Целый месяц Полинка лежит в реанимации в специальной колбе, где ее согревают и помогают дышать. Хоть я и в государственной клинике с ней, все лекарства и процедуры безумно дорогие, поэтому в день выписки я буквально остаюсь с пустыми карманами. На последние копейки вызываю такси, чтобы забрать малышку домой.
В первую же ночь из части своей одежды шью ей ползунки. Из старых простыней бабушки мастерю пеленки, маленькое одеяло. Да, это все не новое, но хоть что-то. На первое время сгодится.
Даже спустя месяц после рождения доченька очень маленькая и сейчас весит лишь два с половиной килограмма. Мне придется ох как постараться, чтобы она быстро набрала вес.
Заставляю себя пить много жидкости, так как моего молока критически не хватает Поле, чтобы нормально питаться. Она плохо спит, поэтому уже через неделю я просто изматываю себя и однажды просто рыдаю в подушку, не в силах подняться и снова покормить ее.
Когда малышка затихает, я пулей лечу к ней. Не знаю, чего боюсь, что что-то упустила, что не подошла вовремя. Корю себя как только можно.
– Полинка, маленькая моя. Ты голодна? Сейчас, малыш. Мама здесь.
Прикладываю дочку к груди. У меня вообще нет опыта в этом, поэтому действую чисто инстинктивно. Придерживаю ее маленькую головку, к себе направляю. Она, как котенок, прижимается ко мне, ручкой маленькой помогает получать из налитой груди молоко, которого ей явно мало. Сладкая моя.
Покормив Полинку, впервые за семь дней решаюсь выйти из дома. Нужно купить хоть что-то из еды. Молока, хлеба, круп. Быстро смахиваю слезы. В такой критической ситуации я еще никогда не была. Даже когда с бабушкой в детстве жила и нам часто не хватало на еду, до такого еще не скатывалась.
На выходе из подъезда даже не сразу замечаю, как меня кто-то окликает. Я вся в своих мыслях и, кажется, даже не сразу ориентируюсь, что уже наступил новый год. Звонкий голос заставляет меня остановиться и поднять голову:
– Даша! Даша, это ты?
Оглядываюсь по сторонам. Находясь глубоко в своих мыслях, не могу понять, откуда доноситься голос, пока не вижу кудрявую светлую голову и несущиеся прямо на меня объятия.
– Таня…
Ошарашенно обнимаю ее. Подруга моя давняя. Вот только не виделись мы с ней лет восемь уже. Еще со средней школы, когда она к отцу переезжала. Вернулась, что ли…
– Господи, Дашуля, сто лет тебя не видела!
– Привет, Тань.
Таня выглядит просто отменно. Как же похорошела за эти годы. В детстве пухленькой была, часто обзывали ее, а теперь настоящая красавица стала. Умница.
– Милая, пошли ко мне, расскажешь, как ты..
– Извини, Танюш, у меня ребенок дома один. Но можешь ко мне зайти вечером. Мне сейчас в магазин надо.
Она кивает, и мы не прощаемся. Быстро покупаю еду, на которую хватает денег. Я сдала свои золотые сережки пару дней назад и долго плакала потом. Нет, не из-за них, а из-за того, что за них так мало заплатили. Мне хватило лишь на половину из всего того, что нужно было купить Поле.
Таня приходит вечером и сразу же заваливает меня вопросами, на которые у меня нет ответов. Она не может сдержать слезы, когда слышит про бабушку. Тоже ее знала с детства.
Когда же про Полинку узнает и впервые видит ее, радуется как ребенок. Играет с ней, качает на руках.
– Дашуль, а что же муж? Совсем не помогает?
Сжимаюсь вся. Любое напоминание о Марате больно режет где-то в груди.
– Объелся груш, Тань. На развод подал еще до рождения Поли.
– Вот же скотина! Дай мне его номер, я сама ему башку откручу за это. Ты посмотри, такую крошку оставить. Такую сладкую и хорошенькую. Это надо совсем уж быть безголовым.
