Екатерина Руслановна Кариди
Испытание
Глава 38
Саша жила одна в квартире родителей. От тетки, Лидии Ивановны ушла под предлогом того, что дипломная работа много места требует, беспорядок, а трогать и выбрасывать ничего нельзя, мысля уйдет. На самом деле, хотелось побыть одной, никого не видеть, и никого не пугать своим мрачным видом. Вот сюда она Сеню и притащила.
Он стеснялся, боялся лишний раз шевельнуться, все еще не мог поверить. А Сашка от смущения и замешательства трещала, как заведенная. Все еду на стол вытаскивала, кидалась готовить три блюда одновременно, вертелась как юла. А он осмелился рукой ее коснуться, и вдруг все замерло, а время остановилось.
И мир исчез. А как они оказались в объятиях друг друга, они и сами не поняли. Просто все, наконец, встало на свои места. И теперь это уже был их мир, в котором они могли быть вместе.
* * *
Нельзя открыть дверь в прошлое, даже если ты знаешь, где она. Прошлое на то и прошлое, что оно прошло. Но ведь есть будущее, и в будущем будет новая дверь, главное знать, куда тебе нужно попасть.
* * *
А потом они лежали обнявшись. И он стал рассказывать ей, все рассказывать.
– Так тебя теперь зовут Максим?
– Ага.
– А знаешь, мне нравится.
Он промычал что-то нечленораздельное и, покрывая ее поцелуями, стал стаскивать с нее водолазку. Они же и раздеться-то не успели, надо бы исправить упущение, увидеть ее. Так соскучился… глоток воздуха… И тут взгляд наткнулся на татуировку под левой грудью. Номер 44. Он застыл, как громом пораженный, а потом со стоном прижался лицом к маленьким синим циферкам на ее молочной коже, и затрясся от невольного душевного смятения. И сами собой слова сказались, словно вода через плотину прорвалась:
– Сашенька, выходи за меня… Ты прости, прости… Я теперь калеченный и бедный, но может… Сашенька… Я так люблю тебя…
А она прижала его голову к себе крепко-крепко и закивала, не в силах слово вымолвить. Не слыша ее ответа, он вскинул голову, взглянуть ей в глаза, и как увидел в них согласие, так забормотал, срываясь:
– Я знаю, я больной на всю голову, Сашенька, я урод моральный, и совесть меня за это всю жизнь мучить будет, и в шрамах весь, и хромой вот… Но я… я горы сверну, лишь бы ты со мной была. Саша…
– А я та дура чокнутая, которая морального урода больше жизни любит, – она улыбалась сквозь слезы.
* * *
Вот оно счастье человеческое. Оказывается все просто. Если существуют в мире хромые ноги, то специально для них существуют костыли. И ведь как логично все, что счастливы они могут быть, только если найдут друг друга.
* * *
Когда на следующий день Саша предъявила Макса (Сеню) тетке Лидии Ивановне, да еще заявила, что они идут подавать заявление в ЗАГС, та так и села с открытым ртом от удивления. Зато дядя Слава среагировал очень адекватно, сказав:
– Будьте счастливы, дети.
– Да погоди ты, Слава, куда будьте счастливы? Мы ж его в первый раз видим! Слава! Он же старый, хромой! В шрамах весь! Слава! А вдруг он зек?
– Простите, Лидия Ивановна, не такой уж я и старый, всего двадцать девять лет, и к суду никогда не привлекался, а шрамы – это из-за аварии.
Саша только успевала взгляд переводить с Макса-Сени на тетку. А вопросы теткины каверзные сыпались как из рога изобилия.
– А живешь на что? И вообще, у тебя есть, где жить-то?
– Есть. У меня двухкомнатная хрущовка в Раменском. А работаю в одной фирме по продаже оргтехники, компьютеры собираю и починяю.
– А на жизнь хватает? Жену чем кормить будешь?
– Ой, молчи женщина! – встрял дядя Слава.
– Что ты меня затыкаешь, спрашивается? – вызверилась тетка.
– Молчи, Лидия! – а сам глазами показывает, мол, давайте, идите уже, сам, мол, справлюсь, – Ты на Сашку посмотри. Давно ее такой счастливой видела? А? Вот и молчи. А вы идите, детки. Счастья вам.
