Екатерина Ивановна Полухина
Ива не ломается на ветру
Выбив лопатой оконную раму, она кубарем скатилась в баню. Обняв мать за ноги, она залилась слезами, упрекая ту, что она хотела оставить её одну на этом свете. Мамочка, миленькая, родненькая, голубка моя. Ты, что же забыла? Я же скоро вырасту. Я буду тебя оберегать от всего и всех. Я помогу тебе забыть все эти твои проблемы, ты только не уходи от меня, – голосила Варька. Ну, как же ты могла о таком, даже подумать? Я отомщу всем, кто тебя обидел в этой жизни, глядя на мать, как клятву произнесла она.
И Маруся, как будто очнулась от какого – то страшного наваждения. Она вдруг страшно испугалась того, что задумала и, обняв свою девочку, прямо выскочила из бани. Больше ей никогда не приходили на ум такие мысли. Да, она ведь мать в первую очередь и, должна думать о дочке. А потом уж о своей поруганной жизни. Затмение разума ушло навсегда. Она, как будто умерла и родилась заново. С другими мыслями, чувствами. Чтобы жить и любить.
Свекровь, видя, как не сладко приходится невестке, упросила директора школы взять её к ним уборщицей. Илья Петрович, как – то сразу согласился. И Маруся перешла работать в школу. От фермы, это даль дальняя. Село то ого – го. Младшие братья и сёстры всех этих насильников учились неплохо и родители их, почти, что в школу не казали глаз. А, что туда ходить, если дети хорошисты. Значит, учатся на четыре. Ну, конечно и тройки перепадают, да это не беда. Тройка, это государственная оценка. А, если нужда будет серьёзная, так их пригласят в школу запиской.
И получалось так, что Маруся с ними почти и не пересекалась. Так, где нибудь увидятся, два – три раза в году. В магазине ли, клубе. Но это можно потерпеть. И выходило, что она живёт, будто и не в одном с ними селе. Оно и прекрасно.
Со своей любимицей «Рябкой» она не смогла расстаться и выкупила её в колхозе в личное хозяйство. Куры, утки, гуси. Пара кабанчиков у них в хлеву. В доме кошка Буська, во дворе овчарка Кармен. Но Варька зовёт её ласково Карми. В общем, жизнь налаживалась помаленьку и у Маруси. Теперь у неё одна забота была в жизни – Варька.
А дочка её росла послушной, ласковой и примерной девочкой. Мамке своей всегда и во всём помогала. Слушалась. Могла, как взрослая присоветовать что нибудь. В школе она училась на отлично, и родные её гордились своей дочкой и внучкой. Только отец её, так и не вернулся к ним, а пожив с Верочкой, ушёл к Танечке, а потом к Манечке. Так и колесил по селу от одной разведёнки к другой. За что родители на него очень осерчали, и дом свой, который подарили изначально ему, переписали на Марусю с Варькой.
Маруся, так больше и не захотела ни с кем связать свою судьбу, жила ради своей единственной доченьки. Время шло, жизнь менялась. Раны затягивались. Может и не настоящим струпом, но тоненькой плёночкой покрывались, это уж точно. А, если это не так, так, как же жить- то?
Ох и хороша, получилась у них девчонка! Волосы густым облаком, окутывают прекрасное личико. Светлокудрая Варька в мать, а кожа, как у отца смуглая. Глазищи смородиновые, как у бабушки Оли, мамы Маруси, до того густы фиолетом, что прямо ночью небо осеннее. Только белки с голубизной светятся, как звёзды. Ноги от шеи, грудь высокая, талия тонкая. В общем, удалась, так удалась дочка.
Хоть и внешность не самая главная, и пословица говорит: Не родись красивым, а родись счастливым. Но красота для девушки, тоже не последнее. Но Варька была ещё и умница – разумница. А значит, счастье её не должно обойти стороной. Да, точно не обойдёт. Девчонка уж больно хорошая.
