Екатерина Островская
Двери в темное прошлое

 
Уж то-то вы, все девки молодые,
Все глупы вы. Уж коли подвернулся
К вам человек завидный, непростой,
Так должно вам себе его упрочить.
А чем? Разумным, добрым поведеньем.
 

И, не делая паузы, он произнес своим обычным голосом:

– Меня Иваном зовут.

– А я – Марина.

– Морская, значит, – покачал головой писатель. – Хорошее имя для русалочки. Кстати, вы сегодня что делаете?

– Пока жду, когда подъедет муж.

– Дождетесь – приходите ко мне оба на шашлыки. А не дождетесь – приходите одна. Второй вариант предпочтительнее.

– Одна вряд ли приду. А у вас наверняка много народу будет.

– Не знаю. Издатель Буховцев с женой – точно придут. Потом Максим, это с другой стороны от вас. Окатыш обещал заглянуть. Вы его не бойтесь, это он на сцене такой грозный, а вообще Вадик – скромный человек, мы с ним встречаемся и о литературе беседуем, когда он не в разъездах.

Они остановились возле калитки писательского дома.

– Не знаю, приду ли, – покачала головой Марина. – Простите, Иван… а как отчество?

– Просто Иван. Для некоторых Ваня. Но это только для Буховцева, с которым мы знакомы уже лет двадцать, и для Вадика Каткова, с которым общаемся не так давно, но как-то сблизились. Так что приходите.

Писатель уже открыл калитку, хотел войти, но, очевидно, что-то вспомнил.

– Вчера Вадик прочитал мне свое новое стихотворение. И как-то оно во мне отразилось и теперь крутится-крутится в сознании. Хотя помню всего несколько слов. Хотите послушать?

Марина кивнула.

А Карсавин уже нормальным голосом прочитал:

 
Как тяжело приходит утро,
Когда мы еле дышим оба.
И мир скрипит. Скрипит, как будто
Живой мертвец встает из гроба^[5].
 

Марина даже поежилась.

– Страшные стихи.

Писатель махнул рукой и рассмеялся. Потом объяснил:

– Это Вадик написал о старой скрипучей кровати.

Он помахал рукой и вошел на свой участок.

Марина подумала немного и решила продолжить поиски пруда. Теперь она знала направление.

Пруд оказался не таким уж большим. Он был квадратным – метров пятьдесят и в длину, и в ширину. Пляжа видно не было, то есть он был, разумеется, но никакого песочка или гальки – вокруг пруда был только сплошной стриженый и примятый телами газон.

Стоял и шатер, заглянув в который Марина увидела барную стойку и большой телевизионный экран на стене. Пять или шесть столиков, за одним из которых сидели две дамы лет сорока и пили пиво из пластиковых бокалов.

Заметив незнакомку, они не стали ее разглядывать, а сразу поздоровались. Впрочем, и взглядов не отвели.

Тогда Марина подошла к ним и назвала себя, сказав, что теперь она тоже жительница этого поселка…

Женщины тоже назвали себя: Люба и Виолетта.

– Пиво пьете? – спросила Люба.

– Нет.

– Ну, тогда мне развеселить вас нечем, – вздохнула новая знакомая, – но по вечерам здесь бывает караоке. Так что заходите.

– А я и не пою.

– Так не петь приходите, а чисто поржать. Тут никто петь не умеет. Зато весело.

Марина посидела с ними немного. Потом позвонил Валентин и спросил, как дела.

– Гуляю по поселку. Знакомства завожу. Карсавин пригласил нас вечером на шашлыки.

– Обязательно буду. Но только задержусь немного. Так что иди к нему одна, а я позже подъеду. Только не забудь, что газовый котел надо подключать.

– Ой, – вспомнила Марина, – Олег ведь хотел кого-то прислать. Вдруг работник пришел, а у нас никого.

Она извинилась перед обеими женщинами и поспешила.

– Привет писателю, – крикнула вслед Люба.

Глава 5

Без мужа Марина не собиралась, конечно, ходить в гости. А Валентин все не звонил. И человек от Олега не приходил. Время тянулось, и ничего не менялось.