Так они еще препирались и препирались, а счастливая молодежь помчалась подавать заявление. Назначили им через три месяца. Вот когда пожалел Максим-Арсений, что теперь он обычный гражданин, раньше-то все моментально было, по щелчку пальцев. Но за все надо платить свою цену, и уж лучше так, потому что раньше они бы и вовсе не смогли пожениться. К тому же, это не мешает начать жить вместе прямо сегодня!
Саша взяла неделю по личным обстоятельствам. Декан Малявин рычал-рычал, но поглядел на Макса-Сеню, и отпустил. А что ж, стоять на пути у счастья молодых, что ли? Но сказал:
– Смотри, Савенкова, не защитишься в этом году, я не знаю, что с тобой сделаю!
А Сеня-Максим возьми да и скажи:
– Савенкова не защитится, защитится Алексина.
Тут Малявин глянул на странного типа повнимательнее, и счел возможным согласиться. Знал бы он, что именно этот странный тип его сюда и устроил…
Но то было в прошлой жизни, и вовсе не и с ним.
* * *
Надо было еще показать невесте свое жилье. Чтобы решить-таки, где будут жить. Ну, повез. В подъезд заводил – голову в плечи втягивал, говорил шепотом:
– Ты уж прости, Сашенька, хоромы не те, что прежде. Сама видишь.
А она улыбнулась, видя его тревогу о том, невеста вдруг бедностью погнушается, и самоуничижение, коснулась его ласково и сказала:
– Зато, все мое будет. Ни с кем делить не придется.
Намек он понял, сник на секунду, а потом прижал к себе крепко-крепко и признался:
– Тебе не надо было меня с кем-то делить. Я всегда твой был.
– А что же тогда…
Тут он прижал пальцы к ее губам и отшутился:
– То не я был, то Мошков.
Но прежде чем идти к себе, зашли к соседу, которому он Шнапса оставлял на попечение. О, сколько чего они наслышались… Что пес изверг, каждую ночь балкон минировал так, что не пройти, не проехать, что по ночам гавкал, спать не давал, что норовил перекусать всех и вся… Короче, барбоса забрали, и сочли за благо побыстрее исчезнуть.
К себе ввалились, весело смеясь, а пес все прыгал, стараясь лизнуть лицо хозяину, и Сашку обнюхивал. Вполне дружелюбно, признал хозяйку.
В общем-то, Шнапс все и решил.
Потому что пока хозяева метнулись в спальню, отметить "новоселье", Шнапс, которого на это короткое время выставили на балкон, не переставая гавкал, как скаженный, и все на балконные двери кидался. Какое тут "новоселье" в спальне, когда барбос двери выносит? Того и гляди стекла вылетят. Ну, впустили. Так этот изверг от счастья им все ботинки обписал.
Короче, собака должна жить не в квартире, а во дворе. А у тетки Лидии Ивановны квартира на первом этаже, и огородик прихватизированный. Так что, барбоса туда, в огород, пусть там минирует. Здешнюю хату продать, а жить они будут в квартире Сашиных родителей, тем более что это в десяти минутах ходьбы, а Шнапса надо регулярно навещать и выгуливать. Сашкина квартира все-таки трешка, хоть и на четырнадцатом этаже.
Нет, тетя Лида, она, конечно, любит животных…
Но этот изверг…!!!
Каждый раз, как зайдут Саша с Максимом, их встречал в первую очередь длинный список Шнапсовых прегрешений. От возмущения тетка аж светилась. Через неделю не выдержал Максим-Сеня, говорит:
– Лидия Ивановна, давайте мы Шнапса заберем. Поживет с нами, как-нибудь справимся.
– Что?! Мою Собаку?! Шнапсика?! Да как вы…
Вот.
* * *
Такие простые человеческие хлопоты. Ничего этого раньше не было в его жизни, но ведь и человеческого-то не было. А теперь зато есть.
Конечно, не все легко и просто у них в жизни складывалось. Да и как оно может быть просто с таким-то прошлым?
Он ведь четко осознавал, что болен. Хорошо еще, спасибо Саше, смог разглядеть свою болезнь. Потому что бороться с подобными вещами – все равно, что бороться с наркотической зависимостью. Крайне трудно, практически невозможно. Но, отдельным людям это все же удается. Правда усилий требует нечеловеческих, и понимания со стороны близких.
