри, не надо, – проговорила королева.
Понятно, кофе здесь не пьют… А где пьют кофе? Она совершенно точно знала, что любит кофе. И он любил тоже. Он? Кто ОН?
Тем временем снаружи послышался приглушенный топот ног, а после раздался стук в дверь, доложили, что лорд Балфор ожидает ее величество, чтобы сопроводить в часовню. Королева и камеристка вышли из покоев в широкий каменный коридор, освещенный факелами.
Мрачно, неуютно, холодно. Королева поежилась.
Снаружи стояла восьмерка стражников с обнаженными мечами. Впереди пожилой, богато одетый вельможа. Вид у него был неприязненный и надменный, понятно, что к королеве из низов он относился без особой любви. Одри присела в реверансе. Тот едва заметно кивнул в ответ и отступил в сторону, а восьмерка стражников перестроилась так, что две женщины оказались взяты в коробку.
Балфор скомандовал:
– Сопроводить ее величество в часовню и ждать, пока она изволит вернуться.
Посчитав миссию выполненной, лорд удалился, его место занял тот, кого, как предположила королева, звали Эрвиг. Процессия двинулась по длинному коридору, в котором изредка встречались двери, и ни разу не попалось ни одного окна.
Но стоило завернуть за угол, дорогу им перегородила группа вооруженных людей. Вперед выступил молодой мужчина. Судя по одежде – вельможа.
– Стоять, – проговорил сквозь зубы.
Процессия замерла на месте, как вкопанная. Молодой мужчина подошел ближе, презрительно прищурив водянистые голубые глаза.
– Куда? – спросил у Эрвига.
– Ее величество пожелала отправиться часовню, к гробу супруга.
Негромкий язвительный смех прозвучал в тишине.
– Супруга? Пусть идет.
Вооруженные люди расступились, и процессия двинулась дальше. Но когда проходили мимо, он неожиданно шагнул вперед, оказавшись прямо напротив, и впился в нее взглядом. Королева похолодела. Но мужчина уже отвернулся и пошел в другую сторону.
– Кто это? – спросила она у Одри.
– Это принц Джонах, младший брат короля Гордиана, вашего покойного супруга.
Дальше до самой часовни королева молчала, и без того на нее стражники косились. Вызывающее неприязненное поведение принца Джонаха вызвало странное ощущение дежавю, будто нечто подобное уже было когда-то. Рядом молча шла камеристка, временами пристально на нее поглядывая.
Много вопросов.
Много вопросов, которые она собиралась задать Одри. Но это после возвращения. Сейчас ей необходимо увидеть человека, который был ее мужем. Это поможет вспомнить.
Часовня примыкала к зданию, которое показалось ей огромным, мрачным и бесконечным, через небольшой внутренний дворик. Стража, а вместе с ней и Одри остались ждать в небольшом холле, которым заканчивался коридор. Во внутренний двор королева прошла одна.
Удивление, как это ее оставили одну, быстро сменилось пониманием. Достаточно было бросить взгляд по сторонам. Часовня располагалась не на земле, как это можно было бы предположить, а на верхнем уровне замка, выстроенного на скале. Небольшая площадка, огороженная парапетом с зубцами, обрывалась над пропастью. Отвесные стены уходили вниз, врастая в каменное основание. Место незнакомое, оно вызывало в душе странные ассоциации.
Снаружи было ветрено, резким порывом бросило в лицо несколько капель дождя и взметнуло полы накидки. Дверь часовни отворилась, оттуда вышел человек в просторных белых одеждах и странном головном уборе. Он придержал дверь и сделал приглашающий жест.
Небольшое здание часовни. Серый камень, стрельчатые окна, портальные двери, наличники украшены затейливой резьбой. На барабане островерхого конического купола узкие окна. Свет сквозь них пробивался снопом и падал прямо на…
Вот оно. Вот сейчас она увидит и все вспомнит.
В самой середине, прямо под куполом на широком каменном постаменте стоял покрытый белым вышитым покрывалом гроб, в котором покоилось тело ее мужа. Королева остановилась на несколько секунд, успокоить сердце, колотившееся в горле. Разжала судорожно сжатые кулаки и вытерла ладони о платье.
