Женский плач…
– Ира! Ира! Ну пожалуйста, пусть только она придет в себя!
Кто-то тормошил меня, растирал виски и уши.
Я открыла глаза. Медленно, словно они были засыпаны песком. Резкий свет солнца ударил прямо по глазам, и я снова сомкнула их. Солнце – мой враг. Я знала это.
– Иришка! Ну что же с тобой! – воскликнул рядом со мной мужской голос. Папин голос.
– Я уже… мне уже… лучше… – прохрипела я. Голосовые связки почти не подчинялись мне. Чтобы говорить, приходилось делать огромное усилие.
– Ирочка! Мы так волновались!
К щеке прикоснулось что-то мокрое. Это мамино лицо, холодное от слез.
Все в порядке. Теперь все будет в порядке.
– Мы уедем отсюда! Сейчас же, и больше никогда не увидим этих ужасных людей! – взахлеб говорила мама.
Я немного приоткрыла глаза. Абрис полной луны на ее лбу смазался, но еще был различим.
– Что случилось? – пробормотала я, уже догадавшись, что жертвоприношение прошло не так, как планировалось. Но, разумеется, все получилось даже лучше…
– Не знаю, мы с папой ничего не помним. Мы пришли в ту пещеру… святилище… А дальше не знаю… Потом… потом, когда очнулись, люди бежали оттуда, а на мне была странная белая одежда и на шее висела какая-то гадкая штука. Я выбросила ее в море. Тут меня и отыскал твой папа, и еще мы увидели тебя. Тебя принес Саша. Ты была без сознания, – сбивчиво принялась объяснять мама. – Не знаю, что это было, но, слава богу, все закончилось! Мы уедем отсюда, и все снова станет хорошо.
Я кивнула.
– А сюда, – мстительно добавил папа, – приедут компетентные люди. Уж они-то наведут порядок! Готов поспорить.
На его лбу тоже была нарисована луна.
Я тихо вздохнула, будто учась дышать заново. Хорошо, что они сейчас заслонили меня от солнца. Мне нужно немного побыть в тени.
– И Саша поедет с нами. Он спас тебя и всех нас. Знаешь, ты была права – он действительно хороший мальчик, – сказала мама, и только теперь я заметила Сашку, стоящего чуть поодаль. Он ободряюще улыбнулся мне.
Я тоже попыталась улыбнуться в ответ, но губы, кажется, так и не сложились в улыбку.
– Пойдемте отсюда. Я понесу Иришку, – сказал папа и поднял меня на руки.
Сейчас мой взгляд словно прояснился. Я видела медленно кружащего в облаках орла, и огромное море, бережно обнимающее скалы, и маленький городок, примостившийся как раз между горами, небом и морем. И в этот момент меня охватила необыкновенная нежность. Она была всегда – в моей душе, в моем сердце, но сейчас буквально выплескивалась наружу. Она стала такой большой, что телесной оболочки не хватало для того, чтобы удержать ее.
Теперь все будет хорошо. Теперь я знаю, что мне нужно делать. Эти люди блуждают во тьме, словно слепые жалкие котята. Но я еще вернусь в этот город на самом краю огромного мира. Я спасу их и приведу к свету. Теперь я знаю…
Мы спустились со скалы, не встретив никого. Город затих. Молчали даже собаки, чувствуя, должно быть, повисшее над ним ожидание.
Вот и наше временное пристанище. Мама распахнула калитку, и мы через вишневый сад, не останавливаясь, прошли к домику.
Папа внес меня в комнату и уложил на диван.
– Тебе лучше? – заботливо спросила мама.
Я кивнула.
Они и сами выглядели неважно. Оба бледные, с покрасневшими глазами. Сутки действительно выдались тяжелыми. Особенно ночь.
Я приподнялась и тяжело оперлась на спинку дивана. Тело еще плохо повиновалось, а в голове была необычайная легкость.
Мама и папа собирали сумки.
– Вот, возьми, – отчего-то виновато сказала мама, подавая мне несколько книг в ярких глянцевых обложках.
