Екатерина Манойло
Ветер уносит мертвые листья
2
Проснувшись с тяжелого похмелья, Кыса обеими руками принялся ощупывать виски и затылок, как бы проверяя, на месте ли его большая круглая рыжая голова. А ведь сегодня на два адреса надо сгонять, подумал он и в изнеможении прикрыл глаза. Так болело меньше.
Вчера он после тяжелого рабочего дня решил расслабиться с компьютерной стрелялкой. Такие игрушки идут обычно под пиво, но пролетарского пойла он не признавал и потому достал из бара ополовиненного по глоточку казахстанского «Джонни Уокера».
К двум часам ночи, когда его в девятый раз сожрали монстры из виртуальных лабиринтов, он вдруг обнаружил, что бутылка пуста. Может, отменить на сегодня все, засомневался было Кыса, но тут же представил материнское укоризненное молчание, это ее фирменное оружие, и злую остроносую морду зятя. Если сейчас же не встать, морда опять затянет свое: «Где деньги? Когда вернешь долг?» Не было ни дня, чтобы Кыса не пожалел, что поддался на уговоры сестры и связался с ее хамоватым муженьком-бизнесменом. Тот торговал компьютерами, но сам не шарил ни в программном обеспечении, ни в обслуживании.
«Ты поможешь нам, а мы тебе!» – убеждала сестричка.
Справедливости ради, сначала все шло действительно хорошо. Кыса быстро завоевал доверие зятя и заполучил долю в бизнесе. Доля, правда, оказалась микроскопической. Деньги пошли, но не особо крутые, так, чтобы угостить приятелей в баре. Кто конкретно и когда придумал Ивану Петровскому кличку Кыса, теперь не вспомнить. Вроде как раньше в универе Ванька обзывал всех крысами, но не выговаривал «р». Он и сейчас иногда проглатывает буквы, когда нервничает или злится.
Сладкой жизни не было, и однажды Кыса закупил партию компов подешевле, чтобы подшаманить и заработать уже серьезные деньги. Покупатели вдруг оказались не такими простофилями, как он рассчитывал. Пошли возвраты по гарантии, и, что самое подлое, зять все понял. Кысу выгнали, как собаку, и поставили на счетчик. Остроносый не считал родню жены за своих, по крайней мере, угрозы отжать квартиру тещи в сталинке, в которой жил Кыса, звучали убедительно. Иногда в старушечьем сухоньком лице Анькиного мужа проскальзывало что-то демоническое, что пугало и Аньку, и маму, и Кысу.
Он встал и, пошатываясь, в одних трусах побрел в туалет. В широком коридоре его мотало от стены к стене. Пару раз он чуть не сшиб какие-то антикварные пейзажики в курчавых рамочках. Туалет был занят.
– Тьфу ты, – выругался Кыса и дважды нажал на выключатель. – Ма, ты долго еще?
Под дверью погасла и снова появилась желтая полоска света.
– Проснулся наконец, – проворчала мать, открывая дверь. На паркете светлела протертая дверным углом широкая дуга.
– Могла и разбудить, – пробормотал Кыса и протиснулся в ванную, поцарапавшись о гвоздь, торчавший из косяка.
– Разбудишь тебя, ага, – сквозь зубы ответила мать и, хватаясь за стену, как Кыса пять минут назад, проковыляла босиком на кухню. – И осторожнее с гвоздем, когда ты, наконец, его забьешь?
Толстые бесформенные щиколотки матери были темного цвета, словно в носках. Она медленно переставляла ноги, каждый раз с усилием отрывая ступни от паркета. На щербатых, когда-то пшеничного цвета шашках оставались потеки лимфы. Кыса скорчил гримасу и в очередной раз подумал, что пора бы с этим что-то делать. Сама мать сутками пропадала за компьютером и все диагнозы, как и методы лечения, искала в сети.
