Екатерина Дружинина
Метка

Я села за стол и хлебнула горячего чая. Хорошо… После призналась:

– Ирка, я – лошара.

– Да? – скептически уточнила она. – И давно ты об этом узнала?

– Сегодня.

Я замолчала. Ира тоже не спешила с вопросами. А я никак не могла разобраться с нахлынувшими эмоциями. Пока я решала, с чего начать, Ира любезно принесла мне халат.

– Накинь, а то смотреть страшно.

Тоже мне подружка. Смотреть, видите ли, страшно. Но, если честно, она права.

– Переспала? – строго спросила Ира.

– Нет.

– Издеваешься?

– Нет!

– Сивкова, моё терпенье не резиновое! – начала закипать Ирка.

– Ир, ну правда, не спала, – зашмыгала носом я. – Что он теперь обо мне подумает?

Окончательно расклеившись, я заревела. Ирка сразу смекнула, что дело – дрянь.

– Эй, ну не плачь, а? – попробовала утешить меня подруга и погладила по руке. – Ну, кто что должен подумать?

– Он, – я пихнула ей визитку. – Что я – шлюха.

Услышав последнюю реплику, Ирка фыркнула. Посмотрев на визитку, не поверила:

– Экстрасенс?

– Угу.

– Александр.

– Да.

– Шарлатан, – подытожила Ирка. – А почему шлюха?

– А ты не видишь? – я страдальчески показала на свою одежду. Просто злой рок какой-то: вчера – пальто и туфли новые, сегодня – блузка с бельём… Сама виновата. – Ир, я притягиваю неприятности! – пожаловалась я.

– Просто иногда надо мозги включать, – сердито заметила подруга. Потом задумалась и спросила: – А чего соскочила-то?

– Убили там. Девушку какую-то.

Снова тишина. Только всхлипывания мои да звон бокалов с недопитым чаем, которые Ирка безжалостно сослала в раковину. Их место заняли стопки и непочатая бутылка бруньки.

– Мы ж вроде вчера почти всё выпили, – переключилась я, постепенно успокаиваясь. Чего теперь реветь-то? Что сделано, то сделано. А самогон Иркиной бабули лучше любой микстуры раны душевные зализывает. Поэтому один только вид запотевшей бутылки с красной жидкостью (брунька настаивается на калине) срабатывает успокаивающе.

– Всё да не всё, – передразнила Ирка. – С тобой годовой запас самогона нужен. Ну, что молчишь? Выкладывай!

Я улыбнулась, счастливая от того, что в моей непутёвой жизни есть такая вот Ирка. Мы чокнулись, выпили, и я, морщась, заявила:

– Ирка, я тебя люблю!

Зима, двадцать четыре года назад.

Вьюжила метель, злилась. Не хотела, чтобы Николашка на свет рождался. Да только Ольге не до ворчаний её было – боль так и рвёт изнутри, кровушка по сосудам мается, в ткани изливается и на стол акушерский убегает. Где же она, головка-то? Уж нет сил больше, пора бы… Санитарка по взмокшим волосам гладит иногда урывками – сочувствует. Лучше б воды дала.

Поднатужилась Ольга из последних сил, закричала. Руки в кулаки от боли так сжала, что костяшки побелели. И сразу легче стало… Мысли в голове, словно звери дикие, заметались. Не уж-то отмучилась? А Коленька? Почему не плачет, о рождении своём миру не хвастает?

Попыталась Ольга встать, чтобы на сыночка взглянуть, да только врачи строгие не пустили, зашивать начали. Прямо так, на живую. Пусть шьют, что угодно пусть делают, лишь бы Коленька здоровеньким был! Ведь за грехи платить надо, а она грешна, хоть и не виновата ни в чём. И вьюга пусть метели свои сколько угодно прядёт, по миру носится. Не боится её Ольга. Ничего уже не боится, потому что вот он, самый желанный миг – заплакал Николашка, закричал голоском тоненьким. Громко, заливисто, на радость матери. Отлегло от сердца женского, и потекли по щекам слёзы ручьями горячими. Не от боли теперь – от счастья долгожданного, её и чужой кровью выкупленного.