Она снова вышла из калитки на улицу и увидела велосипедиста, который не спеша ехал в ее сторону. Это был человек в голубой спецовке. Он подъехал, остановился рядом и спросил:

– У вас котел подключать?

Марина кивнула и повела его в дом. Где находится котельная, мужчина знал, сразу направился туда. Было ему под сорок, то есть почти ровесник Валентина, но, конечно, выглядел иначе. Он был не толст и не худ, не седой и не лысый, не высокий, не коротышка, но показался Марине каким-то пришибленным.

Она сидела в гостиной и наблюдала за дверью котельной, которая выходила в прихожую.

Вскоре работник управляющей компании вышел, молча направился на кухню, включил газовую конфорку на плите, а потом воду.

– Котел двухконтурный, – обратился он к хозяйке дома, – то есть обогревает и воду, и радиаторы, проще говоря, батареи. Давайте я покажу, как с ним обращаться.

– Я все равно ничего не пойму или не запомню. Мужу потом объясните – это его вотчина.

Мужчина пожал плечами и пошагал к выходу. Марина провожала его, а когда спускались с крыльца, раздвинулись ворота, на территорию въехал сверкающий полировкой красный «Блейзер» и остановился. Валентин не стал выходить, молча сидел и наблюдал, как мимо автомобиля проходят работник в спецовке и жена. Работник ТСЖ бросил на него быстрый взгляд и как будто не заметил – не поздоровался даже. Да и Валентин не произнес ни слова.

Когда жена затворила калитку, он наконец вышел из машины.

– Кто это был?

– Газовщик, – ответила удивленная Марина, – Олег же обещал прислать.

– И ты впустила его в дом? А вдруг это…

– И кто же? – не выдержала Марина. – На нем спецовка, потом директор предупредил. Кстати, он хотел показать, как пользоваться котлом.

– Я умею пользоваться газовым котлом, и ты тоже сама научишься: там ничего сложного нет. Нажала кнопочку, и все, а если…

Муж говорил нервно, и Марина не понимала, почему он так переживает.

– У тебя что-то случилось? – спросила она. – Встреча сорвалась?

– Все прошло отлично. Но не в этом дело… Этот, который приходил, сказал, как его зовут?

– Может, и говорил, но я не помню. Кажется, он не представился. Я тебя ждала, потому что мы приглашены.

– Я не забыл, – сказал он. – Сейчас лицо ополосну, и мы пойдем. Кстати, я в квартиру заехал и кое-что из наших вещей прихватил. Два твоих чемодана я отнесу наверх. Извини, если помял что-то.

Пришлось открывать багажник, а потом заглядывать в чемоданы. Похоже было, что Валентин снимал с вешалки все подряд платья и так же доставал белье из ящичков комода. Спешил, судя по всему, но главное, что не забыл ее, а значит, любит.

Она сама потащила чемоданы к крыльцу, но тут появился муж и отобрал у нее тяжести.

– Ну, ты совсем, что ли?

И как раз в этот момент ветерок донес до них ароматный дымок.

– Надо спешить, – сказал Валентин, – а то мы останемся сегодня без ужина.

Он поднял чемоданы в комнату, предназначенную для кабинета жены, – необжитую, но наполненную не только мебелью, но и всякими побрякушками на полочках: коллекцией морских ракушек разного размера, бронзовыми подсвечниками, фотографиями в рамочках и слэбами с монетами. Очевидно, оформлением комнаты занимался сам Валентин. Не было только книг.

– Тьфу ты! – понял свою оплошность муж. – Надо было в твою спальню тащить. Просто не привык еще к этой планировке.

Он хотел снова поднять чемоданы, но Марина остановила его, сказав, что потом все сама разберет, а сейчас надо спешить. Она подошла к окну, отсюда, с высоты второго этажа, было видно многое: краешек леса, кусочек пруда с крышей пивного шатра, даже часть участка Карсавина с беседкой, изнутри которой шел дым. Возле беседки на скамеечке сидели люди: сам хозяин, рядом с ним его друг, популярный исполнитель рэпа Окатыш, он же Вадим Катков, еще какая-то женщина уместилась на скамье, и один гость стоял. Никто ничего не ел и не пил.