Я открыла одну из них там, где в нее была вложена закладка – глупо ухмыляющееся сердечко. Какое же оно яркое! Цвет неприятно раздражал глаза, и я, вынув открытку, бросила ее на пол. Маленький кусочек картона медленно спикировал вниз. Прекрасно, будет привет для хозяйки дома. Нинель Ивановна любит яркие вещи.
Я с грустью посмотрела на сумки. Пора в дорогу. Но перед отъездом у меня было еще одно дело…
– Ира, ты куда? – окликнула меня мама, застыв посреди комнаты с вещами в руках.
– Я ненадолго. Попрощаюсь только, – сказала я, выходя из домика.
За моей спиной царило удивленное молчание.
Путь до обрыва оказался неожиданно коротким. И вправду, расстояния – вещь относительная. И когда я успела забыть? Привыкаешь, ко всему привыкаешь, и в какой-то неуловимый момент оказываешься вдруг накрепко заперт в своей телесной оболочке, вырастая, успеваешь забыть, что когда-то в детстве, давным-давно, умел летать. Сколько же всего я не замечала в последнее время?!
Подойдя к краю обрыва, я остановилась. Любимое место Сашки. И не зря – здесь и вправду есть сила. Я чувствую, как она густым медом разлита в воздухе. Она проникает в меня, вместе с кислородом растекаясь по всему телу.
У ног плескалось море. Древнее море, скрывающее в своих глубинах затонувшие корабли, сокровища, чудовищ… Сегодня оно пело только для меня, провожая меня в дальнюю дорогу.
– Я еще вернусь, и все будет хорошо, – пообещала я ему, и море плеснуло мне в лицо соленые брызги.
С неба уже давным-давно исчезла луна – закрыла свое белое лицо густой чадрой, однако я ясно ощущала ее присутствие. Теперь она будет со мной, где бы я ни находилась…
Звук шагов за моей спиной почти полностью потонул в плеске волн, однако мне не нужно было оборачиваться, чтобы узнать, кто это.
– Ира! Я искал тебя, – тихо произнес Сашка. – Как ты себя чувствуешь?
– Спасибо, хорошо, – ответила я, по-прежнему глядя на море.
– Я хотел объяснить тебе, – зачастил он. – Бабушка сказала, будто я предал вас. Но это не так. Они выследили нас и схватили меня. Я… отвлекся и не заметил, как они подошли. Иначе я бы справился с ними. Честно-честно! Ты мне веришь? – И, не дожидаясь ответа, тут же продолжил: – Я не знаю, что бабка сотворила с твоими родителями. Иногда она проделывает невероятные вещи и заставляет людей подчиняться своей воле. Знаешь, если честно, я не уверен, что она погибла… Помнишь, я рассказывал, что душа Хранительницы может переселяться в другие тела…
Он говорил что-то еще. Но я смотрела на море и на небо и пыталась впитать их в себя, чтобы они оставались со мной долгие годы на чужбине. Для того чтобы вернуться, нужно уехать…
– …ты очень смелая девчонка. Я даже не знал, что такие бывают на самом деле, не в романах!.. – долетали до меня обрывки фраз.
У него есть способности, я почувствовала это сразу. Однако даже не подозревала, что дар так силен… Та собака в пещере… Все то, что я пережила сегодняшней ночью, вспоминалось смутно. Сознание двоилось… Это он позвал Пса и скомандовал ему напасть на старуху. Он очень сильный мальчик. Неудивительно, что прошлая жрица решила оставить его у себя, когда много лун назад кровь его родителей обагрила священный алтарь богини. Нужно принять какое-то решение. И срочно, прямо сейчас. Это не слишком мне нравилось, и потом, в будущем Саша мог бы еще пригодиться… Но нет. Нельзя рисковать, а он слишком своеволен. Другого выхода нет. Я нахмурилась.
– Ира! Что с тобой? – крикнул Сашка мне в спину.
Я медленно обернулась и взглянула ему прямо в глаза.
Он побледнел, несмотря на свой загар. А затем отступил на шаг и произнес лишь одно слово. Так тихо, что я не расслышала бы его, если бы не знала точно, что именно он сказал. Его губы двигались бесшумно – как в черно-белом кино. Всего три слога – «Ба-буш-ка»…
– Свитер взяла? А теплые колготки?