У Арсения-Максима часто бывали приступы тоски и ненависти к себе. Постоянная война с самим собой за право называться человеком. Он много раз прокручивал в уме свою жизнь, пытаясь найти, и не находя себе хоть какие-то оправдания. О детях своих, которых оставил в той жизни, думал, о том, что отец он никудышный. Еще были тяжелые моменты, когда всплывали воспоминания об отце, о матери, о женщинах. И чувство вины за свое моральное уродство, не отпускавшее его ни на миг. Притупится на время, а потом снова грызет. И от постоянной нехватки денег, да от приниженной самооценки тоже ведь настроение не улучшается, но терпел, сцепив зубы.
Зато жил. Саша в такие моменты, видя его терзания душевные, становилась для него всем, матерью, сестрой, судьей, служанкой, преданной рабыней, готовой на все, лишь бы забрать его боль. А он ради нее готов был терпеть что угодно, он ведь с самого первого дня был ее рабом. Странная, конечно, пара, иначе, как мазохистами их и не назовешь. Но так уж выходит, если люди делают это друг для друга добровольно – это любовь.
Чего ей стоило заставить Сеню принять в себе то, что его таланты к руководству и предпринимательское чутье – это нормально и достойно применения. Потому что в новой жизни он вовсе пытался отказаться от амбиций, считая их частью личности того, которого он хотел уничтожить и забыть. Пока вернула мужику веру в то, что делать карьеру не предательство самого себя, а наоборот шанс для развития, мозоли на языке натерла психологические семейные беседы вести.
Конечно, Александру беспокоило, не всплывут ли у Арсения старые замашки. Не пережила бы она, если вдруг по бабам опять пойдет. Этого точно не пережила бы. Даже как-то сказала ему в шутку:
– Будешь мне изменять, я тебя своими руками убью.
А он глянул на нее и ответил просто:
– Ну, того, кто тебе изменял, я уже сам убил. Не о чем беспокоиться.
И действительно, после пережитого его вообще на других баб смотреть не тянуло, не то что налево ходить. Катарсис, знаете ли.
* * *
Всю скромную церемонию бракосочетания имел место некий разговор двух умных женщин:
– Ну что, мамзель Савенкова, вы как, довольны жизнью?
– И не спрашивайте матушка! Лопаюсь от счастья!
– Э, не забрызгайте окружающих…
– И кстати, я теперь уже вам не мамзель Савенкова, я мадам Алексина. Учтите.
– Да… как-то внезапно это произошло… Я толком и не заметила…
– Ну, признайся уже, что ты счастлива, как дура.
– Ох, признаю, ох, признаю!
Глава 39
Что делать человеку, если у него слишком много денег? О, на первый взгляд ответ очевиден. Надо быть счастливым.
Собственно, это и должно быть главной целью в жизни – быть счастливым. Но то в идеале. А в реальности, иногда (точнее часто) случается так, что именно большие деньги мешают обрести маленькое человеческое счастье. Так вот, если огроменные бабки мешают жить, и превратились в подобие чемодана без ручки, который и нести тяжело, и бросить жалко, может уж лучше бросить их к чертовой бабушке? Куда легче будет жить налегке. И постараться отнестись ко всему с юмором.
Ведь чувство юмора – великое чувство, очень помогает в критических ситуациях.
Господину Борисову, кстати, бабки не мешали жить нисколько. Правда, у него с чувством юмора все было в порядке, и заскоков тоже не было, просто жил себе и радовался. Ну, так, пискнет совесть иногда, да и замолчит. Тем более, что обязательства свои он все же выполнил. И, что интересно, Борисов не переживал за Арсения Мошкова, которого кинул в свободное плавание практически "голым". Арсений ведь вырос на его глазах. И вот это вот становление его личности, произошедшее под уродливым влиянием Васи Склочного, он понимал прекрасно.
Да, он относился к молодому человеку очень даже по-человечески, но он же видел, что тот живет, словно летит в пропасть. И странные привычки, и этот непонятный, гипертрофированный сексуальный аппетит тоже из той же оперы. Непрерывное стремление взять от жизни еще и еще, и еще. Больше денег, больше женщин, больше, больше, больше… Пока не останется, как в Васе, вообще ничего человеческого.
Нельзя торопиться жить, стремиться оторвать сегодня всего и побольше. Потому что не выйдет нахапать все за один день, а потом всю оставшуюся долгую и счастливую жизнь наслаждаться. Этой долгой и счастливой жизни просто не будет. Кто торопится жить, тот проживет короткую жизнь.
