Екатерина Буйко
Компас
Я соблазняла других и искушала,
Потому что тени моей всегда было мало,
Потому что тень моя всегда равна свету.
И чем больше сияешь, тем меньше внутри ответов.
Наступает момент, и я падаю вниз до предела
Как же эта патока и святость мне надоела,
Я хочу, чтобы каждый увидел тень и себя,
Вышел извне, развернулся и жил без тебя.
Я хочу, чтобы тень и тебя поглотила,
Чтобы заняла место свое на полмира.
Я молчу, но внутри столько от тьмы, посмотри,
Ты же видишь, сколько в ней тоже… любви.
Полюби ее, слышишь? Полюби ее… полюби.
Долюби меня. Долюби меня. Долюби.
30. (96) Идикомне
Я нахожу новые слова и новые смыслы,
Несу в себе то, что скоро станет звучащим.
Господи, как же хочется слышать себя,
Как же хочется стать, наконец, настоящей.
Среди мелодики звуков и нот в моей загрудине,
Слышен стучащий ритм, будто дождя по воде.
И вместо «как дико мне и дико мне» читаю:
«Чувствуй, как дико мне, иди ко мне».
В моей вине.
В твоей вине.
На самом дне.
31. (97) Кали
Кали, раскали добела мою душу,
Разруби невежество на куски.
Ты слышишь, как зажигают кострами тех, кто не знает тоски?
Чую, как небо стоит под ногами, острое, будто иду по ножам.
Ты мое сердце, ты моя совесть, ты моя госпожа.
Из черепов тех, кто предал и бросил, тех, кто ушел от любви,
Сияет чётками ожерелье в центре твоей груди.
Кали, великая, Кали священная, та, что идёт разрушать
То, что не нужно, то, что в забвении, то, что пора отпускать.
И лишь во тьме первозданного хаоса, где закипает кровь,
Кали, как обнаженная истина, шепчет: «Доверься… Я – есть любовь».
32. (98) Мне нужно ДА
Во мне горит огонь.
Во мне сгорает страх.
Я не могу остаться здесь и быть свободной.
Я не могу соврать, я не могу кричать, я не могу найти тебя опять.
Как жить и выживать?
Когда все невозможно.
На дне моем нет места для надежды,
Нет света, нет ни грамма вдохновения.
На дне моем я оставляю боль и прогоняю страх.
На дне моем не вера, а сомнения.
Я не могу молчать, но и сказать бессильна.
Я так устала ждать, когда ты выйдешь
Из круга, по которому идёшь. Из ада.
Из любовного экстаза.
Я так хотела жить.
Ты этого не видишь
Я так хотела быть.
Но не сейчас.
Не здесь.
И не с тобой.
Прости меня.
Но меньшего не нужно.
Мне нужно все.
Мне нужно навсегда.
Мне нужно «да»!
Мне нужно, чтобы «Да!»
33. (99) Однажды я уйду
Однажды я уйду.
Однажды ты уйдешь.
Тот оптимист, кто жизнь свою отложит на потом.
Ты так мечтаешь все успеть, но это ложь.
Там нет потом, есть только «здесь и дом».
Ты говоришь, что завтра будет все,
Что ты попробуешь и то, что не срослось.
Но это тоже ложь, в ней страшно быть,
В ней скрыта боль и то, что не сбылось.
Я говорю: представь, что
Завтра мы умрем.
Что завтра не наступит никогда.
Ты будешь делать то, что и сейчас?
Надеюсь, что ответ на это – «да».
Однажды я уйду.
Однажды ты уйдешь.
И то, что было в нас, положат на весы.
Как взвесить душу и твои страданья?
И как сравнить с реальностью мечты?
Однажды ты уйдешь.
Однажды я уйду.
И где-то по дороге из тумана, мы встретимся опять на пять секунд.
Скажи, нам будет этого не мало?
