Екатерина Оленева
Так становятся звёздами – 2

Глава 4

– Ваша Светлость, – подошёл к Гаитэ премьер-министр. – Мы не можем больше ждать. Наша обязанность перед поданными сообщить о смерти императора.

– Так делайте то, что должны.

– Откройте ворота! Откройте ворота! – гудела толпа, заполнившая всю площадь.

Стемнело. Среди ночи леденящим ужасом наполнял душу этот рёв, что страшнее звериного.

Факелы в руках толпы будили в душе Гаитэ, наблюдавшей с верхней галереи, застарелые, укоренившиеся фобии – её самым большим страхом было сгореть на костре.

Самые отчаянные из смутьянов сделали из бревна таран и теперь тащили его к воротам, что гвардейцы изнутри заперли на тяжелый засов. Те ходили ходуном на массивных петлях.

Толпа ревела и бесновалась. Мужичьё держало в руках импровизированное оружие от вертелов, на которых обычно жарили рябчиков, до заржавевшей сабли, неизвестно как попавшей в лачугу простолюдина.

– Что будем делать, Ваша Светлость? – вытирая пот с бледного лица проговорил кто-то из мужчин.

Судя по форме, один из военных. Кажется, капитан?

– Они вот-вот прорвутся.

– Чем можно противопоставить толпе, чтобы привести её в чувства? – вопросительно поглядела на него Гаитэ

– Нечто более действенное, чем простая алебарда и аркебуза.

– Тогда велите приготовиться мушкетёрам, – распорядилась Гаитэ. – И пусть готовят пушечные жерла. Раскалите до красна прутья. Если убедить толпу словом не удастся, нам придётся думать о наших жизнях и жизнях тех, за кого мы в ответ.

– Вы правы, мидели. Мы должны быть готовы дать серьёзный отпор, – одобрил её решение капитан.

Гаитэ плотней запахнула на себе плащ, подбитый волчьим мехом. Ночь была прохладной, да и страх, поднимавшейся в душе, порядком вымораживал.

– Что с нами будет? – услышала она рядом с собой встревоженный голос Эффидель, подошедшей неслышными, мягкими, как у кошки, шагами. – Что с нами со всеми будет, Гаитэ? Брат должен что-то сделать.

– Торн очень слаб, он едва дышит. Толку от него сейчас будет меньше, чему ему вреда от подобной активности.

– Как назло, от моего муженька никакой пользы! – с досадой притопнула ногой Эффи. – Знаешь, что он делал, когда я покинула наши покои? Он – молился! Представляешь? Молился!

– Иногда молитва бывает животорящей.

– Сомневаюсь, что она возымеет волшебное действие, если не предпринимать ничего больше.

– Мы отобьёмся, – постаралась успокоить Гаитэ девушку. – Дворец – неприступная крепость. Даже если чернь прорвётся во внутренний двор, это ещё не конец. В опасности не столько мы, сколько все эти люди. Если бы только можно было избежать большой крови, – вздохнула она.

Тем временем солдаты, вооружённые мушкетами, выстроились в два ряда напротив ворот в прямоугольное каре. После первого залпа первая шеренга должна была уступить место второй.

Если первые два огневых залпа не остановят людей, дальше сцепиться придётся в рукопашную.

Пролившаяся кровь могла либо испугать людей, либо окончательно превратить их в кровожадных зверей.

– Их голоса, – нервно передёрнула плечами Эффидель. – Похоже на рёв океана.

– Они вот-вот выбьют ворота. Нужно спуститься вниз.

– Зачем? – Эффидель посмотрела на Гаитэ, как на сумасшедшую.

– Чтобы в последний раз попытаться поговорить с людьми нормальным языком перед тем, как заговорим на языке оружия.

– Думаешь, с ними можно нормально разговаривать?

– Нужно попытаться хотя бы понять, чего они от нас требуют? Чего им надо?

Спустившись, Гаитэ встала перед воротами.

– Отворите! – велела она страже.

Все вокруг смотрели на неё с явным сомнением в её умственных способностях.

– Открывайте! – настаивала Гаитэ.

Гвардейцы, подчинившись, отошли в стороны. Тяжёлые деревянные воротины разошлись в стороны и в образовавшийся проём хлынул поток дубин, колов, топоров.

Всё, как кровью, залито багровым светом факелов.