Годы ведь не стоят на месте, бегут себе, не глядя у кого, какие проблемы. У кого какие радости и печали. Варька, закончив школу сельскую, на отлично, да в районе девятый и десятый класс закончила не хуже. А теперь учится там же в институте на модельера. Хочет красиво одевать городских модниц. Да и про своих местных не собирается забывать. А чем же они хуже тех, кто ходит по асфальту? Нет, она уже привозит подружкам своим выкройки модных платьев и они за выходные успевают такие наряды смастерить, что местные кумушки диву даются.
Не иначе Варька, ты станешь министром моды, – шутят они. А может и не шутят. Варька очень рада этим их пожеланиям, но думки у неё вовсе не о том, пока. Она по – настоящему повзрослела и рассуждает совсем, как взрослый человек. Скоро истекает срок заключения тех, кто нанёс её мамочке неизгладимую рану, что так и не затянулась до конца. Так видно притёрлась, да кровь не льётся, но не более того. Ведь Варька всё видит, всё замечает.
И слова свои, что дала она мамке, будучи ребёнком, на страшном месте, не выходят у неё из головы. Мамка, мамка. Я ведь тогда не просто так сказала тебе, что отомщу. Это был не детский лепет. Это обещание было пророческим. Не в тот момент оно было дадено, чтобы забыть о нём.
Она дала его на пороге возможной погибели самого родного человека для неё. И теперь негоже отступать. Она сделает всё, чтобы превратить жизнь этих упырей в ад. Пусть, только вернутся они. Она уже не ребёнок, что прячется за подолом материной юбки.
А способ она найдёт. Она так накажет их, что мало не покажется. Но, опередив Варьку, судьба уже сама начала наказывать их. Дупель умер в медсанчасти колонии, после драки с однокамерником. Не досидев свой срок ещё шесть лет. Тот пырнул его заточкой в печень и он, захлёбываясь собственной кровью, умер на второй день, так и не придя в сознание. Обратный отчёт начался. Бумеранг возвращался на круги своя. Время шло и для хороших, и для плохих. И для тех, кто серединка на половинке.
И вот настал тот день, когда в село Семёниха вернулись четверо осужденных за изнасилование Маруси. Сидели ли они все вместе, или встретились где – то уже по пути, никто не знал. Только вернулись они все разом, на попутной машине, что была по колхозным делам в районе.
Но Маруся напрасно боялась их возвращения. Они вели себя тише воды, ниже травы. Да, даже можно сказать, глаза боялись, как следует поднять на односельчан. То ли от стыда, то ли от привычки за десять – то лет. Там голову очень не задерёшь к верху. Найдутся такие, враз опустят тебе её.
А, ведь совсем ещё молодые. Что такое под тридцать лет для мужчины? Это же только расцвет начинается. Но это, если ты не чалился десять лет на нарах. Два года по малолетке, где к тебе приставлен наставник. Потом этап и тебя перевозят, возможно, в другую часть страны, даже. Где ты начинаешь свою взрослую жизнь. Но какую? Где, даже в туалет без разрешения не сходишь. Вдруг другие обедают в это время, а тебе приспичило. Не у начальства, так у смотрящего по камере. А возможно и просто сокамерников. Это тебе не хухры – мухры и, не дома с мамкой, папкой пререкаться. Там всё не по твоему желанию.
Поесть, поспать, только с разрешения. Да проснуться утром и лечь в кровать вечером, ты можешь, когда тебе разрешит смотрящий. Сказал он спать и, хочешь ты этого, а может у тебя бессонница, ты обязан лечь и, уснуть.
Когда ты работаешь, тебя охраняют бойцы с автоматами и овчарки. И это так наст очертеет, что и уже на воле, тебе всё кажется, сейчас кто – то прокричит: отбой, или лицом к стене, а то – по вагонам. Как на этапе. И ты должен безоговорочно подчиниться. Иначе ты пожалеешь об этом. Да не один раз.
И главное, обижаться за это не на кого. Сам заслужил это. Каждый сам куёт своё счастье.
Васька Теплов (Корявый), кликуха прилипла теперь видно на века, просто панически вспоминал оскаленные пасти овчарок на этапе, и они, даже ему снились до сих пор. От чего он вскакивал на кровати, любовно приготовленной дома ему матерью. С периной, с белыми простынями. И сердце его гулко стучало готовое выскочить из груди. А в непроснувшемся ещё сознании появлялся страх, что это, вдруг явь снова.