За пять секунд нам не успеть исправить
Все то, что не сумели на краю,
Но я скажу: «Прости. И я тебя прощаю. И все равно люблю… люблю… люблю».
ВВЕРХ
Последняя часть – направление. Самое сложное для меня в подборе слов и смыслов. Что там – наверху? Есть ли там кто-то, кто все видит и наблюдает? Будет ли там что-то, когда закончится мой путь?
Когда я писала это предисловие на берегу реки, облака на небе были похожи на птиц и ангелов. Мне сложно говорить о божественном на языке человека, но я учусь подбирать слова.
В части «Вверх» много света, веры и любви. Она последняя из четырех, потому что только после того, как ты заглядываешь Внутрь и начинаешь видеть себя, только после того, как выходишь Вовне и учишься замечать других, только после того, как оказываешься Внизу и находишь силы не утонуть, только тогда ты по-настоящему расширяешься и можешь вместить этот небесный свет и любовь.
Закрой глаза, дыши и пропускай их через себя…
(100) Как такую тебя не любить?
Мир – это хрупкая сеть.
Отбрось из нее навсегда то, что не есть ты.
Прояви самое страшное из липкой своей пустоты.
И полюби.
Мир – это прочная сеть.
Она тянет на дно, если позволишь злу победить.
Если дашь важному изнутри растворяться и уходить.
Но – иногда – в тот самый момент, когда ты не хочешь желать,
Мир даёт тебе человека, который учит прощать.
И так замыкает цепь пяти нужных объятий,
Чтобы встретить Вселенной Творца.
Тем, кто знает мать, или тем, кто не знает отца.
«Ты же любишь меня?» – у него каждый хочет спросить.
И услышать в ответ:
«Да, конечно, люблю.
Как такую Тебя не любить?»
(101) Лазурь
Лазурь вен под кожей похожа на реки, в которые нельзя войти дважды.
– Не оборачивайся, – шепчет голос. – Пора становиться отважной.
– Иди вперёд, через сомнения и тени, тех, кого уже нет.
Ты идешь. И в груди огоньком зажигается свет.
За спиной кто-то дышит и трогает за плечо.
– Не оборачивайся. Не сожалей ни о чем.
Это похоже на то, как брести в темноте, но нести в себе нужный покой.
И души, которые ищут дорогу домой, начинают идти за тобой.
– Не оборачивайся, переходи реку мертвых вброд, вот моя рука.
Ты улыбаешься, делаешь шаг…
И идёшь по воде…
На свет своего маяка.
3. (102) Послушай
Ожерелье бусинами-душами
Послушай себя, послушай.
Отдай то, что не нужно одним,
Сделай то, что хочешь, своим.
Ты – есть.
И каждая из тех, кто падает в сущее, тоже есть ты.
Из света, из боли, из пустоты.
Это – Путь сквозь самый важный исток.
Там, где никто не один и никто не одинок.
Сквозь тебя проходит то, что не может сделаться человечным.
Оно навсегда останется бесконечным.
Божественным.
Вечным.
Как море из звезд и галактик, которые нам не понять.
И душ, которые заблудились, но скоро вернуться домой, чтобы тебя обнять.
4. (103) Всадники
Кто-то трубит в тишине: иди и смотри, ешь свои семь гранатовых зёрен, спускайся вниз. Кто-то сейчас от старости умирает, кто-то делает шаг на карниз.
Ты смертельно устала их ждать…
В темноте глубины кони рвутся из рук. Рыжий громом гремит, черный хочет овса, белый топчет поля, бледный – твой.
И один за другим их трубы зовут, а последняя – за тобой.
Не сегодня…
Потому что…
Прорастает гранат на земле, где Чума оставляет лишь пепел, места Голоду нет, отступает на время Раздор.
Бледный конь у поникшей осины давно обкусал всю траву, Апокалипсис спит, Смерть с мальчишками красит забор.
За горсть пуговиц и мертвую крысу мир на время будет спасен.