Пока толпа с дикими воплями заполняла внутренний дворцовый двор, военные стояли молча, кто, положив руки на эфес клинка, кто, держа мушкет на мушке, кто, готовый запалить фитиль. Все бездействовали в ожидании приказа начать атаку.

– Вперёд! Бей! – кричали люди и лица их искажались, словно они были одержимы бесами.

Гаитэ ощущала присутствие тёмных духов так же явственно, как чувствуешь запах крови на скотобойне.

Она стояла в этом диком водовороте и не чувствовала страха – лишь печаль и решимость идти до конца, чего бы не стоило.

Вся предыдущая жизнь отдалялась от неё в этот момент, словно берег, от которого отчалил корабль, уходя в открытое море.

Она никогда не была маминым любимым ребёнком, папиной ненаглядной дочкой, деревцем, свежим цветком, который все холили и лелеяли. Её с детства жизнь приучила к бурям. Но то, что разворачивалось сейчас было хуже всего.

Последние остатки детства, последние пылинки невинности слетали с Гаитэ в этот страшный миг, когда она стояла один на один со Смертью, и только от её решения зависели дальнейшие события.

Она, Гаитэ, урождённая Рэйв, ставшая Фальконэ, познала тоску и боль в окружении величайших богатств этого мира. Тьму, скрывающуюся за блеском великолепием драгоценностей и богатством одежд. Дьявола, прячущегося за самыми прекрасными лицами.

Большинство людей уверены, что быть королём значит быть в безопасности ото всего, даже от капель дождя. Но вот она стоит, сжимая в кулаки руки с такой силой, что на ладонях остаются лунки от ногтей.

Одна.

На неё движется бессмысленная, из-за чего-то восставшая толпа. И никто и ничто не спасает её от участи быть разорванной в клочья и зарубленной топорами.

При виде женской фигуры, с ног до головы закутанную в белое, неподвижно замершей у высохшего фонтана, словно добровольная жертва, выступившая вперёд, толпа сбавила шаг.

Гаитэ бесстрастно и свысока глядела на людей.

Сегодняшний день, или, вернее, ночь, должны подвести черту под годом жизни, в котором Гаитэ столько тосковала, теряла и обретала, надеялась и разочаровывалась. Сейчас ей предстояло пройти через Врата Смерти.

В этот длинный, бесконечный, ужасный день они словно танцевали вместе, в паре. Или, скорее не танцевали – сражались. Пока счёт шёл один – один.

Но ведь это только разминка?

Две женщины в белом. Королева и Смерть. Тет-а-тет.

Гаитэ либо падёт, либо выживет. Прощай, прошлое! Прощай, маленькая, скромная, наивная, чистая монашка-чародейка, с душой, как лепесток лилии. Жизнь оставляет сальные пятна на всём. Чем чище полотно, тем ярче пачкающий его мазок.

Порвать связующие нити, расправить крылья, лететь сквозь бурю, чтобы поздороваться с Небом.

Гаитэ почувствовала, как кровь начала бурлить в жилах, как звёзды засверкали в её глазах и шагнула навстречу готовой разорвать её толпе.

На стоявших за её спиной воинах была броня. В их руках было оружие.

Её единственной бронёй были невинность и красота, единственным оружием – слово.

Выпрямив спину, продираясь через собственный страх и людскую глухую ненависть, как по горячим углям, она шла, чтобы вершить судьбы и определять будущее.

– Мушкетёры! – прогремел командный голос. – Артиллерия! На изготовку!

– Нам сказали неправду! Нас обманули! – скандировала толпа, потрясая в воздухе кто импровизированным оружием, а кто просто зажатым кулаком. – Император мёртв! Император мёртв! Вперёд!!!

– Если не остановитесь, по вам будет открыт огонь! – взревел капитан мушкетёров.

– Стойте! – обычно нежный и мягкий голос Гаитэ звенел, как натянутая струна, пронзительно и громко. – Я – жена Его Светлости принца Торна Фальконэ, Гаитэ, урождённая Рэйв! Я совсем недавно была подле Его Величества императора и к величайшей моей скорби вынуждена сообщить, что великий правитель умер! Был отравлен недругами!

При таком известии толпа взревела вдвое громче.

