Екатерина Николаевна Широкова
Кто играет в человечков?
Для Лёхи это был первый обход незачищенных территорий и он старался во всём походить на старшего по прозвищу Говорун, давно уже ставшего в некотором роде легендой. Ходили слухи, до сих пор никем не опровергнутые, что Говорун был одним из тех немногих, кто выжил при первых открытых столкновениях, когда это казалось делом решительно невозможным и народ лишь прятался по норам, дожидаясь неизбежного и быстрого конца.
Говорун с легкостью перешагивал через завалившиеся веером столбы, не опасаясь размотанных обрывков проводов – света здесь не видали уже года два или три, да и дизель найти было невозможно, кроме как на сохранившихся заводах. Когда Говорун остановился и предупредительно поднял ладонь, Лёха послушно окаменел, перестал дышать и вылупился во все глаза, надеясь самостоятельно определить, что именно заинтересовало ведущего. Одинаковые обрубки многоэтажек, заваленные битым кирпичом и прочим выцветшим на солнце мусором, оставшимся от беззаботной городской жизни, выглядели как братья-близнецы: слепые и подкопчённые окна и никаких признаков людей или этих чудищ, но он продолжал скользить по округе самым серьёзным взглядом.
Нет, всё-таки ничего.
После паузы Говорун опустил руку и коротко кивнул, давая команду продолжить движение, а Лёха незаметно, но всё-таки очень шумно набрал полную грудь воздуха, расслабляя мышцы.
– Можно вопрос? – Лёха покосился на ведущего, оценивая его настрой.
– Валяй, – разрешил Говорун.
– А как вы их различаете? В смысле, они же в точности такие же, как мы.
– Да так тебе сказать… Сам увидишь. Не дрейфь, Лёша, ты отлично всему научишься. Главное, не вздумай сразу копыта отбросить, хорошо? Обвыкай пока.
Лёха насупился – чувствовать себя бесполезным довеском ему не нравилось, но и жаловаться тоже глупо, ведь его взяли в такую двойку, о какой он неделю назад и мечтать не мог, но детскую обиду это не отменяло.
– У тебя братья-сёстры малые есть? – невпопад спросил Говорун, ныряя в разбитую надвое секцию забора.
– Были, – отрывисто бросил Лёха, отчаянно надеясь, что застрявший в горле ком не превратится в ставшие нынче слишком обыденными слёзы. Он точно знал, что у Говоруна не осталось никого, а расспрашивать подробности не принято, так что болезненного продолжения разговора наверняка удастся избежать.
– Ясно. Тогда просто будь внимателен с малышнёй.
Лёха хотел переспросить насчёт детей и к чему был вопрос, но Говорун упал на землю и откатился под прикрытие цоколя, а повторивший манёвр ведомый ощутимо разбил коленку. Из полуподвала напротив тянуло каким-то нездоровым варевом – одичавшие животные не смогли бы воспроизвести этот запах, что обозначало, что они наткнулись на выживших. Или на других.
Говорун щёлкнул затвором и сделал знак занять позицию у двери, а сам объявил, почти не повышая голоса:
– А ну вылезай сейчас же!
Там зашуршали, а из дыры высунулась грязная женская голова и глупо пролепетала:
– Вы кто?
– Свои, – рявкнул Говорун.
– Ребята, ну наконец-то! А я уж думала, никогда вас не дождёмся.
– Сколько вас?
– Я и вот муж мой ещё здесь. И наши дети.
Было слышно, как двигают тяжёлое и натужно скрипят пружины, а потом дверь распахнулась и в проёме возник тщедушный мужичок с замотанной тряпьём щекой и демонстративно открытыми ладонями.
– Заходите, смотрите всё! Мы в порядке, честно. Давно не встречали людей, отвыкли.
Внутри заурядно – тёплые вещи, жалкие остатки утвари и хроническое отсутствие припасов. Женщина суетливо рассовывала валяющиеся в полумраке вещи, придавая уют перед незваными гостями и не переставая улыбаться, а Лёха с горечью заключил, насколько это нелепо – воображать себя в том, ушедшем мире, где можно было зайти на огонёк, не опасаясь подвоха, и переживать о пыли по углам.