Щелкнул шпингалетом, отвернул краны, пустил в необъятную чугунную ванну резкую струю. Шипение превращалось в рокот. Эмаль на ванне кое-где откололась, и струя, бурча, будила в ней гулкое эхо. Заглянул в зеркало, лицо похоже на полуснятый шерстяной носок. Подставил затылок под воду, облегченно вздохнул, головная боль отступала.
Мать за стенкой то ли пела, то ли выла. Кыса хотел понежиться в теплой воде, но понял, что опаздывает. Быстро почистил зубы, поскоблил ногтями кусты волос под мышками и насухо обтерся полотенчиком для рук лавандового цвета, большого полотенца в ванной не нашлось. Сбрызнул туалетной водой кадык и свежую пунктирную царапину от гвоздя на белых ребрах. Вышел и стал собирать одежду по спальне. Носки под компьютерным креслом, футболка на изголовье кровати, брюки на стремянке у книжного шкафа. Собрав сумку, сунулся в комнату матери. Та как будто не хотела замечать сына. Кыса заглянул было в ее компьютер, но она тут же свернула окно.
– Ты с Анькой переписываешься? – зло спросил Кыса.
– И с ней тоже, – просто ответила мать.
– Ты бы поменьше слушала сказочницу нашу, что она опять тебе обещает?
Мать отвернулась и надела наушники. В них захрипел миниатюрный Высоцкий.
– Да не приедет она за тобой, – бросил Кыса и, подхватив рюкзак, вышел из квартиры.
Первый клиент на другом конце города. Кыса прикинул, сколько времени уйдет на дорогу, может быть, и не опоздает. Худой и длинный, он быстро нагонял прохожих, расчищая дорогу глазами злой собаки. Спустился в подземку и расслабился, рельсы озарились, поток людей подхватил его и понес к поезду.
Сестренка, конечно, подставила. Теперь остроносому уходит все, что удается закалымить. И ладно бы деньги шли племянницам, ему даже было неловко оттого, что сестра бросила девочек. Но девицы содержались скудно, а старшую он вообще ни разу не видел в чем-то, кроме материнских обносков. Куда девает деньги этот Кощей – непонятно.
Вообще Кыса жалел о многом. Например, что давным-давно подарил матери отдельный компьютер и зарегистрировал пенсионерку в социальных сетях. Сначала она установила на аватарку свое старое фото, где была похожа на какую-то актрису. Общалась только с дочерью и любимой внучкой Изи. Потом узнала, что можно использовать чужие фотографии, имена и фамилии людей, которых когда-либо встречала (или не встречала), и стала проживать сразу много жизней. Заводить знакомства, влюбляться в молодых мужчин, ровесников сына. Реальность ее как будто не интересовала, разве что иногда она заговаривала о Париже, что, мол, дочь обязательно прилетит и обязательно заберет ее к себе. В страну, где, подумать только, жили Ален Делон, Эдит Пиаф и Жан Дюжарден.
Вагон внезапно опустел, и Кыса понял, что проехал нужную станцию. Видно, сказывалось непривычное похмелье. Пересел в другой поезд, уже понимая, что наверняка опоздает.
– Вы опоздали на двадцать минут, я ушла на работу, – сообщил недовольный женский голос в трубке.
– Но я у вашей двери уже, – соврал Кыса, забегая в нужный двор.
– Надо было написать, предупредить. Я бы подождала, а теперь уже поздно. Давайте на послезавтра?
– Ладно, в это же время, – согласился Кыса и перешел на шаг, куда теперь торопиться.
Следующий клиент только вечером. В желудке неприятно заклокотало. Чертыхнулся. Надо бы поесть. Кыса вспомнил, что у метро была забегаловка. Медленно пошел туда. Дорогой останавливался у досок с объявлениями и срывал листки с рекламой компьютерных мастеров. Ухмылялся стоковым фотографиям парней, которые не имели ничего общего с реальными компьютерщиками, – избавлялся от конкурентов. Вообще ему нравилась его работа. Не IT-компания, конечно, не какой-нибудь успешный стартап, но зато минимум усилий, хорошие деньги, если повезет с клиентом, и куча свободного времени. Когда в кармане завибрировало, решил, что это по объявлению, которое он дал в чате жильцов дома. Обрадовался, потому что смерть как надоело мотаться по городу. Но на экране засветилось имя. Звонила Изи.
