Екатерина Островская
Украденные воспоминания
Глава 2
Ровно через год Наташа проснулась и посмотрела на Центральный парк, на желтые и красные верхушки кленов, над которыми кружила стая голубей. Дверь ее спальни стояла приоткрытой, слышно было, как Джон негромко разговаривает с кем-то по телефону. Наташа не хотела вслушиваться, но все же до нее донеслось:
– Ты точно знаешь? Значит, все-таки Иван. Мы так и предполагали. Я всегда подозревал, что тот прекрасно владеет английским. Не случайно же он так старательно прикидывался глухим деревенским дурачком, контуженным в Чечне. Значит, нужную нам информацию русские через него все-таки получили…
Наташа поднялась, накинула на плечи халатик и подошла к окну. Небо было чистым и – чужим. Неужели все вот это – мечта многих? Мягкий ковер под ногами, интерьер спальни и мебель, стилизованные под времена Людовика Шестнадцатого… А на стене картина Ватто, вывезенная Джоном из России. Он отдал за нее восемьдесят тысяч, а по приезде показал специалистам, которые назвали аукционную цену – полтора миллиона. Но Джон не собирается ее продавать, это его подарок Наташе.
…Перед Первым мая весь коллектив собрался за накрытыми столами в столовой офиса. Три десятка человек, из которых пятеро американцы и один англичанин, имеющий еще и израильский паспорт – он занимался обеспечением безопасности предприятия. Произносились тосты и спичи. Русские пили за день международной солидарности трудящихся, американцы – за день благословения велосипедов, который в Штатах отмечают как раз первого мая, а начальник службы безопасности слушал всех внимательно, поскольку был непьющий. Мистер Хадсон опять усадил Наташу рядом с собой. Он снова ухаживал за ней – наполнял бокал шампанским и шептал комплименты. Шепот был громкий, и Грановский, сидевший через два человека от Наташи, наверняка его слова слышал. Но Максим Леонидович виду не подавал и даже улыбался руководству приветливо и скромно.
Мистер Хадсон вызвался довезти Наташу до дому. Он опустился рядом с ней на заднее сиденье. В салоне «Мерседеса» было свежо, пахло зелеными яблоками, за окном проносился в прошлое последний день апреля, из динамиков лился голос Барбары Стрейзанд.
– Love is the moment in space…
– Иван, сделай музыку погромче! – приказал Джон.
Но водитель не пошевелился.
– Он же глухой, – почему-то шепотом напомнила Наташа.
Вообще-то все в офисе знали, что новый водитель президента фонда – бывший сержант, контуженный в Чечне. Комиссованный Иван вернулся на второй курс Политехнического, но учиться уже не смог.
Прежнего водителя мистер Хадсон уволил непонятно за что. Наташе он, правда, объяснил с улыбкой, будто бы наказал его за тот случай с лужей. Но, судя по всему, причина была другая – прежний шофер был красив и элегантен.
– Мне нравится Барбара Стрейзанд, – объяснил Джон.
– Мне тоже, – призналась Наташа.
– Вообще мне по сердцу талантливые и увлеченные женщины, – продолжил мистер Хадсон. – С ними приятно общаться: они не ощущают себя униженными, не потому, что феминистки, а оттого только, что знают себе цену. И цену своего таланта, трудолюбия. Я всегда думал, что если женюсь когда-нибудь, то только на такой.
– Пока ждали, Барбара Стрейзанд уже успела состариться, – улыбнулась Наташа.
– Это так, – подтвердил Джон.
И без всякой паузы перешел на английский.
– Мне кажется… может быть… я даже уверен, что сейчас встретил такую женщину. Это вы, Наташа.
– Вы произнесли слова «может быть», – вздохнула она, – а значит, уверенности-то у вас нет.
– Нет, я уверен в этом более, чем в том, что именно Колумб открыл Америку. И вообще, все, что я знаю теперь, ничтожно мало по сравнению с ощущением того, что я впервые в жизни полюбил. Полюбил ту, о ком мечтал долгие годы. Вы не откажете, если я вам сделаю предложение?
Наташа растерялась. И смогла лишь оттянуть время:
– Мне кажется, вы таким образом уже делаете мне предложение.
– Именно, – подтвердил мистер Хадсон, – здесь и сейчас я прошу вашей руки.