Из шестнадцатилетнего мальчишки, пухлого, краснощёкого он превратился в бледного, худосочного молодого человека с испуганными глазами. И нервным тиком левого глаза. Только начинающий отрастать чуб, продолжал топорщиться, как в детстве. Это по всей видимости всё, что осталось в нём от того крепко сбитого, любимого родителями подростка, которому хотелось тогда взрослой свободы. И вот во что она вылилась, эта свобода. Десять лет коту под хвост. И каких лет! Самых, что ни наесть распрекрасных.
Генка Рябов (Мамон) наоборот возмужал, окреп и превратился в настоящего мужика. Юношеская худоба исчезла, и он теперь выглядел поджарым, голубоглазым волком. А почуяв силу, ему всё время хотелось, проверить её. Конечно же, там, где они отбывали, не очень – то проверишь. Там ребята ушлые. Не по одной ходке ходили туда. Сразу на перо посадят, и прощай жизнь молодая.
А жить ему хотелось и ещё как. Ведь он и не жил ещё, как следует. Не гулял с девчонкой недотрогой до зари по лугу. Не сбивал предутреннюю росу с кустов, обнимая её и целуя так, что останавливается сердце от истомы. Ушёл – Туда по дури своей. Сбил их с панталыку Дупель. И сам ушёл туда, откуда не воротишься уже никогда и ни за что. Навсегда.
Нет, Генка вслед за ним не собирается. Но, испытать себя страстно хотелось. Прямо руки чесались, как после крапивы. Подраться, что ли с кем нибудь бы. Но делать этого было ни в коем случае нельзя. Иначе снова – здорова. Воля в клеточку, небо в овчинку.
В клеточку тетрадь, в полосочку листок. В клеточку окно, в полосочку браток. В клеточке братан над листом сидит, В полосочку письмо на волю улетит.
Витька Рогов (Клуня) просто удивил всех односельчан своею подвижностью. Где и подевалась его неуклюжесть и медлительность. Теперь это был парень, как на винтах. К тому же, он стал очень общительным, в отличие от детства. Может ему, тогда было просто лень, даже общаться с людьми, из за своей неповоротливости? Видно и правду говорит пословица – Жизнь заставит и сопатого полюбишь.
Колония сыграла свою роль с ним на пользу ему самому. Да и десять лет отсидки очень заставили подумать о дальнейшей жизни. Больше никогда и ни за что туда не попадать. Ни за какие коврижки. Нужно начинать жизнь с чистого листа и доказать людям, что он не сволочь, какой оказался по глупости своей и малолетству. Нет, он хочет стать человеком. Чтобы на него больше не показывали пальцем и не шушукались при его приближении досужие кумушки.
(Кольца) Николай Стеблов так и остался себялюбивым. Гордость и высокомерие свои пришлось видно ему заткнуть, куда положено. А вот красование собой, так и не исчезло с годами. Да и к тому же он был теперь фартовым, разбитным парнем, набравшимся опыта жизни и не, где – нибудь, в какой – то там деревне. Он был теперь блатной. А это значит, море ему по колено.
Но с виду парень он был очень даже симпатичный. Чего уж тут наговаривать. Смоляные волосы, большие пытливые голубые глаза с туманом. В селе называют такие глаза, кобелиными. Обычно, это гулящие мужики, как правило. Мужик ведь должен быть чуть – чуть красивее обезьяны. А тут ещё и аккуратный, с трепещущими крыльями нос. Чувственный рот.
Жилистый, подтянутый весь, как барс. Ну, оттуда с животом мало кто приходит. А у него и конституция к тому же была, тополь – осокорь. Дед его был в молодости точь в точь такой же.
Как – то пришёл Николай в местный магазин за куревом. Поднял вверх глаза и ахнул. С ума сойти. Перед ним стоит краса неописуемая. У него прямо дух перехватило. И всё его мужское естество так вздыбилось, что ему стало прямо нестерпимо больно физически.
А девушка оплатила покупки и, поблагодарив мелодичным голосом, который показался Николаю дуновением ветерка, запахом сирени, звуком свирели, упорхнула. Дробно стуча каблучками.