Коленька сладко посапывал во сне. Ольга рядышком с кроваткой сидела и любовалась на сыночка. Пухленькие щёчки, сжатые в кулачок ручки, пяточки… Маленький ангелочек её Коленька, вот кто. Как же раньше она жила? Без него? Даже сейчас так и зацеловала бы и пяточки, и щёчки, и попочку… Только спит Николашка, да и ей пора.

Встала Ольга, потихонечку к дивану пошла. А сынишка вдруг зашевелился недовольно, плакать собрался. Ольга к сыну метнулась, кроватку качать принялась и колыбельную напевать вполголоса:

 
Баю, баю, баиньки,
Спи, сыночек маленький.
Киска спит с котятами,
Уточка с утятами,
В норке спит колючий ёжик,
Он устал сегодня тоже.
Спит луна, и звёзды спят,
Николашке спать велят.
Ты не плачь, любимый мой,
Мамочка всегда с тобой.
Завтра солнышко проснётся,
Нам с тобою улыбнётся,
И пойдём с тобой гулять,
Бегать, прыгать и играть…
 

Вдруг в окно Колиной спальни стукнулась синичка. Точно синичка, потому что сосед недавно кормушку смастерил, на балконе повесил, и синицы теперь у дома стайками кружат. Сжалось сердце Ольгино от предчувствия нехорошего – дурной это знак, когда птицы в окна врезаются. Но быстро все сомнения прочь отогнала, ведь не со зла она тогда, не хотела… Геннадий сам напросился, а она сына, не рождённого, защищала. А если и виновата, то ей за грех отвечать, а не Коленьке. А птицы… Пусть летают, ерунда это всё, ведь она Колю своего в обиду не даст, от любой напасти убережёт.

Глава 2
Плохие новости

Утром меня разбудил звонок следователя. К десяти я должна была явиться в отделение для дачи показаний. Вот гадость! Я еле глаза разлепила. На час у меня заказана газель для переезда, в шесть – встреча с Игорем. Какое следствие? И так день сумасшедший намечается. И на работу завтра. И смс-ка счастья заблудилась… Благо, Ирка выручила, денег одолжила.

С Игорем получилось спонтанно. Когда под утро я вернулась домой, долго не могла уснуть. Зашла в сеть. А там, само собой, куча сообщений от Игоря. Он сокрушался по поводу несостоявшегося свидания, аукался, ибо я пропала почти на трое суток. Последним сообщением значился смайлик с разбитым сердцем. Я наспех отписалась, рассказала о происшествии по пути в кафе и извинилась за долгое молчание. Объяснять причины последнего мне не пришлось, потому что в ответ моментально пришла куча сообщений о том, как он рад снова меня «слышать» и тут же пригласил на новую встречу. Сегодня, на том же месте, в тот же час… Отказываться было неловко, и я согласилась, решив, что к шести успею уладить все свои дела. А теперь вот прокуратура. Кто знает, сколько я там проторчу?

С подъёмом тянула до последнего и в итоге в отделение явилась в абсолютно непрезентабельном виде. Джинсы, поношенные кроссовки, старый свитер. Полное отсутствие косметики, красные от недосыпа глаза, волосы собраны в пучок на затылке. А перед кем мне здесь красоваться? Сегодня ещё коробки из квартиры в квартиру таскать. К тому же, выпитая брунька давала о себе знать – у меня кружилась голова.

– Войдите! – услышала я хриплый бас, когда постучала в обшарпанную дверь кабинета. За письменным столом советских времён сидел поджарый мужчина лет сорока с непростительно мятым лицом и в несвежей рубашке. Громко тарахтел включённый компьютер.

– Здравствуйте, Анжелика Павловна. Проходите, пожалуйста, – он любезно указал мне на стул, на котором сидел экстрасенс Александр. Безупречен. Вот досада… – Мы с Александром Юрьевичем как раз закончили.

Александр наспех подписал распечатанные тут же бумаги и встал. Посмотрел на меня пристально. Неуютно от его взгляда стало, ох как неуютно! А потом вышел, даже не поздоровался. Буду теперь весь день корить себя за то, что позволила себе в неопрятном виде в люди выйти…

– Вы уж извиняйте, Анжелика Павловна, что вот так, спонтанно. В нашем деле время – деньги, ну а последних, как известно…

Мужчина многозначительно замолчал. Я неуверенно улыбнулась и села.

