Екатерина Ромеро
Врач. Спаси нашу дочь
Глава 5
Мы познакомились до невозможного банально: Холодов чуть не сбил меня на машине. Я была на втором курсе театрального, а он уже был молодым, но маститым врачом. Все было как в сказке, перебинтованная коленка и сладкий кофе в тот же вечер. Я влюбилась, Олег умел ухаживать, мне казалось, что умел любить.
Очень красивый перспективный врач с серьезной карьерой впереди, хотя тогда я об этом совсем не думала. Летала в своих розовых облаках, в животе трепыхались бабочки, в голове разливался туман, а в памяти откровенные поцелуи Холодова и откровенные ласки до утра взрослого мужчины.
Учеба быстро отошла на второй план, я приехала в большой город и жила в общежитии. Мамы рано не стало, а отец женился второй раз, и хоть детей у него больше не было, но в трехкомнатной квартире у отца не нашлось для меня места. Мы созванивались, но очень редко, я выросла без папы, потому любила его на расстоянии.
Мне нравилось жить в общежитии и учиться, но еще мне нравилось, что моя учеба находится в десяти минутах от госпиталя, где уже работал Олег.
В то время казалось, что все девочки на курсе мне завидуют. Потеряла ли я тогда голову от любви? Определенно, я летала в облаках и порхала как бабочка рядом с Олегом. Мне едва исполнилось девятнадцать, Холодов был на десять лет старше меня.
Первые два месяца мы просто ходили на свидания. Олег не спешил, мне казалось, что присматривается ко мне, и мне это нравилось. Он встречал меня и провожал на учебу, вечером забирал, хотя я и видела, каким уставшим он был.
Олег ухаживал за мной, дарил конфеты и шикарные цветы, подарки, но больше всего мне хотелось его внимания, которого вечно не хватало из-за его работы.
– Я так люблю тебя, так сильно…
Помню, как целовала его в шею, как замерзала ночью и он меня согревал. Как однажды с учебы Олег повел меня не в общежитие, а к себе домой. Это было немного неожиданно, но все же я позволила себе расслабиться и впервые в жизни окунуться в этот омут с головой, точнее, в синие омуты Холодова.
Любил ли он? Да, наверное, любил, вот только любовь его, как оказалось, была хрупкой, как папиросная бумага, а не вылитой из бетона, как думала я.
Десять лет разницы. Кто-то скажет – много, кто-то – мало, но Олег всегда мне казался взрослым и опытным. Наверное, потому, что он врач. Холодов уже тогда оперировал, у него вечно была бешеная нагрузка вместе с параллельной учебой и пациентами.
Мне же доставались крошки его внимания, но, честно говоря, это были самые сладкие крошки, когда мы оставались наедине. Мы жили с Олегом в его холостяцкой берлоге, хотя берлогой эту просторную квартиру язык не поворачивался назвать, а потом он сделал предложение, просто достал два кольца и поставил перед фактом:
– Я хочу жениться на тебе, Яна. У меня серьезные намерения. Создадим семью. Ты не против?
На секунду у меня отобрало речь, и я только хлопала на него ресницами. Это было неожиданно, но очень желанно. Олег был моим первым мужчиной во всем и единственным.
– Да… да, конечно, не против!
А потом Олег познакомил меня со своей семьей. Я собиралась часа три, надела новую одежду и сделала скромную прическу, вот только уже на пороге огромного дома меня буквально “прощупали” глазами его родители и по совместительству известные профессора.
Я рано лишилась матери, поэтому надеялась в маме Олега найти какое-то ответное тепло, но его не было.
Елизавета Анатольевна не удосужилась пожать мне руку и бросила протянутый мною букет ромашек на полку для обуви. Вот так меня встретили, хоть Олег и пытался как-то сгладить углы:
– Извини, я просто один сын у них. Они беспокоятся.
– Я понимаю, ничего страшного.