Чья же это картинка лубочная? – спросил он, срывающимся от волнения голосом у продавщицы, когда дыхание немного пришло в норму. И боль понемногу начала отпускать. А, да это же Варька, Маруси Новосёловой. Уборщицей в школе у нас работает. А Варька будущий модельер. Девок наших в принцесс превращает. Что понравилась? – хохотнула она, глядя на Николая, почти такими же, как у него самого глазищами. Она у нас недотрога. Принца ждёт на мерседесе, – снова хохотнула работник прилавка.
Девушка была направлена к ним в их сельскую кооперацию из потреб союза, после кооперативного училища. А у нас сегодня танцы в клубе, поведя этими глазищами в сторону, – сказала продавщица. Приходите. Будет весело.
Но покупатель ничего не ответил и, забыв свои папиросы, ушёл, будто слепой. Вместо двери упёрся в притолоку, а потом долго искал ручку двери. Красавец, но, с прибамбасом какой – то, – подумала Лидочка, но всё же быстро вытащила из дамской сумочки зеркальце и проверила, всё ли в порядке с её лицом. Потом подкрасила яркой помадой губки и от нечего делать, стала наводить порядок на витрине.
Переставляя консервы, и банки с тушёнкой, она прокручивала в своей голове картинку с тем парнем, что только что ушёл из магазина. Ну и ладно, что с того, что он с прибамбасом. Главное красавчик невиданный. Прямо королевич Елисей. Не я буду, если не захомутаю этого жениха. Жила она в Семёнихе совсем недолго и всех событий, произошедших десяток лет тому назад, просто не могла знать никоим образом. Ей в ту пору самой десять лет было от роду. Да и родилась она далеко отсюда.
Варька же, увидев Кольцу, еле сдержалась, чтобы не вцепиться ему в лицо. Всё в ней клокотало от возмущения, злости, да ненависти. Она в то время была, конечно же, девчухой – пигалицей, но хорошо помнила суд и вот эти глазюки. Конечно же, тогда они были другие. Наглые, вызывающе нахальные. А после приговора затравленные. Теперь они глядели ошарашенно. Если не сказать – ошалело. Но это были всё равно они.
Николай же шёл вроде бы домой, но, как оказалось, он очутился на берегу реки. Он так и не мог никак ни сам успокоиться, ни успокоить свою плоть. А как успокоишь и то и другое. Ведь Варька, это недосягаемый космос. Это Эльбрус или гора Килиманджаро.
Ему в голову лезли какие – то дурацкие по его разумению слова. Он их слышал там, да в школе ещё помнится. Но все они означали, что огонь, который его вдруг обжёг с головы до пяток, затушить нельзя. От него придётся ему только сгореть и превратиться в угли. Ещё хуже, стать пеплом. Но огня, который горит в камине из его чувства не зажечь. Однозначно.
Он просидел на берегу до самой темноты, так и не успокоившись совсем и, не найдя выхода из этой обуявшей его страсти. И чувства. Причём настоящего чувства. О таком, он только мечтал там, уже там, лёжа на нарах, или работая кайлом, топором, киркой. Смотря, какую работу приходилось выполнять.
Значит, любовь есть на самом деле? – рвала сердце тоска. Но мне никогда её не достигнуть. Ведь это же Варька, а мать её – та самая Маруся. И он заплакал злыми, скупыми слезами. Да, даже не слезами. Из него будто кровь выливалась вместо этих слёз.
Давно женился младший братишка Маруси. Зовёт их с Варькой жить в свой город. Там и мамка их проживает, а Варькина бабушка Оля. Но видно ещё не время им менять местожительство. Ещё есть у них обеих дела в деревне. Вот, может, как уж закончит Варька учиться, тогда можно и подумать о переезде.
Свекровь со свёкром, тоже все уши снохе прожужжали, чтобы она продавала дом, да ехала жить к брату, да матери. Они и денег обещали ей добавить, ну, чтобы жильё там прикупить. Ведь это же город, и Варьке там найти работу раз – два плюнуть. Но она пока не соглашается.