– Что ж, приступим. Конюхов Антон Сергеевич, следователь. Я веду дело о серии убийств в нашем городе. Вы что-нибудь об этом слышали?

Я отрицательно замотала головой:

– Нет.

– Разрешите заметить, что за дачу ложных показаний…

– Ложных показаний? – я не ожидала, что меня могут обвинить в подаче этих самых показаний.

– Ну что вы, Анжелика Павловна! Это всего лишь формальности. Давайте уточним события прошедшей ночи.

Я снова повторила всё, что до этого рассказала ему же несколько часов назад на месте преступления. Антон Сергеевич слушал внимательно, не перебивал. Иногда он кивал, иногда что-то подчёркивал в лежащих перед ним бумагах. Когда я спотыкалась, стараясь упустить интимные детали дела, он начинал хмурить кустистые брови и внимательно на меня смотрел, отчего я путалась ещё больше. Да уж, волнение… Вроде бы, ничего особенного (ха!), всего лишь допрос. А нервы ни к чёрту.

– Вы торопитесь? – учтиво поинтересовался Конюхов, заметив мою нервозность. Время стремительно таяло, уже было почти одиннадцать.

– Я переезжаю сегодня, – призналась я. – Газель на час заказана.

– Вот как! – воскликнул он. – Интересно. А с чем это связано, разрешите узнать?

– Обстоятельства, – уклончиво ответила я. Это моё личное дело, и оно не касается господина следователя.

– Обстоятельства, значит. Хм… А вы, Анжелика Павловна, случайно не знаете, по какой причине Александр Юрьевич Родионов также совсем недавно сменил место жительства? Не более, как месяц назад.

– Нет.

– А как давно вы с ним знакомы?

Вот, блин.

– Позавчера случайно познакомились. Он меня грязью окатил и домой потом подвёз.

Следователь забарабанил по клавиатуре жёлтыми от никотина пальцами.

– Случайно, значит. А вчера вы тоже случайно встретились?

– Нет, не случайно, – хмуро заметила я. Заладил тоже. Только и слышно, что случайно…

– Встреча была назначена?

– Да.

– Где?

Я вздохнула. Вовремя прикусила язык, чтобы не ляпнуть что-то вроде – это допрос? Конюхов ждал.

– Он заехал за мной в шесть.

– К вам домой?

– Нет. К подруге.

– И как зовут подругу? Она тоже с Родионовым знакома?

В общем, я капитулировала. Пришлось рассказать следователю свою жизнь в мельчайших подробностях, начиная от знакомства с Александром и до вчерашнего ужаса. Выжал паразит.

Мои показания Антон Сергеевич слушал беспристрастно.

– Воды хотите? – Конюхов предложил мне стакан минералки. Я отказалась.

– А я, Анжелика Павловна, пожалуй, выпью, – он глотнул. – Что Вы думаете по поводу экстрасенсорики?

– По поводу чего?

– Александр Юрьевич утверждает, что обладает некими способностями. Вы ему верите?

– А при чём здесь это? – не поняла я.

– Вы же вчера ему поверили.

– В смысле?

– В смысле, что спасать некого. Ведь я правильно вас понял, дорогая Анжелика Павловна, что вы не пошли к месту нахождения потерпевшей, потому что многоуважаемый господин Родионов сообщил вам, будто девушка мертва?

Я растерялась. И не успела прийти в себя, потому что Конюхов задал новый вопрос:

– Нина Зобина. Вам знакомо это имя?

– Мы учились вместе.

Я не понимала, к чему ведёт следователь. Нинку я не видела сто лет. После девятого класса наши дорожки разошлись – я пошла в училище, а Нина осталась ещё на два года в школе. Иногда мы пересекались, списывались в сетях, но очень скоро потерялись. У каждой была своя жизнь.

– А когда вы виделись с Зобиной в последний раз?

– С Ниной? Года три назад. Наверно…

– А Виталия Новожилова знаете?

– Да, – ещё больше теряясь, сказала я. – Мы с ним тоже в одной школе учились, только в параллельных классах. И жили в одном дворе. Но я его давно не видела, Виталя после школы в Москву уехал.

– Андрей Лапочкин?