Да и какой счастливой жизни можно ждать, когда у тебя на совести столько покалеченных судеб? Какое может быть тебе счастье? Жизнь такая штука, у нее жесткий баланс. Хочешь ходить по головам, курочить ради развлечения чужие судьбы, только потому что можешь, потому что у тебя бабок так много, что ты себя Господом Богом возомнил? Что ж, развлекайся напропалую, пока можешь все, что пожелаешь купить за деньги.
Но как только захочется настоящего, того, что не покупается за деньги, так все и закончится. Вот тогда и напомнит тебе жизнь, что у нее жесткий баланс, и таким как ты простое человеческое счастье не положено, ты свое деньгами взял. Впрочем, все это лирика, и Николай Савелич это вполне осознавал, а потому собирался заниматься благотворительностью. В разумных пределах, естественно.
Если смотреть в таком ракурсе, то Арсению, можно сказать, повезло в один счастливый момент напороться на роковую бабу, которая его вытащила. Правда, чуть не умер, но так ведь не умер! А чуть не считается.
Так что, когда Николай Савелич оставлял его в той квартире, он был за парня спокоен. Знал, что тот выгребется, Арсений, не смотря ни на что, был боец. И если ставил себе цели в жизни, то он их добивался. И раз не позвонил в первый же месяц, значит, будет жить дальше. А Борисов пошел дальше своей дорогой, ему тоже многое в жизни надо было успеть. Жениться, например, детишками обзавестись. А то все работа, работа…
* * *
Пока Максим Алексин вступает на дорогу долгой и счастливой семейной жизни, а господин Борисов Н. С. благополучно прописывается в первой двадцатке самых богатых людей нашей страны, возможно, стоит поинтересоваться судьбой неких девиц, проживавших какое-то время в замке среди лесов?
О! Конечно же, стоит!
Просто невозможно обойти молчанием судьбу гарема господина Мошкова.
Начнем с того, что весть о смерти Арсения Мошкова всколыхнула умы тех богатых дядечек, которым было известно про его экзотическое увлечение. Проще говоря, по Сенин гарем было кое-кому известно. Не властям, конечно же. Власти подобными вещами не интересуются, потому что подобных вещей как бы нет.
Так вот, как народ проведал, что Сенины девочки остались без хозяина, так в замок со всех концов страны слетелось столько миллионеров…
Но, начнем по порядку.
Тогда, после "самоубийства" Мошкова, сомнительное счастье присматривать за его девицами досталось на долю стальной Марии Ниловой. Мария Андревна плевалась сначала, что приходится этим растениям сопли подтирать, а потом так странно втянулась…
Это как пастушья овчарка относится к овцам, как к членам своей семьи. Просто стальная дама ведь была одинокая, разовые любовники не в счет. Своей семьи не имела, а сестра ее, та да, была замужем и имела дочку, которую Мария обожала и баловала. И вот, когда девушки остались на ее ответственности, она привыкла к ним, привыкла считать своими. И ведь всего за месяц.
Раньше они были для нее просто абстрактными охраняемыми объектами, а теперь вдруг стали людьми. И не сестрами, а как бы дочками. Все-таки силен в женщинах материнский инстинкт.
Что долго говорить, у нее открылись еще и таланты свахи! Не зря же ей в голову пришла здравая мысль выдать девчонок замуж. Так что, как съехались кавалеры с толстыми кошельками, девиц покупать, так им и объявили, мол, только по желанию и только в Загс.
Первой замуж маленькая Файза выскочила. Ее, не глядя ни на какую беременность, взял замуж начальник смены телохранителей. Здоровый мужик русский, светловолосый, голубоглазый, высокий, большой как медведь. Сочный мужик. Сказал, в благодарность за то, что Мошков вовремя умер, а малышка-красавица теперь ему досталась, воспитает его ребенка как своего. Потому что Файза ему давно нравилась, только недоступная была, как тот локоть. На экране видишь каждый день, а в жизни ни-ни. А тут удача. Вроде на чужом несчастье своего счастья не построишь, но иногда бывают исключения.
В общем, в течение того года Мария Андревна всех девушек замуж пристроила. Анастасию Зименко сразу же отделил от общего стада Борисов, лапу наложил, так сказать. Но уж он ухаживал галантно, уж такого джентльмена из себя строил… Она очень тяжело смерть Арсения переживала, убивалась сильно. Так Николай Савелич терпеливо ждал, да ухаживал. Ну, сердце женское не камень, сами понимаете.