– Не признал он ее. Не нужны мы ему были, а теперь и он нам тоже. Сами справимся.
Полинка начинает плакать, и я беру ее на руки.
– Даш, что делать думаешь? Деньги-то есть у тебя?
Мотаю лишь головой, и Таня все сразу понимает.
– На работу пойду. Вот только дочку не с кем оставить. Слишком маленькая еще.
Зависает пауза. Таня допивает чай и кладет мне руку на плечо. От этого жеста хочется еще больше рыдать.
– Даш, а если я с Полинкой буду сидеть? Могу по паре часов в день. Знаю, это немного, но у меня учеба и свадьба на носу… Еще пару часов, думаю, моя мама сможет побыть. Не каждый день, но иногда точно. Ну, в общем, как? Согласна?
Не верю своим ушам. Такой помощи я точно не ожидала.
– Тань… Ты уверена? Это непросто.
– Уверена. Меня после твоей истории до сих пор вон мурашки кусают. Мы ж подруги. Ты это, завтра устраивайся на работу. Будем как-то совмещать, пока Полинка не подрастет.
Обнимаю ее, не могу сдержаться. В следующие несколько месяцев Таня станет для меня отличной помощницей и временами даже психологом, когда я буду валиться с ног от усталости и выть по вечерам.
Мое нынешнее расписание скорее напоминает солдатский режим. Я работаю на двух работах и пару раз в неделю беру третью подработку. В таком темпе удается накопить на коляску для Поли, одежду, обувь и даже пару игрушек. Малышка все еще отстает в весе, но я делаю все, что могу, чтобы она набирала его и нормально развивалась.
Доченька с каждым днем становится все больше, изучает новое, узнает мир. Даже не знаю, что она переняла от меня, так как в ее чертах отчетливо прослеживаю Марата. Вот он, в глазах ее сереньких, в улыбке этой сладкой. Моя она, никому не отдам.
Полинке исполняется шесть месяцев, когда я в очередной раз везу ее к педиатру. Уже на обратном пути мы проезжаем мимо какого-то ресторана, и у входа я вижу его. Мой бывший муж собственной персоной. Все с той же брюнеткой, с которой я видела его в прошлый раз. Подтянут, одет блистательно, туфли дорогие сверкают, начищены. На лице сияет фирменная улыбка.
Он нежно держит за руку свою спутницу, а у меня сердце разрывается пополам.
– Езжайте быстрее, пожалуйста! – кричу водителю из последних сил, роняя лицо на руки. Поля начинает плакать, чувствуя мое состояние. Прижимаю ее крепче к себе. Прости, малыш, какая же я слабая. И глупая.
Уже дома из новостей по телевизору я узнаю, что Марат женился снова. Он счастливо женат, нашел свою половинку, а я… выть хочу от этого. Не знаю, что со мной, просто мне больно все это видеть. Как обнимает он ее, как целует и по ресторанам возит, когда его дочери на пеленки не хватает… В сердце слова пылает что-то, до углей догорает, забирая все живое. Неважно. Обещала же сама себе забыть его, вырезать навсегда. Ну же, забудь, Даша, просто забудь… Проклятье.
Даже не знаю, почему до сих пор так реагирую на все это, но из-за стресса у меня окончательно пропадает молоко, что делает кормление дочки невозможным без дорогих смесей. Приходится урезать бюджет еще сильнее, ведь покупка всех этих порошков отнимает у меня без малого одну мою зарплату.
Благо мне самой теперь питаться хорошо для молока не надо, поэтому я могу здорово экономить на этом.
В какой-то момент наступает кризис, и я все больше склоняюсь к тому, чтобы увидеться с Маратом. Я точно знаю, стоит мне лишь попросить его, унизиться, он даст мне денег хотя бы на несколько недель.
В один из особо тяжелых дней все же не выдерживаю и иду к нему сама. Что-то тянет меня к нему, наверное, дурацкая женская глупость.