– Валя! – крикнула Марина. – Надо спешить: нас уже ждут, так что поторопись.

– Я уже готов, – прозвучал у самых дверей голос мужа.

Она стала вынимать из чемоданов свои вещи, чтобы что-то надеть, но все вещи показались ей слишком вычурными для дачных посиделок. Решила не задумываться и напялила на себя узкие джинсики, маечку с фривольной надписью на груди: «Don’t touch that!» Маечка была куплена давно, еще в Италии, когда они с мужем после свадьбы решили совместить свадебное путешествие с посещением выставки мебели. Майка лежала и ждала своего часа, потому что Марина стеснялась ее надевать именно из-за надписи. Маечку купил Валентин, что удивительно, потому что он не понимал по-английски вообще.

А еще Лужина набросила на себя тоненькую курточку с капюшончиком на случай, если нападут комары, ноги засунула в белые кожаные кроссовочки… Вышла в коридор, где ее поджидал муж. На нем был джинсовый костюм. В руках Валентин держал бутылку виски.

– На всякий случай, – объяснил он, – и потом, неудобно просто так, с пустыми руками.

Глава 6

Они вошли на писательскую территорию. Никто их не встречал, никто даже не поднялся навстречу. Только хозяин помахал Марине рукой, как старой знакомой. И тут же продолжил разговор с другими гостями.

Но за то время, пока Лужины спустились со второго этажа, вышли со своего двора и прошли какое-то расстояние по дороге, компания увеличилась на одного человека. Теперь на складном шезлонге развалился плотный мужчина, которому было явно за пятьдесят. Вполне возможно, он был ровесником Карсавина, только выглядел немного помятым.

«Вероятно, тоже писатель, только не такой успешный, как Иван Андреевич», – подумала Марина.

Они подошли поближе, поздоровались с каждым. Марина представила мужа. Мужчина на скамеечке оказался издателем Буховцевым, женщина – его женой Леной, а тот, кто пришел позже и теперь сидел в шезлонге, назвал себя просто:

– Панютин, – и добавил: – С вашим мужем мы немного знакомы.

Помятым он не казался, просто льняной костюм ждал встречи с утюгом.

Карсавин продолжил свой рассказ.

– …Так вот: на закате советской власти у меня должна была выйти первая книга. Мне и тридцати лет тогда не было. Собратья, если честно, завидовали. Коллеги по перу заранее начали книгу хаять. Потом вышла вторая. Но она уже никому была не нужна. Я какое-то время не писал вовсе, потому что надо было бороться за жизнь, за пропитание и прочие необходимые телу вещи. Время шло, с нищетой свыкся и как-то решил снова вернуться к тому, что требовала душа. Стал отсылать творения в новые издательства. А там ведь ни одного знакомого редактора – все девочки какие-то везде на редакторских должностях, шлют мне ответы. И все ответы как под копирку: на вашу рукопись получены две рецензии, по которым нам стало ясно, что это ваши знакомые составляли, потому что таких хвалебных отзывов нормальные специалисты не пишут. Тем более что они вашу рукопись назвали лучшими страницами постсоветской прозы. Но эти страницы они не указали, кроме того, советской прозой мы не занимаемся из-за тематической направленности издаваемой нами литературы. Ответы, кстати, приходили с грамматическими ошибками. И вот я набрался наглости и отправил одну рукопись в американское издательство. Тоже: ни ответа, ни привета. А потом вдруг звонок по телефону, и очень неприятный голос на русском и как будто с деланым американским акцентом начинает впаривать мне, что книгу они готовы издать и мне экспресс-почтой уже отправлен текст контракта на издание. Я сразу понял, что это розыгрыш. Едва сдержавшись, поинтересовался, какой будет тираж. Мне отвечают, что десять тысяч в твердом переплете, а потом в мягком не менее тридцати. Мне надоело кривляться, и я послал шутника трехэтажным. Но на следующий день принесли экспресс-посылку с контрактом. Я подписал и отправил обратно. Книжка вышла на английском языке, разумеется, потом вторая. Потом появились обо мне в западной прессе статьи, что я поднял постмодернизм на новую высоту, что я выражаю чувства потерянного поколения и тому подобное. И тут как посыпались мне предложения от наших издательств! Но я пришел к Вите Буховцеву, который однажды мне дал в долг и не требовал отдачи, подписал с ним договор на все, что когда-либо напишу.