– Так бывает! Смерть приходит равно за всеми – за большими и за малыми. Смерть – повод для скорби, но не для драки. Опустите топоры! Воины – вы опустите мушкеты! Все послушайте меня! Император мёртв, но его сын, мой муж Торн – он жив, он дышит. Он всё ещё болен, это правда, но при нём лекари. Не сегодня, так завтра принц встанет на ноги. Из Тиоса вернётся его брат Сезар. И чем тогда обернутся для вас сегодняшние беспорядки? Снова смерти, казни, репрессии? Прошу вас! Разойдитесь по-хорошему. Для смуты нет причины. Чтобы не произошло сейчас во дворце, для вас, ваших жён и детей ничего не изменится. Тот, кто подстрекает вас к бунту, попросту хочет вашими руками вытащить каштаны из огня. Вас используют. Не позволяйте им сделать это. Не заливайте всё вокруг кровью, своей и чужой. Прислушайтесь к голосу разума.

– Не слушайте эту лживую шлюху! – прокричал кто-то из безликой благодаря множествам ликов, толпе.

И прежде, чем охранники Гаитэ успели среагировать, в неё метнули нож.

Время замедлилось, пространство вокруг уплотнилось, уши заполнились резким звуком вращающегося предмета, рассекающего воздух и нож застыл, будто наткнувшись на невидимую стену, в нескольких дюймах от груди молодой женщины. Завис на секунду, словно удерживаемый невидимой рукой, потом вошёл в песок у ног Гаитэ.

– Этого не может быть! – испуганно охнула толпа. – Ведьма! Ведьма! Она заколдована!

В суеверном ужасе толпа, медленно раскачиваясь туда-сюда, словно и впрямь её гнала невидимая волна, стала медленно отступать назад, к воротам.

– Ведьма! Ведьма! Убейте её! Убейте!

– Мушкетёры! – прогремел голос капитана. – Становись! Цельсь!..

– Нет!!! – прокричала Гаитэ, вскидывая руки над головой, а потом разводя их в стороны, словно пытаясь одну часть безумцев защитить от других, готовая грудью встретить натиск с обеих сторон.

– Никто не умрёт этой ночью! Я – ваша новая королева и я приказываю – расходитесь по домам, к тем, кто вас любит и ждёт! К своим матерям, отцам, жёнам, детям, братьям и сёстрам! Сейчас не время бунтовать. И если впереди грядут трудные времена, мы должны быть едины, а не разобщаться. Пусть никто не пострадает. А если вы всё ещё сомневаетесь в том, как поступить, вспомните старую мудрость: «Для тех, кто верен своему долгу у Духов найдётся благодарность, а для тех, кто нет – секира!».

Толпа притихла, все ещё не спеша расходиться, но уже порядком поистратив воинственный пыл.

– Ну же? Расходитесь по домам! К любящим вас людям! Вернитесь к ним живыми! – прокричала Гаитэ. – Идите! Идите же! – взмахнула она руками, словно прогоняла надоедливых, крикливых гусей.

– Мы возвращаемся в казармы! – прокричал кто-то из толпы.

Медленно-медленно, но люди отступали. Они уходили.

Гаитэ стояла, прижимая руки к груди, где испуганно металось и билось, как раненая птичка, сердце.

Она сделала это! Без угроз, без насилия, без пушечного грома – она совладала с толпой. Впервые пригубила пьянящей кубок власти и ощутила её пряный, ни с чем не сравнимый вкус.

Не дожидаясь, когда последний мятежник покинет двор, Гаитэ медленно развернулась и побрела во дворец.

Двери за её спиной закрылись, отделяя от возможной опасности.

У лестница её ждала Эффидель.

– Ты была великолепна. Даже здесь я чуть от ужаса сознание не потеряла! Как же ты справилась? Ты же словно пожар водой погасила? Они совсем притихли. Сначала рычали, как львы, а потом стали кроткие, как овечки. Ты, верно, и вправду ведьма?

– Нам на счастье.

– Ладно, пойдём, – обняла её за плечи Эффи. – Тебе нужно отдохнуть.

– Нет, – покачала головой Гаитэ. – Я должна идти к Торну.

– Ты должна отдохнуть! – настаивала Лисичка. – И это не обсуждается. День был тягостный и длинный, а завтра – кто знает? Может станет ещё тяжелее? Нужно беречь силы.