Я поспешила закрыть сумку, чтобы не было заметно, что там сплошь легкие кофточки. Мама думает, что если зима, то нужно носить страшные теплые вещи. Ненавижу свитера, потому что кажусь себе в них толстой и неуклюжей. А мама не понимает, как будто сама была молодой не меньше чем сто лет назад, и уже не помнит, каково это – быть шестнадцатилетней.
– Марина! Я тебя спрашиваю!
– Да, мам, взяла, конечно! – крикнула я, застегнув последнюю молнию.
Хорошо, если обойдется без досмотра. Таможенники всего мира спасовали бы перед моей мамой. Год назад я начинала курить. Даже не начинала, а так, баловалась. Чтобы компанию поддержать. А что такого – мальчишки почти все давным-давно курят. Так мама ухитрилась обнаружить единственную завалявшуюся в кармане куртки сигарету и подняла такой скандал, что просто туши свет. Пришлось тогда сказать, что сигарета Мишкина, и поклясться, что не буду курить как минимум до окончания одиннадцатого класса. На самом деле я даже не соврала. Сигареты действительно были Мишкины, просто он угостил меня, а я с тех пор и вправду не курю и ничуть не жалею, так как действительно не понимаю прелести вдыхания дурно пахнущего дыма, от которого першит и сушит горло.
Но все это – к слову. На самом деле речь совершенно о другом. А именно о Рождестве и новогоднем празднике.
В нашей школе каждый год два старших класса отмечают Новый год где-нибудь за границей. В прошлом ездили в Прагу, в этом году наш десятый попадет в Ригу. На целую неделю, потому что в программу войдет все праздничное время от католического Рождества до Нового года, то есть с 24 декабря по 1 января. Нас даже от занятий ради этого освободили. Разумеется, при условии, что с учебой все нормально. У меня, к счастью, в порядке. Была, правда, случайная пара по физике, но учительница, конечно, не стала портить общую картину и, помучив немного, исправила двойку на четверку и вывела четверку за полугодие.
Я очень волновалась перед поездкой, хотя это уже второе школьное путешествие, в которое меня отпустили. Первое было этим же летом, когда мы ездили в Карелию. Жили в палатках, купались в озере и даже сплавлялись по порожистой речке. Очень здорово и романтично, особенно вечерние костры и песни под гитару. Тогда некоторые наши парни вдруг раскрылись с незнакомой стороны. Например, Юрка. Ему удивительно идет гитара и мягкий свет костра, зажженного скорее от желания романтики, чем по необходимости, – в июле в Карелии удивительно светлые ночи. Уже полночь, а видно как днем. Тогда Юрку заметила не только я, но и Наташа – моя лучшая подруга. С ней-то мы неразлучны с самого первого класса. Эта дружба получилась совершенно случайно – мы обе недавно переехали в новый район и не знали никого в школе, а поэтому растерялись. Учительница посадила нас за одну парту. Так и подружились. А сейчас я со страхом думаю, что случилось бы, если бы нас вдруг рассадили по-другому? Не представляю себя без Наташки. Когда мы с ней с кем-нибудь знакомимся, то частенько даже представляемся сестрами, и нам верят, хотя внешне мы не похожи: она – темноглазая шатенка с легкой рыжиной в волосах, я – зеленоглазая, очень светлая блондинка.
Дороже Наташки у меня нет никого. Мы с ней везде ходили вдвоем. До той самой поездки в Карелию. Теперь нас трое.
Вот уже полгода Наташка и Юрка вместе. А я при них третьей лишней. Разумеется, Наташка меня не гонит, хотя я частенько ощущаю себя непонятным и ненужным придатком. Наташка вообще добрая. Она всегда зовет меня, когда они собираются в кино или, скажем, в парк Горького. И я по малодушию частенько соглашаюсь, хотя сама же страдаю. Если хорошенько подумать, то видеть, как Юрка обнимает Наташку за талию, кормит из ложечки мороженым и целует – удовольствие небольшое. Наташка отталкивает его, притворно сердится, но, когда считает, что я не обращаю внимания, с удовольствием льнет к нему.