Говорун медленно осматривал помещение, не убирая прицел с взволнованной хозяйки, а Лёха держал на мышке тощего. Из глубины разом встали несколько детских фигур, смотрящих настороженно и без заискивания. Видок у них был такой, словно они не ели много дней подряд и вряд ли мылись за последние месяцы.
– А у вас есть что-нибудь съестное? Что угодно. Пожалуйста, – женщина поджала губы, опасаясь мгновенного отказа, но Говорун опустил пушку и сбросил с плеча рюкзак, доставая консервы.
– Нож у вас есть? – скупо уточнил ведущий, пока Лёха отступал к коридору, чудом сохранившемуся под полуразрушенным зданием. Женщина горячо благодарила, а её супруг молчал, с нескрываемым подозрением изучая ведомого.
За прибитым к балке верблюжьим одеялом нашлась крохотная каморка, получившаяся между огромной грудой бетона от провалившегося с нескольких этажей потолка и оставшейся невредимой несущей стеной. На расчищенной и относительно ровной поверхности расстелили ковёр, на котором сидела чумазая девочка лет четырёх и перебирала игрушки около керосиновой лампы, наградив беглым взглядом Лёху в полной экипировке и с оружием.
В их мире дети не тратили горючее на чепуху и шарахались от незнакомцев, используя любые лазейки, недоступные взрослым – шныряли по узким вентиляционным шахтам или ускользали по почти сорванным карнизам, а эта девчонка преспокойно устроилась на когда-то дорогом и красивом восточном ковре и играла в куклы, продолжая беззвучно мурлыкать песенку и складывать в идеально ровный круг длинноногих красоток с осиной талией и надменными нарисованными глазами.
– Ты почему тут сидишь, а не с остальными? – Лёха проверил все закутки и вернулся к малышке, бархатистыми ресницы и острыми скулами напоминающую его самую младшую сестру, исчезнувшую полгода назад при последней в их районе массовой атаке чудищ.
– Они вас боятся.
– А ты не боишься?
– Нет, – девочка оторвалась от своих кукол и лениво поправила колготки.
– А твои… подружки, они тоже такие смелые, как и ты? – Лёха ткнул дулом в крайнюю, с чуть оплавленными башмаками, и резво отдёрнул ствол, осознав, что творит.
– Им уже не надо бояться, – глубокомысленно объяснила девочка и сладко зевнула, сворачиваясь в клубок прямо на полу.
Она не выглядела настолько же худой, как остальные, но торчащие из ворота великоватого свитера ключицы вызвали в Лёхе желание укутать её потеплее и он ещё разок осмотрелся, чтобы найти плед или подходящую верхнюю одежду. Девочка следила за ним сквозь ресницы и вдруг сонно пробормотала:
– Вон там, – махнув в сторону картонной коробки из-под принтера. Оттуда торчали корешки красочных детских изданий, настоящее богатство, уцелевшее в огне, – выбери одну. С добрыми картинками. Без чудищ. Хочу посмотреть.
– Видела их? – Лёха вытянул первую попавшуюся, невинную азбуку, и подал, избегая прикасаться к её пальцам.
– Издалека. Они не такие уж и страшные.
– Это только издалека, – уверил Лёха и почему-то подумал, что было бы здорово прилечь на ковёр, чтобы вздремнуть немного. Девочка уже сопела, забавно притворяясь спящей, и уронила предложенную книгу, а Лёха поставил оружие рядом с коробкой, чтобы прикорнуть буквально минутку. Нужно только выключить свет, чтобы беречь керосин…
Гулкие шаги смутили течение совсем вялых мыслей и уютно висящее одеяло отъехало, принося в тесную каморку плечистого Говоруна, задевающего макушкой трубу бывшей теплотрассы. Он выстрелил одновременно с тем, как девочка перестала притворяться человеком и хищно выпустила из очаровательной и фальшивой оболочки, помутневшей в свете лампы, множественные тонкие щупальца, нацеленные на Лёху.
У Лёхи ужасно загудело в ушах и он часто заморгал, цепляясь за ускользающую реальность и с усилием разлепляя веки. Морок спал, когда поверх свитера проступили следы от метких попаданий, и Лёха сгруппировался, готовясь отражать нападение остальной семьи, не замедлившее себя ждать.