Я стою в двухстах метрах от его офиса и вижу, как он заходит в машину, не замечая меня. На улице идет дождь, и я вся промокла до нитки, но гордость не позволяет сделать в его сторону ни шагу. Я сама справлюсь. Он не сломает меня никогда.
Быстро разворачиваюсь и иду в обратную сторону. У меня нет денег больше на такси или транспорт, поэтому дохожу до дома пешком, пройдя пару десятков километров. Болею еще пару недель после этого, коря себя за глупость и слабость.
Как только становится чуть лучше, устраиваюсь на третью работу. Благодаря ей могу нанять полноценную няню для Полинки, так как Таня вышла замуж и сама уже ждет малыша.
Мне до невозможного трудно, однако я уже когда-то пообещала не сдаваться. Няня здорово выручает и даже помогает готовить еду, когда после десятичасовой смены я устало падаю на кровать, не в силах еще что-то делать. Лишь к дочке прижимаюсь, целую ее и обнимаю. Скучаю безумно по ней каждую минуту, когда вынуждена на работе быть и оставлять такую малышку в чужих руках няни.
Так проходит три с половиной года. Полинка подрастает, учится ходить и немного говорит уже даже. Понимает абсолютно все. Мне тоже становится немного проще, когда дочка становится более самостоятельно и не требует моего внимания круглые сутки. Она словно все понимает и даже сама помогает, родная моя девочка.
Постепенно я обустраиваю нашу квартиру. Делаю небольшой ремонт, обставляю место для Поли, кроватку и небольшой столик. Ей в садик уже скоро.
Я забочусь о доченьке ровно до того момента, когда однажды на работе не получаю звонок, от которого кровь стынет в жилах.
Неожиданный звонок в вечернюю смену заставляет мое сердце сжаться от ужаса. Я знаю, что няня будет набирать только в крайнем случае, которого… еще никогда не было.
– Слушаю.
– Даш… Полинке плохо стало.
Чувствую, как начинает дрожать рука, в которой держу телефон. Только не это.
– Что? Что с ней, говори!
– Я не знаю, правда. Мы играли с ней, потом я спать ее уложила. Все было хорошо, но потом она стала сильно кашлять и словно задыхаться. Все ручки к горлу прикладывала. Я вызвала скорую…
Я вылетаю с работы, так и не дождавшись позволения начальника. Бегу, сжимая телефон в руке, попутно записывая адрес больницы, куда отвезли дочку. Я знаю, мне неслабо попадет за прогул, но оставаться здесь, не зная, что с моим ребенком, просто не имею права.
Ловлю первое попавшееся такси и мчусь к малышке на всех парах. То, что сказала мне няня, мало похоже на обычную простуду, но я изо всех сил надеюсь, что ошибаюсь и она что-то поняла не так.
Больше часа дежурю под палатой, где осматривают Полю. Там же встречаю няню, которая не знает, что мне сказать. Слезы лишь утирает. Я отпускаю ее домой. Все равно уже ничем не поможет. Это я недоглядела за Полинкой. Я мама. Не увидела, не предвидела этого. Еще утром она отлично себя чувствовала и, как всегда, не хотела меня отпускать на работу.
Нервно сжимаю пальцы, не в силах унять дрожь. Минуты кажутся часами, и я все больше волнуюсь за самого родного в мире человека. Подрываюсь с места, как только вижу выходящего из палаты доктора.
– Скажите, как Поля?
Пожилой врач внимательно меня осматривает, сканируя цепким взглядом в очках.
– Вы мама?
– Да, мама.
– Хорошо. У ребенка случился бронхоспазм. К счастью, скорая привезла вовремя и успели купировать приступ. Но второго шанса может не быть, если не будете держать ингалятор под рукой всегда.
Прикладываю руку в попытке сдержать всхлип.
– Что делать? Из-за чего это произошло?