Я понимала, а его родители нет. Тогда я не была зубастой, не умела защищать себя и отстаивать свои границы, хотя долго плакала потом после того вечера. Это было унизительно, ведь на меня его родственники смотрели как на какую-то грязь.
Это был день рождения его мамы, меня посадили на край стола, как бедную родственницу, и хоть было множество гостей, Елизавета Анатольевна устроила допрос лично мне.
Кто такая и откуда, кто мои родители и сколько зарабатывают. Это были мелкие уколы, которые я отбивала, вот только я не думала, что мой род деятельности ее особо серьезно цепанет.
– Актриса… а разве это профессия? Баловство какое-то. Мы интеллигентная семья. Олег у нас превосходный врач, между прочим. Детей спасает, а ты, милая, на что жить собираешься? – Елизавета Анатольевна говорила негромко и с легкой улыбкой на лице, упиваясь гордостью за сына и в то же время почему-то толкая меня в грязь, как какого-то щенка. До тошноты ухоженная, красивая женщина с обилием украшений, но мне от этого было не легче.
– Я буду работать. Я не боюсь трудиться, – я ответила спокойно, хотя внутри стало неприятно, ведь меня тут осматривали, точно лошадь на рынке.
Отец Олега был более приятным, но явно тоже голубых кровей.
Мне стало жарко, и я почувствовала, как Олег взял меня за руку.
– Мама, прекрати. Яна талантливая девушка, у нее все впереди.
Он защитил меня тогда, я снова почувствовала, что летаю и все хорошо, вот только пышной свадьбы не получилось.
Родители Олега тогда просто уперлись рогом, их единственному сыну было очень рано жениться, тем более на такой, как я, однако скромная свадьба все же состоялась, а большего нам было не надо.
В какой-то момент мне даже показалось, что меня приняли в семью. Мы стали жить в доме родителей Олега после свадьбы, потому что у Елизаветы Анатольевны начало побаливать сердце, и, конечно, кто, как не сын-кардиолог, должен наблюдать ее в любую свободную минуту, а потом случилось это.
В один день я просто пришла домой из больницы и увидела на пороге две небольшие сумки со своими вещами.
Олег ждал меня. Я получила пощечину от него, мои вещи полетели за дверь, собственно, как и я. Мы прожили в браке полгода. Счастливо. В любви и уважении.
Я даже не поняла сначала, что случилось, за что. Олег так кричал на меня впервые, обвинял в измене, и не в одной, а я испугалась.
Пришла в себя уже на улице, в кармане было немного денег, в сумке справка от врача, подтверждающая беременность.
Я переночевала на вокзале и утром вернулась, чтобы снова поговорить с мужем, да вот только Холодов меня не слушал. Его телефон был выключен, а от его матери я узнала, что Олег уехал за границу на очередную практику.
У меня был срок четыре недели, и я не знала, что делать. Я училась и еще не работала, и, конечно же, у меня не было денег в заначке, какая-то пара тысяч на черный день, и все. Олег тогда много работал, а я была слишком беспечной студенткой, чтобы работать самой, я была уверена в том, что, пока я учусь, он поддержит меня, я не смотрела в будущее.
Помню, как тогда пошла к его маме и со слезами на глазах рассказала ей о том, что беременна от ее сына. Я стояла перед ней на коленях, клялась, что не изменяла Олегу. Она же взяла меня за руку и повела в больницу.
Я обрадовалась, думая, что мы наконец-то нашли с ней общий язык, вот только Елизавета Анатольевна привела меня на аборт и всучила несколько купюр со словами:
– Я нагулянного отпрыска вешать на шею Олегу не буду! Еще раз тебя на пороге нашего дома увижу, я тебя удавлю, змея ты такая! Отравлю! Пошла вон, дрянь! – выплюнула мне в лицо и ушла, а я опустилась на стул под кабинетом и зарыдала, обхватывая руками еще плоский живот.
Что с ними случилось и почему они меня так резко возненавидели, я не знала. Какая измена, если я, кроме Олега, мужчин даже не знала, вот только это никого не волновало, и моя жизнь раскололась на кровавые куски.