Чудища считали, что загнали их в ловушку, и наваливались толпой, переплетая щупальца в один общий букет, норовящий лизнуть открытую кожу, а Говорун хладнокровно снимал их одного за другим, умудряясь ещё волноваться за Лёху и кинув ему на всякий пожарный разодранный зубами комплект первой помощи, так и не тронутый бойцом.
– Да всё в порядке, в порядке, – твердил Лёха, когда они закончили с чудищами и Говорун задрал рукав, чтобы осмотреть место предполагаемого контакта. Там и правда не было ни покраснения, ни царапин, и Говорун одобрительно пригвоздил Лёху к земле своей тяжёлой лапищей:
– Ну ты молодец, Лёша! Хорошо разобрался с ними.
– Да я не просёк, что это они. Как вы поняли? В смысле, они же нормально вели себя.
Говорун сплюнул и задумчиво сощурился.
– Ты говорил, что у тебя мелкие были, да? Во что они играли в безопасных местах? Во временных убежищах? В машинах?
– Младшая крутила из тряпок чудовищ, я сам раздобыл ей нитки.
– Во-о-о-т! Люди играют в монстров. А теперь смотри, во что играют эти. У них человечки, всегда человечки, которых они методично раскладывают для перерождения. Так они выдают себя. Играют в людей.
Солнце вовсю шпарило сквозь дыру в стене и рывком проснувшийся Рома машинально перекатился в тень, чтобы не припекало затылок, и напряжённо прислушался к стрекоту насекомых. Вроде всё спокойно. Если закрыть глаза и позабыть про ужасно саднящие ладони, то вполне ещё можно было притвориться, что нет никаких охотников и можно прямо сейчас с гоготом сбежать вниз по улице к реке, чтобы искупаться с друзьями. И с Катькой. Мысли о ней казались странно приятными, без примеси постоянной и надоедливой горечи, и Ромка очень отчётливо, в мельчайших деталях представил её чуть загорелое лицо со смеющимися от счастья глазами. Да, именно к ней тянуло особенно.
Рома нашарил на полу флягу и сделал жадный глоток, но чуть не захлебнулся от неожиданности – по видимой через пролом части улицы, прижимаясь к зданию почты и нагнувшись, чтобы быть ниже окон, пробиралась девушка в шляпе. Её движения были прекрасно выверены и напоминали хищника, уже выбравшего добычу и подкрадывающегося поближе, чтобы сделать один точный бросок. Интересный расклад.
Рома вытер рот тыльной стороной ладони и бесшумно поднялся, чтобы не упустить момент, когда незнакомка поравняется с соседним домом и он сможет перехватить её с гарантией. Девушка замерла, как будто почуяла его намерения, и подняла голову, безошибочно остановив свой взгляд прямо на нём. Гигантские солнечные очки закрывали пол-лица, но сомневаться в направлении её внимания не приходилось и Ромка еле-еле справился с порывом отпрянуть, ведь с улицы никак нельзя заметить фигуру в тёмной комнате, щель в повреждённой стене была слишком узкой.
Задержав дыхание, Ромка не без удовольствия оглядел её великолепные формы, с учётом устоявшейся жары вполне доступные для обозрения, и автоматически оценил оружие – а девчонка-ка то воображает себя крепким орешком, судя по арсеналу. Особенно умилили торчащая из высокого ботинка рукоять чего-то острого и грозного и впечатляющий запас магазинов на поясе. Она что, мнит себя охотницей? Неужели жить надоело? Хотя другие, кто предпочитал тупо прятаться, рано или поздно – честно говоря, всегда поздно – понимали, что нужно было бороться, а не ждать. А раз она всё ещё жива – значит, не так уж глупа. Будет жаль, если пропадёт зазря.
Рома покосился на свой объёмистый рюкзак и прикинул, насколько она готова рискнуть ради тех запасов еды, которые он сумел найти в подвале этого дома, брошенного владельцами ещё в самом начале и до сих пор практически не разграбленного, если не считать варварски отломанных досок на фасаде. Может быть, поставить на подоконник несколько консервных банок, чтобы привлечь девчонку? Подкрепиться ей по-любому не помешает.