Борисову пришлось попотеть, пока нашел всех тех, кого с Сениной подачи они в бордели продали. Из семнадцати девушек трое вышли замуж за своих покупателей, еще пятеро сами теперь владели заведениями, остальные девять пока "работали", но, надо сказать, стали звездами сексиндустрии. Интересное дело, ведь к этому тоже талант нужен. Без шуток. Хорошо, что не погиб, не пропал никто. Повезло. Видать, рука у Сени все-таки была легкая, выражаясь фигурально.
Однако к делу. От 25 миллионов баксов Сениных, так сказать, за моральный ущерб, никто не отказался. Трое из тех, что "звездами" работали, решили оставить промысел, и на предложение Марии Ниловой устроить семейную жизнь откликнулись и приехали в замок, под ее стальное крылышко. Остальные ничего не захотели менять.
Анна… Она вернулась в общество под своим именем, длительное отсутствие оправдали путешествиями, экспедициями и т. д., да и вообще, внезапно проснувшейся эксцентричностью характера. Замуж за своего Майкла так и не вышла, не смогла. Тот не обиделся, между ними уже и ни о какой любви не было речи, а вытащить Анну он хотел из чистого принципа и чувства национального превосходства. В общем, он ее и дальше опекал по дружбе, а она долго-долго лечилась в психиатрической клинике от депрессии, что, учитывая обстоятельства, никого не удивляло. Удивить могло лишь то, что она горько оплакивала смерть своего похитителя и никак не хотела смириться с тем, что его нет. Пусть бы был, чудовище или нет, любил ее или нет, но был. Кто поймет женщин…
Две подружки-блондинки, теперь по новым документам они были сестрами и звали их Света и Наташа, уехали сразу. А вместе с ними и индианка, получив новое имя Мая, (что значит иллюзия, был в этом некий тайный смысл). Света и Наташа купили себе дом в Сочи. Как раз такой, какой для них Саша строила. Ну, почти такой, чуток побольше, и занялись каждая своими любимыми делами, одна марины рисовать, другая рыбок разводить. А Мая решила выучиться на врача-педиатра, это была ее голубая мечта. Сняла квартиру, подала документы на подготовительный в колледж при Меде. В общем, жизнь заладилась у всех троих.
Тогда, после смерти Мошкова, каждая получила не только деньги, естественно, им отошли все подарки, что он делал. И да, те самые заветные ошейники. Осталось бесхозных три, Риткины изумруды, нефритовое колье Ван Ли и Радужная змея, которую носила Саша. Арсений распорядился Радужную змею в музей отдать. Пусть лежит на витрине Чтобы никому не досталась. Поскольку насчет остальных распоряжений не было, их Амалия, бывшая номер 13, выкупила, для коллекции. Ей самой было впору музей открывать.
* * *
Вот так, вроде был забот полон рот, а через год разлетелись все подопечные Стальной леди по своим гнездам, и осталась она почитай, одна. И ведь скучать по ним начала, привыкла к девчонкам. Сейчас не пристроенных было всего две девочки, да еще в замке жить осталась немка Амалия, это которая кондитерскую при гареме открыла, так при своем бизнесе и осталась. Вышла замуж за зама по снабжению.
Девочки часто ей звонили, она им тоже. Срослись, стали как родные. Смешно сказать, звонили ей, докладывали, совета спрашивали. Совсем мамочкой стала.
Где-то в марте приехал один мужик арабской наружности, какой-то князь из Марокко, покупать себе женщину. Две-то девочки еще оставались. Говорил, кстати, на русском, очевидно, учился у нас. Ну, Мария Андревна ему вежливо, но железно предложила пересмотреть свои взгляды и, если он имеет определенные намерения, если, он кого-то имеет в виду, и опять же если он этой даме понравится, то может свататься, как честный человек. А сама наблюдала. Мужчина рослый, сухой, весь как будто отлит из металла, ни одного лишнего движения. Темная кожа, большой крючковатый нос, глаза темные, полуприкрытые веками, глядят расслабленно, как у крупного хищника, тонкие губы иногда чуть кривит улыбка. Урод, блин, джин, но красивый. У нее возникло странное ощущение тревоги, страх самки перед самцом. Когда поняла, смачно плюнула про себя и уставилась на него с вызовом. А мужчина вдруг выдал:
– Я уже выбрал женщину, это будешь ты.
У Марии дыхание перехватило от его наглости, а этот тип, нисколько не смущаясь, продолжил, глядя на нее из-под ресниц:
– Ты вся как стальной клинок, ты будешь звенеть в моих объятиях, – и под конец добавил совсем уже ужасную вещь, – Когда я сниму с тебя все одежды.