– Так все и было, – подтвердил издатель, – в свое время я пришел домой к Ване, с которым в ту пору не был даже знаком, хотел попросить у него право переиздать ту самую первую его повесть, которая называлась «Да пошли вы все…». Ваня сидел и пил пиво, предложил мне присоединиться. Я спросил, с какой радости пьем, и он ответил, что от него только что ушла жена, о чем он мечтал все семь лет их брака. Пили мы с ним пиво, потом водку, а я, если честно, убежденный трезвенник. Уснул тогда почти сразу за столом, а утром наш будущий классик проводил меня на метро и попросил тыщу баксов. Это было в те времена, когда тысяча была тысячей, мое издательство горело синим пламенем, а у Вани на Западе еще не вышло ни одной книги.

– Господа, – объявил Вадим Катков, – вы все только что выслушали рассказ о настоящей мужской дружбе. А вообще мы тут хотели обменяться историями, как каждый из нас дошел до жизни такой. То есть до жизни в этом поселке. Про себя я скажу следующее. Я всю жизнь, сколько себя помню, пишу стихи… Или пытаюсь писать. И, скорее всего, меня ждали прозябание и нищета. Пушкин из меня в любом случае не получился бы. И вдруг я подумал: ведь у меня почти законченная музыкальная школа по классу баяна. А почему бы не спеть? Голосом я не вышел, и что мне оставалось? Только то, чем занимаюсь сейчас. Так я обманул судьбу, и теперь я здесь.

Окатыш посмотрел на Валентина, очевидно, призывая и его к такой же откровенности. Но тот молчал.

Зато начал говорить сидящий в кресле мужчина в мятом льняном костюме.

– Со мной еще проще. У меня банковское образование, я хороший специалист, и потому, когда учредители банка «Ингрия» искали руководителя для своей финансовой организации, выбор пал на меня. До сих пор оправдываю надежды серьезных людей.

– А почему ваш банк так называется? – спросила Марина. – Просто я любительница истории и немного знаю про эту республику.

– Удивительно, – воскликнул банкир, – никто мне такого вопроса прежде не задавал. Просто наш самый большой учредитель родом из здешних мест. Из поселка Куйвози, если точно, он-то и помог Олегу Хепонену приобрести этот участок, на котором стоит наш поселок. Место, как вы сами понимаете…

– Погодите, – остановил его издатель Буховцев, – я все равно ничего не понимаю. Какая республика, что за Куйвози?

– Сто лет назад, в девятнадцатом году, – стала объяснять Марина, – жители пяти деревень, которые нас как раз окружают, и беженцы из других деревень собрались на народный сход в деревне Куйвози и объявили о создании своей собственной независимой светской парламентской республики Северная Ингрия. Это было сделано в ответ на репрессии, которым подвергли некоторых жителей. Естественно, советская власть двинула на них свои войска. Их встретили ополченцы. Бои были кровопролитные, и Красная армия отступила с большими потерями. Финляндия предложила новой республике помощь, но граждане Ингрии от нее отказались. Целый год… даже больше существовала народная республика. У нее были свой герб, свое государственное знамя, гимн, своя валюта, система налогообложения, свои законы и свой суд. Они выпускали свои почтовые марки, цены на которые сейчас просто астрономические. Даже свой военный флот у них был: к республике присоединились приладожские деревни, рыбаки установили на своих шхунах пулеметы и стали охранять морские рубежи нового государства. К сожалению, продержалась республика недолго. Часть жителей ушли в Финляндию, живут они там компактно и финское гражданство не принимают, считая себя гражданами давно не существующей Северной Ингрии.