Пока Рома размышлял, хочет ли он по-доброму или по-плохому разойтись с новой неизвестной переменной в уравнении или вообще вынести её за скобки, девчонка добралась до угла и уверенно скользнула к парадному входу его убежища. Похоже, свободы выбора не будет – она всё решила за него.
Ромка без единого звука перенёс вес тела и вжался в углубление за шкафом. Ручка двери скрипнула и с улицы дохнуло нестерпимым жаром и пряным ветром с примесью чего-то дразнящего.
Поймать девчонку было легко – один быстрый выпад и она с приглушённым криком должна была рухнуть на колени, не успев использовать свои игрушки, но у порога дома та сняла смешные очки и в самый последний миг он наконец смог хорошенько рассмотреть её лицо.
Это была Катька. Его Катька.
Поэтому он чуть смягчил удар и ослабил руки, так что потенциальная пленница получила шанс вывернуться и он теперь с силой прижимал её к себе, блокируя запястья.
По её ошарашенному лицу пробежала волна бешеного, неконтролируемого гнева и она буквально выплюнула ему краткое и однозначное:
– Ты! Какого чёрта! Нет!
Он удивленно задрал брови и обиженно ответил:
– Это же я! – и потянулся обнять Катьку, но получил яростный пинок в голень.
Рома взвыл от боли и чуть не отпустил активно сопротивляющуюся девушку, но инстинктивно увернулся от следующего выпада и жёстко встряхнул брыкающуюся бывшую.
– Я тебя не трону, не трону! – выдохнул в изящное ухо и в один приём уложил её лицом в пол, заботливо целя в валяющийся матрас, а не на покрытый толстым слоем пыли и очевидно твёрдый паркет. Даже не углубляясь во всякие смысловые дебри, Рома категорически не хотел, чтобы она поранилась, и не воспринимал Катьку, как врага. Она просто ошиблась. Запуталась. Поверила во всякую чушь. Всё можно исправить.
– Тогда отпусти, – зашипела Катька и снова попробовала вырваться из цепких объятий. Барышня с характером, сдаваться не в её правилах! За это она ему всегда и нравилась. С детства, сколько он себя помнил.
– Не могу, ты дерёшься, – парировал Рома и на всякий случай придавил коленом хребет, трогательно проступающий под задравшейся майкой. Даже в поверженном состоянии она была красива, как образцовая фурия с плакатов, заманивающих на примитивнейший из боевиков. – А ещё ты очень шумишь и привлекаешь охотников со всего района. Жить надоело, что ли? – повторил вслух вопрос, адресованный ранее самому себе.
Катька крепко выругалась, но примирительно зашептала:
– Ладно, молчу. И чего ты хочешь от меня? Чего медлишь-то?
– Разве не ясно? Надо поговорить. Это же я, Кать. Как ты можешь вот так?
– Издеваешься? – она возмущённо дёрнула шеей и закашлялась.
Рома старательно избегал смотреть на приятные изгибы и длинные голые ноги, весьма чувствительно напоминающие, как давно он был одинок, так что скептически хмыкнул, достал из кармана пластиковые хомутики и бережно стянул на запястьях, сведённых вместе, а потом педантично зафиксировал и лодыжки. По крайней мере, так она не сбежит в ту же секунду, как он отвернётся.
– Нормально, не жмёт? – он медленно убрал колено и с беспокойством склонился над обездвиженной Катькой, от души надеясь, что она не будет слишком злиться из-за элементарной предосторожности. В конце концов, на его месте любой, включая саму гостью, действовал бы так же. Такие уж теперь нравы.
Рома ожидал чего угодно – всплеска ненависти или откровенного презрения, но в Катьке будто что-то щёлкнуло и пылающие гневом глаза вдруг стали абсолютно пустыми и безжизненными. И Рома с досадой признал, что так ещё хуже.
– Я просто хочу убедиться, что ты не наделаешь глупостей, – и совершил первую по-настоящему серьёзную ошибку, позволив себе поддаться порыву и робко коснуться этой удивительно тёплой на ощупь кожи, усеянной бисеринами пота. Оправдать нелепый жест необходимостью было бы невозможно, да и Катька предсказуемо отпрянула, бросив полный недоумения взгляд, несколько смазанный её незавидным положением.
Узнавание обрушилось на Ромку, как таран. Он уже видел у неё похожий взгляд.