Сердце ёкнуло – нахлынули неприятные воспоминания. Андрея Лапочкина знал весь район, этот парень был местной звездой. Хулиган. По глупости, в силу возраста его уважали ребята и обожали девчонки. Вот только и перегорел он, как звезда, быстро и неожиданно. Зарезали в тёмном переулке. Говорят, мучился долго. Я подробностей не знала, потому что не могла слушать, как местные постепенно из трагедии популярную байку выдувают.

– Не скажу, что мы общались, но знать – знала. Его убили.

– Совершенно верно, – согласился Конюхов. – Пять лет назад. Он был первым.

– Первым?!

– Маша Дорофеева вам знакома? – Конюхов проигнорировал моё восклицание.

– Нет.

– Лариса Уточкина?

– Нет.

– Уверены?

– Абсолютно.

Следователь недовольно нахмурился и достал папку. Показал мне несколько фотографий. На них были две девушки. Я показала на одну из них.

– Вот эту припоминаю… Мы не общались, но пересекались пару раз. Она в компанию Андрея Лапочкина входила, если я не ошибаюсь.

– Не ошибаетесь, Анжелика Павловна. Это Лариса Уточкина, она встречалась с Лапочкиным до того, как его убили. А эту девушку точно не помните?

– Маша Дорофеева? – догадалась я. – Ни разу с ней не встречалась. Почему вы спрашиваете?

Конюхов убрал фотографии.

– Анжелика Павловна, я бы хотел знать ваше новое место жительства. Укажите вот здесь, пожалуйста, – он тыкнул в листок, на котором распечатал нашу беседу. – Родионов больше не назначал вам встречи?

– Нет, – я наспех записывала адрес. – Он дал мне визитку.

– Визитку, значит. Попрошу вас, уважаемая Анжелика Павловна, непременно сообщить мне, если очередная встреча с Александром Юрьевичем всё-таки состоится, – Конюхов дал мне листок со своим номером. – Это в ваших интересах и в интересах следствия. Поэтому, если в течение недели Родионов не свяжется с вами, я буду настаивать на том, чтобы вы сами назначили ему встречу.

– Вы хотите, чтобы я пригласила его на свидание? – не поверила я.

– Если придётся. Видите ли, Анжелика Павловна, я не случайно поинтересовался, были ли вы знакомы с потерпевшими. Пока что вы – единственное связующее звено в этих убийствах.

– Каких убийствах? – я окончательно запуталась.

– Пять лет назад был зарезан Андрей Лапочкин. Убийцу не нашли, дело закрыли. Его вспомнили спустя год, когда в пригороде обнаружили труп гражданки Уточкиной с аналогичными повреждениями. И снова – никаких зацепок. Далее – Москва, на своём рабочем месте убит Виталий Новожилов. Ещё через год – Самара, Дорофеева Мария. Ну, и вчера – гражданка Зобина.

Я онемела. Факт кончины моих давних знакомых, сухо изложенный следователем, шокировал. И пусть с Дорофеевой я не была знакома, а про Лапочкина знала, то смерти Виталия Новожилова и Нинки стали полной неожиданностью. Как говорится, не верю… Даже Ларка Уточкина вдруг стала ближе… Живёшь на свете и знаешь, что где-то там потерялись в мирской суете твои друзья-знакомые, тёплые лучики из детства. И пусть вы, возможно, и не увидитесь больше никогда, но шанс случайно столкнуться на аллее, поинтересоваться, как дела и пойти дальше, всегда есть. Такой вот обычный, но важный шанс. А теперь вдруг, оказывается, что нет его, шанса-то. Нулевая вероятность. Потому что погасли лучики и были те давние встречи последними. Страшно-то как!

– Так это Нина вчера была? – проблема с переездом больше не являлась для меня приоритетной.

– Сожалею, Анжелика Павловна.

– А почему вы считаете, что все убийства связаны?

– Да, на первый взгляд, ничего общего, – охотно согласился Конюхов. – Разные года, города. Но почерк убийцы… Зрелище не для слабонервных, хочу вам сказать. Смахивает на ритуальные.

Я нервно всхлипнула, прикрыв рукой рот. Визитка экстрасенса Александра в моём кармане сделалась килограммовой.