Теперь до нее дошло все-таки, что происходит. После телефонного разговора с Мариной Степановной Наташа была готова ко всему: к проявлению особого внимания, к приглашению посетить ресторан или какую-нибудь вечеринку в посольстве, но чтобы так запросто, в машине…
– Я должна подумать, – произнесла она тихо, – все так неожиданно.
– Конечно, – согласился Джон, – подумайте, вспомните, как вы ко мне относитесь. Если я противен вам, то можете отказать…
– Нет, конечно… – попыталась успокоить его Наташа.
– Нет – это отказ? – выдохнул глава фонда.
– Что вы! – испугалась Наташа, видя его лицо. – Это совсем не отказ, я не собиралась вам сейчас отказывать.
– Уф… – выдохнул мистер Хадсон. И снова перешел на русский: – Вот и славненько!
Он полез в карман и достал из него небольшую коробочку.
– Целый день таскаю ее с собой. У нас так принято на помолвку…
Джон протянул коробочку Наташе. Она уже знала, что в ней лежит, хотела отказаться, но – взяла. Пришлось открыть. Внутри было кольцо с крупным розовым камнем.
– Какая красота! – вырвалось невольно. Почему-то шептом.
Подняла глаза на мистера Хадсона, а тот уже подставлял щеку для поцелуя.
Она вошла в квартиру, прошагала на кухню и увидела родителей. Мать резала колбасу для оливье, а папа крутил ручку мясорубки.
– Что такая красная? – крикнул отец.
– От шампанского, вероятно, – ответила Наташа, – мы на работе праздник отметили.
Конечно, это от шампанского, иначе Джон не застал бы ее врасплох. А теперь, когда она приняла его кольцо, вероятно, уже поздно отказываться. Хотя кто знает? И вообще, любит ли она мистера Хадсона? Понятно, что не любит. Но Джон ей не противен, даже наоборот, бывают моменты, что нравится, – когда она смотрит, как тот двигается, как при встрече с мужчинами протягивает руку для рукопожатия… это выглядит так по-мужски и так одновременно грациозно. Но если она ему откажет, вдруг никто и никогда больше не сделает ей предложения? Тогда Наташа на всю жизнь останется одна, превратится в злобную и вечно чем-то недовольную старую деву, и все будут знать, что она старая дева, и судачить на сей счет. К тому же мистер Хадсон богат. Вероятно, даже очень богат. У него в собственности треть акций фонда «Рашен райз», и, значит, его ежегодный доход сотня-другая миллионов долларов. А это уже серьезно.
Она зашла в свою комнатку и снова открыла коробочку с кольцом. Посмотрела, как переливаются в камне огоньки – отблеск потолочной люстры, и вздохнула. Замуж, конечно, хочется, но…
Наташа так и не поняла, что означает ее мысленное «но». Решила рассказать все родителям. И если они не будут отговаривать, то тогда предложение она примет.
Мама резала на кубики вареную картошку, а отец мыл мясорубку.
Наташа села за стол и спросила:
– Помощь нужна?
– Мы уже заканчиваем, – ответила мама. Посмотрела на дочь внимательно и спросила негромко: – У тебя что-то произошло?
Наташа вздохнула и призналась:
– Мне сегодня предложение сделали.
– Какое? – не поняла мама. – Повышение предлагают?
– Ее замуж позвали, – догадался отец.
Он вытирал полотенцем руки и тоже смотрел на Наташу.
– Правда, что ли? – не поверила мама.
Дочь кивнула и поставила на стол коробочку. Открыла, подвинула ближе к маме.
– Прелесть какая! – восхитилась та. – А что это за камень?
– Розовый бриллиант, три карата. На свадьбу Джон обещал подарить еще больше.
– Джон? – не поняла мама. – Он что…
– Не что, а кто, – поправил отец. – Американец, видать.
Он посмотрел на дочь.
– С тобой вместе в фонде работает?
– Да, первое лицо. А ты против того, чтобы я выходила замуж за американца?
– Мне-то что, – пожал плечами отец, – мне главное, чтобы ты была счастлива. Но лично я замуж за иностранца не пошел бы.
– А тебе никто и не предлагает, – хмыкнула мама.
– Откуда ты знаешь? Может, я с тобой не всем делюсь, чтобы не травмировать твою психику.
Но мама уже не слушала мужа, а смотрела на дочь.
– Ты-то сама как к нему? У вас уже что-то…
Она обернулась к отцу.