– Пока все симптомы обострения астмы налицо. Я уже установил диагноз. У девочки могут случаться приступы, хрипы, затрудненное дыхание. Возможна потеря сознания и летальный исход, если помощь не будет оказана своевременно. Вот, держите, это все у вас должно быть под рукой. И это еще. Тоже все принимать. Минимум три месяца. Потом посмотрим.
Врач протягивает мне два детально расписанных списка лекарств, которые я беру дрожащими руками.
– Спасибо. Можно к ней?
– Да, идите. Она спит, мы вкололи ей успокоительное.
Киваю и захожу в палату. Полинка лежит на кровати, укрытая одеялом. На ней милая домашняя пижамка, в которой няня укладывала ее спать. Бесшумно сажусь напротив нее. Рукой провожу по маленькому личику, одеяло поправляю. Волосики за ушко заправляю.
– Спи, моя радость, мама рядом.
Дежурю у Поли всю ночь. К счастью, она спит спокойно и ни разу не просыпается до самого утра, вот только я на стуле задремала и проснулась от ее звонкого голоса:
– Мамочка…
Быстро прихожу в себя.
– Да, маленькая. Я здесь.
Тянется ко мне, беру ее на руки и к себе прижимаю, вдыхая такой родной и сладкий запах.
– Полинка, как ты меня напугала вчера.
Целую ее в макушку, убирая волосики с ее глаз.
– Мне было тлудно дышать. Вот тут вот. И еще я кашляла.
Показывает на шею, а я лишь лишнее прижимаю ее к себе.
– Все пройдет, родная. Дядя доктор тебе назначил лекарство, все наладится.
С трудом заставляю себя оторваться от дочки и уйти в аптеку. Чек за весь список лекарств оказывается настолько большим, что моих денег с собой хватает только на первое из них. Стыдливо извиняюсь и обещаю прийти в другой раз.
В тот же день Полинку разрешают забрать домой под строгим присмотром, что я и делаю. Выгребаю из заначки все деньги, которые откладывала ей на день рождения, и покупаю все, что было назначено.
Сердце болит оттого, что не могу я позволить купить дочери все, в чем она нуждается и чего хочет. Знаю, как долго она просила плюшевого медведя. Как брала один раз поиграть такого у подружки, а потом со слезами отдавать не хотела. А теперь в день ее рождения у меня точно не будет подарка, и я даже не знаю, что сказать при этом ребенку, который ждет обещанную игрушку от мамы. Ничего, мы справимся. Главное, чтобы лекарства помогли. А потом сотню ей таких медведей куплю. Плюшевых и разноцветных.
Я варю Поле супчик на завтра, когда слышу ее голос из комнаты. Хриплый и какой-то… сдавленный.
– Мама!
Бросаю все и несусь к ней. Поля лежит на полу, схватившись за горло. Снова приступ, снова ей нечем дышать. От шока меня парализует на секунду, но времени на страх теперь просто нет. Отчаянно хватаюсь за ингалятор и малышку. Впрыскиваю его, и уже через десять секунд Поле становится легче. Я сижу на полу и обнимаю доченьку, роняя слезы. Глажу ее по спине в попытке успокоить. Она медленно расслабляется и засыпает прямо так, лежа у меня на руках. Ничего, родная, мы справимся.
На следующий день провожу детальный инструктаж для няни, показываю, что и как делать, если Поле снова станет плохо. Она все дословно записывает, вооружаясь целым набором лекарств. Как бы я ни хотела, не могу быть с малышкой все время, так как тогда мне просто не на что будет покупать ей медикаменты.
Все время на работе не могу сконцентрироваться. Постоянно думаю о дочке. Из рук случайно ускользает поднос, и посуда разбивается вдребезги прямо посреди зала ресторана, в котором я подрабатываю официанткой. Меня сразу же вызывают к директору, с которым следует неприятный разговор. Не могу сдержать слезы обиды, когда лишаюсь этого места. Меня уволили, не захотев даже слышать причины моей несобранности.