– Ты права, – согласилась Гаитэ. – Я отдохну. Только сначала навещу Торна. Мне нужно убедиться, что он в порядке, иначе я не смогу уснуть.

Пока она поднималась на третий этаж, в крыло, где находились покои мужа, всюду натыкалась на стражников.

Некогда мирный дворец, блистательный и великолепный, сейчас походил на казарму в осадном положении. Но сетовать на это не приходилось. Гаитэ прекрасно отдавала себе отчёт в том, что, если бы за её спиной не темнели фигуры воинов, державших оружие на изготовку, её речи оказали бы на толпу куда меньшее воздействие.

Торн спал, сладко, как младенец. Дыхание его было ровным. Лихорадка спала. Всё это было хорошим знаком. Он шёл на поправку.

«Какое счастье проспать весь этот ужас», – подумала Гаитэ.

Глядя на спящего Торна, она не могла не задаваться вопросом, что он будет чувствовать, придя в себя: печаль из-за смерти отца или радость, что вот-вот станет обладать полнотой власти? И как изменится, получив то, о чём мечтал всю жизнь?

Наверное, если бы Гаитэ устала меньше, она была бы испугана. Торн, ничем не ограниченный и никому не подотчётный – это по-настоящему пугающий вариант.

Наверное, будь Гаитэ чуть больше королевой и чуть меньше женщиной, она должна была в первую очередь спасать жизнь императора. Но, повторись бы всё сначала, она сделала бы тот же выбор.

«А если бы отравленными оказались не отец и сын, а брат и – брат, – ехидно вопросил голос, неизвестно кому принадлежащий, – к кому бы ты кинулась? Кого бы вырвала из власти смерти? Своего мужа? Или – Сезара?»

Гаитэ оставалось только мысленно возблагодарить судьбу за то, что перед таким выбором та её не поставила.

Она не помнила, как забылась сном. Но, видимо, спала чутко. Стоило Торну пошевелиться, Гаитэ сразу же очнулась.

– Милый, всё в порядке? Как ты?

– Всё тихо, – прошептал он потрескавшимися губами. – Толпа разошлась?

– Мы убедили её сделать это.

– Мы это, значит, ты? – слабо улыбнулся он.

– Мы – это я с твоими охранниками за моей спиной, взведшими курки пищалей, мушктов и натянув стрелы арбалетов, – улыбнулась она в ответ. – И да, судя по всему, аргументы произвели впечатления. Не думай пока об этом. Поправляйся. Набирайся сил. Нам они определённо понадобятся.

Торн опустил пушистые ресницы, прикрывая лихорадочный блеск янтарных глаз:

– Отец?.. Он сказал мне что-нибудь напоследок?

– Он просил вас обоих, тебя и твоего брата Сезара, бороться со своими страстями во благо государство.

– И больше ничего?

Торн в задумчивости покрутил кольцо, символ власти в длинных пальцах, покачав его в ладони, словно взвешивая.

– Мне жать, что император Алонсон III умер, – наконец вымолвил он. – Он был хорошим властителем. Да будет земля ему пухом. – Торн с усилием приподнялся, опираясь на подушки. – Мне нужно как можно быстрее подняться. До того, как наши враги ударят первыми. Если Запад во главе с твоим братом и матерью двинутся на столицу, у меня не хватит сил, чтобы сдержать их.

– Я послала весточку Сезару, – с некоторым страхом в сердце призналась Гаитэ. – Его войска будут нам кстати. И к тому же, он имеет право знать о смерти Алонсона. Он ему такой же отец, как тебе или Эффи.

– Разве я обвинил тебя в неправильно принятом решении? – выгнув бровь, холодно процедил Торн. – Зачем оправдываться?

– Я не оправдываюсь. Я объясняю.

– А следовало бы!

Гаитэ не могла поверить своим ушам. Очень логично.

– Уверен, твоя мать причастна к убийству моего отца. Как я могу тебе верить? Вдруг ты тоже замешена?..

– Торн, я невиновна. Даже твой отец, умирая, ни в чём меня не обвинил! Напротив, просил помогать тебе…

– Довольно, Гаитэ! Я не готов сейчас говорить об этом.

Гаитэ чувствовала себя так, словно ей взяли и плюнули в душу. Весь этот тяжёлый, бесконечный день она дралась за каждого из Фальконэ, как за себя и даже с большим ожесточением, чем за себя. И вот её награда – новые упрёки? Такова мужнина благодарность?