– Ну, что встал здесь? Иди поделай что-нибудь, нам поговорить надо.
– Да я вроде тоже не посторонний. Может, и мне интересно узнать, за кого не чужая мне дочь замуж идет.
– Ничего у нас не было, – призналась Наташа, – Джон подвозил меня до дома и в машине сделал предложение.
– В машине в самый раз, – кивнул отец. – А вот в метро или в трамвае было бы неудобно, особенно в часы пик, когда ты возле одной двери, а жених у другой. Или вообще на платформе остался без ботинка и с оторванными пуговицами.
Отец ухаживал за мамой почти три года. Та была студенткой, а он реставратором – работал в Царском Селе. Заканчивал поздно и ехал к ее дому, чтобы только увидеть. Стоял под окнами, надеясь, что она выглянет. Если это происходило, то махал рукой, садился за руль и уезжал. А будущая жена, даже зная, что ухажер внизу, не спешила выглядывать, а уж тем более спускаться во двор. И вообще, за ней ухаживали и другие. Особенно был настойчив один из сокурсников – мастер спорта по бадминтону, высокий и стройный. Парень провожал ее домой и каждый раз лез целоваться. Однажды бадминтонист столкнулся с молодым реставратором, о котором был наслышан. Уверенный в своей физической подготовке, спортсмен полез драться и – получил очень даже неплохо. Мама рассказывала Наташе, что испугалась тогда, а главное, сразу поняла, за кого так волнуется. Будущий муж уложил соперника двумя ударами, причем по лицу не бил, хотя и предупредил, что в следующий раз все будет по-настоящему. После того случая бадминтонист как-то сам собой улетучился.
Предложение отец сделал утром того дня, когда объявили о смерти Брежнева. Вся страна напряглась в испуганном ожидании – что же дальше, как жить без мудрого руководства? А отец приехал и позвонил в дверь. Будущая жена выскочила на площадку, и реставратор пригласил ее в кафе. Там было пустынно и тихо, потому что запретили исполнять в общественных местах и передавать по радио эстрадную музыку. Отец взял бутылку шампанского. Буфетчица посмотрела на него косо и, несмотря на пустой зал, шепотом попросила не радоваться громко. И сама же испугалась своих слов. Пробка вылетела из горлышка почти беззвучно, и, разливая вино по бокалам, отец сказал:
– Кончится траур, поедем подавать заявление.
Ночью мать проскользнула в комнату Наташи.
– Заснуть не могу, – объяснила она, – все думаю, что будет, если ты уедешь туда жить.
– Станем летать друг к другу в гости.
Мать вздохнула и спросила:
– Ты хоть его любишь?
– Не знаю, – солгала Наташа. – Но за семь месяцев нашего знакомства он не совершил ничего такого, что вызывало бы у меня отвращение.
– Главное, чтобы не пил. – Опять вздохнула. – А все остальное можно стерпеть.
Джон Кеннеди Говард Хадсон даже на своей свадьбе выпил всего-навсего бокал шампанского. Когда гости орали «горько!», он целовал невесту осторожно, хотя и достаточно умело. Зал ресторана, рассчитанный на две с половиной сотни человек, едва ли был заполнен на треть: коллектив фонда в полном составе, несколько подруг Наташи по институту и школе, все с мужьями, разумеется. Присутствовали и десятка полтора сотрудников американского консульства, все в почти одинаковых серых костюмах и с голубыми галстуками.
Мама улыбалась и плакала, а вот отец сидел растерянный: накануне свадьбы Джон подарил будущему тестю внедорожник «Додж». Наташа смотрела на родителей, и ей было жалко их: маме уже за пятьдесят, отец старше ее на пять лет, но что они видели в жизни? Самая большая радость за годы супружества – получение квартиры, если не считать рождения дочери. Квартира небольшая, двухкомнатная, типовая. Отец, правда, постоянно что-то делал в ней, как мог, улучшал. Например, заменил обычные створки на старинные дубовые, те были приготовлены на выброс в одном из особняков, который ремонтировала его бригада. Он отреставрировал их, и теперь это не двери, а произведение искусства. Так же как и ореховые стеновые панели. Откуда-то отец притаскивал разбитую старинную мебель и долго возился с ней – в квартире вечно стоял невыветриваемый запах морилки, лака, старого дерева. Наташа так привыкла к нему, что этот «аромат» казался ей родным и приятным.