(104) Ваш Бог
Ты одеваешься в красное и идёшь на свою войну,
Каждый день не зная, чем закончится эта битва.
Радость моя, давай я тебя обниму.
Иногда сильнее меча молитва.
«Ваш Бог умер», – когда-то сказал, не подумав философ.
Он из тех был, кто просто не знает, что делать с нами.
Когда в мире каждый не материк, а остров,
Однажды мы сами станем себе богами.
(105) Если бы я верила
Если бы я верила в тебя, то спросила, как позволила сделать это с собой.
Как дала кому-то право решать, как закрыла дорогу домой.
Если бы я верила в тебя, то спросила, как можно стать за такое короткое время чужими.
Как можно не сделать навстречу нужного шага, как безразличие создается другими.
Если бы я верила в тебя, то попросила дать мне не терпение, а силу, чтобы самой оберегать то, что считаю необходимым.
Светлым. Личным. Любимым.
Если бы я верила в тебя…
Но, сидя у краешка тьмы и прося «отпусти», так выходит, что это не самое главное.
Потому что ты веришь в меня, а вера моя не имеет значения больше.
Потому что весь мир есть любовь.
А мы его часть. И мы тоже будем любовью.
Если только себе позволим.
7. (106) О пути
Пенелопа ждёт своего Одиссея, но он не спешит,
Потому что куда ему деться из этой длинной истории?
Его смысл все время плыть, а ее – ждать и медленно шить.
То ли знамя, а то ли саван.
Это все о пути, о незримых его возвращениях,
О моментах, как нужно стремиться отсюда – туда.
Пока кто-то с божественным чувством юмора и ради памяти
В списки кораблей Илиады пишет наши с тобой имена.
8. (107) Вера
Ты сидишь на стуле и ловишь ладонью все невысказанное слова.
Пока нет в тебе хоть молекулы от надежды, они зря.
Для зрачка Вселенной, которое солнце и которому нужно петь.
Богово – богу, Брутово – Цезарю,
Тебе – гореть.
Алой рябиной, жёсткими кистями, до весны
Мы никогда-никогда не расстанемся без любви.
Мы никогда-никогда не сломаемся, слушаем джаз.
Пока кто-то большой и в себя не верящий
Верит в нас.
9. (108) Поклонись
Я говорю себе: «Выходи из запутанных поворотов.
Ты сама себя заблудила, ты сама себя предала».
Нет того, кто бы скинул тебя на самую бездну, кроме тех, кому верила ты беззаветно.
Говори, среди пыли, пустых поворотов и веры
В то, что люди могут летать и ходить по воде.
Ты все можешь.
Но не должна.
Ты все знаешь.
Но не обязана быть самой мудрой.
Оживай, собирай себя по частям и…дыши.
Собирай каждым вдохом с ладоней ладан и мирру,
Поклонись рожденному богу в себе и…
Иди за рассветом.
Но живи так, словно мира завтра не будет.
10. (109) Знаки
Если мир говорит с тобой посланиями на остановке, он имеет на это право.
Через звук в наушниках так часто не слышно главного.
Но когда слова проступают и делают тебя слепой в темноте,
Кто бы ни звал тебя оттуда,
Ты имеешь право не обернуться.
11. (110) Сдаться
Где-то среди бескрайнего моря забвения, ракушек и борьбы,
Где-то среди слов молчания слов прощения и слов недолжи
Кто-то большой и пронзительный говорит тебе: «Если хочешь выжить, то сдайся".
Но между стрелок часов, в этот миг ты слышишь: «Доверься!»
И становишься равной всему.
12. (111) Подпись
Когда ищешь знаки, пытаясь и силясь найти лишь саму себя,
Проходишь шаги и мили, не ожидая чудес, но любя.
Помни, что есть то место, в котором большое окно,
Не горит там огонь и не холодит стекло.