Мне надо было сделать аборт, я, честно говоря, уже настроилась, вот только в последний момент сбежала. У меня ведь был родной отец в городе. Я позвонила ему, рассказала о том, что случилось, и попросила пожить с ним в квартире, пока я не встану на ноги, но папа прямо сказал, что его жена будет против, а он не хочет ее расстраивать, и вообще, у него своя семья.
Папа выслал мне денег на аборт, которые я потратила на памперсы для Саши. Это была первая и единственная помощь от родного человека. Кажется, тогда я быстро повзрослела, ведь поняла, что я осталась одна в огромном, чужом для меня городе, с растущей жизнью под сердцем.
Глава 6
Когда-то я мечтала выступать на сцене, читать диалоги и играть в театре, вот только уже на втором месяце беременности мне пришлось выбросить все свои мечты и устроиться уборщицей в один из магазинов. Мне нужны были деньги, хоть какое-то жилье, так как дома у меня больше не было.
Саша родилась доношенной, но беременность была тяжелой. Я работала практически все время, пока носила ее. Я не была готова к разводу, хотя, наверное, к этому нельзя быть достаточно готовой. Вот ты счастливая молодая жена, а вот ты уже разведенка, выброшенная на улицу без гроша в кармане.
Мне было сложно, я была очень молода и растерянна. Меня спасла подруга из общежития, которая на время приютила, вот только ключевое тут “на время”. Как только смогла, я сняла крошечную комнату и там же обосновалась. Я работала почти всю беременность и теперь корю себя за это. А вдруг у Саши потому с сердцем проблемы? Не знаю, я так надеюсь, что нет.
Мои роды прошли в обычной больнице, никаких привилегий, и никто меня с цветами оттуда не встречал, а потом начался самый сложный этап, потому что я была одна, у меня не было образования, нормальных сбережений и хоть какого-то тыла.
Мне казалось тогда, что несчастнее меня нет никакого на целом свете, и только Сашенька спасала меня от хандры, вытягивала из нее, не давая опускать руки.
Красивая, нежная, моя родная девочка. Я надеялась, что она будет похожей на меня, но от меня Саша взяла только веснушки. Остальное от Олега.
Саша родилась брюнеткой с темно-синими глазами, как у Олега, и характером таким же, как у него. Сильная, она всегда была очень сильной, и это было преимуществом, которое дал ей Олег.
Я вышла на работу, когда Саше было два месяца. Взяла няней соседку – старушку-пенсионерку, которая буквально за копейки согласилась мне помогать. Я, честно говоря, не знаю, как выжила. Как-то.
Моталась как белка, забыв об учебе и порой забывая о самой себе. Одна работа, вторая, третья. Навыков, кроме актерства, у меня не было, потому я бралась за любую работу, хоть никто особо не хотел меня брать с крошечным ребенком.
Очень помогала соседка, а Саша росла с каждым днем, становясь все больше похожей на Холодова.
Помню, как однажды мне не хватило денег до конца месяца. Саша тогда разболелась, простуда долго не проходила, я все потратила на лекарства, и мне не на что было купить еду на ужин.
Я расплакалась тогда от отчаяния, от ужаса того, что мне нечем прокормить собственное дитя. Дитя, у которого есть отец, бабушка и аж двое дедушек.
Я тогда надломила свою женскую гордость, взяла Сашу, уложила ее в коляску и пошла к Олегу в больницу. Знаю, это унизительно, но я тогда была в отчаянии, я просто не знала, что мне делать, и меня ужасало то, что какие-то органы опеки узнают о моем положении и отберут шестимесячного ребенка.
Было сыро и мрачно. Я хотела еще раз поговорить с Олегом. Еще попытка показать ему ребенка, и я дождалась его. Он приехал на шикарной черной машине, но не один. Следом за ним из авто вышла высокая брюнетка. У обоих на пальцах кольца блестят, Олег улыбался, а та женщина аж цвела рядом с ним. Красивая, холеная, на высоченных каблуках. Они сладко целовались в губы, а меня затошнило.