Когда Джон пришел знакомиться с родителями невесты, по его лицу было видно, как он удивился. Мистер Хадсон посмотрел на резную раму зеркала в прихожей, потрогал бронзовые ручки дверей и произнес:
– Странный вы народ, русские. Здесь отделка стоит, как вторая квартира, причем куда больших размеров.
А Наташе казался странным сам жених. И с каждым днем сближения с ним она все больше и больше не могла понять этого человека. Правда, и близости как таковой не было. Через неделю после того, как Джон сделал ей предложение, они отправились поужинать в ресторан, где сидели за столиком на двоих в углу зала. Благоухал огромный букет алых роз, радостно потрескивали свечи в бронзовом канделябре, а скрипач весь вечер исполнял им итальянские мелодии. Наташа не сомневалась, что после ужина Джон пригласит ее к себе. Так и случилось.
Когда выходили из зала, мистер Хадсон сказал как бы между прочим:
– Сейчас заедем ко мне: посмотришь, как я устроился в России и где тебе придется жить.
Она, конечно, изобразила радость, а сама подумала: сегодня случится то, что должно рано или поздно произойти. Мысленно Наташа уже была готова ко всему и поняла, что это произойдет именно сегодня, в тот момент, когда услышала приглашение на ужин.
Жил Джон неподалеку от ресторана, в старом доме на Итальянской. Перед входом раскинулась охраняемая парковка, на которой сверкали боками дорогие автомобили. На лифте поднялись на последний этаж, где была лишь одна дверь. Хозяин пропустил ее внутрь в темноту, вошел следом и включил свет. Наташа увидела просторный холл с мягкими диванами и креслами, барную стойку, большие напольные часы в ореховом корпусе и несколько картин на стенах.
– Вот так скромненько я и живу, – прозвучал за ее спиной голос Джона. – Никакого антиквариата, если не считать часов и полотна Ватто, которое я приобрел тебе в подарок. Представляешь, старушка, владелица картины, попросила за нее всего сто тысяч, а я еще и поторговался немного. Сделку мне Максим Грановский устроил: старушка уже чуть не при смерти, какая-то подруга его бабушки.
Наташа подошла к стене. На полотне были изображены куртуазный кавалер с дамой на фоне лиственного леса. Дама полулежала на траве, подставляя кавалеру шею для поцелуя, кавалер склонился над ней, держа в руке бокал с шампанским. Неподалеку маленькая собачка лаяла на птичек, а за кустами отгоняли хвостами мух две оседланные лошади. Картина Наташе не понравилась, но все равно она сказала:
– Мне всегда был интересен Ватто, спасибо тебе, Джон, за подарок.
Она поцеловала мистера Хадсона, и тот ответил ей. Потом провел гостью по квартире, демонстрируя две спальни, гардеробную и кухню. Из бара под стойкой достал бутылку шампанского и спросил:
– Не желаешь?
Она подумала и покачала головой, посчитав, что согласие выпить Джон сочтет за оттяжку времени, за ее нежелание идти в спальню прямо сразу.
Мистер Хадсон кивнул и произнес:
– Возможно, ты права. Завтра с утра заседание совета директоров, и надо выспаться хорошенько, быть в форме. С утра следует еще раз просмотреть все документы. Кстати, я хочу, чтобы ты тоже присутствовала на совещании: будут рассматриваться вопросы, которые касаются и твоей компетенции. А потому водитель отвезет тебя сейчас домой, а утром заберет, как обычно.
На том знакомство с квартирой закончилось. Наташа возвращалась домой, не расстроенная, а несколько обескураженная – мистер Хадсон повел себя более чем странно. Но потом решила, что он так воспитан или просто хочет понравиться ей лишний раз своим благородством.
До свадьбы так ничего и не случилось. Вероятно, Джон решил отложить сие событие на брачную ночь. А потому и выпил за столом всего один бокал шампанского.
Подвыпившие гости вопили «Горько!», мистер Хадсон улыбался им. И, помогая Наташе подняться для поцелуя, шепнул ей на ухо на английском:
– Скорее бы это все закончилось.
Потом начались танцы. Первый танец, конечно, танцевали жених с невестой. И Наташа удивилась мастерству, с которым Джон кружил ее по залу.
– Ты занимался танцами? – поинтересовалась она.