– Мне жаль, что ты не доверяешь мне, Торн. Но всё равно тебе придётся терпеть моё общество. Потому что ни у кого другого, кроме меня, нет желания терпеть твой склочный нрав.

– Я хочу тебе верить, Гаитэ. Но мысль о том, что даже ты можешь вонзить нож в спину, невыносима!

– Тогда не думай об этом! Идея оставить мать при императорском дворе не мне принадлежала, если помнишь. Да и доказательств тому, что мать причастна к отравлению твоего отца пока нет. Она ведь могла просто воспользоваться суматохой и сбежать. Организатором заговора мог быть кто угодно.

– Это-то и пугает, Гаитэ. Это и пугает. Наверняка лорды собирают очередное собрание пэров. Но первыми в линии после нас, как не крути, это Рэйвы! Чёрт, они первые в линии перед нами!

– Я – Рэйв. И я твоя жена. Я на твоей стороне. Сюда спешит Сезар с армией. Если вы не перецапаетесь между собой, если будете действовать слажено и мудро, мы удержим корону за собой.

– Сорхэ и их сторонники наверняка уже объединили войска и движутся к нашему городу, – словно не слушая её, в полузабытьи рассуждал вслух Торн. – Нужно действовать. Нужно срочно действовать, а я лежу тут, беспомощный, как младенец!

– До рассвета ты вполне можешь себе это позволить. До рассвета мы в безопасности.

– Ты права. И – ещё одно…

– Да?

– Кто-то должен позаботиться о похоронах отца. Несмотря на все обстоятельства, мы должны похоронить его со всеми полагающимися почестями. Я могу на тебя рассчитывать?

– Безусловно.

– Эффи поможет. Впрочем, от этой глупой вертихвостки никогда не было никакого прока. Только и может, либо смеяться, либо слёзы лить. А я завтра должен сам возглавить собрание.

– Но ты не готов.

– Я – должен! А теперь оставь меня, женщина. Мне нужно побыть одному.

Гаитэ вышла из комнаты.

В сердце её было темно, как в печной трубе. Душа была полна отравляющим угарным газом разочарования и тоски.

Глава 5

Торн рвался в бой, не желая оставаться в постели. Ему не терпелось побеседовать с лордами.

– Если я не могу помешать им напасть на нас, по-крайней, мере сделаю всё, чтобы разобщить и настроить друг против друга.

Гаитэ молчала, всё ещё обиженная после вчерашнего с мужем разговора.

– Может быть, стоило бы сначала похоронить вашего отца?

– Похороним! – рявкнул Торн, отталкивая от себя брадобрея. – Мёртвое тело никуда от нас не убежит, в отличие от короны. Нужно выковывать меч, пока металл горяч! Время не ждёт.

С явным усилием он поднялся из кресла, собираясь направиться в тронный зал.

– Эй, олухи! – прикрикнул он на слуг. – Помогите мне!

Те поспешили подставить плечо, чтобы с трудом державшийся на ногах принц смог добраться куда ему надо.

Гаитэ беззвучной тенью скользила рядом. Отчасти она хотела быть рядом с мужем на случай, если его состояние внезапно и резко ухудшится. Но ещё больше хотела быть в курсе происходящего.

– Бездари! Осторожней! Вы угробить меня хотите?!

Гаитэ с трудом держалась, чтобы не сказать мужу какую-нибудь колкость. Он вёл себя словно капризная девица.

Видимо, прочитав по выражению лица её настроение, Торн нахмурился:

– Гаитэ? – позвал он недовольно. – Не могла бы ты подойти поближе?

Она исполнила его просьбу, опасаясь новых упрёков, но Торн, видимо, решил начать утро с сюрпризов:

– Я хотел извиниться за вчерашнее – прости меня. Когда я бросался подозрениями, я не знал о твоём вчерашнем героическом поведении. Всё проспал и вёл себя как глупец. Мне жаль, что я снова причинил тебе боль. Если это и случилось, то только потому, что я сам страдаю не меньше. Ты последний человек на земле, кого я хотел бы ранить. Скажи, что прощаешь меня? – заглянул он в глаза Гаитэ. – Я вчера был сам не свой и, конечно же, бы не справедлив к тебе. Мир?