Мадам Нилова вспыхнула от смущения как девчонка. А злодей сказал:
– Полгода даю тебе срока, потом просто выкраду.
И ушел. А она еще долго переваривала, и черт бы его побрал, этого джина, но чувствовать себя столь желанной так приятно…
Вот на этой волне женского глупого розового счастья она про Сашу и вспомнила. Поехала даже специально взглянуть на девочку со стороны. Все-таки материнские привычки выработались, теперь их никуда не денешь. Поглядела на нее, поглядела, как та ходит в воду опущенная, да и решилась на авантюру, выставила на рекламу ту самую модель, что Сашка не достроила. Замок она к этому времени выкупила пополам с Борисовым, открыла для VIP туризма, вроде как реклама, все нормально. На то рассчитывала, что она ее рано или поздно увидит, в общем, четкого плана у нее не было, просто бабская интуиция. И ведь, что интересно, сработало.
* * *
За год Сашиной борьбы с Сениными психологическими проблемами она таки вытащила его в нормальные российские бизнесмены. Много им не надо было, но фирму по продаже оргтехники Макс-Сеня свою открыл, и даже неплохо оборачивался. Все-таки талант у него был, а талант как шило в мешке, его не утаишь.
Сашка снова ждала ребенка, теперь они над беременностью тряслись оба. Не дай Бог, ничего тяжелее чайника не поднимать, и не дай Бог, не огорчаться, а главное, побольше фруктов и гулять, гулять почаще. Вот со Шнапсом втроем и гуляли.
Как-то вечером Саша рылась в инете, наткнулась на сообщение, что продается старинный дом где-то в Италии. Ну, влезла, Макс подсел к ней, обнял за пузик, нос ей за ушко пристроил и стал смотреть, что она там клацает по экрану. А Сашке дом понравился, посетовала, что им такой теперь ни в жизнь не купить. И что-то его словно толкнуло…
– Саша… знаешь…
Нет, когда он начинал так мямлить, это ее пугало.
– Что? – тревожно.
– Знаешь, тогда… ну, тогда… – он качнул головой, – На тебя счет есть… на 25 миллионов.
Саша сначала по инерции продолжала тревожиться, а потом до нее вроде как дошло.
– Что? У нас есть двадцать пять миллионов рублей, а ты молчишь?
– Э, не рублей, Саша, долларов.
– До… доооолларов? Откуда?
– Ну… от Мошкова…
Теперь понятно. Она взяла его лицо в ладони и мягко спросила:
– Ты хочешь, чтобы я их взяла?
Он какое-то время жадно смотрел в ее глаза, боясь увидеть презрение или осуждение, потом тихо сказал:
– Да, хочу.
– Значит, мы их возьмем.
Именно в этот момент Арсений поверил окончательно в то, что она его простила, и полилось из него последнее, в чем не мог признаться раньше, чего стыдился. И про то, что для остальных девушек тоже счета оставил, и про детей. А когда есть, кому высказать тайное наболевшее, оно перестает терзать душу, отпускает на свободу. Свободу жить дальше и радоваться.
* * *
А девочки к Марии Ниловой приезжали каждый год. Это стало традицией, вроде встречи выпускников, или однополчан. Больше всего Марию Андревну крошка Файза веселила, которая за Егора Фетисова выскочила, ее теперь Джамиля звали, пошла же мелкая на курсы подготовки менеджеров, чтоб потом, после родов, учиться дальше и делать карьеру. Эта "раскрепощенная женщина востока" за полгода превратилась в ярую феминистку, глубоко убежденную в том, что у каждой женщины должен быть в подчинении свой личный муж. Спокойный и молчаливый Егор только посмеивался в усы, да тащился от удовольствия, когда эта кнопа на него покрикивала и сцены ревности устраивала. Очень она ему нравилась, маленькая, изящная, красивая до невозможности. Драгоценность. Млел мужик, сам себе завидовал. А потому, так уж вышло, что вторым ребеночком она забеременела почти сразу. Возмущалась, конечно, орала, что рабовладелец он, но улыбку спрятать не могла. Чего уж там, институт никуда не убежит. В конце концов, главная карьера женщины – ее дети.
Анна, правда, на эти ежегодные встречи не приезжала. Кстати, все кроме нее да тех четырнадцати, которых в свое время отправили пахать на ниве секса, так и остались жить в России.