Ромка и Катька в компании прочих вчерашних школьников забрались на крышу самого высокого здания их городка и встречали июньский рассвет, бурно фантазируя о будущем, в котором они непременно оказывались все вместе. Катька со смехом прервала поток несусветной чепухи, приложив ладонь к его губам, и рассудительно спросила:
– Вот скажи мне, Ромка, а если бы тебе пришлось выбирать, кого спасать, одного самого любимого человека или всю планету, что бы ты решил? Только честно отвечай, не раздумывай! – и убрала руку, почти не пряча озорную улыбку.
– Я бы тебя выбрал, – без колебаний отрапортовал Ромка и по-хозяйски привлёк её к себе.
– Это он врёт, – уверенно прервал здоровяк с кличкой Булка, вечно увивающийся за Катькой, но вынужденный терпеть Ромкину победу. Когда-то пухлый мальчик, прозябающий на уроках сольфеджио, пока остальные дети гоняли за поле на холмы или на речку, к выпускному заметно окреп и стал всё больше и больше докучать его девушке, – или выбирает неправильно. Надо планету выбирать, Ромео. Иначе она тебя не простит.
Ромка хотел заржать, но Катька вот так же недоуменно оглядела его и одобрительно кивнула Булке.
– Булка дело говорит, дуралей. Если ты будешь размениваться на баб, планета в опасности.
Воспоминание унеслось с сожалением, приправленным неприятным уколом, ведь Булка был прав. Что-то скрипнуло и Рома успел уловить силуэт, мелькнувший в проёме.
Булка выстрелил раньше и Рома захрипел, теряя сознание.
Катька зло посмотрела на ничком упавшее тело и изогнулась, подставляя кисти и помогая Булке срезать с неё путы. Он убрал нож и вопросительно замер, а Катька прикусила губу и вдруг всхлипнула.
– Ты чего? Расстроилась из-за этого? Он тебя трогал? – Булка был похож на великана, хлопочущего над хрупкой девчонкой, но её властный голос разрушил мимолётное впечатление.
– Да не особо, – она выпрямилась с каменной физиономией и отряхнулась, – а ты зачем стрелял? Всех чудищ решил здесь собрать одним махом? Теперь надо валить, а я сто лет планировала заглянуть в наш старый дом, ну и везение.
– Извини, я что, должен был спокойно смотреть, как этот… резвится с тобой?
– Да я контролировала ситуацию! – Катька вспыхнула.
– Ага, я так и подумал сразу, – Булка с пристрастием изучал её, – а ты переживаешь о нём, – не спрашивал, а утверждал с явным укором, – зря ты так.
Вместо возражений Катька проверила у Ромы пульс и в её чертах проступило поистине ослиное упрямство.
– Живой. Возьмём с собой, – она вернула должок, связывая парня его же методом, – подгони машину, а я проверю его вещи.
– С ума сошла?
– Он странно повёл себя, тут что-то нечисто. Надо допросить. И всё равно нам на базу нельзя, – она сделала страшные глаза, – ещё два часа.
– Погоди, ты же сказала «не особо» трогал? Он тебя?..
– Да не в том смысле… Он изобразил приступ старой привязанности ко мне, представляешь? – Булка потемнел и Катька торопливо разрядила обстановку. – Да брось, всё в рамках. Скрутил и повалил. Точка. Но контакт был.
Булка стиснул зубы и резко развернулся, уходя за тачкой, а Катька с чувством прошептала вслед:
– Всё будет хорошо, обещаю.
– Поговорим через два часа, – выдохнул Булка, – и я это уже слышал раньше.
Дверью не хлопнул, конечно, но всё было предельно прозрачно. Ей теперь в убежище путь заказан, рисковать нельзя, пока не проверят статус, а Булка ни за какие коврижки не оставит её одну. Катька поморщилась и заглянула в рюкзак, доверху забитый тушёнкой и прочими изысками, и удовлетворённо потащила находку к выходу.
Когда мотор заурчал в их квартале, Катька уже закончила обрабатывать аккуратные круглые отверстия под ключицей и наскоро перебинтовала плечо. Булка не стал комментировать её деятельность, подхватив бессознательный груз под лопатки и без церемоний засунув Рому в тщательно отгороженную часть автомобиля, а после дав по газам, унося ноги из ставшего крайне опасным района.