Иду домой и позорно реву. Хорошо, что сейчас поздняя ночь и никто этого не видит, хотя на самом деле мне уже все равно. У Поли через две недели день рождения, а у меня не то что денег на подарок нет, вообще ничего для нее нет. Ее болезнь отнимает у меня все силы, заставляя постоянно переживать за нее и беспокоиться.
В этот же вечер я не ложусь спать. Открываю бабушкин шкаф и впервые достаю оттуда ее вещи. Выбираю один большой вязаный свитер и шью для Поли долгожданного медведя. Конечно, он не такой мягкий и большой, как в магазине, но другого пока дать ей не могу.
Под утро все готово. У нее будет подарок на день рождения.
Просыпаюсь от какого-то назойливого стука в дверь. Смотрю на часы. Шесть утра. Даже не представляю, что там случилось у кого-то в такую рань. Набрасываю халат и иду к двери.
– Кто там?
– Открывайте. Я курьер. Письма всем владельцам разношу.
Смотрю в глазок. Вроде бы точно курьер. Открываю дверь и беру от него письмо. Парень уходит, а я так и остаюсь на пороге, читая послание и не веря, как это вообще возможно.
Снова и снова перечитываю сроки. Боже, только не это. Он не мог, не мог. Пожалуйста.
Мой дом подписали под снос. Все жители должны выселиться до конца недели и встать в очередь на другое жилье. На месте дома будет торговый центр. Владелец нового строения – Марат Батуров, крупнейший предприниматель города.
Разрываю этот чертов конверт на куски и швыряю прямо в стену. Ах, как бы я хотела, чтобы вместо конверта у меня оказалось сердце этого подонка. Не верю в то, что он не знал, где я живу. Марат специально все это делает. Ему мало того, что когда-то вышвырнул меня из дома. Он хочет лишить меня и этого последнего пристанища.
Меня переполняет ненависть. Все, чего я хочу в эту минуту, – чтобы он перестал дышать. Чтобы почувствовал хотя бы на секунду, каково мне остаться без работы и практически уже без жилья с маленьким ребенком на руках.
Работа… Точно! Хватаюсь за нее как за последнюю соломинку. Мне срочно нужно искать новое место, иначе я просто не смогу никуда переехать, просто не сумею.
Вскоре приходит няня и забирает Полинку на прогулку. Сегодня ей лучше, и я счастлива видеть, как ее глазки сияют при виде нового солнечного дня. Все бы отдала за этот взгляд. Всю себя.
Я обхожу практически все рестораны города в поисках работы, но везде сталкиваюсь с отказами. Мало опыта, ребенок на руках, мать-одиночка. Никто не хочет связываться со мной, и я понимаю, что, если не найду работу в ближайшие дни, мы с Полей просто останемся ночевать на улице.
У меня неделя до того момента, пока дом не начнут сносить, и что будет дальше, даже представить страшно. Поле нельзя волноваться и перемерзать. Ей нужны условия и спокойствие, чтобы выздороветь…
Дни текут рекой, а у меня все так же нет работы. Та жалкая подработка, что была раньше, не приносит практически ничего. Мне приходится отказывать себе в еде, чтобы покупать дочке витамины и лекарства, фрукты, но я не сдаюсь.
С ужасом лишь вижу, как каждый день люди покидают свои квартиры вместе с вещами. Вместо этого во двор нашего дома постепенно завозят новые строительные материалы. На входе красуется вывеска предстоящего восьмиэтажного торгового центра.
Господи, мой дом и правда снесут. Тут ничего не останется. Ничего из того, что я так старалась построить, за каждую вещь боролась.
До выезда остается каких-то четыре дня, и кажется, я больше уже не могу спать по ночам. Без работы нам не выжить. Я должна найти хоть что-то.
Сегодня я прошла уже два собеседования, и оба неудачно, но я не могу вернуться домой ни с чем. Не знаю, что делать. Лихорадочно перебираю варианты, пока наконец не вспоминаю один из самых роскошных ресторанов своего города. Иду прямо туда. Когда-то я любила ходить сюда на ужины, а теперь буду рада там любой работе.