Что остаётся ответить на такое? Конечно, мир. Конечно, прощаю. И да – люблю.

Но есть некоторые слова и действия, после них остаются следы, от которых не так просто избавиться. Кроме того, Гаитэ не могла отделаться от мысли, что будь её поддержка нужна Торну чуть меньше, он был бы склонен усматривать за ней вину большую, чем сейчас.

Всё же она молча встала рядом с троном мужа, по правую сторону от его руки, как и полагается любящей, верной жене.

В зал вошло десять представителей самых родовитых семей Саркаросса.

– Доброе утро, лорды! – приветствовал их Торн. – Надеюсь, вы не в обиде за то, что я приветствую вас не вставая?

– Конечно, мы не в обиде, – ответил щеголеватого вида молодой человек с хитрыми рысьими глазами и тонкими усиками над чувственным ртом. – Большинство из удивлены уже тем, что ты вообще способен говорить. Хотя, возможно, разговоры о поразившем тебя недуге всего лишь слухи, Фальконэ?

– Ты забываешься, Феранцо Соколь! Да кто ты такой, чтобы говорить так с будущим императором?

– Ну, это ещё бабушка надвое сказала, – задрал голову герцог.

Гаитэ мысленно поставила напротив этого имени галочку. Если завтра муж решит отрубить наглецу голову она не станет отговаривать.

– Всем известно, что Рэйвы, объединившись с Руланом, вот-вот войдут в Жютен.

Гаитэ увидела, как судорожно сжались руки Торна на подлокотниках.

– Было время, когда мы всерьёз не ладили с королями Запада, но сейчас у Тигрицы с Гор нет повода для вражды со мной. Её внук и без дополнительных войн займёт престол. Так что мы союзники, а не враги.

– Прости, но люди говорят…

– Люди путают свои мечты с реальностью. Вопрос в том, как будут дела обстоять с вами, господа? Не стану отрицать, что заговорщики, так и не пожелавшие выйти из тени и открыть лица, нанесли нам тяжёлый удар. Мне сейчас вовсе не лишней будет поддержка. И я не забуду тех, кто её окажет. Как, не стану кривить душой, не забуду и тех, – понизил голос Торн, – кто этого не сделает. Я бы хотел, чтобы, как в старые давние времена, мы правили вместе. Привычней опираться на поддержку людей, которых знаешь многие годы. И служба ваша, по обычаю, будет хорошо оплачена землями и растущим богатством.

– Мы принимаем ваши щедроты, Ваше Величество, – поклонился мужчина в годах, со шрамом на лице от сабельного удара. – И готовы обновить старый альянс с Фальконэ. Пришло время забыть обиды, закрыть счета и начать всё сначала.

– Приятно слышать разумные речи, – демонстрируя довольный вид, проговорил Торн.

– Но нам необходимо прекратить валькаросское нашествие на наших земли. Остановить войну с королём Линтоном Руалом.

– Я учту ваши пожелания, – кивнул Торн. – Никто не желает мира больше меня, поверьте. Клянусь сделать всё возможное, чтобы добиться его.

– Даже если валькарийцы потребуют голову вашего брата? – с усмешкой поинтересовался Феранцо Соколь.

– Я сделаю всё, для того, чтобы создать будущее, в котором главенствующую роль на мировой арене станет играть Саркоссор. Могу я надеяться на вашу поддержку, лорды?

– Да, наш король! – склонили они головы.

Гаитэ едва не стошнило от всей этой приторной лжи, которой так и сочились обе стороны.

– Откройте окна. Здесь слишком душно, – велела она слугам, как только закончился совет.

Торн, обессиленный приёмом, потребовал отнести его в постель.

Напоив мужа куриным бульоном и тонизирующим отваром, она присела рядом, с тревогой вглядываясь в его осунувшееся лицо.

Он вдруг усмехнулся своей привычной, кривой улыбкой:

– Это становится нашей семейной традицией. Я болею – ты меня выхаживаешь.

Она улыбнулась в ответ.

– Как ты думаешь, лорды согласятся проголосовать за твою кандидатуру на императорском престоле?

– Надеюсь на это. Имею наглость считать, что отлично впишусь в императорский образ. А уж корона никогда ни на ком не сидела так стильно, как будет смотреться на мне. Разве что мой брат смотрелся бы не хуже? Но я скорее собственноручно отрублю его буйную голову, чем позволю украситься её венцом.