Мне от ее жалости только горше. Но что делать – сама нарываюсь. Вот кто тянул меня за язык, когда я соглашалась на поездку в Ригу? Теперь, так и чувствую, испорчу им праздник. Над нами уже в классе смеются и святой троицей называют… Сидела бы уж лучше с родителями дома…
– Марина, и запомни, ты будешь в чужой стране, поэтому особенно следи за своим поведением, – заглянувшая в комнату мама отвлекла меня от тягостных раздумий. – Не отставай от группы, не оставляй без присмотра вещи и деньги. И еще не забывай, о чем мы с тобой договаривались.
Это она о курении. Целый год прошел, а ведь помнит.
– И не ввязывайся ни в какие авантюры, – добавила она.
– Хорошо, мам. Ты не волнуйся, – я отвернулась, чтобы скрыть выступившие на глазах слезы. Какие там авантюры – так и стану ходить за классной как привязанная все то время, когда не буду досаждать Наташке и Юрке, таскаясь за ними и мешая целоваться в самых романтичных местах города.
– Как же не волноваться? Ты у меня еще глупенькая, – мама потрепала меня по волосам. – Даже завидую тебе. Старая Рига – сказочный город. Все эти черепичные крыши, узкие мощеные улочки, флюгеры… Я видела Ригу давным-давно, еще до твоего рождения. Знаешь, именно там мы и познакомились с твоим папой. Мы оба были тогда совсем молодые и сумасшедшие!..
Мама задумчиво вздохнула, присаживаясь на мою кровать, и лицо ее от прекрасных воспоминаний будто озарилось внутренним светом.
– И что, тогда папа не пропадал целыми днями на работе? – с подозрением спросила я. Историю про Ригу я уже слышала, но все равно с трудом могла представить своих родителей молодыми и беззаботными.
– Что ты! – Мама положила подбородок на скрещенные руки и мечтательно подняла глаза к потолку. – Тогда мы оба были студентами, в Ригу приехали отдохнуть. Твой папа был душой компании, и я влюбилась в него сразу же, как только увидела. Я с первого же взгляда поняла, что мы всю жизнь проживем вместе. Он был таким романтичным! Мы много гуляли по старым улицам, держась за руки, бесконечно целовались… – Мама снова вздохнула. – Впрочем, тебе об этом думать еще рано, – опомнилась она. – Но Рига тебе непременно понравится! Даже не сомневайся! Жаль только, мы с папой будем скучать…
– А хочешь, я останусь? – вдруг предложила я, отставляя в сторону дорожную сумку. – Мне на самом деле не так уж и хочется.
Разумеется, я лукавила, испытывая скорее сложные чувства: то мне казалось, что я умру от тоски и ревности, если останусь дома, то понимала, что это случится, как раз если я поеду.
– Не выдумывай, Марина! – рассердилась мама. От былого романтичного настроения не осталось ни следа. – Ты же видишь, что отец целыми днями на работе, деньги достаются ему нелегко, чтобы транжирить их просто так и оплачивать поездку, которая даже не состоится!
Ну вот, как всегда. Мама только и думает, что о деньгах, приличиях и прочей чуши, считая это главным в жизни. Никогда не стану такой! Если у меня будет ребенок (что навряд ли, потому, что, наверное, я умру в одиночестве старой девой), я не стану сводить все проблемы к простым и материальным, а постараюсь разговаривать с ним как с равным. Это вовсе не сложно.
– Не волнуйся, мам, я пошутила, – ответила я, оборачиваясь к ней. Слезы на глазах уже высохли.
– Глупые у тебя шутки! – Мама и не думала успокаиваться, мои слова будто рассердили ее еще сильнее, и она, обиженно хлопнув дверью, ушла на кухню.
А я легла на кровать и уткнулась носом в подушку. Если в жизни и был какой-то смысл, он все время ускользал от меня.
– Тебя к телефону! – как ни в чем не бывало заглянула в комнату мама.
Я поднялась на локте и неохотно взяла трубку.
– Привет, Маринка! – послышался веселый Наташкин голос. – Ты как, подруга, уже собралась?
– В процессе, – сообщила я.
– А что так мрачно?
Сама Наташа так и излучала радость. Еще бы – это будет самый прекрасный Новый год в ее жизни: зимняя Рига, любимый человек рядом – что еще нужно! Она и представить не может, что кто-то чувствует по-другому.
