Екатерина Островская
Сверх отпущенного срока
Глава 9
Дальский стоял возле репертуарной тумбы и просто наслаждался солнцем, подставляя ему лицо.
Полчаса назад он отдал заявление с просьбой о творческом отпуске за свой счет. Его тут же подписал директор театра Долгополов, сказав при этом, что с возвращением можно не спешить, ведь такой талантливый актер, как Алексей Дальский, наверняка сумеет хорошо устроиться в жизни. Алексей хотел сказать, что уже устроился, но не успел: в тот момент ему позвонил Герман Владимирович и спросил, где они могут сейчас увидеться. Дальский ответил негромко, что будет ждать у театра. И уже около получаса стоял, ожидая посланный за ним автомобиль.
Мимо прошла Виктория Соснина. Актриса мимоходом кивнула, но именно этот кивок свысока почему-то задел Алексея.
– Вика! – крикнул он вслед девушке.
Та остановилась, и Дальский шагнул к ней.
– Я, вероятно, уйду из театра, – произнес, улыбаясь.
– Очень жаль, – без всякого сожаления произнесла Соснина. – Вы замечательный партнер. Сестра сказала, что вы были самым талантливым на курсе.
– Как она?
– Уже год как вдова.
Дальский кивнул, показывая, что знает об этом.
– Вероника хочет вернуться в профессию, но не в театр, – продолжала Виктория. – Я обещала ей поговорить с продюсерами, думаю, что получится помочь. А вы бы зашли к ней… Она помнит вас и все время интересуется, как вы.
В кармане Дальского снова затренькал мобильник.
– Я стою за углом, – услышал Алексей в трубке. – Не говори сейчас вслух ничего, когда распростишься с Викой, тогда и подходи.
Герман Владимирович приехал на другом автомобиле, причем за рулем сидел не сам, а водитель. Перед лимузином и позади него стояли два одинаковых черных внедорожника с тонированными стеклами. Дальский приблизился к роскошному автомобилю и заметил, что за ним с другой стороны улицы наблюдает обалдевший от увиденного директор театра Долгополов.
Не успел Алексей опуститься на сиденье, как между пассажирским диваном и передним отсеком начала подниматься непрозрачная ширма из темного стекла.
– Как эта машина называется? – поинтересовался Дальский.
– «Бентли». Бронированный, кстати. Нам надо быть осторожнее. Отныне ты – Максим Михайлович, и никто, включая охрану и водителей, не должен сомневаться в этом. Когда мчались за тобой, я сказал шоферу, что хозяин ждет нас возле театра. Но Сережу удивило не то, что Потапов оказался здесь без охраны, а то, что ты без очков. На-ка вот, нацепи и носи, не снимая.
Герман Владимирович протянул Дальскому футляр из крокодиловой кожи. Алексей открыл и увидел небольшие прямоугольные очки в тонкой золотой оправе. Надел их и удивился:
– Кстати, стало лучше видно.
Герман Владимирович посмотрел на него внимательно, словно сравнивая копию с оригиналом, и усмехнулся:
– Обычные стекла, но очки стоят столько, что через них можно Америку увидеть. И тут же спросил: – С домом попрощался?
– С каким? – не понял Дальский. – Я только жену предупредил, что предстоят длительные гастроли.
Он поднял глаза на собеседника, и тот вдруг отвернулся, словно попытался что-то скрыть.
За тонированными стеклами проносились дома и автомобили.
– Роль я получил, а когда начнется репетиционный период? – поинтересовался Алексей. – И потом, вероятно, я должен лично познакомиться с прототипом моего персонажа?
Герман Владимирович продолжал рассматривать пролетавшие мимо городские пейзажи и молчал. Дальскому даже вдруг показалось, что сейчас ему будет объявлено о том, что контракт отменяется. Стало обидно, и сердце сжалось, как будто его вот-вот лишат роли, о которой он мечтал всю жизнь. Что, если и аванс попросят вернуть? А ведь часть денег уже истрачена… Все это пронеслось в мозгу быстро-быстро, гораздо быстрее зданий и машин, мелькавших по сторонам.
– Ты очень похож на Потапова. – Герман Владимирович оторвал наконец взгляд от окна. – Я даже не ожидал, что будет такое сходство. Однако разница есть: у Максима Михайловича нос с небольшой, едва различимой горбинкой, а у тебя прямой, как доска. Губы у него, пожалуй, немного тоньше, и залысины начинают обозначаться. К тому же ростом он выше на один сантиметр.