– Вы намекаете…

– Следствие никогда не намекает, гражданка Сивкова. Следствие собирает факты. То, что экстрасенсы и сатанисты одного поля ягодки – факт. То, что убийство Нины Зобиной совпало с приездом в наши края Александра Родионова – факт. Прибыл он из Самары – снова факт. Два года назад, опять же – факт, стажировался в столице. Являются ли эти события совпадениями? Не факт.

– Почему тогда вы его отпустили?

– Факты – есть, доказательств – нет. Но благодаря фактам, Анжелика Павловна, появляются подозреваемые. Опять же, подозреваемый не значит виновный. Поэтому с моей стороны в свете последних событий попрошу вас быть крайне осторожной и не забывать о нашей договорённости. Прочитайте, пожалуйста, и распишитесь вот здесь.

– Я могу быть свободной?

– Можете.

Я не читала, просто оставила в нужном месте автограф. Встала, но вовремя остановилась:

– Подождите. Убийств ведь несколько сейчас было. Нина четвёртая. А кто ещё трое?

– А говорите, ничего об этом не слышали, – заметил Конюхов, но не стал допытываться. – Это девушки, их личности устанавливаются.

– То есть?

– Мы нашли, как бы это помягче… Фрагменты тел. Заявлений о пропажах не поступало. А анализы ДНК ещё не готовы.

– Вы считаете, Нина и эти трое… Это сделал один и тот же человек? – в горле пересохло.

– Ещё рано делать какие-либо выводы, Анжелика Павловна. Ваши знакомые погибли с разницей в несколько лет. Эти трое – в несколько недель. Но все убиты с одинаковой жестокостью. Для одного маньяка очень резкое увеличение частоты убийств. Но и двое серийных убийц – слишком много для нашего городка.

Переезд отнял много сил. Морально я вымоталась ещё там, в прокуратуре, теперь же окончательно утомилась. Наверное, поэтому не совсем хорошо познакомилась с новой соседкой. Грузчики как раз поднимали на этаж компьютерный стол, когда открылась входная дверь соседней квартиры и в проёме показалась седовласая, но ещё достаточно моложавая женщина.

– Ой, здравствуйте, – прощебетала она, не выходя из квартиры. Полное отсутствие мимики надёжно скрывало её эмоции, но по голосу я поняла, что женщина чему-то очень удивлена. – А вы – к нам?

– Да, здравствуйте, – поприветствовала я, втаскивая к себе коробку с вещами.

– Помочь? – она выпрыгнула на площадку, и я почувствовала леденящий сердце колючий взгляд. – Надежда Викторовна я. А тебя как зовут, милая?

Я закинула коробку в прихожую и рассчиталась с грузчиками.

– Спасибо, я уже всё. Я – Анжелика.

– Какое чудесное имя! – просвистела Надежда Викторовна, рассматривая меня с ног до головы. – А ты одна или… С мужем?

– Одна, – отрезала я и уже хотела захлопнуть перед её острым носом дверь, но горе-соседка нисколько не смутилась и продолжила:

– Ты, Анжелика, не стесняйся, заходи в гости. Чайку попьём, поболтаем. У меня разный чай есть, только выбирай, – и она улыбнулась, отчего стала похожа на акулу. – Может, сейчас зайдешь?

Совершенно неожиданно она схватила холодными пальцами меня за запястье. Я машинально выдернула руку и обрубила:

– Мне пора.

Я захлопнула дверь. Что это было? Неадекватная какая-то дамочка.

Разбираться с вещами было некогда – стрелки часов показывали пять вечера. А мне ещё нужно к свиданию подготовиться. Странно, но я не испытывала при этом радости. Даже наряжаться не стала, надела лосины и тунику. Навела лёгкий макияж, волосы забрала в конский хвост. Где прежнее волнение? Азарт? Неуверенность? Не было их. Потому что мне стало всё равно, какой итог выйдет из сегодняшней встречи, а именно – понравлюсь я Игорю или нет. Все мои чувства и мысли были сосредоточены на экстрасенсе Александре Родионове.