– Да ничего. С мамой немного поссорилась, – ответила я – не признаваться же подруге в истинной причине расстройства. В моем голосе искренности было не много, но Наташка, как все счастливые люди, оставалась слепой и глухой.
– Ну это у вас всегда! – засмеялась она. – А я уже подарки купила. И тебе, и Юре. Про свой и не спрашивай, все равно не скажу. А ему – туалетную воду. «Адидас». Очень миленькая.
Я тоже купила Юрке в подарок туалетную воду. «1881» от Черутти. Выбирала, наверное, целый час. Перенюхала весь ассортимент «Л’Этуаля», и этот запах – с легким-легким оттенком дыма – показался мне необыкновенным.
– Отличный подарок. Ему наверняка понравится, – ответила я, расстегнула кармашек сумки и выложила подарок. Действительно, дурацкая идея. Пусть Юрке его девушка туалетную воду дарит. Два парфюма – явный перебор.
Мы еще немного поболтали с Наташкой, и я, сославшись на массу дел перед отъездом, попрощалась с ней.
Ну вот, наконец позади суматоха проводов, полный перрон родителей, дающих последние наставления своим чадам, классная – Галина Дмитриевна, носящаяся от одного к другому и постоянно пересчитывающая нас. Подумаешь, высшая математика – четырнадцать человек.
И вот я уже машу из вагона. Поезд разгоняется, стучат колеса, и родители остаются далеко позади. Мы сидим в купе. В нашем отделении, кроме нас четверых – меня, Наташки, Юрки и Юркиного друга Мишки, того самого, который угощал меня сигаретами, – набилось еще пятеро. Большая часть всех поехавших. Мишка рассказывает анекдоты, все смеются и болтают, перебивая друг друга. Альтернативная компания завидует нам. С их стороны – напряженная тишина, прерываемая отдельными репликами.
Я сижу во втором ряду, у самой стенки. Рядом – Наташка, прильнувшая к Юркиному плечу. Они тоже смеются. Он не болтает так много, как другие мальчишки, выпендривающиеся перед девчонками. Ему не нужно – стоит только запеть, и внимание гарантировано. Но Юрка вообще не интересуется другими девчонками. Он смотрит только на Наташку. Она сказала, он признался, что добивался ее внимания аж с третьего класса, и теперь, глядя на них, я в это верю. Кстати, делал он это так ненавязчиво, что ни я, ни Наташка толком не догадывались ни о чем до самой Карелии.
Там, после первого вечера у костра, Наташка сама подошла к Юрке.
– Здорово поешь, – сказала она небрежно и улыбнулась.
Я наблюдала за ними, прижимаясь щекой к шершавому, остро пахнущему смолой и хвоей стволу сосны, и видела, как Юркино лицо вспыхнуло от радости – как будто внутри вдруг включили лампочку ватт на триста. Уже тогда я прекрасно поняла, что мне ничего не светит.
Только не думайте, будто я такая дрянь, что стала бы отбивать у лучшей подруги парня. Наташкин друг – это святое. Я не стала бы с ним даже разговаривать, если бы он вдруг решил переметнуться ко мне, но все равно как-то неспокойно и больно. Может, я и дрянь.
– Эй, Маринка, чего такая смурная? Нам ли быть в печали?! – орет Мишка, обнимая меня за плечи.
Я осторожно высвобождаюсь. Когда-то мы с ним встречались. Совсем непродолжительное время – месяца два, наверное. Мне тогда ужасно хотелось встречаться хоть с кем-то. С первым, кто этого захочет. Подвернулся Мишка, но я быстро поняла, что мы с ним друг другу не подходим, и пресекла отношения в самом начале. Вот только Мишка до сих пор не понял, из-за чего мы расстались, парни вообще частенько бывают тугодумами.