– Сантиметр – это ерунда, – попытался возразить Дальский, – никто же не собирается бегать за мной с рулеткой.
– Да, ерунда, – согласился Герман Владимирович. – В конце концов можно сделать пластику – форму носа чуть изменить, губы подрезать.
– Губы не надо. Я могу их поджимать немного. А нос…
– Короче! – не дал актеру договорить работодатель. – Репетировать начнем прямо сегодня. Потапов ночью улетел в Лондон, оттуда рванет в Штаты, потом заскочит в Цюрих, а затем отправится в свой родной город – дней через десять, судя по всему. К тому времени нам нужно подготовиться к выходу на большую сцену. А первая репетиция уже сегодня. Ты встретишься с одной девушкой и скажешь ей, что это последнее ваше рандеву, что она видит Потапова… то есть тебя, в последний раз.
– Другими словами, я должен от имени Максима Михайловича порвать отношения, закончить надоевший роман. Мне следует как-то объяснить разрыв? Или достаточно грубо…
Герман Владимирович, задумавшись на мгновение, перебил его, чуть понизив голос:
– Нет, грубо не надо. Потапов никогда не выходит из себя и не унижается до того, чтобы оскорблять зависящих от него людей. Просто скажи, что тебе все известно об ее отношениях с другим мужчиной и ты не хочешь им мешать. Если девушка начнет опровергать свой роман на стороне, положи на стол компрометирующие ее фотографии и уйди.
– А если нас увидит кто-то, кому известно, что Максим Михайлович сейчас в Лондоне? Или вдруг девушка сама это знает?
Герман Владимирович покачал головой.
– У вас встреча в том самом ресторанчике, который мы с тобой посетили вчера. А вот фотографии, ознакомься.
Начальник личной охраны олигарха достал из кармана пакет и протянул Дальскому:
– С девушкой ты, кстати, знаком.
Алексей подумал, что как-то неловко рассматривать чужие фотографии, но поскольку конверт вручили именно для того, чтобы он посмотрел, вынул снимки, вернее, выдвинул из конверта увесистую пачку и взглянул мельком. И тут же оторопел. Потому что увидел Вику Соснину, которая прижималась к Макару Башкирцеву, пытаясь заглянуть ему в глаза. Слащавый и бездарный Башкирцев был звездой сериалов. Правда, теперь его все больше приглашали на полный метр, и только что он поучаствовал в Голливуде в какой-то постановке про русскую мафию. В свои двадцать семь актер стал тем, кем Дальскому не стать никогда – звездой и мечтой женщин.
– Каков пострел! – не то вздохнул, не то восхитился Герман Владимирович.
– Может, у них деловые отношения, – попытался заступиться за коллег Дальский.
– Это самая невинная фотография, а вообще их почти сто штук. Впрочем, ваше с Викой последнее свидание состоится вечером. А сейчас заедем ко мне домой, ты посмотришь видео с Потаповым: семейные съемки, тусовки и деловые встречи. Увидишь, как он общается с разными людьми. За сегодняшнее рандеву я не боюсь, а уже начиная с завтрашнего дня мы с Викой все равно больше пересекаться не будем.
Насчет последнего Алексей посомневался бы, но спорить с работодателями не в обычаях нищих актеров, и он промолчал.
За Викторию было обидно. А заодно стало жаль и ее старшую сестру Веронику, из которой не получилось актрисы и которая мечтает сейчас лишь о том, как бы получить хоть какую-нибудь роль в одном из бесконечных и занудных сериалов, где есть все, кроме настоящей жизни и настоящих героев. Да и Вика, востребованности которой он, может быть, и завидовал немного, вряд ли счастлива, – ее судьбой распоряжается не лично любовник-олигарх, а его охранник.
Подумав так, Дальский вдруг понял: теперь и он сам не хозяин себе, им уже распоряжаются незнакомые люди – к тому же предупредившие, что надо быть поосторожнее. Бронированный автомобиль – это хорошо, конечно, да и личная охрана тоже неплохо, о подобном мечтают многие, но нормальному человеку более всего хочется ничего не бояться.