Обманчиво безмятежная тишина осталась позади, а они мчали по шоссе с раскиданными по обочинам обгорелым металлическим остовам вперемешку с почти новенькими экземплярами и угрюмо молчали, избегая ненужных обсуждений.
Зарулив на большую многоэтажную стоянку у торгового центра на развилке, Булка вынул ключи из замка зажигания и холодно сообщил Катьке:
– Я проверю периметр и вернусь, а если этот очнётся и скажет что-нибудь полезное, будь добра, не лезь на рожон. Он этого уже не заслуживает, поверь. Я сам прикончу.
Через несколько минут Рома застонал, а Катька вздрогнула и прильнула к стеклу, рассматривая расплывающиеся бурым пятна на его груди:
– Лежи тихо. Я тебя перевязала.
– Где мы? И зачем? И куда делся Булка? Чёрт, он меня подстрелил!
– Отвечай на вопросы. Почему ты не тронул меня? Что тебе было нужно? Это какая-то новая фишка?
– Катя, – с издёвкой протянул Рома, – заметь, ты тоже спасаешь меня. К чему бы это?
У Катьки стал такой безумный вид, словно она вот-вот влепит пощёчину, но потом девушка устало откинулась на сиденье.
– Я хочу понять, что у тебя в голове, чучело.
– Сейчас прозвучало реально обидно. А ты теперь с Булкой, да? И что же вы не упорхнули вдвоём в ближайшую безопасную нору? Там нельзя поиграть в детективов? Или боишься, что рука дрогнет со мной расправляться, и не хочешь палить адресок? – Рома скатился на правый бок, чтобы сподручнее было любоваться её профилем, мягко очерченным в полуденных лучах.
– Не дрогнет, – она демонстративно сняла предохранитель, – и не твоё дело, с кем я.
– Угу. Не с ним, я так понял. Внушает оптимизм.
Катька замешкалась с ответом, а двумя уровнями ниже раздался долгий вой, нечеловеческий и страшный.
А она умелая – шуметь не стала, а очень плавным, тягучим движением открыла дверцу машины и выскользнула наружу, жадно прислушиваясь и выискивая хоть какой-нибудь признак, что там, внизу, ещё осталось, кому помогать. Мучительно тихое эхо отдалённых человеческих шагов сделало Катино лицо ещё более сосредоточенным, а Рома всем своим существом необыкновенно ясно ощутил, что видит её в последний раз, и чуть не задохнулся от ноющей боли в груди. Он вскарабкался по стенке, игнорируя слабость, и громко позвал:
– Выпусти меня!
Катька удалялась, как будто и не слышала.
– Я помогу тебе! Отвлеку их. Там просто голодные тени, они унюхают меня и бросят вас. Просто открой эту дверь и беги, – Рома посерел от натуги.
Катька остановилась и упрямо тряхнула волосами, но уже было поздно – она позволила спасительной идее завладеть ей, пустить корни. И сдалась – в два счёта вернулась и распахнула задние дверцы, освобождая пленника.
Рома приподнялся на локтях и вытолкнул себя на бетонный пол, а Катька попятилась, стараясь держать его на мушке и смотреть под ноги.
– Замри, – властно сказал Рома и Катька удивлённо задрала брови, – бежать уже нельзя.
Там, где бетонное полотно заворачивало на уровень ниже, размеренно переваливались и катились плотные сгустки тьмы, на ярком солнечном свете похожие на фантастических собак. Катька прижалась к столбу и сползла, прицеливаясь по очереди в обоих существ. Ромка с огромным усилием сел на корточки и протяжно свистнул, а собаки с воодушевлением устремились к новому источнику звука.
– Не стреляй, сейчас бесполезно, – сухо скомандовал Рома, – просто не шевелись. Дождись, когда доберутся до меня, и тогда действуй.
– Да знаю я. Видала такое издалека, – процедила Катька, – а вот тебе конец.
– Расстроена, принцесса? – с иронией пробормотал Рома и свистнул ещё.
– Во второй раз мне почти всё равно, если честно.
– Почти? Звучит обнадёживающе. В первый раз вышло не ахти.