– Именно так, – подтвердил банкир, – хочу только добавить, что граждане Северной Ингрии очень трудолюбивы и рачительны. А главное, они умеют выгодно вкладывать свои капиталы.

Он замолчал и посмотрел на мужа Марины.

– А теперь, уважаемый Валентин Минаевич, расскажите, как вы стали владельцем известной немецкой марки производителей мебели.

– Сам не пойму, – ответил Лужин, – просто заключил договор с владельцем немецкой фабрики на поставку древесины, потом добился от него согласия на производство кухонной мебели в России. Дело пошло. А потом господин Ленц предложил мне обменяться нашими акциями и заключить договор, по которому каждый в случае смерти партнера наследует его акции, чтобы фирма не была распродана и не перекуплена конкурентами. Господин Ленц был в летах, но собирался жить очень долго. Он занимался яхтенным спортом, горными лыжами, не курил и не пил… Но человек предполагает, как говорится, а бог располагает. Несколько лет назад яхта, на борту которой были господин Ленц и его жена, попала в шторм. Обломки яхты выбросило потом на берег. А тела так и не были найдены.

– Печально, – сказал банкир.

– Он был очень хорошим и приветливым человеком, – дополнила рассказ мужа Марина.

И вздохнула.

– Шашлыки, – закричал Карсавин, – мы совсем про них забыли!

Он ринулся к мангалу, а издатель, позвав в помощь банкира, начал вытаскивать из беседки раскладной стол. Потом на этот стол принесли блюдо с шашлыками и тарелки с закусками. Валентин поставил на него принесенную бутылку, которая оказалась на столе не единственной.

– Надо же! – удивилась Марина. – А меня уверяли, что здесь все жители трезвенники. А я уже встретила двух любительниц пива.

– Наверняка это были Любаша с Виолеттой, – предположил банкир, – это жены моих заместителей. Но это они так пижонят, чтобы продемонстрировать свое единение с народом. Пиво, насколько мне известно, обе переносят с трудом, предпочитая, как и мы сегодня, благородный виски. Люба – бывшая балерина, а Виолетта – врач-диетолог.

– Лучший виски, что я пробовал в жизни, делают как раз в Куйвози, – подключился к разговору писатель, – зовут умельца Васей, и как ему это удается, непонятно: в дубовых бочках он свой товар не выдерживает, а привкус хереса в его продукте все равно имеется. Можно завтра к нему сгонять и взять на пробу.

Сидели до глубокой темноты.

Было очень весело, и Марине вдруг показалось, что окружающие ее люди станут друзьями ей и ее мужу на долгие-долгие годы. Жить здесь будет всегда весело, все будут собираться время от времени на подобные незапланированные вечеринки. Будут звучать шутки, будут рассказываться увлекательные истории, не будет никаких неприятных эпизодов, злости, зависти и обид.

Рэп-исполнитель читал свои стихи, так не похожие на его песни.

 
Над крышей дома птица пела,
Сверкали росы по утрам,
Калитка радостно скрипела,
Когда входили гости к нам…^[6]
 

Лужины возвращались домой не спеша по освещенной фонарями улице.

Когда вошли на свой участок, над ними были только звезды. Тень падала от дома, накрывая собой и газон, и качели, и стволы сосен. Только кроны светились отраженным светом уличных фонарей.

Марина обняла мужа, крепко прижавшись к нему:

– Как я тебя люблю, – шепнула она.

Он промолчал, а потом произнес:

– Надо нам тоже во дворе какой-нибудь светильник поставить.

Вот так закончился первый день их загородной жизни.