Поедут, погостюют Маруся с дочкой у родных, и домой скорее. К свекрови со свёкром, к дедушке Мише с бабушкой Валей. К « Рябке» да «Буське», «Карми» да дому родному. Последний год полный учится Варька в своём институте. Скоро защита, да работа по профессии, которую любит она необыкновенно. Но у неё ещё одна задача и она, даже важнее, чем её будущая работа. Это её обет, который она дала много лет назад. А раз её объект обета остаётся здесь, то и ей самой пока уезжать, никуда нельзя.
Бывая на выходных дома, она прислушивается, присматривается к тем, кто много лет тому изуродовал жизнь её мамке. Да и получается ей самой тоже. Ведь она выросла без отца почти что.
Часто бывая у подружки своей Валюши Лахиной, много чего полезного узнаёт она для себя. Дружки по старой памяти встречаются иногда и много чего рассказывают Мишуку. О чём – то, вроде бы похваляясь, о многом сожалея. Но главное, в этих рассказах часто мелькают слабости всех этих горе молодцов. Им это невдомёк, а Варька всё мотает на ус.
Да и Мишук часто, бывая у них дома, помогает по мужской части. Прибить, забить, построить что либо. Рассказывает о том, как эти горе – недоумки, сами себя наказали. Он даже денег за свою помощь не берёт. Вроде, как отрабатывает уже то, что в тот раз был с этими дураками вместе. Иначе их не назовёшь. Сам он парень хороший и видно, поэтому судьба и сжалилась над ним. Не попал он к ним по групповой. Слава Богу.
Знает Варька уже, что Кольца сохнет по ней страшной сухоткой, но она не подаёт вида, что в курсе его болезни.
Пройдёт мимо, сверканёт на него своими глазищами и отвернётся, как будто и не заметила. А то, так скромно скажет: Ой, дядя Коля, вы сегодня что – то такой невесёлый. Не случилось ли чего?
Подружки ей, ты что обалдела? Какой же он тебе дядя? Да он на семь лет старше тебя. А она – Нет, я его не помню даже в детстве. Он лет на пятнадцать, наверное, старше меня. Вон вроде седина у него уже серебрится в висках. Поэтому дядя он мне.
Варька с подружками уже давно исчезли из вида, а у Николая всё внутри задеревенеет от её слов. А потом что – то, как будто порвётся и льётся по нутру горячее, горячее. Видно от сердца его отрываются клочья.
Но он всё равно быстро достаёт из кармана зеркало и смотрит, неужели правда седина? Да нет, всё нормально. Антрацит чуба не утратил своего цвета. Это она просто цепляет его за живое. Может и он ей небезразличен? Но, как узнаешь. По её поведению, этого не скажешь. Наоборот.
Одна мысль съедает молодого мужчину. Никогда Варька не станет его. А зачем тогда жить? Сказать бы ей, хоть, что ли о своём чувстве. Да, как это сделать? Как насмелиться? Если она вон дядей его называет.
А Варька уже многое знает о тех, кто ей позарез нужен. Знает она, что Васька боится, как огня овчарок. А Генке хочется испробовать силу свою богатырскую. Да так, чтобы не сесть снова за решётку. А уж попробовать очень хочется.
Откуда она это всё знает, так земля же, она слухами полнится. Сарафанное радио работает на полную катушку. И Валюша новости приносит, хотя сама этого не знает.
Витька, тот оказался самым хитрым. Прикинулся праведником. Хочет жизнь с чистого листа начать. Якобы. Нет, Клуня, не выйдет у тебя ничего. Кишка тонка измениться. Кто там побывал, тот навеки человека в себе потерял. Да, ещё по такой позорной статье. Их говорят, даже за колючкой презирают. Насильников.
И мало кто возвращается оттуда нормальным. Большинство теряют себя там, как человека и на воле живут как отбросы.
Это лето должно всё решить. И для Варьки самой, и для тех, кто задолжал им с мамкой её. С кого же начать первым? – думала она, как – то отгоняя «Рябку» в стадо, после обеденной дойки. Как раз выходной был, и она приехала к мамке.