На мне простенькая юбка, блузка и курточка. Туфли без каблука и старая сумочка, поэтому даже не удивляюсь, когда вижу презрение в лице охранника, но меня все же пропускают.
За эти годы тут многое изменилось, однако я быстро нахожу ресепшен, где меня координируют дальше. Уже через десять минут я стою под стеклянной дверью директора, у которого как раз сейчас идет прием.
Нервно сжимаю кулаки. Права на ошибку просто нет. В таком заведении должна быть высокая зарплата, и я смогу снять нам с Полей хоть какую-то комнату.
Проходит еще каких-то двадцать минут, пока меня, наконец, не приглашают зайти. На дрожащих ногах вхожу, быстро осматриваясь по сторонам. Вижу немного сутулого директора в форме и его гостя, который так и сидит ко мне спиной.
– По какому вопросу?
Директор сканирует меня острым взглядом затуманенных и пропитых глаз. Всего секунду он презрительно оценивает все, в чем я одета, и это у меня не вызывает ничего, кроме отвращения к нему.
– По вопросу работы. Любая должность здесь. Мне очень нужно.
Мужчина мается всего пару секунд, после чего поднимается и складывает свои вещи со стола.
– Я больше не принимаю таких решений. Говорите с новым владельцем. Он как раз перед вами.
Директор покидает кабинет, и я просто цепенею, когда вижу, кем оказывается новый владелец заведения. Мужчина медленно оборачивается и поднимается, а у меня сердце падает куда-то вниз. Одного взгляда достаточно, чтобы узнать этого человека из миллиона. Марат. Это точно он. Никогда не забуду его внешность, вот только он сильно изменился за эти годы.
Его лицо стало еще более суровым и презрительным, на лице ухоженная щетина, на руке блестят дорогие часы… и обручальное кольцо на безымянном пальце. Волосы уложены в красивую строгую стрижку, зачесанную назад, на свету переливаются.
Кровь стынет в жилах, когда ловлю его взгляд. Холодный и стальной, серый и пронизывающий насквозь. Он режет меня на куски, до самого мяса. Как бы я хотела забыть этот взгляд, но теперь вынуждена его снова ощутить кожей и чувствую, как испепеляюсь. Мне прямо физически больно от его присутствия.
Хочется сорваться с места и бежать от него подальше, но я не могу сдвинуться с места. Чувства переполняют меня, парализуя. Лишь ловлю удары сердца, которые мою грудь ломают. Перед глазами пляшут черные пятна.
От голоса бывшего мужа спирает дыхание. Хриплый и низкий, бархатный. Он заставляет всю меня сжаться. Превратиться в мелкую мошку.
– Ну привет, Дарина.
Как завороженная смотрю, как Марат медленно поднимается, проходит мимо меня и закрывает дверь на замок. Один щелчок, и мне больше не выбраться отсюда. В душе холодеет, когда лишь спустя мгновение я это понимаю. Он закрыл меня здесь, рядом с собой в одном помещении, и ключ есть только у него!
От него веет сильным мужским парфюмом, от которого кружится голова еще больше. Не мой он уже давно. Отстраненный, холодный и… такой чужой. Словно и не было того года, проведенного вместе. Он просто стерся, развеялся на ветру. Невыносимая боль и слезы все смыли, стерли дочиста. Теперь Марат мой самый злейший враг на всем белом свете.
Мужчина все такой же высокий, вот только стал еще шире в плечах, окреп по-мужски, власти набрался. Сердце пропускает пару ударов. Господи, я невольно попала к демону в самое логово.
Мечусь к двери, отчаянно дергая за ручку.
– Выпусти меня! Немедленно!
Марат никак не реагирует на мои слова, лишь закуривает сигарету, ставя на стол пепельницу. Он стоит прямо напротив меня, возвышаясь надо мной как гора, порабощая своей дикой энергетикой.