Я развернула коляску и поехала домой. Помню, как тогда рыдала на коленях у соседки, а та гладила меня по голове и в итоге принесла золотые сережки, завернутые в белый платочек.
– Иди продай, купи малышке смесь, памперсы, себе поесть возьми. Ты же еще молодая, извела себя вся. Детка, нечем мне тебе больше помочь.
И я взяла, потому что у Саши тогда смесь кончилась, а у меня молока не было от нервов. Сгорело оно в первый же месяц, а смесь была дорогая. Я продала те золотые сережки, вытерла слезы, купила смесь и накормила ребенка.
То был единственный раз, когда я так испугалась и готова была ползать на коленях перед Холодовым, вымаливая у него хоть копейку для дочери. Потом уже прошло, я просто начала больше работать, научилась экономить, есть только домашнюю еду, перешивать старые вещи.
В девятнадцать Олег водил меня по ресторанам и театрам, а в двадцать я на ходу жевала жареные пирожки в перерывах между работой, и плакать мне было уже некогда.
Саша быстро взрослела, ей требовались то вещи, то игрушки новые, книжки, и я старалась дать ей все. И только по ночам, когда я оставалась одна в холодной кровати, меня охватывал дикий ужас своей беспомощности, который я прятала за маской счастья, ведь несчастный человек не нужен никому.
Все боятся больных и ущербных, пассивных и одиноких, поэтому, как актриса, пусть даже без диплома, я надела маску и приклеила ее к себе. Довольная и счастливая молодая мама, самодостаточная и, конечно же, независимая. Я улыбалась себе в зеркало, рыдая внутри.
Потом я нашла более стабильную работу в магазине. Работала продавцом, стало проще, и только ночами в подушку выла, вспоминая Олега.
Мой бывший муж быстро нашел мне замену, я же не смогла. Не знаю даже почему, не до свиданий было, да и после Олега все казались пустыми, безликими, такими далекими, хотя теперь и сам Холодов кажется чужим.
Зачем он помог сегодня Саше с этими анализами? Мог просто проигнорировать, заставить мое сердце снова болеть, ему ведь не привыкать, но он помог. Наверное, чтобы получить результаты и скорее избавиться о нас.
Утром сжимаю результаты анализов и стучась в кабинет к Холодову. Сама пыталась во всем этом разобраться, но я не знаю всех этих показателей. Вижу только, что больше половины там подчеркнуто как выходящие за пределы нормы. На УЗИ сердца целую страницу нам написали каких-то страшных слов.
– Можно?
– Да. Входи.
На часах восемь, Олег, видно, только пришел, натягивает халат на широкие плечи, садится в кресло, отпивает парующий, явно только что сваренный для него кофе.
Я же становлюсь напротив. Не знаю, куда деть глаза. У него кабинет больше моей комнаты, которую я снимаю с Сашей. Тут так тепло, что хочется взять одеяло и просто уснуть на кушетке.
– Показывай результаты. Садись.
Протягиваю, осторожно опускаюсь на стул, видя, как Олег внимательно изучает эти бумажки. Анализы крови, результаты УЗИ сердца, ЭКГ, заключения смежных врачей, которых мы прошли с Сашей.
– Ну что там?
– Сейчас.
Берет телефон, набирает кому-то.
– Алло, Герман Маркович, сейчас пришлю результаты пациента. Ребенок, четыре года. Посмотрите еще и вы, если это то, о чем я думаю. Я напишу по имейлу сейчас все.
Глава 7
Олег сводит брови, что-то быстро печатает, фотографирует, отправляет, тогда как я уже боюсь даже пошевелиться.
Что там такое… Саша эти дни была как живчик маленький. Ей так скучно в палате, она так просится домой, потому я уверена: с ней все в порядке. Олег сейчас специально наводит панику, чтобы я уже тряслась от переживаний.