Коров у них пасут далеко за селом. На обеденную дойку пригоняют в само село, где каждая хозяйка забирает свою кормилицу для дойки домой. Если не все коровы дойные, то пастух гонит остальных к речке на лужок. Там они отдыхают от долгой дороги. Потом хозяйки пригоняют остальных бурёнок, уже выдоенных снова в стадо и пастух, пообедав дома, собирает их всех снова и гонит, теперь уже за реку, на выпас по неудобьям, что остаются от полой воды.
Река у них широкая, полноводная и весной разливается в иные годы километра на три. Из года в год, заливая пойменный луг. Пахать эту землю поэтому самому не получается и сельский совет, отдал этот луг под выпас личного сельского скота.
Вот Варька гонит свою бурёнку и видит, стоит Васька «Корявый» над обрывом. То ли пьяный, то ли зарядкой занимается. А «Карми» её органически не переносит, когда кто нибудь в поле её зрения машет руками. Не успела Варька и глазом моргнуть, как она стрелой рванулась в сторону Васьки.
Ну, а тому с пьяни кажется, это снова овчарки, что охраняли его в колонии. Опрокинулся он назад со страху да с восьмиметрового обрыва и свалился вниз головой. Упал в воду, где курам по колено. Сломал себе шейные позвонки и переломал руки, ноги.
Варька сразу же сбегала в ближайший пункт, где имелся телефон, и позвонила в больницу. Хоть и скорая не заставила себя долго ждать, да толку – то? Врачи сказали, что Васька теперь никогда не сможет ходить своими ногами. Бумеранг продолжал свою работу.
Июль выдался в том году таким жарким, что всё горело на корню. Если дождя не будет ещё недели две, считай, всё пропало – делились между собой односельчане. Неурожай будет однозначно, в этом никто не сомневался.
Но больше этого, люди боялись пожаров. Ведь всё кругом словно трут. Стоит молнии сверкнуть, или не дай бог дети по баловству разожгут костёр и, тогда беда всему селу. А село не одна сотня домов. Не пришлось бы идти побираться на погорелое всем этим селом.
И будто накликали сами беду. В один из вечеров разразилась такая гроза, что просто жутко было выйти на улицу. Молнии снуют, словно уток ткацкого станка, гром грохочет, а дождя нет, как нет. Того и гляди случится пожар. Сушь ведь. А тут, как на грех ударила очередная молния в хату тётки Василисы Терёхиной и заполыхала крыша.
Своей пожарки в селе нет. Пока это приедет пожарная команда из района, может пол села выгореть. Люди кинулись, кто с багром, кто с ведром. Тушат. Растаскивают крышу. Льют на стены, сараи, заборы. Чтобы, хоть соседние дома не занялись.
Больше всех показал себя на пожаре, кто бы вы думали? Витька «Клуня» казалось, появлялся сразу в нескольких местах одновременно. Он растаскивал крышу и, тут же нёс вёдра с водой. Выгонял скотину из загона, выносил вещи из дома. В общем, метался, как угорелый.
Он был весь обожжённый. Кто – то второпях замотал ему обожжённую спину и руку прямо разорванной тут же простынёй. Но он всё равно не переставал тушить, носить, растаскивать.
Крышу ещё не затушили совсем и тут прямо ливанул, как из ведра ливень. Все бросились, теперь уже спасать вещи, что вынесли второпях из дома, боясь, что пожар наделает больше беды. Природа сама наказала людей и сама же и спасала.
Дом удалось отстоять, хоть и без крыши. Ничего, потолки помогут настелить, и крышу возведут и соседи все, да и сельский совет поможет материально. Это же стихия. От неё не спасёшься.
Пока приехали пожарные, всё уже было закончено. Им осталось, только составить акт и поблагодарить людей за то, что они выполнили с честью их работу.
Витьку и дядьку Митьку Тинина, тоже, как и Витьку, пострадавшего при пожаре, забрала скорая. Все остальные люди разошлись по домам после помощи, в определении семьи и живности тётки Василисы по соседям. Обещая той, что прямо с завтрашнего дня начнут заниматься её крышей.
Она сквозь рыдания от горя и радости одновременно благодарила односельчан и, обещая, что в долгу она не останется перед ними. Все уговаривали её, не волноваться и с неохотой уходили домой. Зная, что у этой женщины и её детей предстоит трудная ночь.