Квартира главного телохранителя известного олигарха походила скорее на гостиничные апартаменты. Возможно, она Герману Владимировичу и не принадлежала, а использовалась как служебное жилье. Или для встреч миллиардера с популярными молодыми актрисами.
Дальский сидел в мягком кресле перед огромным плоским экраном и внимательно наблюдал, как двигается, как говорит, как подмигивает в камеру Максим Михайлович Потапов. Наблюдал, запоминал, иногда повторял.
Герман Владимирович поставил перед ним тарелки и контейнеры с едой. Похоже было, что все эти салаты, колбасу и рыбу доставили из принадлежащего ему ресторана.
На экране телевизора появился празднично накрытый стол, во главе которого восседал олигарх. Алексей тоже взял в руки нож и вилку и стал копировать. Камера пробежалась по лицам сидящих за столом людей, и некоторых Дальский уже узнавал: вот жена Потапова, Светлана Валерьевна, сын Денис, мать олигарха Римма Романовна, ближайший друг бизнесмена и вице-президент концерна «Росинтерн» Федотов… Присутствовали и несколько молодых людей с девушками: молодежь казалась напряженной и несколько испуганной от того, что сидела за одним столом со столь известным и богатым человеком.
– День рождения Дениса в апреле нынешнего года, – объяснил Герман Владимирович. – Парню исполнилось семнадцать, и он пригласил в дом нескольких своих сокурсников. Больше эти гости в дом не приходили. Впрочем, у Дениса теперь и своя квартира имеется.
– Послушный мальчик? – поинтересовался Дальский.
Герман Владимирович посмотрел на него и усмехнулся.
А на экране Максим Михайлович поднял бокал и обычным голосом, просто, без всякого пафоса произнес тост:
– Денис, и вы, ребята, послушайте меня. Вам повезло вступать в жизнь в замечательное время, когда возможно многое. В мои годы достичь чего-то было значительно труднее, даже, пожалуй, практически невозможно…
«Ого! – удивился про себя Дальский. – И это говорит внук высокопоставленного советского руководителя, зять секретаря городского комитета КПСС!»
А вслух произнес:
– Герман, ты говорил, что фамилия Риммы Романовны – Риммер. Кажется, был партийный деятель с подобной фамилией.
Главный секьюрити олигарха кивнул.
– Роман Захарович Риммер. Это родной дед Максима. Только он бросил семью, когда дочке и года не было. Уехал в Москву на повышение, а семью так и не вызвал к себе. Больше он не женился. Да и в разводе официальном, кажется, не был. На похороны жены прислал телеграмму с соболезнованиями на правительственном бланке. Максим видел деда всего раз в жизни, когда с матерью ездил в Москву. Тогда они простояли пять часов в очереди, чтобы посетить Мавзолей, и почти столько же поджидали родственника во дворе его дома на Кутузовском проспекте. Роман Захарович подъехал, о чем-то недолго поговорил с дочерью и вошел в охраняемый подъезд. Через пять минут во двор выскочила домработница и протянула Максиму книгу деда. Томик назывался «В годы испытаний», а на титульном листе стояла надпись: «Максиму от автора. Будь стойким борцом за светлое будущее!»
– Пожелание сбылось, – рассмеялся Дальский.
Но Герман Владимирович посмотрел на него строго.
– Зря я тебе рассказал… Но, с другой стороны, если мне это известно, то и от тебя вряд ли бы Максим Михайлович стал скрывать.
Он остановил запись и вернулся к тому моменту, когда Потапов, не вставая со стула, поднял бокал и начал произносить тост.
– Да, практически невозможно. Благодаря усилиям многих людей ситуация изменилась. Возможно, вы сумеете подняться высоко, достичь определенного положения в обществе. Но хочу пожелать вам всем всегда оставаться добрыми и отзывчивыми, оценивать людей не по размерам их капиталов, не по занимаемой должности, а по душевным качествам…
Оператор грамотно ушел с крупного плана, чтобы показать панораму всего стола и лица молодых гостей, внимающих речам олигарха. От Дальского не укрылось, как жена Максима Михайловича, смотревшая до сих пор в стол, отвернулась в сторону и как Денис нетерпеливо поднимал все выше и выше бокал, наполненный шампанским.