– Да что там такое, Олег? То есть Олег Евгеньевич. Вы можете сказать? – переламывая саму себя, перехожу на “вы”. Пусть лучше так: официально и по-деловому. Он все же врач моего ребенка, пусть и мой бывший муж, это ничего не меняет. Сам сказал: “Мы врач-пациент”. Ничего кроме.
Олегу кто-то звонит, он отвечает, отходит к окну, басит что-то, смотря на анализы Саши, а после опускается в кресло, сканируя меня потемневшим взглядом.
– Результаты диагностики говорят о том, что у твоей дочери врожденный порок сердца.
– Что? Нет, не может быть.
– Смотри. – Берет белый лист бумаги, ручку, быстро чертит линии. – Вот ее сердце, правый, а это левый желудочек. Вот этот клапан плохо работает. Он сильно деформирован, неправильно развит. У ребенка из-за этого системно нарушается кровообращение. Это врожденная патология.
– Нет… Саша здоровая. Она родилась здоровым ребенком!
Не чувствую сердца, не чувствую рук. Что он говорит такое? Просто меня пугает.
– Вы не делали диагностику изначально. Обычно такая патология проявляется у детей до года, но иногда, редко, у детей постарше. У вас как раз такой случай. У ее отца были болезни сердца?
Делаю глубокий вдох, даже сейчас Холодов давит на больное.
– Не было. И вообще, это наше дело! Так, все, выпиши таблетки, и мы пойдем. Больше ты нас не увидишь.
Подрываюсь, а Олег сканирует меня серьезным колючим взглядом.
– Таблетки тут не помогут. Твоему ребенку нужна операция на сердце. Мы делаем такие.
– Что? С ума сошел? Операция на сердце? Нет, я не разрешаю.
– Это твое решение, я просто констатирую факт, но ты должна знать о рисках.
– Каких рисках? Олег, Саша здоровая девочка!
– Она уже начала терять сознание. Дальше это будет случаться все чаще. Она будет постоянно уставшая и апатичная, ее сердце не будет справляться со своими функциями, а растущий организм не будет выдерживать такую нагрузку.
– Я не буду давать ей нагрузку.
– Ты не поняла, Яна. Девочка может просто идти по улице или наклониться, чтобы завязать шнурки. Вот о такой нагрузке речь.
– Есть хорошие прогнозы, скажи мне, Олег, есть?!
– Без операции – нет. Яна, если не сделать коррекцию, дети с подобной патологией доживают до подросткового возраста только в десяти процентах случаев, – чеканит строго, и это самое страшное, что я слышала в своей жизни.
– А что случается с остальными детьми? – спрашиваю, вытирая слезы. Олег же сидит спокойный, будто это так легко – вынести приговор, хотя это его работа.
– Инфаркт миокарда. Делать ли операцию, решать тебе.
– Сколько стоит эта операция?
Холодов берет ручку и пишет, долго вырисовывая нолики.
– Вот столько.
Протягивает мне листочек, и я замираю. Даже если я душу дьяволу продам, у меня не найдется такой суммы.
– У меня нет… нет столько денег, Олег.
Мне страшно, сейчас я понимаю, насколько уязвима. И что хуже – мне некому помочь.
– Почему так категорично, Яна? Иди у мужа своего попроси, у отца Александры. Она ведь не от святого духа на свет появилась? – усмехается, а мне хочется ему все лицо расцарапать. Дьявол, как же я его ненавижу, он даже сейчас смеется надо мной!
– Это твоя родная дочь, Олег. Саша твоя! Твой ребенок!
– Я бесплоден, а ты плохая актриса, – чеканит холодно, отбрасывая ручку, злится. – Есть еще варианты?
Холодов складывает крепкие руки на груди, а я не знаю, что ответить. Я просто…
– Сколько у меня времени? Как срочно нужна операция?