Наутро, разговоры были только про Витьку. Оказывается, человек в нём не погиб там? А значит, всё ещё может статься, что проживёт он свою оставшуюся жизнь человеком. Всё может быть. Хотя для этого, ему бы лучше уехать в другое место жить.
А здесь ему в личной жизни счастья, по всей видимости, не видать. Уж слишком плохая статья у него была. В родном селе ни одна семья не отдаст за него свою дочь. Это же нужно породниться с ним. А на такое не всяк рискнёт. Да и позор этот не выветришь, не вымоешь, не сотрёшь, даже годами. Поэтому, лучше ему уехать.
Генка «Мамон» устроился работать пастухом на колхозное стадо. На переменку с отцом своим. Мать с отцом пилят день и ночь, иди, работай. А то опять дурь в башку, какая нибудь саданёт. Участковый приезжает, устраивайся на работу. Надоели до чёртиков все ему.
Но со стадом хорошо, уйдешь, и никто тебе не докучает. Да и без денег надоело уже перебиваться. На каждую пачку папирос, бутылку пива, не говоря уже, на бутылку беленькой, нужно просить у родителей. А те стали скряги – скрягами. Всё копят ему на будущее. А что оно такое, это будущее? С чем его придётся хлебать? Может, его и нет, совсем у Генки, этого будущего. А ему хочется жить и прямо сейчас.
Ну да ничего, вот станет он, сам свою законную зарплату получать и жизнь его наладится. Повеселеет, в разы. А то, что это за жизнь у него сейчас? Ни тебе выпить с ребятами, ни побузить? Да нет, он не собирается нарушать закон. Это ему ни к чему. Чтобы снова за колючку? Нет, он этого не хочет. Просто скукотища же, прямо спасу нет. А жизнь проходит.
Вон Васька. Всё, спёкся. Ну, какой он жилец теперь? Проведывал Генка его. Лежит дома в корсете. Ни двинуться, ни встать. Жалко смотреть. Уж лучше умереть, чем так – то.
Врачи ведь свой прогноз озвучили. Ходить не будет. Всё бы ничего, ноги, руки срослись. Но главное сломан седьмой шейный позвонок с нарушением спинного мозга. Вот она жизнь. Была и, нету.
А родители его самого всё о будущем галдят. Не он, Генка не дурак. Не будет он ждать этого будущего. От жизни надо брать всё, что можно и не откладывая в долгий ящик.
Вот отец его. Ну, что он видел в своей жизни, кроме хвостов коровьих? Ни тебе на курорты не съездил ни разу. Ни мотоцикла захудалого не купил. Всё копит мошну. А что она эта мошна может сделать? Вон, когда с Генкой случилась эта беда, помогла она? Хрен, да ни хрена, не помогла. Пришлось от звонка до звонка оттрубить.
Да, что там откупить его. Они с матерью к нему на свиданку всего три раза приехали, за все десять лет. Дорого, видите ли, приехать к сыну единственному повидаться. Ну и что, что за две тысячи километров. А вдруг меня бы там убили, как Дупеля. Жмоты.
И теперь одно и слышишь от них, работай, работай. Как будто человек рождается, только для этой – то проклятой работы. Сами – то уже так и отлынивают. Полежать бы в холодке, да посидеть бы на диване.
Вот и сегодня умчался батя домой, вроде как, подправить полы ему нужно в коровнике. Да Генка – то не дурак. Знает он, какие полы ему нужны. Храпит, небось, в холодке во все тяжкие. Как же, будет он полы настилать. А ты тут корячься один, как сыч, с сотней голов.
Хорошо хоть, после дойки, пройдя своим ходом километров, пять до пастбища, эти четвероногие и рогатые устали и улеглись все скопом. Вон лежат себе, жвачку жуют. Значит, мне тоже можно прикорнуть, – подумал Генка и, накинув на куст плащ (брал, вдруг дождь) он завалился под этот самый куст и сразу же провалился в сон. Молодость, она всегда спать хочет.
Когда Генка проснулся, он увидел перед собой страшную рожу с налитыми кровью глазищами и рогами в разлёт. И ещё не хорошо соображая, со сна, что к чему, он вдруг со всей мочи врезал по этой роже, уж больно руки чесались и, хотел было встать на ноги. Вот и повод узнать силушку богатырскую. Сейчас ещё разок приложусь к этой морде, – подумал он.