Сначала мне было страшно, потому что разговор с Конюховым выбил почву из-под ног. Следователь открыто заявил, что считает возможным причастие Родионова к совершённым преступлениям и рассматривает меня, как потенциальную жертву. Во всяком случае я могла ею стать, а теперь вот перешла в статус живца. Благодаря этому, выйдя из прокуратуры, мне постоянно казалось, что за мной следят.

Потом круговерть с переездом вытолкнула из головы плачевные мысли. И сейчас, в переполненном автобусе, я сама попыталась сопоставить факты, стараясь доказать самой себе, что уважаемый Антон Сергеевич не прав. Кстати, у меня это неплохо получалось.

Во-первых, при всём желании, я никак не могла представить Родионова в роли убийцы. Слишком уверенный, слишком красивый, эпатажный. Разве это маньяк? Хотя, на этот счёт я могу ошибаться. Во-вторых, я снова и снова прокручивала в памяти события прошедшей ночи и задалась вопросом: как он мог убить Нину, если был со мной? Конюхов не дурак, наверняка у него есть своё мнение на этот счёт. Какое? В голову пришла нелепая мысль – вдруг следователь считает нас сообщниками? Но я сразу отмела её, так как она бредовая. Что же тогда? Родионов заранее всё спланировал, привёз измученную Нину в лес, а потом отправился за мной? Но я сама слышала, как она кричала. Сообщник? Вот чёрт, следователь это предполагал. А зачем тогда Александр вызвал полицию? Ох уж эти вопросы! И внутри всё предательски сжимается, стоит вспомнить крепкие объятия и неистовые поцелуи… Я бы и рада не вспоминать, да только не получается.

В кафе народу было мало. Я немного опоздала, но Игоря ещё не было, и заняла свободный столик. Стала ждать. Тайком поглядывала по сторонам, вдруг Игорь всё-таки уже здесь? Я не исключала вероятность того, что его аватарка может оказаться фальшивой. Одиноких парней было всего двое, и никто из них не обращал на меня внимания. Когда я поняла, что Игорь уже порядком опаздывает, достала смартфон, чтобы заглянуть в сеть. Мало ли…

Зайдя в контакт, я не поверила своим глазам – страницу Игоря заблокировали. Тогда я подождала ещё немного и собралась уходить, но решила полностью, так сказать, снять с себя ответственность за очередную несостоявшуюся встречу. Я позвала переминавшегося в углу парня, решив, что это официант:

– Извините, – начала я, когда огромный сутулый парень подошёл к моему столику, – вы не видели, минут тридцать назад сюда не приходил высокий молодой человек? Блондин.

Официант воровато оглянулся.

– Нет, – буркнул грубым голосом.

– Вы уверены? У него ещё тело такое, спортивное. И глаза серые.

– Простите, – парень отрицательно покачал головой. – Я работаю на кухне и не вижусь с посетителями.

С этими словами молодой человек спешно ушёл. Его движения были резкими и почему-то знакомыми. Он напоминал мне кого-то, но я не могла вспомнить, кого. Потом решила, что мне померещилось, и покинула кафе.

Вот так. Теперь уж точно – не судьба. Расстроившись (исключительно из-за потерянного времени), я отправилась в свой новый дом.

Пока принимала душ, звонила Ирка. Пришлось перезвонить.

– Привет, ты чего звонила?

– Как чего? – не поздоровавшись, заявила она. – Как день прошёл? Всё успела?

– Всё, – ответила я. – И даже больше.

Ира не знала о свидании с Игорем, а ещё я не говорила ей о встрече со следователем. Зачем? У неё был тяжёлый рабочий день, не до моих проблем. И так достала её за последнее время.

– Что опять? – тут же отреагировала Ирка.

– Да так, потом расскажу, – если честно, мне и самой не особо хотелось сейчас разговаривать. Усталость взяла своё, единственным моим желанием на данный момент было как следует выспаться перед работой.

– Как знаешь, – не стала настаивать подруга и замолчала. Настала неестественно длинная пауза.

– Ир, ты чего? – интуиция взяла след, я поняла, что Ирка о чём-то умалчивает.

– Да, так, ничего…

– Колись давай!

По ту строну трубки вздохнули.

– Анжелика, ты экстрасенса своего больше не видела?

– Утром у следователя столкнулись.

– У следователя?! Тебя что, вызывали?

– Угу, – я зевнула.

– И ты молчишь?!