Вот и сейчас Мишка сделал вид, будто не замечает, как я ненавязчиво высвобождаюсь из-под его тяжелой руки, по-хозяйски обнимающей мои плечи, и прижал меня к себе еще сильнее. Пришлось прикрикнуть. Он явно обиделся, но тут же снова включился в беседу, перетягивая на себя внимание общества. Ненавижу парней, которые думают, что весь свет должен вращаться вокруг них. Я узнаю их по громкому голосу, неумению слушать собеседника и обилию разнообразных историй, которые случились с ними или, на худой конец, с их друзьями или соседями и которые всенепременно должны услышать все. Такое ощущение, что их бывает слишком много. Вот и без того не маленький Мишка словно занял собою весь наш отсек. Не люблю показушников, работающих на публику, хотя многим девчонкам такие нравятся. Вот, к примеру, наша одноклассница Юлька глаз с Мишки не сводит, с готовностью смеется над каждой его шуткой и, кажется, вот-вот захлебнется от восхищения. Вот пусть Мишка с Юлькой и водится. Я уж точно обойдусь. Лучше остаться одной и стать старой девой, чем связываться абы с кем, просто так.
– Ребята, у вас все нормально? Не шумите, вы мешаете соседям! – строго объявила классная, проходя мимо. Она и тетя Лена из родительского комитета, которая тоже поехала с нами, расположились через два купе от нас.
– Что вы, Галина Дмитриевна?! – бодро отозвался все тот же Мишка. – Мы тише травы!
И Юлька с готовностью захихикала.
– Смотрите, ребята! И помните: завтра у нас очень насыщенный день. Будем много ходить по городу, так что отдыхайте и набирайтесь сил, – закончила классная.
– Набирайтесь сил, ребята, – шепотом передразнил ее Мишка. – Как насчет того, чтобы набраться? – спросил он, многозначительно похлопывая себя по карману.
У него там две банки коктейля. Это знают все, кроме сопровождающих нас взрослых.
Мы с Юлькой ответили одновременно.
– Нет, спасибо, – это я.
– Да, пойдем! – она.
Почти все ребята отправились за Мишкой в тамбур – выпить коктейля и покурить. Остались только мы втроем. Я, Наташка и Юрка – неразлучная троица.
– Ты и вправду какая-то грустная. Что-то случилось? – спросила Наташка, когда мы остались без лишних свидетелей.
– Да нет. Все в порядке, – ответила я, поплотнее закутываясь в одеяло. В вагоне было не то чтобы жарко.
Мы помолчали.
– Тебя Мишка достает? Только скажи, и я поговорю с ним по-мужски, – предложил Юрка.
– Нет, спасибо, – я отвела взгляд.
Его благородство – вот что меня убивает. Даже жалко, что я не разглядела Юрку до Карелии, до Наташки. Тогда у меня еще был шанс все изменить.
Наташка сердито отстранилась от Юрки и, передвинувшись поближе ко мне, обняла за плечи.
– Не расстраивайся. Все будет хорошо. Я знаю это совершенно точно, – пообещала она, заглядывая мне в лицо. – Вот ты веришь, что под Рождество случаются чудеса?
Я помотала головой, не в силах ответить.
– А вот я верю. И знаю, что с тобой обязательно произойдет какое-нибудь чудо.
В проходе послышались голоса и смех.
Возвращалась Мишкина компания.
Ну сейчас начнется «Что за секреты?» и тому подобное.
Наташка тоже поняла это, потому что, погладив меня по плечу, вернулась к Юрке и демонстративно занялась своим чаем.
Рождество, Новый год, чудеса… не скажу, чтобы я в это верила – мне все-таки, слава богу, не пять лет, а шестнадцать. Однако в эти дни вдруг совершенно независимо, отключив мозги, начинаешь на что-то надеяться. Как будто простая календарная дата может изменить твою жизнь. Сегодня – 23 декабря, и поезд мчит нас в один из самых красивых и сказочных городов. Так почему бы и не понадеяться на чудо?..
Я засыпала под мерный стук колес, думая о том, что дорога всегда дает надежду и новые горизонты, а двигаться куда-то все-таки лучше, чем оставаться на месте.
– Подъем! Подъем! Через час прибываем!
Чужой громкий голос ворвался в мой сон, оставив от него одни осколки. А жаль. Мне снилось что-то удивительно красивое и романтичное.
Пробурчала что-то сонная Наташка, завозился на верхней полке Мишка…
Мне еще не хотелось отпускать сон, но вторжение реальности уже не остановить.