Гаитэ так и не научилась ценить грубые, часто жёсткие, если не сказать, жестокие, шутки мужа.

– Не говори глупостей, Торн. Без помощи Сезара трон тебе не занять. Даже я это понимаю.

– Я, увы, тоже. У него в запасе есть не меньше пятнадцати лордов, которые проголосуют, как он скажет. А у меня – только десять. Да, его помощь и поддержка необходимы. Если, проклятье! – его присутствия не пугало бы меня больше его отсутствия.

– Ты ему не доверяешь?

– А должен?

– Сезар будет действовать в интересах семьи. Он не может, минуя тебя, сесть на трон, а действовать иначе, значит, раскачивать и без того неустойчивую политическую лодку. Если ты не станешь провоцировать вражду, Сезар будет на нашей стороне.

– Ты так говоришь… проклятье, Гаитэ! Ты всё ещё любишь его?! Признайся! Не думай, что я такой дурак, что не вижу и не понимаю, что творится между вами.

– О, духи! Торн, сколько можно? Всё висит на волоске, а ты даже сейчас пытаешься устраивать сцены ревности? В чём ты меня подозреваешь?

– В том, что в душе ты хочешь его. Я знаю. Сезар во многом подходит тебе меня.

– Я твоя жена и ей останусь. Если ты готов сцепиться с братом из-за своих смутных, ничем не оправданных подозрений, нажить себе вместо верного союзника непримиримого врага, боюсь, я не в силах тебе помешать. Но подумай, Торн. Хорошенько подумай, прежде чем совершить подобный шаг. Он будет глупым и опрометчивым.

– Даже так?

– Ты и сам это знаешь. Чтобы стать императором нужно победить свои страсти. Такими были последние слова твоего отца.

– Приплетая сюда имя моего отца ты пытаешься меня утешить и дать понять, что сочувствуешь моей потери? Или любым путём стараешься выгородить моего брата?

Гаитэ посмотрела на мужа почти с ненавистью:

– Ты прав. Я действую в интересах всех, за исключением твоих, милый Торн. Я стараюсь ради моей матери и моего брата, ради твоей сестры и твоего брата. Боюсь, моё присутствие не идёт вам на пользу, любимый муж. Будет лучше покинуть вас.

– Стой, Гаитэ! Я не разрешал тебе уходить.

Но, игнорируя его гневные выкрики, Гаитэ вышла из опочивальни, понимая, что ещё немного, и она, не в силах больше сдерживаться, наговорит ему лишнего.

«Как же я устала, – повторяла она про себя, – как устала. А ведь облегчения моим мукам не предвидится. На самом деле всё только начинается».

Было бы облегчением дожидаться хоть чего-то. Например, прибытия Сезара в столицу. Но Гаитэ, хоть и не поднаторела в дворцовых интригах, была достаточно разумна, чтобы на интуитивном уровне понимать – прибытия второго Фальконэ не разрешит, напротив, лишь сильнее запутает ситуацию. Да и уверенности в том, что Сезар встанет на их сторону, а не начнёт собственную игру, не было.

«Мы в одном шаге от катастрофы, а ведь тело Алонсона ещё даже не предано земле,», – не грустить с такими мыслями не получалось.

Но как не скорби, таковы правила игры – одна жизнь заканчивается, другие продолжаются и нужно двигаться вперёд. Сейчас не время поддаваться чувствам. Чувства – роскошь; действие – необходимость. Несмотря на печальные, даже трагические события, в управлении государством не должно быть перерывов.

Что у них есть? С каких карт ходить? Сестра, ненавидящая брата; братья, готовые в любой момент вцепиться друг другу в глотки; муж, подозревающий жену и жена, не в состоянии справиться с любовью к человеку, что любить не должна. Ах, да! Есть ещё мать, готовая в любой момент пожертвовать дочерью в угоду высоким амбициям.

Страна на грани развала, а вокруг лишь гиены, жаждущие поживы, и, чтобы исправить положение, нужно всю свою жизнь посвятить этому дворцу, этим людям. А что получишь в ответ? Торн вчера вечером наглядно и ярко продемонстрировал.