Все, что она сообщила, показалось Кысе сном или розыгрышем.
Писклявый племяшкин голосок рассказывал такое, что никак не укладывалось во все еще тяжелой Кысиной голове.
Нюкта якобы зарезала отца кухонным ножом, тем, что с оранжевой рукояткой. Неужели правда? Вот если бы это было правдой! От одной только этой мысли Кыса моментально обмяк, вспотел и подобрел. Неужели Нюкта избавила его от беспросветной кабалы?
– А у вас есть деньги? – осторожно спросил Кыса и сощурился. – Понятно. Держи меня в курсе, подумаю, где вас спрятать.
Почти как сестры Хачатурян, значит. В любом случае эта скотина заслужила смерть. И если уж умная и воспитанная Нюкта не выдержала, значит, причины были серьезные. Поразмыслив, Кыса решил наведаться в гости к остроносому, и, если все так, как рассказала Изи, он найдет свою долговую расписку и заберет то, что принадлежит ему. За столько лет родственничек хорошо его подоил. Но нужно быть осторожным. А если отследят телефонный звонок? Вспомнились детективы из маминой библиотеки. Не зря он их читал в юности.
Кыса пытался держаться спокойно, но ноги сами рванули к метро. Перепрыгивая через ступени, чуть замедлился перед турникетами, приложил проездной и снова побежал. Дорогой он задумался, где остроносый мог хранить деньги. Сейф это или какой тайник, чайник от сервиза, старый кирзовый сапог. Может быть, книга? Хотя нет, точно не книга.
Итак, версия событий.
Мысленно Кыса уже участвовал в допросе, девчонок подставлять не хотелось, да, может, и не придется. То есть проспал, опоздал на вызов, поехал на другую точку, но времени оставалось полно, поэтому решил зайти к племяшкам. А тут такое горе. В гладкий ход событий не вписывался только звонок Изи, впрочем, на допросе легко будет соврать, что племяшка просила у него немного денег в долг. Во дворе Кыса достал из кармана рюкзака связку ключей, на которую Изи пару лет назад повесила запасной ключ от их квартиры. Как она сказала, на всякий случай? Так вот этот случай настал. У аптеки на первом этаже нужного дома он уже настолько верил в собственную удачу, что не заметил такси, которое вырулило из-за поворота и с визгом притормозило рядом.
– Кы-ы-ыса! Какими судьбами здесь? – послышался знакомый голос.
Понадобилось время, чтобы осознать, кому он принадлежит.
– Ты будто покойника увидел! Что замер как истукан?
Угаренко хлопнул дверью такси и стоял теперь перед Кысой в полный рост, обнимая портфельчик. Живой и здоровый, сукин сын. Щерит зубки, острые, как у кровососа. Значит, обманули малолетки, но зачем?
– Ты чего здесь, я спрашиваю? Деньги привез?
– Поговоить надо, – смутился Кыса, проглотив «р».
– Отсочку будешь просить? – передразнил зять и тут же стал серьезным. – Даже не надейся. Сколько можно уже. Пора стать мужиком и нести ответственность. А ты что бледный какой-то? Ну-ка дыхни, не с похмелья?
Кыса дышать не стал, но кивнул.
– Ладно, я сегодня добрый. В кои-то веки мой высокомерный шурин надрался как нормальный человек. Пойдем, воскрешу тебя.
До квартиры шли молча. Кысе мерещилось, что ступени пластилиновые. Стоит замешкаться, как подъезд проглотит его костлявое тело. Угаренко жили на втором этаже. Отец семейства несколько раз нажал на квадратный звонок, прислушался к блямканью и вдруг замер перед темно-багровой дерматиновой дверью.