– Совсем немного. Несколько уроков вальса, танго и сальсы. И то лишь для того, чтобы не сидеть сиднем на подобного рода мероприятиях.
– А мне показалось, что у тебя серьезная подготовка…
Мистер Хадсон не успел ничего ответить, потому что к его молодой жене подсела ее изрядно подвыпившая школьная подруга.
– Наташка, – закричала она, пытаясь перекричать музыку, – у тебя талия сколько сантиметров? А то я смотрю, смотрю и не могу понять. У меня такая, наверное, только в седьмом классе была. Ты вообще как рожать собираешься?
Наташа не успела ничего ответить, потому что подруга полезла уже обнимать жениха.
– Джон, ты в каком городе живешь? Санта-Барбара далеко от вас?
– Я живу в Нью-Йорке, – спокойно ответил мистер Хадсон, – а Санта-Барбара находится в Калифорнии.
– Да какая разница! – обрадовалась школьная подруга. – В Америке все близко. Дай-ка лучше я тебя поцелую… Ты такой хорошенький!
Наташа осмотрела людей за столами. Максим Грановский, Марина Степановна, Сергей Адамович Ласкер – немолодой очень тихий человек, Светлана Томина…
Начиная работу в фонде, Наташа делила с последней кабинет, и коллеги, бывало, о многом разговаривали, хотя Света больше всего на свете любила автомобили… Конечно, она любила мужа и восьмилетнего сына, но говорила чаще всего о машинах, удивляясь тому, что новая сотрудница к автотехнике равнодушна.
В конце свадебного стола сидела Таня из бухгалтерии. Ее должность в фонде была самой маленькой, и занималась она в основном мелочевкой – относила платежки в банк, забирала выписки. Документы в налоговую или в пенсионный фонд тоже отвозила Таня. О ней Наташа не знала почти ничего, кроме того, что та мечтает о новой квартире и интересовалась, сможет ли фонд предоставить ей кредит со ставкой ниже банковской. Но заявление на субсидию так и не подала. Наверное, постеснялась или заранее посчитала, что ей откажут.
Еще совсем недавно незнакомые люди казались Наташе теперь близкими и родными, ей хотелось что-то сделать для них, чтобы все вокруг были счастливы и веселы.
Сергей Адамович сидел тихо, не танцевал, почти ничего не пил. Наташа подошла к нему и спросила:
– Вы почему один, а где ваша жена?
– Слава богу, далеко, – прозвучал странный ответ. Но затем Ласкер пояснил: – Вообще-то мы в разводе, и когда она уехала в Штаты, я наконец-то поверил в существование бога. Но бывшая супруга все равно звонит и скандалит, требуя материальной компенсации за совместную жизнь.
– Смените номер телефона, – посоветовала Наташа.
– Я так и сделаю, – согласился Сергей Адамович. И посмотрел на грустного Максима Грановского, танцующего со Светланой Томиной.
Музыка смолкла, и Наташа услышала голос Джона, который терпеливо объяснял прицепившейся к нему школьной подруге невесты:
– Вообще-то в Нью-Йорке есть где побегать. Я, например, совершаю утром пробежки в Центральном парке.
Они вошли в квартиру, заставленную букетами. От необычайно сильного аромата у Наташи слегка закружилась голова. Она сняла с головы фату, положила ее на барную стойку и опустилась в кресло.
– Дай я помогу тебе платье расстегнуть, – произнес Джон, – мне кажется, ты немного перетянулась. Кроме того, в зале было очень накурено, даже я задыхался.
Она приподнялась, и мистер Хадсон расстегнул крючочки на спине лифа. Затем продолжил:
– Если хочешь, вообще его сними.
Наташа подумала немного. Раздеваться перед чужим мужчиной было неудобно, но с другой стороны, Джон уже не чужой, а самый близкий ей человек, ближе даже, чем папа с мамой. Она вылезла из свадебного платья и снова опустилась в кресло, прикрывая грудь руками. Джон поднял платье с пола и направился в гардеробную. Вскоре появился снова, подошел и протянул ей тонкий, почти невесомый шелковый халатик.
– Вот, прикройся.
Она так и поступила. То есть не надела пеньюар на себя, а только прикрыла им грудь и живот.
– А теперь, миссис Хадсон, – заговорил Джон, – поговорим о главном. Я хочу обсудить условия брачного договора, который мы подпишем сразу по прибытии в Штаты. У тебя есть какие-нибудь пожелания?