На нем идеально выглаженная белая рубашка с дорогущими запонками и черный костюм с блестящей пряжкой ремня. Начищенные туфли сверкают на фоне блеклого света комнаты.
Опасная близость к мужчине и ощущение закрытости спирают мне мозги. Как же сильно я хочу убежать отсюда. Во рту становится невыносимо сухо, в висках пульсирует боль. Мне становится плохо лишь от одного его присутствия.
– Не ори. Тебя тут никто не услышит. Так что, Дарин, как поживаешь? Хреново выглядишь, кстати. Затаскала тебя жизнь блядская.
Он усмехается и наливает себе коньяк в стакан. Делает пару глотков, а мне хочется разбить этот чертов стакан о его голову.
– Ты скотина! Из-за тебя я останусь без дома уже через четыре дня! Неужели тебе мало твоей мести? Я не верю, что ты не знал, где я живу теперь. Марат, зачем, как ты мог…
– Ха, как я мог? А как ты могла предать нас? Как ты посмела изменить мне? Ты, сука, рога мне наставила, как последнему оленю, репутацию мою сорвала перед всеми. Я строил все заново все эти годы, с нуля, забираясь туда, где я теперь.
– Верь в то, что хочешь. Думай, что пожелаешь. Мне уже все равно. Но дом отбирать не смей. У меня ребенок.
– Ты договаривай, не стесняйся. Тот ребенок, которого ты успела нагулять от чужого мужика, будучи замужем за мной. А потом за моего пыталась выдать. Так иди к папаше. Чего ко мне приперлась?
Сжимаю кулаки.
– Я не знала, что это твой ресторан, иначе духу моего бы тут не было. И да, у моего ребенка нет отца. Есть только я. Открой дверь. Я просто уйду.
– Нет, не так быстро. Тебе же нужны деньги, не так ли?
– Только не от тебя!
– Я могу купить весь твой дом целиком. И тебя в том числе.
– Денег не хватит.
Марат подходит ко мне вплотную, отчего я невольно вжимаюсь в дверь спиной. Выхода нет. Он наступает. Пытаюсь скрыть свою дрожь перед ним.
Мужчина тянется к моему лицу рукой, но я резко убираю ее, отталкивая. Я боюсь его нового, совсем не знаю его теперешнего, но в то же время готова задушить голыми руками. Мне больно, когда уйти так просто от него не получается.
Марат снова перехватывает мое лицо, на этот раз с силой сжимая его и заставляя посмотреть в такие чужие серые глаза, возвышающиеся с высоты его роста. Я едва достаю ему до плеча.
– У меня хватит денег. Можешь не сомневаться. Ты не так дорого стоишь, как думаешь. Моей власти достаточно для того, чтобы лишить тебя всего. В одну минуту. Тебя не примут никуда. Даже на самую грязную и паршивую работу. Ты будешь скитаться по улицам, ища пропитания и крыши над головой. Шевели мозгами, девочка. Одно мое слово, и ты будешь гореть в аду. Одно мое действие, и ты будешь снова купаться в шоколаде. Я дам тебе крышу над головой и работу, если примешь одно мое условие. Выбирай.
Слезы катятся по щекам. Как же я ненавижу его. До мозга костей просто. Марат за эти годы стал куда более жестоким, словно из камня высеченным. Как же я не увидела этого сразу? Он беспощадный и самодовольный зверь. Ему плевать на всех, кроме себя.
Я вырываюсь из его захвата и подбегаю к столу. Выхода нет. Я в клетке с хищником. Не могу его видеть. Поворачиваюсь спиной, обнимая себя руками и пытаясь хоть как-то унять дрожь в теле. Истерика уже подступает к горлу.
– Чего ты хочешь?
Марат подходит ко мне сзади, отчего я тут же ловлю стаю мурашек. Он очень высокий и крепкий. Ему ничего не стоит использовать меня прямо здесь. От страха подгибаются коленки, когда он проводит рукой по моей шее, перекидывая волосы на плечо. Еще никогда так сильно я не была зажата с этим мужчиной. Он был моим первым, самым близким и родным во всем, а теперь передо мной совершенно чужой человек. Чужой и опасный.