– Чем раньше, тем лучше. Месяц, может, два максимум. Дальше начнутся необратимые процессы. Они уже есть, но их еще можно хирургически скорректировать.
– Я не смогу найти столько денег, кредит мне никто не даст! Я не знаю, какие-то фонды, помощь деткам… Есть же что-то?!
– Фонд есть у нас при клинике, но там очередь для финансирования. На год вперед уже все расписано. Детей с патологиями много, каждый хочет получить шанс на жизнь, хотя признаюсь, что операция не дает ста процентов гарантии. Всегда есть риски осложнений, – Олег говорит спокойно, а у меня перед глазами эти нули, месяц на операцию и десять процентов выживаемости для Саши. Десять! Боже.
– На. Выпей.
Протягивает мне стакан с водой, а я стучу по нему зубами, смотря на Олега во все глаза.
– Что мне делать?
Холодов смотрит на меня несколько долгих секунд, а после чуть наклоняет голову, словно ощупывая цепким взглядом.
– Я сделаю твоей дочери операцию за свой счет.
– Ты серьезно? Стой… Это же не просто так.
– Конечно, не просто.
– Чего ты хочешь, Олег? Скажи прямо!
На миг появляется кусочек света, который тут же заполняется чернотой.
– Тебя. В своей постели. Я прооперирую твою дочь, если ты станешь моей любовницей, Яна.
Глава 8
Я думала, что Олег уже мне сделал больно и хуже быть не может, но я ошиблась. От его слов на миг все плывет перед глазами, я вскакиваю со стула, все внутри сжимается, и это не негодование, нет. Это что-то намного более страшное.
– Как ты можешь, Олег? Это достойно врача, по-твоему?
Холодов скрещивает крупные руки на груди, едва заметно ведет плечом.
– Тебе решать. Я помощь предложил. Ну что ты смотришь? У тебя ведь нет денег, Яна.
– Помощь?! Ты издеваешься или ты всем мамам больных детей такое предлагаешь? Да ты… ты просто…
– Успокойся! – гаркнул так, что сердце зашлось в груди. – Истерики твои тут никого не волнуют. Не нравится мое предложение – иди у отца своего ребенка денег проси.
– У Саши нет отца!
– Что и требовалось доказать. Столько разных версий, ты сама никак не определишься, где твоя правда. Думай, Яна. У меня операция.
– Да чтоб ты сгорел, Холодов! Нечего думать мне. Я лучше под поезд лягу, чем под тебя! – выпаливаю, резко разворачиваюсь и выбегаю из его кабинета, проносясь мимо опешившей секретарши.
Вытираю слезы, чтобы Саша не видела. Гнев просто переполняет. Мало того, что дочь не признал, так еще и такие условия ставит. Нет у Сашеньки отца, лучше пусть никого не будет, чем такой, как Холодов.
А может, и не нужна дочке никакая операция, кто его знает. Может, Олег сказал о ней специально, чтобы сделать мне больно, показать, где он, а где я.
– Собирайся, Сашуль. Идем.
– Я уже здорова?
– Обследование закончилось.
Наспех ее вещи собираю. Холодов даже таблетки не удосужился выписать, а значит, нет там ничего серьезного. Он только пугает меня. Как же я его ненавижу, боже, этот мужчина сломал мне жизнь, еще и потешается над этим.
– Вы куда? Что случилось? – спрашивает одна из мамочек, а я ответить даже не могу толком. Колотит всю, и перед глазами его презрительная усмешка. Смотрит на меня как на шваль какую-то. Сволочь.
– Мы сдали все анализы, и нам пора домой.
На последние копейки заказываю такси, чтобы довезти Сашу на машине. Через час мы уже дома, можно сказать, что сбежали из больницы.
Квартира съемная, небольшая, но теплая. У Саши тут своя маленькая комнатка есть, большего нам не надо, и помощи от него нам тоже не надо.