Но страшной мощи удар перевернул его кверху ногами, и он отлетел сразу метров на десять от куста, где лежал.
Потом его бросали, словно футбольный мяч, ещё неизвестно сколько, каждый раз, поддевая на рога, пока он не упал в глубокий ров. Это – то и спасло ему жизнь, хоть и ненадолго.
Когда вернувшийся назад отец нашёл сына, Генка был ещё действительно жив. Но, надежды, что он выживет, никакой не было. Переломанные рёбра порвали все лёгкие. Да и крови он потерял много, пока доставили его в больницу. Умер Мамон через две недели, так и не приходя в себя.
Бумеранг снова летел обратно точно в цель.
В Семёнихе поползли слухи, что судьба расставляет все точки над I. Варька же, была просто уверена, что это сбывается её клятва.
А ведь, когда Генка пришёл на работу, отец сразу предупредил его, что в стаде имеется два быка производителя. Орлик спокойный, покладистый бык. Никого и никогда не трогает. А вот Питон, этот с норовом. Не дай тебе Бог трогать его. Не терпит он этого. Но сын не послушал его и поплатился жизнью.
Кольца таки нашёл подход к Варьке. Как думал он. Радость переполняла его до краёв. Да лилась через эти края, намывая перед ним дорогу, присыпанную белым, чистым речным песком.
Такую девчонку он сумел уломать. Это тебе не фунт изюма съесть. Варька красавица из села. Да мало красавица, она и работящая, и уважительная. Да и умна не по годам. Односельчане, возрастом её матери советуются с ней по многим вопросам.
Конечно, встречались они пока тайно. Так хотела Варька. Но оно же и понятно. Ведь небезызвестная всем история была жива и от этого никуда не денешься.
Но, ведь Кольца такой мужик! Разве мимо него можно пройти, просто так, чтобы не влюбиться? Однозначно нет. И Варька не исключение. Да красавица, да умница – разумница. Но ведь, в сущности, она просто на просто баба и, этим всё сказано. Покочевряжилась чуток и сдалась.
Любит её Кольца, никто не спорит. Но балует он её, уступает ей, только пока они женихаются. Станет она законной женой, всё изменится. Он мужик, или кто? Подчиняться бабскому подолу? Нет уж.
А пока он ведёт себя, как настоящий влюблённый. Подарками заваливает. Внимания без меры. И хоть тяготится он всем этим, но чувствует, что птичка попала в сети, как следует.
Да и сам он, кажется, влип по уши, и, дождаться вечера невмоготу ему прямо скажем. А увидит он Варьку и на сердце умиротворение и покой. Кажется ему, что он мальчишка ещё. И не было никакой истории печальной в его жизни. Всё хорошо и судьба подарила ему необыкновенный подарок. Который сделает его, счастливым на всю жизнь.
А Варьки много и не нужно. Главное, что он не прикасается к ней. И это самое главное в достижении её цели. Прикосновения его она не сможет вытерпеть. Накинется на него и задушит собственными руками.
Время идёт. Варьке скоро уезжать на учёбу. Да и Кольца, ведь не мальчик, чтобы играть в бирюльки годами. Не может он ходить в женихах, как зелёный мальчишка. Ему перевалило за двадцать пять давно, да и не железный он, чтобы терпеть каждый вечер такие муки.
Нужно как – то ближе к делу, да и к телу вопрос подводить. Но, как сказать Варьке об этом, если он её даже за руку ни разу не взял ещё. А время поджимает. Причём у обоих. Кольца хочет жениться, Варьке нужно уезжать учиться.
И он стал, как бы намекать девушке. Ну, довольно встречаться. Пора ближе к развязке. Люди мы с тобой взрослые. Что раньше было, быльём поросло. Ну, полюбили мы друг друга, так, что же тянуть кота за хвост. Может и о свадьбе пора поговорить.
А Варька и не против. Только говорит, у меня одно условие есть. Если согласишься на него, причём безоговорочно, буду твоей. Обещаю. Хочешь при свидетелях, подтвержу это.