– Ой, Ирка, хорош! Обещаю, что на выходных обо всём расскажу! Так чего ты про экстрасенса вдруг вспомнила?

Ирка тут же перестала возмущаться.

– Номера его тачки помнишь? – шёпотом спросила она.

– Шестьсот тридцать семь.

– Точно – он. Короче, его машина весь вечер у подъезда нашего маячит.

– Ты уверена? – голос предательски дрогнул.

– Чёрный форд, шестьсот тридцать семь. Он?

– Он.

– Я так и подумала! У нас во дворе ни у кого форда чёрного нет. Ой, подожди, звонит кто-то…

– Опять соседей затопила? – попыталась пошутить я. А у самой на душе неспокойно, нервы заиграли. Неужели выслеживает?

Щелчок. Крик. Короткие гудки.

– Ира? Ира!!!

Дрожащими пальцами я набрала номер, но мне никто не ответил. Набрала ещё раз, но абонент стал недоступен.

Двадцать два года назад.

Николай рос смышлёным и общительным. Одна беда – добрый слишком. Нет, это, конечно, хорошо, но излишняя мягкотелость до беды довести может. Вот и вчера, в песочнице чужие ребятишки формочки отнимали, а Коленька только глазками хлопал и улыбался неуверенно. Ольга специально молчала, делала вид, что не видит ничего. Наблюдение – наилучшая стратегия для воспитания, все слабые и сильные стороны ребёнка выявляющая.

Когда последняя формочка оказалась в чужих детских ручках, сынишка заплакал. Ольга вмешаться хотела, обидно за сына стало, но сдержалась. К тому же, злость по большей степени на мамашку непутёвую затаилась, а не на обидчика. Куда только смотрела? Её парень хулиганил, а она с подружкой болтала и за ребёнком не следила. А мальчик смекнул, что никто его ругать не собирается, и руки распустил – ударил Николая с размаху по лицу ведёрком.

Ольга такой подлянки не ожидала.

– А ну, пошёл вон! – рявкнула она и отвесила парню звонкий подзатыльник. Она бы на подзатыльнике одном не остановилась, да людей вокруг слишком много было. А мальчишка губы скривил и заорал, как резаный. Мамашка его глаза выпучила, завизжала:

– Что вы себе позволяете?! – не стесняясь, прямо в лицо Оле прокричала, поганцу своему сопли вытирая.

– Что, вспомнила про ребёнка? – съязвила Ольга. – За пацаном своим следить лучше надо. А ну-ка, Николай, собирай игрушки.

Коля начал неуверенно, а потом приободрился – малыши формочки побросали, попятились. Кого-то родительницы забрали, подальше от мамашки неуравновешенной увели. Это ж надо, чужого ребёнка – по голове! Некоторые своё мнение на этот счёт высказывали, да Ольга быстро всех обрубала, за словом в карман не лезла. А когда домой с сыном пришла, пожалела сразу.

– Ты, Коленька, не плачь. Видишь, какие ребятки невоспитанные есть? Ты на них не ровняйся, но и себя в обиду не давай. Если кто-то стукнет или без спросу вещи твои возьмёт, не стесняйся – сразу сдачи давай. Чтобы знали, что нехорошо себя так вести. Нельзя слабину на людях показывать, загрызут. Слышишь, солнышко?

Коля смотрел на маму заплаканными глазками и носиком шмыгал. Что-то сказать пытался. Понимал бы что ещё…

– Ну-ну, – смягчилась Ольга, – иди, пожалею. Болит?

Ольга осторожно потрогала на лбу Коленьки шишку. Мальчик заплакал. Тогда она обняла сына, по голове принялась гладить и нашёптывать успокаивающе:

– Всё хорошо, милый, всё хорошо. Ты не переживай, мамочка тебя в обиду не даст. Никогда не даст, слышишь?

Время было послеобеденное, Николай, убаюканный мамиными объятиями, потихонечку засыпал. Ольга по привычке запела колыбельную:

 
Баю, баю, баиньки,
Спи, сыночек маленький.
Киска спит с котятами,
Уточка с утятами,
В норке спит колючий ёжик,
Он устал сегодня тоже.
Спит луна, и звёзды спят,
Николашке спать велят.
Ты не плачь, любимый мой,
Мамочка всегда с тобой.
Завтра солнышко проснётся,
Нам с тобою улыбнётся,
И будем мы с тобой учиться,
Как от шакалов защититься.
 