А Потапов продолжал говорить спокойно и без эмоций:
– Не бывает плохого времени или хорошего. Добро и зло внутри человека. Помните об этом. А тебе, Денис, хочу пожелать побольше настоящих друзей и поменьше случайных связей. Помнится, тебе как-то понравились мои часы…
Максим Михайлович оторвал от стола левую руку, поставил бокал, и опытный оператор вновь увеличил план, чтобы показать, как расстегивается золотой браслет.
– Возьми их себе на память о своем семнадцатилетии и о том, что я пожелал тебе сегодня.
– Лучше бы деньгами, – пробурчал довольно громко Денис. И тут же залпом осушил свой бокал.
Потапов наблюдал за ним внимательно, потом поднялся из-за стола.
– Извините, у меня дела…
Бросил короткий взгляд на жену и ушел. Опытный оператор сфокусировал внимание зрителей на бокале с шампанским, к которому олигарх так и не притронулся.
Герман Владимирович вновь остановил запись и посмотрел на Дальского.
– Ну и какова судьба часов? – спросил тот.
Главный секьюрити олигарха усмехнулся:
– А ты не так прост…
Затем Герман Владимирович достал из кармана и положил на стол те самые часы.
– На следующий день Максим Михайлович дал сыну денег, а часы забрал. Только ни разу их больше не надел, а купил себе точно такие же. Эти можешь взять на период действия контракта.
Они еще около часа крутили домашнее видео семьи Потаповых. Потом Герману Владимировичу позвонили, и он умчался куда-то. Дальский продолжал смотреть на экран, хотя уже без особого внимания: типаж персонажа, которого ему предстояло сыграть, был понятен, многие характерные жесты и любимые словечки Максима Михайловича запомнились. Несколько дней репетиций, и Алексей сможет стать похожим на Потапова больше, чем тот сам похож на себя. Вот только небольшая горбинка носа да почти незаметная родинка на щеке возле мочки уха…
Зазвонил мобильник. Алексей взглянул на экран телефона – Вадим. Пришлось отвечать.
– Ты про сибирский чес правду сказал или так, трепался? – Голос друга был напряженным и резким.
– А в чем дело? – не понял Дальский.
– По театру слух пошел, будто бы тебя в Голливуд выписали.
– Вранье.
– Сволочь ты! – рявкнул Карнович. – Не меньше десяти человек могут подтвердить, что видели, как ты садился в «Роллс-ройс».
– Это был «Бентли», – уточнил Алексей.
– Ага, ты не сволочь. Ты – подлец!
– Хорошо, – вздохнул Дальский, – я возвращаюсь в театр. Долгополов сказал, что примет меня обратно, а то мои роли некому исполнять.
В трубке наступила тишина: было похоже, что Карнович растерялся.
– Ты это, не обижайся, – произнес наконец Вадим. – Мало ли чего я ляпнул сгоряча. Прости. Езжай в свою Сибирь или в Голливуд. Куда хочешь, одним словом. Только меня не забывай, звони хоть иногда.
Они поговорили еще немного.
Попрощавшись с другом, Дальский заглянул в холодильник. И обнаружил там начатую бутылку виски – «Hankey Bannister», двадцать один год выдержки.
Выпил рюмочку.
Потом вспомнил, что он олигарх, и выпил еще две.
Вскоре вернулся Герман Владимировичем с костюмом от Потапова. Одежда оказалась в самый раз. Рубашку и галстук надевать не пришлось, так как в будничной жизни олигарх предпочитал носить под пиджаком пуловер из тонкого хлопка. Пуловер тоже оказался в самый раз.
Затем Дальского опрыскали любимым парфюмом олигарха и отправили на свидание с актрисой.
Потапов не только назначил прощальную встречу с любовницей в ресторане, принадлежащем своему главному охраннику, но и в том самом кабинете, где накануне Алексей давал согласие на работу в качестве дублера олигарха. Но на сей раз Дальского подвезли не к парадному входу, а к тому, что во дворе. Водитель Сергей вышел и открыл перед Алексеем дверцу лимузина, оставшийся в машине Герман Владимирович вручил ему большой букет орхидей. Створка тайного входа в ресторан была узкая и металлическая, но когда она как бы нехотя отворилась, актер увидел, что не всякий сейф оборудован подобными запорами. Дальского встретил охранник, который выпрямился и доложил:
– Ресторан закрыт. В зале никого. Персонал заблокирован в служебных помещениях.