Мороз проходит по коже, когда он наклоняется и шепчет мне прямо в ухо:
– Тебя. Хочу трахать тебя сейчас. Прямо здесь разложить на столе и ебать, как самую грязную шлюху, которой ты и являешься.
Отбегаю пулей от него. Не могу сдержать слезы.
– Ненавижу тебя! Тебе не получить меня никогда!
– У тебя четыре дня, и будешь видеть небо синее над головой. Подумай мозгами, если они еще остались у тебя. Что ты выбираешь?
– Гори в аду, Батуров! Никогда я не выберу тебя. Вовек, слышишь?
– Не зарекайся. Поживем – увидим. А теперь пошла на хрен отсюда.
Мужчина открывает дверь, и я вылетаю из этого проклятого места за секунду. Бегу, даже не оглядываясь, роняя слезы. Как же сильно я ненавижу его. Даже не верится в то, что тот, которого я когда-то смела любить, оказался жестоким и бездушным монстром.
Едва успеваю хоть немного заглушить истерику, дойдя до дома. Полинка не должна видеть мои слезы. Испугается только, волноваться будет. Быстро смахиваю их с лица. Проскальзываю в квартиру и умываю лицо холодной водой, ужасаясь своего отражения. Вся заплаканная, с красными глазами. Волосы сбились в кучу.
Вытираю лицо и иду к дочке. Она, как обычно, встречает меня и лезет обниматься. Моя маленькая и самая родная обезьянка.
– Мамочка! Что ты мне плинесла?
Заглядывает в мою сумку, откуда я обычно ей апельсины и яблоки достаю. Сегодня там пусто. Мне не на что было купить ей витамины.
– Малышка, ты ужинала сегодня?
– Да. Кашу. Невкусная она.
– Полинка, а где няня?
– Не знаю.
В душе холодеет. Как няня могла ее одну оставить? Как давно Поля сидит тут сама? А если бы снова приступ… Господи. Обнимаю малышку и беру на руки. Несу в комнату. На столе нахожу записку.
“Не могу больше тут работать. Платите мало, а ребенок сложный, болезненный. Извините”.
Не могу сдержать слезы. Сволочь. Как она могла бросить Полю одну, не предупредив меня заранее?
Впервые за долгое время срываюсь и плачу, прикрывая лицо руками. У меня нет работы, совсем скоро не будет жилья. Мне не с кем оставить ребенка, не на что кормить Полинку и покупать ей дорогие лекарства. Чувствую себя загнанным зверем. Господи, что же мне делать?
От слабости трудно стоять на ногах. Кажется, еще немного – и я просто умру, растворюсь и наконец сдамся, но мне нельзя. У меня ребенок маленький. Ждет меня и любит так же сильно, как и я ее. Она гладит меня по голове маленькой ручкой, пытаясь успокоить, хотя я должна это делать, я мама.
– Мамочка, не плачь…
В этот момент я принимаю решение, которое кажется мне единственно верным. Я слабая, и я не справилась. Сердце сжимается от боли, но у меня нет выхода. Его просто нет. Хватаю телефон и набираю тому, кому зареклась хоть когда-либо звонить. Я удалила его номер давным-давно, и теперь по памяти ввожу цифры, которые отпечатались у меня в голове.
– Слушаю.
– Это я… Я согласна.
– Ты слишком поздно звонишь. Надо было сразу принимать мое выгодное предложение. Условия теперь изменились.
– Что? Какие условия?
– Жду в ресторане завтра в семь.
Марат отбивает телефон, а я так и не могу сомкнуть глаза до утра в ожидании встречи с человеком, который когда-то мужем мне считался, а потом сердце вырвал с мясом. Я ненавижу его, но у меня нет шанса спасти ребенка иначе.