Они были на вышке – Ромка и Катька, жутко уставшая после вылазки, но упорно отказывающаяся пойти отдохнуть хоть часок. Она не отрицала, что шансы стремительно тают, ведь её младшего брата нет уже два дня и связь пропала, но всё равно сидела тут и ждала. Боялась пропустить возвращение и не выпускала из виду складские ворота.
Ромка погладил её бедро, а она подняла опухшие красные глаза и уткнулась в плечо своего штатного утешителя, на этот раз не находившего нужных слов, кроме совсем уж очевидного вранья.
– Послушай, я в курсе, что не смогу остановить ребят, если он… ну ты понял, – Катька переплела их пальцы, – Но если будут хоть малейшие сомнения, мы же можем устроить карантин, запереть его на время, почему нет? Вдруг он застрял, но сумеет выбраться?
– Здесь, на базе? А если мы не удержим его… потом? Что, если не сработает?
– Ты прав, да. Ты прав. Нужно будет увести его подальше, – Катька подтянула за лямку свой рюкзак, – я пойду с ним и всё проверю. Встречу там, за забором, когда появится.
Ромка не озвучивал, что не собирается отпускать её с братом, но, когда долговязый братец в знакомой кепке обогнул брошенную заправку и побрёл к базе, высоко подняв ладони вверх, а Катька взвилась, чтобы кубарем слететь по винтовой лестнице, он затолкал её в пустующую наблюдательную будку и заблокировал выход отломанным куском железных перил, оставив её пушку снаружи, на круговой площадке, служившей импровизированным домом-на-дереве, только вместо веток – ржавые прутья.
Катька колотила по небьющимся окнам и орала, а Ромка торопливо спускался, чтобы отвести её брата раньше, чем отработают стрелки.
Он успел. Махнул ребятам, что встретит гостя, и его выпустили.
Вот только брат уже был не брат. Ромка понял, что это произошло, всего за несколько метров – парнишка глуповато ухмыльнулся и до неприличия вежливо поздоровался с Ромкой, чего отродясь не бывало. Ромка велел тому стоять, а сам сообразил, что Катька с вышки нипочём не разглядит, что всё кончено. В бинокль разницы нет. И подпустил его ближе, надеясь вовремя отскочить и… тогда уже стрелять.
Все видели, что случилось с Ромкой дальше.
Рома широко развёл руки для призрачных псов, а те смешно подгребали задними лапами, с разгона врезаясь в потерявшее равновесие мужское тело, пока Катька палила без разбора.
Катька упёрла ствол прямиком в солнечное сплетение и внушительно нависла над ним, несмотря на свой мелкий рост. Ошмётки порванных пластиковых пут украшали картину немного дымящихся тел псов, материализовавшихся при попытке урвать своё, так что теперь оставался последний штрих – разобраться с имитатором. Она брезгливо поджала уголок рта, распаляя свой гнев, но всё ещё тянула резину. Чего она ждёт?
– Катя, ты слишком близко стоишь, – Рома плавно распрямил пальцы, чтобы не спугнуть её, и задрал ладони, – и я могу сделать это, а ты не успеешь даже пикнуть. Если хочешь стрелять, ни к чему так приближаться к имитатору. Очень опасно.
Она чуть отпрыгнула и мотнула стволом, выискивая на Роме следы от атаки чудищ. Их не было.
– Заткнись! Почему они не порвали тебя? Эти ваши пёсики охотятся на всех без разбора.
– Вообще-то они не мои пёсики, а стреляешь ты отменно. Уж думал, мне капут. Спасибо.
– Как ты порвал стяжки?
– Скажем так, я чуть лучше и сильнее, чем обыкновенный Рома. Открою тебе одну тайну, ты же никому не расскажешь?
Катька выдала нечто неразборчивое.
– Сочту за согласие. Ты хорошо знаешь, что имитация скорее похожа на грубую подделку, которую любой тупица может отличить от оригинала. Может быть, не за пять минут, но в целом это довольно просто и вы раскрываете нас. Если успеваете, – Рома чуть крутанул запястьями, разминая их. – Со мной не так. Я могу втирать человеческую дичь часами, ты бы меня видела! И люди с охотой пускают меня в самые охраняемые убежища. Доверяют Ромке на все сто! Такой уровень имитации позволил сохранить и базовые свойства репликатора. Например, я сильнее, чем был он. Разве не чудо?