Наташа покачала головой:
– Как скажешь, так и будет.
Джон кивнул:
– Well. Тогда слушай. При разводе, если таковой случится, тебе остается вся собственность, которая была у тебя до брака. Все деньги на твоих личных счетах тоже останутся тебе, так же, как и подарки, полученные от меня или кого-либо во время нашего совместного проживания. Так что картина Ватто уже твоя навечно, как и квартира, которую я купил на твое имя в Нью-Йорке и где мы будем с тобой жить. Ни на что другое ты претендовать после развода уже не сможешь.
– Я не собираюсь с тобой разводиться, – улыбнулась Наташа, чтобы закончить неприятный разговор.
– Теперь о другом важном моменте, – продолжил мистер Хадсон, – о сексе.
– Это тоже будет в брачном договоре?
– Нет, это мы решим с тобой сейчас. Дело в том, что ты и в самом деле мне очень симпатична, но я привык жить один и только как мне нравится. Ты красива и умна, с тобой не стыдно появиться в самом изысканном обществе. Я хочу попросить тебя только уделять мне внимание на подобных мероприятиях, улыбаться, принимать участие в беседах и соглашаться с моим мнением так, словно оно наше общее. Но у меня была личная жизнь и до тебя. Она же у меня и останется. Я буду недоволен, если ты станешь устраивать скандалы по поводу моих отлучек или того, что я иногда отключаю свои мобильные телефоны. Личная жизнь – это…
Мистер Хадсон задумался, подбирая русские слова.
– Секс на стороне? – подсказала Наташа.
– Возможно. Но не это главное. Секс – важная составляющая нашей жизни, но не основная. Есть и духовные потребности.
– Я тоже так считаю, – кивнула она. – А как же секс?…
Джон посмотрел на нее и ослепительно улыбнулся.
– Я не стану возражать, если у тебя появится кто-то. Не скажу, что мне это понравится, но если ты так решишь, то пусть будет. Попрошу только, чтобы твоя связь не выставлялась напоказ и чтобы ты не меняла партнеров очень часто.
– Мне не нужны партнеры на стороне. Для этого не надо выходить замуж. Или ты думаешь, что я говорила тебе о любви, а сама стреляла глазами, чтобы высмотреть того, с кем можно переспать?
– Я так не думаю. Однако в жизни может случиться всякое. И, как я уже сказал, возражений с моей стороны не будет. Так же как и с твоей, я надеюсь…
Только сейчас Наташа начала догадываться. Но то, что пришло в голову, нагнало краску на ее щеки. А потому она поинтересовалась крайне осторожно:
– Прости, Джон, а ты случайно не… То есть ты – гей?
Мистер Хадсон улыбнулся застенчиво.
– Не совсем. Для меня возможна близость и с женщинами, но с мужчинами мне нравится больше. Но я не меняю своих партнеров очень часто, и мне приходится это скрывать.
– Поэтому ты и женился на мне?
– Отчасти – да. Но ведь ты и в самом деле украсишь жизнь любого мужчины. Даже гея.
Джон вдруг рассмеялся с видимым облегчением. Вероятно, оттого, что признался, а ничего не изменилось. Нет ни удивленных причитаний молодой жены, ни истерики, ни слез. Он смеялся как-то по-детски, потряхивая головой, почти до слез.
А Наташе было не до смеха.
Мистер Хадсон смахнул слезинки и, пытаясь подавить новый приступ веселья, произнес:
– Признайся, подобный брак – мечта многих женщин. Ваши звезды эстрады живут точно так же.
– Я не умею петь, – попыталась отговориться Наташа.
– Так и они тоже не умеют петь, – ответил мистер Хадсон и засмеялся еще громче.
Ночь провели каждый в своей спальне.
Наташа долго не могла заснуть, лежала и думала о том, что ничего в ее жизни не изменилось. Точнее, изменилось все: теперь жизнь у нее будет другая – богатая, сытая. Вместо Наташи Пешковой появится, вернее уже появилась, уважаемая миссис Хадсон, самодостаточная и уверенная в себе дама. Хотя насколько она будет уверенной в себе, еще непонятно, потому что ничего не изменилось и Наташа осталась такой же одинокой, как и была прежде, в годы работы в карманной корпорации Марата Артуровича Григоряна.