– Марина, Юра! Я занимаю вам очередь! Вставайте!
Верная Наташка потрясла меня за плечо, разгоняя остатки сновидения.
Пришлось тоже вставать, брать полотенце, зубную щетку и пристраиваться в очередь, где уже стояла Наташка.
– Пропустите! Экстренный случай! Острая необходимость! – К нам протолкался Мишка и без излишних колебаний встал впереди всех. – Мне сегодня ужасы снились! – глубокомысленно заявил он. – Открываю глаза – и вижу: собака! Огромная. Смотрит на меня и скалится! Я аж чуть не заорал.
– Миш, так это пограничники были, – улыбнулся Юрка. – Мы же ночью латвийскую границу пересекали.
– А я что? Я же не сказал, что это была собака Баскервилей?! – оправдывался Мишка. – Хотя, если честно, похожа до жути. И глаза, и зубы знаете какие?..
Вскоре поезд остановился, и мы вышли на засыпанную снегом платформу. Рига встретила нас хмурым серым небом, чуть оттененным белыми крапинками снежинок. Все сели в автобус, я – за Наташкой и Юрой, одна, Юлька за мной и рядом с Мишкой. Вот, думаю, скоро образуется еще одна пара. Тем лучше. Мишка мне давно уже надоел, да и он, хотя еще на что-то надеется, начинает все-таки понимать, что мы, как сказали бы в романе, не созданы друг для друга.
До гостиницы на автобусе совсем близко. Минут, наверное, пять, не больше. Гостиница высокая, устремлена в серое небо, мне она очень понравилась, как и церковь напротив. Снежная пелена придает городу романтичный флер, она – словно сказочная вуаль, наброшенная на повседневность. Сквозь нее все кажется загадочным, немножечко потусторонним. Возможно, в этом виноват канун Рождества – время, когда все вокруг вдруг начинают верить в чудеса.
Женщина на ресепшн показалась мне похожей на подросшую Снегурочку. Наверное, из-за светлых волос, заплетенных в аккуратную косу, и голубого, с белой опушкой, строгого костюма. Хотя странно вообразить себе Снегурочку уже не слишком молодой и к тому же в очках. Но она так по-доброму улыбнулась нам и с легким, едва заметным прибалтийским акцентом сказала: «Добро пожаловать!» – что у меня еще больше поднялось настроение.
Наша группа устроилась в гостинице. Мы с Наташкой – в одном номере. Юрка с Мишкой – в соседнем.
Бросив сумки на кровать, мы поспешили спуститься вниз, в холл. Сегодня нам обещана экскурсия.
Пока мы гуляли по Риге, мне показалось, что я попала в старую книгу сказок. Под ногами лежали булыжные мостовые, улочки узкие, словно средневековые, черепичные крыши припорошил снег… Острые шпили, флюгеры, изящные литые фонари и рождественская мишура – венки или еловые ветви над дверями, большие тыквы и ягоды остролиста усиливали впечатление. Словно ты в сказке Андерсена и все может ожить в любой момент: выгнувшая спину чугунная кошка на крыше – фыркнуть и повести усами, статуя последнего губернатора – улыбнуться и кивнуть, приветствуя гостей города. А еще так и ждешь, что вот-вот из-за угла появится трубочист в высокой черной шляпе и с маленькой лесенкой в руках.
Ощущение чуда так и висело в морозном воздухе, сияло улыбками на лицах прохожих, звенело в голосе колоколов, далеко разносящемся по радостно гудящему городу.
Зимние праздники в Риге начинаются с 24 декабря – Рождества, отмечаемого католиками, и продолжаются аж до 7 января – Рождества православного. Таким образом, праздник растягивается. Нам повезло, что мы попали в город как раз на Рождество. Оно в Риге, как и во многих европейских странах, значимее Нового года. Вроде Рождество католическое, до нашего еще далеко, но все равно невольно заражаешься праздничным настроением.