– Это ты был в Пионерском? А в Южном? Они давно перестали выходить на связь. Это ты?
– Угу, – Рома спокойно кивнул.
– Тебе точно не жить!
– Мне кажется, ты преувеличиваешь, иначе уже нажала бы на курок.
– Где мой брат?
– Мне жаль, – он с беспокойством свёл брови, – но новости паршивые. Боюсь, люди его раскрыли. И ликвидировали. Я не смог его спасти. Имитация была не очень с самого начала.
Катька опустила ствол сантиметров на десять, а потом вскинула обратно.
– Где? Когда?
– Разведчики в Тимирязевском. Неделю назад. И мне правда жаль, Кать.
– И зачем ты пришёл сюда? В мой дом? Я ведь могла появиться здесь в любой момент и я знаю, что ты не он. Это не особо умно.
– Наоборот, я искал тебя. На старой базе никого не было, вот и решил, что сюда ты рано или поздно заглянешь. Сейчас я кое-что достану, а ты не горячись. Лады?
Рома, как в замедленной съёмке, сунул здоровую руку в карман и достал сложенную напополам фотографию. Кое-как расправив, он показал Катьке снимок, на котором они с братом заразительно хохотали, а сзади Ромка покровительственно обнимал их за плечи и корчил задорную рожицу.
– Зачем ты взял её?
– Ты же за ней пришла? Вот, забирай.
Катька сухо приказала:
– Брось в мою сторону!
Ромка швырнул фотографию, а Катька подобрала и не глядя сунула в задний карман.
– И что это было? Зачем ты разыгрываешь передо мной сопливую драму? Ты же не Ромка и мы оба это знаем.
– Ты меня не слушаешь. Имитация настолько хороша, что я и есть он. Особенно, если ты рядом. У меня голова гудит от ваших с ним воспоминаний.
– И ты веришь, что я тебя запросто отпущу?
– Нет. С чего бы это? Просто хотел поболтать. Соскучился жутко. Как ты? Справляешься?
– Да пошёл ты!
– Не такая уж ты и злая, раз завалила псов. Могла бы дать им побольше времени, не пришлось бы стоять и махать передо мной оружием.
– А ты… правда всё помнишь?
– Многое. Думаю, почти всё. А что? Есть вопросы?
Катька прислонилась к открытому багажнику.
– Как он мог так поступить со мной? Я же лишилась сразу вас двоих. Тебя и его. О чём ты только думал?
– Признаю, вышло не очень. Но, Катя… Ты же можешь общаться со мной, если захочешь. Иногда. Просто разговаривать. Это всё ещё возможно.
Катька изо всех сил удерживала приклад и старалась не хлюпать носом, чтобы скрыть навернувшиеся слёзы.
– У тебя всегда были абсолютно дурацкие идеи. Я не могу.
– Понимаю, – Рома подтянул ступни, – и я не в обиде, Кать. Здорово было тебя повидать. Ты справишься.
Катька глубоко вздохнула.
– Прости меня, – прошелестела она, но он достал её раньше, выбросив тонкие нити, обвившие горячие лодыжки с налипшими песчинками.
– Всего два часа. Подождём, родная.
Марина дико, до дрожи боялась не пройти фильтрацию, зато ослепительно хорошенькая Леся не сомневалась в себе ни секунды и только сокрушалась, что автомобили под строгим запретом и их кредитный и не слишком роскошный немец стал бесполезной грудой металла. Марина ещё раз нервно поправила блузку, с жалостью посмотрела на девушку сына и не без ехидства выдала:
– Вот так и поедем все вместе на метро! Там вовсе не так противно, как ты себе нафантазировала. До пришельцев я каждый день на работу ездила и ничего. Всего лишь люди, милая. Не пришельцы.
Леся привычно дёрнулась от последнего слова и колким взглядом скользнула по "парадному" наряду будущей родственницы:
– Не вздумайте так их назвать! Это не принято. Говорите "новые люди", а то они подумают, что у нас семейка варваров. И не надо шуточек насчёт метро, я просто не хочу прижиматься к кому попало, мало ли, кого туда занесёт.