– Расслабься, – посоветовал парню Алексей и двинулся вперед по неширокому коридору, в конце которого должен был находиться кабинет.
Вика уже сидела за столом. Она приподнялась, вернее – попыталась подняться при его появлении, но Дальский опустил на ее плечико ладонь и не позволил встать. Положил цветы на стол и поцеловал в подставленную щечку. При этом подумал: «А может, следовало наоборот: сначала поцеловать, а потом уж расставаться с букетом?» И сам же понял, что это мелочь, на которую не стоит обращать внимание.
– Мой любимый запах! – восхитилась Виктория ароматом мужского парфюма. Затем улыбнулась ласково: – И виски.
– «Hankey Bannister», – подтвердил Алексей, – пятьдесят граммов за окончание рабочего дня, для снятия усталости.
Он опустился за стол и посмотрел, чем же сегодня их собрался угостить Герман Владимирович. В ведерке со льдом покоились две бутылки шампанского. Дальский достал одну и начал открывать. Виктория внимательно наблюдала.
– Ты не хочешь шампанского? – удивился Алексей.
– Хочу, – кивнула девушка. – Просто ты сегодня открываешь бутылку, как официант, через салфетку. А всегда любил, чтобы пена брызнула.
– Времена меняются, – усмехнулся Дальский, – и мы вместе с ними.
Произнес эти слова и понял, что теперь будет легче перейти к главному.
Наполнил бокалы, подождал, когда осядет пена, и долил Вике.
– А почему орхидеи? – спросила актриса. – Обычно ты дарил розы…
– Все меняется, – напомнил Алексей.
Ему вдруг стало жалко простенькую дурочку. Хотя почему дурочку? Вика завела роман с одним из богатейших людей страны, и дела у нее сразу пошли в гору. Она со своими весьма средними способностями и в театральное-то училище попала, потому что муж старшей сестры был известным деятелем театра и кино. Потом, кое-как закончив учебу, с трудом устроилась в театр, где перспективы были более чем туманные – разве что произносить «Кушать подано!». Для провинциалки это верх мечтаний. Потом Виктория познакомилась с олигархом, снялась в нескольких популярных сериалах, стала ведущей актрисой театра, и на спектакли валом валят молоденькие девочки лишь для того, чтобы поглядеть на Соснину. А таланта как не было, так и нет, только хорошая фигура и обаяние наивной молодости. Умение хлопать ресницами, изображая соблазненную и покинутую в телевизионном «мыле», вряд ли сделает из расчетливой девочки великую актрису, зато дает возможность получать за съемочный день столько, сколько получает в театре отнюдь не бесталанный Вадим Карнович за год.
Алексей поднял бокал.
– Выпьем за то, чтобы у тебя было побольше настоящих друзей и поменьше случайных связей.
Вика поднесла бокал к губам и даже сделала небольшой глоток, но вдруг замерла.
– Ты о чем?
– Пей, – улыбнулся Дальский и подмигнул, совсем как Потапов, – сейчас объясню.
Осушить бокал для Виктории оказалось непростым делом. Она пила маленькими глотками. Шампанское, судя по всему, ударило ей в нос, и девушка ладошкой провела по лицу. Дальский отвернулся, чтобы не смущать свою визави.
– Орхидеи… Когда Сергея Борисовича хоронили, вся могила его была завалена орхидеями, – не к месту вспомнила актриса.
Она говорила о похоронах мужа старшей сестры, на которые, естественно, Дальский приглашен не был.
– Милая… – машинально произнес Дальский голосом своего бывшего ректора и осекся, поняв, что близок к провалу. Тут же перестроился и продолжил голосом Потапова: – Театр – это театр, а жизнь – это жизнь. Когда видишь предательство на сцене или на экране, сопереживаешь, может быть, но когда тебя используют в жизни, то на сопереживание лучше не рассчитывать. Мне тут подкинули пачку с кое-какими фотографиями… Я даже не стал просматривать их до конца, только забрал у папарацци камеру, чтобы тот не смог сделать копии.
Алексей достал из внутреннего кармана пиджака конверт со снимками и положил перед Викой.
– Возьми их на память.
Соснина вынула из конверта отпечатки и почти сразу стала пунцовой.
– Какая грязь! – Голос ее упал до шепота.