– Ты чего? – заподозрил неладное Кыса.
– А, фух, думал, что ключи потерял, – Федор нащупал в кармане брелок и вытянул наружу звонкую связку.
Кысу встретил знакомый запах сестриных духов. На миг показалось, что он снова студент и вернулся домой после лекций, а Анька марафетится перед свиданием с каким-нибудь ботаником из хорошей семьи. Жадная дура! В очередной раз Кыса разозлился на сестру за ее мезальянс. Федя как будто тоже что-то вспомнил, со свистом потянул носом воздух и быстро огляделся по сторонам, сканируя обстановку дома.
– Интересно, куда девчонки делись! Иди на кухню и накрывай на стол, – скомандовал он и, запнув ботинки в угол, скакнул в спальню.
Кыса не хотел навязанной ему бабской роли, но кивнул. Аккуратно разулся и прошел в просторную кухню-гостиную. Что же это было? Неужели и правда плохая шутка?
Здесь стерильная чистота. Такая, что не хотелось оставлять следов своего пребывания. Даже отпечатков пальцев. А правда, что он вообще тут делает? Надо уходить. Перекус остроносый пусть сам себе накрывает. Но где девчонки? Все-таки придется остаться, чтобы хоть что-то выяснить. В животе заурчало. Кыса подключился с телефона к маленькой колонке, точно мог заглушить таким образом голод, и крутанул реле громкости. Зазвучал шаманский голос Джима Моррисона. Надо же, заезженная еще в годы юности The End зазвучала по-новому зловеще.
Кыса дернул на себя грохнувший ящик с приборами. Вот он, тот самый нож с оранжевой пластиковой ручкой, заточен, как самурайский меч. Лезвие холодно блеснуло, отразив свет точечных лампочек. Кыса открыл холодильник и, чтобы не возиться с разделочной доской, прямо на весу отполоснул кусок ветчины. Стал жевать. Рот тут же заполнило тухловатым жирком.
– Кыса, твою мать, вызывай полицию! – перекричал Моррисона Федя.
Кыса от неожиданности проглотил кусок, который собирался выплюнуть, и поспешил на крик. Он много лет не был в спальне сестры и поэтому даже удивился, застав прежнюю обстановку. Бледные обои с выпуклыми завитками, пожелтевший от времени натяжной потолок и огромный спальный гарнитур. Распахнутый сейф, которого Кыса раньше не видел. Перед ним, словно перед иконой, стоял на коленях Федя.
– Это даже не мои деньги! Твою ж мать, позавчера только заложил, завтра передавать.
– Много было? – Кыса подумал, что заначка явно криминальная. А значит, с бизнесом не все так гладко. Прикрыл злорадство озадаченной миной.
– Сорок тысяч.
– Рублей? – неуверенно спросил Кыса.
Упырь презрительно цыкнул. Ах ты ж козлина! Ничего человеческого в тебе нет, думал Кыса и жевал губу.
– Что ты трешься там сзади? – заорал Федя. – Привык говно месить…
Дальше Кыса не слушал. Он увидел в зеркальной створе пошедшую красными пятнами, перекошенную рожу зятя. Его яростно раздувшиеся ноздри. Перевел взгляд на свое отражение. Моложавый и даже симпатичный. Но какое же уставшее лицо с потухшим взглядом. Куда девался прежний Иван Петровский? Кто убивал его все эти годы?
Кыса сделал шаг в сторону от зеркала. Кажется, спальня сестры ожила и разъехалась в пространстве, и этот проклятый бывший муж сестры, причина всех Кысиных бед, вдруг оказался как на ладони. Кыса сфокусировался на Фединой спине, обтянутой тонкой водолазкой.
Подстрекатель Моррисон поет из кухни, что наступил конец всем планам. Ну уж нет, пора начинать строить планы заново. Нож в правой руке потяжелел. Кыса крепче сжал пластиковую оранжевую рукоятку. Изи как раз про него говорила. Именно этот ножик Нюкта якобы воткнула под лопатку отцу. Черт, почему она этого не сделала?