Глава 7

Ровно шесть лет назад Марина окончила художественно-промышленное училище по специальности «Оформление интерьеров и дизайн мебели». С работой, правда, было туго. Но она сразу нашла два заказа на оформление квартир. Сделала эскизы, показала заказчикам. В первом случае прошло без замечаний, а во втором жена заказчика внесла свои коррективы: «Обои должны быть розовыми во всех комнатах… Хотя нет – в одной можно сиреневые сделать… А в спальне – зеркальный потолок… В гостиной должен быть уголок для караоке и обязательно подиум для демонстрации новых туалетов подругам…»

Марине выдали небольшой аванс, а оставшуюся часть обещали сразу после окончания перестройки. Пришлось ждать и даже контролировать рабочих, которые никуда не спешили. Но, как бы то ни было, работы были завершены. Первый заказчик по телефону сообщил, что сейчас находится за рубежом, вернется через две недели и сразу рассчитается. А во втором случае жена заказчика устроила скандал, потому что, на ее взгляд, стены получились не розовые, даже не сиреневые, а просто противные, к тому же подиум очень низкий, а в зеркальном потолке спальни мало что отражается, и вообще зеркало там какое-то кривое. Дама потребовала переделки и отдавать оставшуюся сумму отказалась.

Заказчик с заграничного курорта так и не вернулся, а в обновленную квартиру въехал совсем другой человек, не имеющий даже преставления, кто такая Марина и за что он должен платить… Все было очень грустно. Как-то она возвращалась домой – в квартирку, в которой ее никто не ждал, разве что пустой холодильник. Увидев почтовый ящик с номером своей квартиры, открыла дверцу, откуда сразу посыпались рекламные буклетики. Она подняла их с бетонного пола, прихватила, чтобы выбросить дома в мусорное ведро, но, когда вошла в лифт, увидела на одном из листочков объявление «Требуется дизайнер мебели» и номер телефона.

Заскочив в квартирку, позвонила сразу. Мужской голос назвал адрес, куда она должна будет приехать на собеседование. Собеседование назначили на следующее утро. Добираться пришлось почти два часа: на маршрутке, на метро через весь город и снова на маршрутке в промзону, где стояли одинаковые ангары, а все подъезды к ним были забиты строительным мусором, старыми холодильниками, металлическими дверями из новостроек, обрезками прутков арматуры. Вокруг всего этого суетились смуглые люди и предлагали купить что-нибудь из этого хлама. Мебельная фабрика размещалась в одном из таких ангаров.

Директор уже ожидал Марину. Он завел ее в какую-то клетушку, служившую ему кабинетом, и начал расспрашивать, где она училась и что уже успела сделать. Директором был молодой человек в хорошем костюме, но в мятой рубашке без галстука. Он выслушивал ее ответы молча, дополнительных вопросов не задавал, а потом решил показать свою продукцию. Они зашли на склад, и Марина замерла:

– Это же немецкие кухни, – сказала она, – не буду гадать, что за фабрика, но похоже на «Ленц».

– Так и есть, – согласился молодой человек, – я и есть «Ленц», то есть господин Уве Ленц, конечно, совсем другой человек. Но он мой деловой партнер. Я представитель его фабрики в России. Поставляю ему древесину, а теперь вот решил открыть здесь еще и производство, потому что тут и себестоимость ниже, и на транспортных расходах можно сэкономить. Зачем гонять лишний раз фуры туда-сюда? Я здесь произвожу его мебель и здесь же продаю… Надеюсь, дело пойдет.

– Кухни «Ленц» пользуются хорошим спросом.

Молодой человек покачал головой.

– Пользовались. Спрос на них в Европе резко упал, потому что нет новых моделей, а эти хоть и качественные, но уже устаревшие. Вот я и решил что-то изменить. Старик Ленц против всех новшеств. Он решил, что трудности временные, а потому вкладываться в какие-либо перемены не собирается. Поэтому мне пришлось влезать в долги, брать кредиты, и все потому, что мой уважаемый немецкий партнер даже оборудование мне передал не бесплатно. Дорого не просил, но работать на этих станках долго уже не получится. Он это знает и подвигов от меня не ждет. Даже если я и прогорю, он не посочувствует даже – найдет нового партнера.

Марина ходила с директором по цеху, внимательно все осматривая, понимая, что раз ей устраивают подобную экскурсию, то, скорее всего, могут взять на работу. Станки и в самом деле были старые, но материалы на производстве были первоклассные. Мебельные щиты из натурального ореха, ясеня, вишни и даже граба.