– Почему? – удивился Дальский. – Вы прекрасная пара – смотритесь рядом замечательно. Только я не привык хлебать с кем-то из одной плошки. Думаю, ты меня поняла?
Однако Виктория еще надеялась на что-то.
– Понимаешь, нам предложили роли в одном проекте, где мы должны будем играть влюбленных, вот я… то есть мы…
– Успокойся, я не в обиде.
Лицо Вики стало совсем красным. Наконец ей стало ясно, что жизнь меняется, причем явно не в лучшую сторону.
– Мы просто… – Девушка была готова расплакаться.
– Успокойся, – повторил Алексей. – Давай еще по бокальчику шампанского?
– Не хочу. Поехали отсюда! Я докажу, что люблю только вас!
Виктория неожиданно перешла на «вы», тут же испугалась – она таким образом словно сама воздвигла стену между собой и любовником-олигархом.
– Не надо мне ничего доказывать, – покачал головой Дальский, наполняя бокал Вики. – Макар – человек талантливый, популярный. Ты – тоже. Вы вполне гармоничная пара. Вами будут восхищаться и предлагать вам разные проекты. Пей шампанское!
Вика послушно подняла бокал. И стала пить вино поспешно, как будто хотела захлебнуться.
– Закуси! – посоветовал Алексей, указав на блюдо с нарезанной осетриной.
Та тряхнула головой, отказываясь.
Но олигарх был настойчив. Подал своей бывшей любовнице вазочку с черной икрой, сам зачерпнул ложечкой и поднес к дрожащим губам девушки.
– Кушай, милая, не то опьянеешь.
Вика опять тряхнула головой. Алексей сам съел икру, бросил взгляд на свой бокал и, увидев, что в нем еще есть вино, одним глотком допил.
А Соснина вдруг рассмеялась.
– Гармоничная пара… – произнесла с издевкой. – Гармония… Сергей Борисович любил повторять, что гармония и есть бог. Он Веронику любил непонятно за что, а сестра была к нему равнодушна. Понимала, конечно, что обязана мужу всем. Хотя чем, собственно? Что ребенка родила и карьеру не сделала? А я его слушала и верила, что всем в мире управляет гармония. А потом поняла: ерунда это. Вот, например, если мне нравится молодой человек, то это вовсе не значит, что и я ему сразу же понравлюсь. Зато где-то есть кто-то, который любит меня и, вполне вероятно, безответно. На чувство любви не обязательно отвечают…
– Где-то… кто-то… – прервал Дальский голосом Потапова.
Сейчас он пытался изобразить не раздражение услышанной банальностью, а просто спешку. Даже взглянул на золотые часы на своем запястье. Посмотрел на циферблат, на россыпь мелких бриллиантов – и восхитился роскошью.
– Гармония… – вздохнул Алексей. – Кто бы понимал, что это такое! Где-то убудет, а где-то подобного прибудет столько же. Это еще Ломоносов сказал.
Виктория дернула плечиком.
– Если вы, Максим Михайлович, никого не любите, то это не значит, что все будут любить вас, – закончила она свою мысль.
И сама испугалась своей смелости.
– Простите, – совсем тихо произнесла она, глядя в стол.
– Да ладно, – усмехнулся Алексей, поднимаясь. – Прощай, родная. Желаю тебе счастья.
Хотел повернуться и уйти, но остановился. Потом расстегнул браслет, снял с руки золотые часы и положил их прямо на пачку фотографий.
– Возьми на память!
Девушка протянула к часам руку так резко, словно собиралась отбросить их в сторону. Но рука повисла над столом. Вика посмотрела на олигарха и прищурилась.
– Я только сейчас заметила, как вы похожи на одного человека. То есть он похож на вас. Но вы с ним абсолютно разные. Он очень добрый, а вы…
– А я очень злой, – едва не рассмеялся Дальский.
После чего повернулся к выходу:
– Всего хорошего!
Он вернулся в автомобиль и, когда «Бентли» мягко тронулся с места, сообщил Герману Владимировичу, что подарил Вике на прощание часы.
– Вычтем из зарплаты, – покачал головой главный телохранитель олигарха. – Часики сотню тысяч евро стоят. Но ты ведь человек богатый, можешь себе позволить красивой девушке дорогой презент преподнести…
Дальский промолчал. И обрадовался, что спутник тоже больше ничего не говорил.