– Квартиру обнесли, пока девки где-то шлялись… – под нос бубнил Федя и рылся в бумагах. – Или они же и сперли… Нюкта-то видела, как я пачки в сейф убирал. Вот ведьма, стоило на день раньше вернуться…
Кыса не слушал, среди торчавших из сейфа бумаг заметил знакомый файл. Это его расписка. Купчая на него. Вот он, шанс! Моррисон заорал из кухни: «Kill! Kill! Kill!» Блестящее лезвие с полосой протухшего жирка, сгибаясь и вибрируя, двумя толчками проникло под острую лопатку.
Вот теперь конец.
Кыса вытянул расписку из бумажной кучи, сложил злосчастный документ несколько раз и спрятал в маленьком кармашке джинсов. Порылся в остальных доках – вроде бы ничего ценного. Заглянул в металлическое нутро сейфа – денег нет. Видимо, девчонки и правда обнесли папаню. Раз узнали, что в доме крупная сумма, причем ненадолго.
Тем временем Федя медленно завалился на бок. Скорчился, дернулся и раскорячился на ковре в неестественной позе. Алое пятно на водолазке расползалось и темнело. Отблескивало жирным. Лицо покойника щекой на густом ворсе напоминало теперь мордочку летучей мыши.
Кыса растопырил пальцы правой руки, ладонь чистая. Только белая вмятина от ножа, и та исчезала как ненадежный свидетель.
Вытянул у мертвеца из брючного кармана несвежий носовой платок, протер ручку ножа, которая торчала из спины зятя, словно крылышко насекомого. От мертвого тела исходило какое-то бурление. Будто в трупе бродили и кипели жизненные соки. Кыса, пятясь и поворачиваясь то тем, то другим боком, обследовал свою одежду, нет ли брызг. Минуты три он вертелся перед зеркалом, как перезрелая кокетка. В комнате становилось жарко: мертвец не холодел, а, казалось, нагревался как печка.
Кыса прижал руки к животу. Теперь главное – ничего не трогать. И никому не попадаться на глаза.
В коридоре на Кысу глянул незнакомец с холодными глазами и перекошенным ртом, как после анестезии у стоматолога. Еще одно зеркало. Нащупал языком рыхлую шишку от прикуса. Когда он нервничал, то не только проглатывал «р», но и жевал губы и изнанку щек.
Моррисон стал неуместен в банальной квартире Угаренки. У Петровских комнат было меньше, но они – просторные, с высокими потолками. Сестра и тут повелась на количество, согласившись на пятикомнатное жилище, где можно было устроить кабинет, о котором всегда мечтала. Кыса замедленно двигался по кухне, носовым платком покойника прошелся по ящику с приборами, по столешнице, по дверце холодильника, на всякий случай по всем предметам, которых мог машинально коснуться. Долго всматривался в колонку, что же с ней теперь делать. Наконец догадался вырубить музыку. При помощи того же платка открыл входную дверь, выбрался на цыпочках. Осторожно потянул, чтобы захлопнуть. Вдруг сверху, этаже, наверное, на четвертом, зашумел лифт. Кыса, прыгая через три ступени, скатился по лестничному пролету и, преследуемый спускающимся лифтом, плечом вышиб подъездную дверь. Тут же, чтобы не попасться на глаза соседям, метнулся в кусты.
Заворачивая за угол дома, успел увидеть, как из подъезда вышла старушка в беретике, держа в охапке что-то вертлявое, вроде бы собачонку.
Только минут через десять Кыса остановился, отдышался. Захлопнулась ли квартирная дверь. Вроде бы он слышал щелчок. Вернуться, проверить – нет, сейчас невозможно. Еще наделает глупостей. Слава богу, на автомате прихватил свою сумку. Дрожащими руками вытянул из кармана телефон, пора выбираться к вечернему клиенту. Держись, Кыса, ты теперь свободен.