Предложение Олега больно кольнуло. Мы ведь были мужем и женой когда-то, пусть и недолго. Как он может, как… Неужели совсем не любил или тогда ему так сильно мозг промыли, что теперь иначе как шлюху Олег меня не воспринимает?
Так пусть тогда к мамочке своей идет, сыночек ненаглядный, а мы с Сашей и так справимся, не нужен нам никто.
И только когда дочь засыпает, я ложусь в холодную постель и обхватываю себя руками. Неужели мне двадцать четыре? Всего или уже двадцать четыре? Боже, я не чувствую себя женщиной, я вообще порой не чувствую ничего, кроме “надо”.
Надо на работу, надо Сашу покормить, надо ее из садика забрать, надо по счетам платить и за квартиру. Надо, надо, надо!
А когда же будет “хочу”? Когда я смогу позволить себе то, что хочу, когда я смогу почувствовать то, что хочу или хотя бы заслуживаю?
Я не чувствую себя молодой женщиной, какая-то старуха, нервная и дерганая, я не помню, когда в последний раз испытывала оргазм.
С ним. С Холодовым получалось, а самой никак. Один раз даже ревела в ванной. Саше было два года, а я аж дрожала, затыкая себе рот ладонями, чтобы не выть в голос. Не могу сама я, ничего не получается.
С ним одним только раскрепощалась, мне было хорошо, были оргазмы у меня с Олегом, а сама как деревянная, сама себя стесняюсь, а после родов и подавно забыла обо всем.
Почему-то мутило от одной только мысли, что кто-то чужой ко мне прикоснется, кто-то кроме мужа – мужа, который смотрит на меня как на шлюху.
Так и засыпаю в слезах, а утром Саша меня будит. Прыгает по постели, как маленький мячик. Все же лучше дома ей, а не по больницам шататься, там одни только стрессы. Даже не представляю, как Холодов вообще выдерживает такую работу, хотя почему я вообще думаю о нем? Пусть вон жену свою в постель приглашает, а не меня.
– Мам, я подумала и решила, что хочу папу увидеть, – невинно хлопая глазками, щебечет моя птичка.
– Мы это обсуждали уже. Папа далеко.
В последнее время Саша все чаще про отца спрашивает, и чем взрослее она становится, тем сложнее мне выдумывать для нее очередную историю.
То ее папа был летчиком, то суперзвездой, то путешественником. Все что угодно уже ей говорила, лишь бы не правду. Лишь бы не сказать, что папа ее драгоценный маму когда-то взашей прогнал без рубля в кармане, а теперь что творит… думать даже не стану.
– Ну мам! У Даши есть папа. И у Вадика тоже. А мой где?
– Я не знаю.
– Знаешь, скажи!
– Он позвонит тебе. Одевайся, доченька.
– У тебя есть его номер? – Саша тут же оживляется, а я жутко просто жалею, что ляпнула, не подумав. Кто ей звонить-то будет? У меня нет мужчин знакомых. Мы только с ней вместе, да и не хочу я ее расстраивать. Даже не думала, что Саша так сильно зациклится на этой теме, обычно она ни к кому не тянется, кроме меня.
– Есть. Давай потом это обсудим. Как ты себя чувствуешь?
– Хорошо, – улыбается моя малышка, и ее глазки загораются. У меня же от сердца отлегает. Ничего там нет страшного, и никакая операция дочери не нужна. Как я вообще могла его слушать? Олег меня пугал, он просто издевался надо мной.
Полдня Саша в садике проводит, а я пытаюсь хоть как-то отработать и вечером ее забираю. Тащу ее небольшой рюкзак, Саша рядом идет, сжимая мою руку.
– Я хочу покататься на качелях, мам. Можно?
– Да. Только осторожно, – почему-то одергиваю себя, помня о ее нагрузках, о которых предупреждал Олег.
Саша улыбается мне и бежит к ближайшим качелям, вот только она не добегает до них. Всего каких-то три шага, и моя девочка останавливается, а после медленно оседает на колени, вызывая у меня адский холод внутри.