Погуляв по городу и полюбовавшись на маленькие рождественские базарчики, мы зашли в кондитерскую. Сегодня, как сообщила официантка, говорящая по-русски довольно неплохо, особое меню, и нам непременно нужно отведать рождественское печенье со смешным названием пипаркукас. «Печенье с перцем», – перевела она. Признаюсь, что решилась попробовать эту странную штуку не сразу. Вопреки опасениям, печенье оказалось вовсе не горьким, а сладким, в то же время с ярко выраженным пряным привкусом. Пахло гвоздикой, перцем и еще чем-то неопознаваемым. Мне понравилось.
Наши печенья были выполнены в форме рождественских звезд, ангелочков и сердечек. Я заметила, что Наташка с Юркой съели одно сердечко на двоих – ровно по половинке, – и отвела взгляд, словно увидела нечто неприличное. Благодаря светлой коже я краснею очень легко по поводу и без него. Вот как сейчас. И ненавижу в себе эту особенность.
В кафе мы проторчали, наверное, целый час, пока Галина Дмитриевна чуть не силой вытолкала нас оттуда – далее запланирован рождественский концерт в одном из знаменитых соборов. Мы с Наташкой не любители классической музыки, да и среди остальных, пожалуй, нет фанатов. Поэтому мы посмеивались, слушая охи классной, расписывающей, какое нас ожидает чудо. Но стоило войти в собор, как настроение переменилось. Там было очень красиво. Высокие колонны и льющийся через яркие витражные окна свет, тоже казавшийся цветным… Модель рождественского вертепа – с елочными ветками и куколками, изображающими волхвов, пастухов и Мадонну с младенцем… Все вдруг показалось милым и отчего-то таким знакомым, словно я после долгих скитаний наконец вернулась домой… Проходя меж рядов высоких скамеек – в отличие от наших церквей в католических храмах во время службы сидят, – я чувствовала себя странно. Как будто это уже происходило со мною когда-то. Так давно, что и позабылось… А может, я видела это место во сне?.. Трудно сказать.
– Сосновская! Сядь, пожалуйста! Концерт вот-вот начнется. Ты мешаешь людям!
Громкий голос классной вернул меня к реальности. Я на миг зажмурилась и тряхнула головой, словно просыпаясь. Придумала тоже: знакомое место! Разумеется, я никогда не ездила в Ригу. А что, если это генетическая память? Ведь мои родители познакомились здесь и наверняка бывали в соборе: ступали по черно-белым плитам пола, истертым сотнями тысяч ног, стояли под этим высоким арочным сводом, смотрели, как трепещет от сквозняка пламя свечей…
– Марин, что с тобой! Пойдем же, Юра нам занял место! – Наташка нетерпеливо дернула меня за полу дубленки.
Я села рядом с Наташкой, мельком заметив, что Юрка попытался накрыть ее руку своими пальцами, но подруга, покосившись на меня, высвободилась.
Концерт, как оказалось, был органный. Огромный орган располагался позади нас, на специальном балкончике, поэтому, когда зазвучала музыка, мне показалось, будто она идет с неба. Звуки были тихими и торжественными, но постепенно темп и громкость нарастали и обрушивались на нас целыми каскадами. Подчиняясь странной магии, я на время забыла обо всем. Сердце билось в такт с мощными аккордами: бах-бах-бах, бах-бах-бах! Я закрыла глаза, сосредотачиваясь на непривычных ощущениях, и мне вдруг показалось, что все набившиеся в огромном зале люди исчезли и я осталась в соборе одна. Время словно остановилось и, неожиданно повернув назад, полным ходом понеслось в прошлое. В те дни, когда этот собор был еще молод. Мне казалось, что я стою на коленях на холодном полу, погруженная в молитву.
Бам! Особенно громкий аккорд заставил сердце тревожно замереть. Мне почудился стук распахнувшейся двери и странные металлические, лязгающие шаги за спиной – как будто ко мне подходил некто, целиком облаченный в железо.
Я вздрогнула, открыла глаза и поняла, что снова нахожусь среди людей. Кто-то тихо, но натужно кашлял, скрипела спинка – сидящая передо мной женщина никак не могла устроиться на своем месте. И как же я не слышала этого раньше? Но теперь волшебство рассеялось, словно его и не было, и только Мадонна, прижимая к груди младенца, смотрела на меня печально и пристально. Прямо на меня! Я могла бы в этом поклясться!
Интересно, что со мной сегодня?..