Там лежал человек, которого она любила? Если он женился на ней, женщине с постоялого двора, наплевав на все условности и мнение окружающих, значит, у них была любовь. Большая любовь. Просто не могло быть иначе.
В гробу лежал мужчина лет сорока. Темные волосы до плеч обрамляли суровое восковое лицо. Губы плотно сжаты. Король Гордиан. Ее покойный супруг.
ЭТОГО человека она не знала.
Но сама ситуация, нечто всколыхнулось в памяти, отразилось болью в сердце. Глухие звуки земли, сыплющейся на крышку гроба, Голос, звучавший в ушах.
"Мирочка…"
Из глаз потекли слезы.
Почему это имя шептал голос, если ее зовут Линевра? Почему она помнит, как земля сыпалась на гроб, если тело ее супруга все еще лежит в часовне?
Рука потянулась, расправить крохотную морщинку на покрывале. Шаги позади. Подошел священник.
– Скажите… когда состоятся похороны? – с трудом заставила себя выдавить.
Тот ответил, чуть помедлив:
– Тело государя будет помещено в усыпальницу после того, как приедет его высочество Рихарт герцог Гентский, старший из принцев, братьев его величества. Его высочество Рихарт возглавит королевский Совет и станет регентом, если у короля Гордиана будет сын и наследник, – косой взгляд в ее сторону. – Если же Богу не угодно было дать его величеству Гордиану сына, то принц Рихарт станет новым королем Аламора.
– Спасибо, – проговорила королева, поняв наконец, зачем нужен был тот месяц.
И как она сразу не догадалась…
Какая судьба ждет ее через месяц, если она не ждет ребенка? О себе спрашивать не стала. Интересовало другое, как они собираются хранить тело короля, судя по всему, похороны состоятся еще не скоро. Но и это не стала озвучивать, собираясь расспросить обо всем камеристку.
– Я бы хотела прийти завтра и провести день у гроба государя.
Ей тут лучше думалось, всплывали по крупицам воспоминания. Но сейчас королева очень устала, хотелось доползти до своих покоев и прилечь. Множество вопросов терзало, она собиралась задать их Одри. не стоит смущать священника излишним любопытством и провалами в памяти. И без того ее не слишком любят.
– Хорошо, ваше величество, – поклонился тот. – Мы будем ждать вас завтра. Я распоряжусь поставить для вас стул.
В часовне царила мертвая тишина, выйдя за дверь, королева поразилась, как разгулялась непогода. Несколько десятков шагов, что ей предстояло сделать в открытом внутреннем дворе, давались с трудом. Приходилось пригибаться, тяжелое платье тащило ее к парапету, раздуваясь как парус, а дождь теперь хлестал холодными струями. Она бы промокла насквозь, но из дверей холла навстречу ей выскочили Одри и тот, кого звали Эрвигом, укрыли королеву плащом и быстро завели внутрь.
Путь назад по каменным коридорам казался уже не таким бесконечным. Наконец показалась дверь в ее покои, и королева смогла уйти к себе. Она слышала, как Одри отпустила стражу, как велела Эрвигу остаться у двери наружных покоев. Дождавшись, чтобы камеристка вошла и затворила за собой дверь, спросила то, что интересовало в первую очередь:
– Одри, отчего умер мой муж?
– Несчастный случай на охоте, миледи. Короля задрал кабан. Конь оступился и…
Одри замолчала, опуская глаза.
На охоте. Несчастный случай?
Судя по напряжению, которым тут, кажется, даже воздух пропитан, его невозможно было не почувствовать, все словно затаились в засаде. Это походило на замаскированное убийство. Конечно, случиться могло все. И конь мог оступиться, и король неудачно упасть прямо вепрю под ноги. Но.
У королевы было плохо с памятью, но не с интуицией.
Камеристка молчала, по-прежнему глядя куда-то в угол. После похода в часовню, после того, как королева кое-то уяснила, ей нужны были сведения о братьях короля. С одним из них она уже столкнулась. Принц Джонах показался крайне неприятным типом.
Одри рассказала, не скупясь на комментарии и личные соображения.
У Гордиана было два брата. Средний брат, тридцатитрехлетний Рихарт герцог Гентский, моложе короля на десять лет. Отношения со старшим братом всегда были ровно-неприязненные из-за строптивого и неуживчивого характера Рихарта. К тому же, тот с детства бредил военной славой, и герцогство Гентское добыл себе сам еще в молодости. А достигнув зрелого возраста, перенес свой взор на восток, где и погряз в бесконечных войнах. Принца Рихарта не было в Аламоре уже больше семи лет.