По поводу граба у Марины возникли сомнения. Она так и сказала, что использовать это дерево неэффективно. Мебель из него делать нельзя, разве что музыкальные инструменты.

– Граб я на Украине взял: на шпон пойдет, – объяснил молодой человек. – Просто очень дешево предложили.

Тут она подумала, что вопрос этот директору не понравился, а может, не понравилась она сама, потому что не была убедительной. А когда, как ей показалось, разговор был закончен, поднялась и начала прощаться.

– Все вроде я вам показал, – кивнул молодой человек, – а когда вы мне сможете предъявить парочку своих проектов?

Лужина молчала, но он понял все правильно.

– Подойдет мне или нет, но работа будет оплачена. А если пойдет в серию, посажу вас на зарплату.

Договорились, что она приедет к нему с проектами через неделю.

Рисовать все пришлось вручную, потому что компьютерная программа использовала готовые фасады, а Марина решила сделать что-то новое. Сидела за своим рабочим столом и ощущала себя первокурсницей, которая учится делать отмывки, гоняя капли с краской так, чтобы не было подтеков на изображенной поверхности. За неделю подготовила два проекта. Но этого ей показалось мало, и тогда она решила прихватить свои курсовые проекты. Выбрала парочку, которые ей самой нравились более всего. Вспомнила, что опять придется тащиться через весь город, только на этот раз с огромной папкой. На всякий случай позвонила директору фабрики и сообщила о своих трудностях.

– Да не вопрос, – ответил тот, – завтра вечером подъеду.

Он приехал. Все в том же костюме и в такой же мятой рубашке – на сей раз в другой.

Проекты были разложены на полу, как во время подачи в училище. Молодой человек ходил и внимательно рассматривал.

А потом сказал:

– Мне нравится все. Особенно вот это. Кухня похожа на древний буфет.

– Это и есть голландский буфет начала двадцатого века, – стала объяснять Марина, – только я его растянула до четырех метров. Фасады, конечно, требуют дополнительного декора – резьбы, например.

– Да не вопрос, – сказал директор. – У меня есть специалисты – резчики по дереву. Значит, решено: делаем именно такой пробный гарнитур. Даже два. Один отправляем в Германию. А второй неплохо бы выставить в каком-нибудь мебельном салоне и принимать на него заявки, чтобы изучить спрос.

Самое удивительное последовало потом.

Немецкий партнер прислал заказ на пятьдесят комплектов. Чуть меньше поступило заявок из мебельного салона. Тот первый кухонный гарнитур Лужина назвала «Марина Ленц». И потом все последующие стали носить женские имена. И дело пошло.

Конечно, все это благодаря ее мужу. Все благодаря Валентину, благодаря его деловой хватке. А ведь она колебалась, когда он сделал ей предложение. Причем сделал это очень неожиданно, хотя Марина догадывалась уже, что нравится ему. Но что он вот так, войдя в ее тесный кабинетик в том самом ангаре, положит на стол букет алых роз и скажет: «Выходи за меня замуж», – не ожидала. Растерялась даже. Но он достал из кармана бархатную коробочку и протянул. Внутри было небольшое колечко с изумрудом.

Видя ее колебание, Валентин произнес:

– Подумай, а мне сейчас надо идти. Там эти ухари новую шлифовальную машинку угробили.

Вообще, деловая хватка у Валентина была. Еще какая хватка!

Его бизнес начался с обычной делянки, то есть с участка леса, выделенного под рубку. Валентин получил определенное количество кубометров древесины, но не стал спешить, как все, продавать кругляк, а напилил досок и продал продукцию уже значительно дороже. Потом со следующей делянки он получил уже куда большую прибыль, начав делать рамы и мебельные щиты. Потом познакомился с каким-то украинцем, который предложил ему сто кубов дубовых бревен. Предложил очень недорого, а древесина эта оказалась поистине золотой: во-вторых, диаметр всех бревен был около метра, а для изготовления дорогой мебели это то, что нужно. Пришлось, правда, долго выискивать потребителя на такую партию в Европе. И первым, кто откликнулся на предложение, был немецкий предприниматель Уве Ленц, немного говорящий по-русски. Так началось их сотрудничество.