Первый урок на выживание Ольга провела уже на следующий день. Взяла старую, свою ещё куклу и сказала сыну:

– Коля, она тебя обидела. Она плохая. Дай сдачи.

Коля глазками хлопал, не понимал, чего мать от него требовала. Тогда Оля пояснила:

– Ударь её.

А он по-прежнему стоял и ничего не делал. Ольга вздохнула и повторила указание, но сынок только губки поджал. Пришлось стукнуть малыша куклой. У Коли губы задрожали, а у Ольги сердце сжалось от сочувствия. Но женщина понимала, что так будет лучше. Её сын должен через это пройти. Пускай сейчас – она, чем потом – дворовые. А Коля обиженно на неё смотрел и стоял, как истукан.

– Коля, это не я, это кукла тебя обидела, – объяснила Ольга и снова сына ударила. А кукла пластмассовая, с головой резиновой, лицо чернилами измазано, и голая. Такая очень хорошо на роль обидчика подходила, потому что все обидчики, как псы, грязные и лохматые. Если не снаружи, то внутри – точно.

Коля захныкал.

– Бей, кому говорю! – Ольга раздражённо ударила сына куклой по голове, и он заревел. – Бей!

Коля зло замахнулся и ударил по пластмассовой ручке, да силу не рассчитал – самому ещё больнее стало, отчего и заплакал громче. А Ольга, настырная, на своём стояла:

– Если не ударишь по-хорошему, она тебя ещё раз обидит, – и в подтверждение своих слов лупанула игрушкой Коле по лицу. По носу попала, кровь потекла. Коля её по щекам размазал, ручки свои испачкал. А слёзы текли, с кровью перемешивались, и непонятно, чего больше было – слёз от боли или от страха. Но Ольга жалеть не собиралась, только глаза лихорадочно блестели и румянец на лице пылал. Коля её уже и не слышал, потому что в ушах гудело, а в голове – пустота страшенная. Он решил, что лучшее средство – спрятаться куда-нибудь, желательно – под кровать.

– Куда?! – Ольга схватила убегающего сына за руку. – Нельзя так делать! Слышишь? Нельзя!!! Сожрут, собаки!

У мальчика началась истерика. Ручку из маминых ладоней-тисков вырвать хотел, но та не пустила и закричала так, что сердечко детское ужас леденящий сковал, а грудь от кашля разорвалась. Кашель с каждым новым спазмом всё сильней расходился, потому что Коля ножки поджал, на коленки упал, а голову назад запрокинул, отчего кровь по носоглотке в горло стекала. Кашель угрожал удушьем обернуться, и Ольга смягчилась. Побежала за перекисью и ватой.

– Ну-ка, посмотри на меня, – прохрипела и руками дрожащими неумело ватные жгутики, смоченные в перекиси, в носовые ходы вставить попыталась. Не получилось, пришлось сначала с лица Колиного рукавом своего платья кровь стереть.

– Да не реви ты! – от злости руки ещё сильнее задрожали. – Уж здесь потерпеть, и то не можешь!

Коленька начал успокаиваться. Не по мамкиному указу, а оттого что сил не осталось. Только всхлипывал редко, нервно.

– Ну, вот, кажется, больше не течёт. А если бы сразу дал сдачи, ничего плохого бы не случилось!

Николай вздрогнул и снова заплакал. Ольга поспешно обняла ребёнка за плечи.

– Что ты, солнышко! Разве мама тебя обидит? – а у самой слёзы градом. Как же это сложно, Коленьку от его же слабости уберечь! Ну, ничего, она сильная. Вытерпит. И Коля вытерпит, спасибо маме опосля скажет. – Всё хорошо, милый, всё хорошо. Шшшшш…

Ольга принялась сына на руках, в его же крови испачканных, убаюкивать и колыбельную на самое ушко нашёптывать:

 
Баю, баю, баиньки,
Спи, сыночек маленький.
Киска спит с котятами,
Уточка с утятами,
В норке спит колючий ёжик,
Он тебе подарит ножик…