Как поняла королева, Рихарт выстроил свою жизнь сам, и Аламор в этой жизни занимал не самое важное место. Однако именно он являлся сейчас старшим в роду и должен был возглавить государство.
Младший Джонах постоянно жил при дворе. Изнеженный молодой принц не интересовался войной или политикой, он предпочитал развлечения, но при этом тайно грезил властью. Однако между ним и властью досадной помехой стояли сначала отец, а потом старшие братья. И прозрачные голубые глаза Джонаха отслеживали любую возможность, которая могла приблизить его к заветной цели. Принцу недавно исполнилось двадцать пять, он достиг зрелости, а главное, вызрели его амбиции.
Рихарта она еще не видела, а Джонах показался королеве опасным. Достаточно опасным, чтобы…
И все же, какие бы выводы ни напрашивались, их делать рано.
Чтобы как-то восстановить картину хотя бы последних дней, спросила:
– А что случилось со мной? Там, у священного источника.
В задумчивости она неосознанно теребила пальцами браслет на левом запястье. Браслет необычный. Эта вещь никак не сочеталась ни с той одеждой, что они носили, ни с украшениями или деталями интерьера. Вещь была странная, словно из другой эпохи. Словно не принадлежала этому миру.
Одри скользнула взглядом по браслету и сказала:
– Мы нашли вас голую в купели у водопада. Вы были без чувств. Удивительно, как вы не утонули, миледи.
Тут она замялась, как бы раздумывая, стоит ли продолжать.
– Что-то еще?
– Право не знаю, миледи… Но когда вы входили к источнику, этого браслета на вас не было. Я хорошо помню, потому что сама снимала с вас все.
Еще звоночек?!
Королева замерла в странном трепете, что-то мелькнуло в памяти на границе сознания. Мелькнуло и погасло. Ясно одно, нужно побывать там еще раз.
Но это позже, весь завтрашний день она собиралась провести в часовне.
Усталость сморила королеву, она заснула рано.
Снились холодные щупальца страха, что тянулись к ней из темноты, она видела себя в какой-то пещере, свет факелов, мелькнувшая за спиной тень… Но тяжелые, липкие сны, в которых ее заливало ужасом от ощущения чужого присутствия, от неведомой смертельной опасности за спиной, сменялись странными картинами, в которых присутствовал мужчина. Она не видела лица, но слышала голос. Голос требовал, давил, дрожал от ярости:
"Не успела похоронить одного мужа, уже клеишь следующего?!"
Голос сочился злобой, грозил, обещал:
"Я сделаю тебе так хорошо, что ты отца напрочь забудешь!"
Почему она не видела лица… Она силилась вспомнить его имя. А мужчина говорил снова и снова. Зло, издевательски, страстно:
"Твой отказ ничего не меняет, мои условия останутся прежними. Ты. Подо мной. Мирочка-а-а…"
"Мирочка… Убью! Мирочка…"
Голос звучал не так, как ей слышалось в часовне, но звал он ее.
"Мирочка!.."
Что же это такое, кто он? Почему завет ее, не отпускает? Надо вспомнить.
Вспомнить…
Королева спала крепко, но ее что-то мучило во сне. Одри долго бодрствовала у ее постели со своим извечным веретеном. За это пристрастие ее частенько уничижительно называли пряхой. Однако за этим занятием девушке лучше всего думалось. А подумать было над чем. Да и пряжу она пряла непростую.
Пряха из древнего рода Остейр была белой ведьмой. Не каждое поколение женщин этого рода наследовало тайный дар – умение прясть нити судьбы. Свое умение они держали в строжайшем секрете. Потому что слишком много желающих найдется изменить судьбу. Особенно среди сильных и безжалостных мира сего. И тогда жизнь пряхи превратится в ад, потому что нельзя спрясть судьбу по заказу.
Когда король Гордиан привел молодую королеву Линевру, девятнадцатилетнюю женщину, которую встретил на постоялом дворе, никто из придворных дам не хотел становиться камеристкой простолюдинки. Король просто приказал, и леди Одри подчинилась.