А когда Валентин решил открыть производство европейской кухонной мебели в России, немецкий партнер попросил для себя половину акций будущего предприятия. Валентин согласился отдать их в обмен на десять процентов акций старой немецкой фабрики.

Ленц только рассмеялся в ответ на такое предложение. Но потом, когда получил из России новую мебель, вернулся к этому вопросу сам. Приехал и сказал: «Пять в обмен на твои пятьдесят». Валентин отдал сорок своих на семь с половиной его. Правда, Уве подумал какое-то время, но согласился: он давно уже посчитал, какую выгоду ему может принести новое производство.

Валентин рассказал о сделке Марине, и та удивилась, потому что муж до той поры казался ей скромным и абсолютно простым работягой, который может сам встать к станку, может сидеть вечером с бухгалтером, чтобы вникнуть в квартальный отчет. Может даже с грехом пополам, но все же составить бизнес-план, но чтобы вот так вести деловые переговоры с западным партнером – такого даже представить было нельзя. Но, как выяснилось, Валентин умел просчитывать все.

Он, вероятно, и будущую жену просчитал. Просчитал ее реакцию на его предложение о замужестве. Знал, что у нее никого нет. Знал, что она для того, чтобы приезжать на эту работу без опозданий, сняла маленькую студию неподалеку, а свою квартиру сдала. Иначе пришлось бы тратить каждый день четыре часа на дорогу туда и обратно. Машины у нее не было, да она и не умела тогда управлять автомобилем…

Букет тогда остался на столе, а он ушел, чтобы проверить, что стало с копеечной вообще-то машинкой. Потом вернулся и спросил:

– Ну как?

– Я подумаю еще, – ответила Марина.

– Думай. Но я вчера говорил с Уве. Он собирается участвовать в Миланской выставке мебели в этом году. Наши проекты он уже загнал в каталог. Так что было бы здорово совместить свадебное путешествие в Италию с участием в этой выставке. В немецком я слабак, и хотя понимаю немного, но сам сказать не могу, а у тебя с английским нет проблем. Съездим туда, отдохнем и заключим контракты с Европой – напрямую, без Ленца.

Она ничего не знала о своем директоре, который вдруг так внезапно сделал ей предложение. То есть почти ничего не знала. Только однажды, когда они обедали вместе в каком-то не очень приглядном кафе, он сказал, что в его родном городе самый лучший ресторан – страшнее этого в тысячу раз.

Он родился и вырос в Пореченске – в городе, название которого Марина раньше не слышала. Да это и не город вовсе, как выяснилось, а поселок городского типа, в котором обычная пятиэтажка – уже небоскреб. Так сказал Валентин. Его семья жила в двухэтажном кирпичном доме на четыре квартиры. Отец работал на лесоповале, а мать в столовой поваром. Но он не хотел говорить о них – может быть, стеснялся своего простого происхождения. После школы служил два года. Вернувшись, тоже пошел на лесоповал, но потом понял, что гораздо выгоднее сбывать контрабандный украинский лес, чем он поначалу и занялся. Подкопил немного денег и взял свою делянку, а потом пошло и поехало. Не работал, а вкалывал, и заочно учился в лесотехнической академии. Времени ни на что не оставалось. Говорил, что учеба давалась с трудом, но все же осилил.

Он даже был женат. Женился на однокласснице, которую любил с детства. Прожили вместе три года, а потом она трагически погибла как раз перед самым трехлетием их свадьбы. Он отправился в магазин за фруктами к столу, а она решила поправить штору, встала на подоконник, не сняв туфельки на высоком каблуке, нога подвернулась, и она полетела вниз с верхнего этажа одной из немногих в городке пятиэтажек, в которой они снимали квартиру. Он вернулся, а внизу уже стояли люди. Его жена так и лежала, зажав в кулаке штору, за которую пыталась уцепиться.