Власть! Власть, что ты такое по сути? Правитель либо вурдалак, накачивающийся на жизни поданных, либо раб, запутанный клубком чужих жизней. А может быть, каждый из них и то, и другое.

Гаитэ не готова обладать властью. Она хотела свободы, хотела жить по велению сердца, без страшного груза ответственности. Она хотела бы… но уже давно понятно, что из того, что хочется, не сбывается ничего.

Так что на алтарь власти придётся положить всё – молодость, любовь, способность искренне смеяться и плакать, мечты о счастье. А для того, чтобы сосуществовать с Торном, придётся пожертвовать ещё и гордостью, а возможно, и совестью.

Гаитэ хотелось остаться одной, чтобы выплакаться, но теперь, в одиночестве, слёзы словно скипелись внутри. Глаза оставались сухими, как пески пустынь, ни капли лечебной влаги.

Нужно идти вперёд. Только знать бы правильный путь? За какой звездой идти? В каком направлении?

И почему она должна думать о власти и об ответственности? Большинство её сверстниц грезит лишь о любви. А её жизнь, так или иначе, заставляет всё время брать на себя непосильную ношу. Сначала толпы больных и страждущих, к которым даже лекари в чумных масках боятся подходить, теперь вот – благо государства.

Когда-то она хотела быть идеальной, без малейшего изъяна, нравиться всем. Но живые люди от идеала так далеки, как земля от неба. И чем выше она поднимается, тем больше искушений и грязи, тем меньше света.

В городе за упокой души императора звонили колокола. Под их монотонный печальный гуд Гаитэ вспомнила об Эффидели, о том, что со вчерашнего дня не виделась с рыжей Лисичкой. Она нашла её в часовне, перед алтарём. Подошла тихими шагами и встала рядом на колени.

– Скорбишь по отцу? – тихо спросила Гаитэ, чтобы не разрушать сакральную тишину храма.

Эффи подняла лицо с воспалёнными от слёз глазами и печально поглядела на старшую подругу:

– Как я могу не скорбеть о нём? Это конец, Гаитэ! Конец для всех нас! Если бы отец прожил чуть дольше, может быть… а сейчас мне так страшно! Я не могу не бояться. Что мы сможем сделать, если Торн прикажет убить Сезара?

– Он этого не сделает, – уверенность в голосе Гаитэ вовсе не подкреплялась уверенностью в её сердце.

– Ты не знаешь, что он сделает, а чего нет! – вспылила Эффи. – Ты даже не можешь быть уверена в том, что теперь, когда отец не довлеет над Торном, он не отошлёт тебя в какой-нибудь дальний монастырь, чтобы вернуть ко двору свою шлюху Азино!

– Эффи! Как ты можешь? Твой брат ещё одной ногой в могиле, трон под ним качается! Думаю, сейчас ему не до шлюх. И кроме того, я нужна ему. Особенно теперь, когда моя мать снова на свободе и вновь плетёт интриги.

– Что?!

– Не знаю, стоит ли упоминать об этом, но я молюсь, чтобы к смерти твоего отца она не была причастна – лишь воспользовалась ею, чтобы сбежать. Нет, дорогая. Торну сейчас не до фавориток. У него пока есть проблемы посерьёзней.

***

Тело императора готовили к погребению. В тяжёлых алых одеждах его уложили в гроб.

Храмовники распевали свои псалмы:

«Даруйте, добрые духи, вечный покой рабу твоему. И да воссияет душа его над нашими головами новой звездой на небосклоне. Да будет свет её вечным. Его Величество будет всегда жить в наших сердцах и в нашей памяти».

Гаитэ стояла рядом с Эффидель. Лица молодых женщин скрывала густая чёрная вуаль. Было очень душно от большого скопления людей и тысячи горящих свечей, от густого запаха ладана.

Всё это с того дня в сознании Гаитж прочно стало ассоциироваться со слезами – чёрный креп, свечи и ладан.

На хорах затянули песнопение служки. А свечи всё мерцали, как маленькие звёздочки.

Генералы отдали честь, отсалютовав обнажёнными мечами.

Когда гроб забивали гвоздями, Гаитэ даже не сразу поняла, что это за странные звуки. В первый момент подумалось – что это? Внезапно пошёл дождь? И только когда рядом качнулась Эффи и Рокору пришлось поддержать жену под локоть она поняла, что эти звуки на самом деле значат.