Там нет боли из вкуса горечи и прокисшего молока,
Из дождя на лицах и острого «Ну все. Пока!»
Там ты чувствуешь внутри, за грудиной, до одури, до тоски,
Как сплетаются нити и судьбы,
Слова и мосты.
Но молчишь среди путаниц дней, не пуская зло за порог.
В новых цветах на яблоневых деревьях читаешь:
«Люблю тебя…» И подпись – Бог.
13. (112) Небесный свет
Господи, я давно уже не хочу: ни ада, ни рая, ни злой окаянной тоски.
Может, кто-то желает жить, не умирая,
Может, кто-то хочет твоей любви.
За обшарпанной дверью кто-то рождается, а кто-то неумолимо стареет,
Кто-то пьет не вино, а вину и ни о чем не жалеет.
Кто-то прощает себя, а кто-то падает и тускнеет…
Чувствуя, как изначальный небесный свет нас ослепляет и – греет.
14. (113) Создавая мир
Где-то среди туманов и отражений света
Есть остров вечного солнца и вечного лета.
Ты как-то найдешь туда дорогу среди пустоты и страданий,
Будь в своем центре, будь в своей вере, без оправданий.
Твори, отходи от сомнений, увидь ориентир.
Вначале ты создаёшь мир в себе,
И только потом – новый Мир.
(114) Танцуй и касайся
Когда ты забудешь ограничения, рамки и чужие слова,
Когда ты сможешь остаться, ты будешь права.
Ты будешь писать то, что важно, песком на пути,
Илом на дне, ветром в лесу – отпусти.
Ты отпусти то, что больше не знает пощады,
То, что тебя убивает… Слышишь, не надо…
Не надо искать оправданий, причин – открывайся.
Ты знаешь то, что чужое, уже не твое… Ты сдавайся.
Ты падай в Его ладони и больше не бойся.
И прекрати закрываться, давай, успокойся.
Хоть страх говорит: стань на колени, покайся!
Но Бог тебе шепчет в ответ: «Танцуй и касайся!».
(115) Божественная Конституция
Когда-нибудь ты взлетишь и солнце тебя не опалит.
Тот, кто крылья скреплял воском, слишком мало знал про ожоги.
Ветер сминает волосы и хрупкие кости,
Расправляя нити судьбы и дороги.
Падаешь сквозь облака и в море, падаешь.
Солью кристальной слезы давно припорошены.
Отпечатки ладоней на белом саване
Остаются холодными и непрошенными.
Когда-нибудь ты взлетишь в небо на новой своей конструкции,
А кто-то большой и сильный задержит тебя в ладони.
И как в чьей-то божественной Конституции, запишет:
«Каждый рождается (не) свободным и (не) утонет».
17. (116) Если бы наш мир создал ребенок
Если представить, что тот, кто создал наш мир, это ребенок,
Который хотел смеяться,
Который мечтал не плакать и ничего не бояться,
Тогда в мире этом никогда не случится войны,
Ни вины, ни лжи, ни острой, как мрак тюрьмы.
Если представить, что тот, кто создал наш мир, это ребенок, который не знал родителей, ему остаётся только просить: «Целуйте детей, цените!
И обнимайте почаще, и, пожалуйста, не подведите».
Потому что в их мире никогда не будет войны,
Ни вины, ни лжи, ни острой, как мрак тюрьмы.
Ничего там, слышишь, не будет, ничего… кроме любви.
18. (117) Мир звучит
Мир зазвучал настойчиво и беспечно:
«Просыпайся, настало доброе утро».
А кто-то смеётся, зная, что каждый вечер,
Нужно быть благодарным за эту простую минуту.
Вначале всего со-творения верили в слово,
То, что открыло двери и сделалось первым,
Но, если вдуматься, никто не знает его,
Даже если ты был самым добрым и самым верным.
Мир появился из одного привычного звука,
Того, что обычно бывает единым для всех.
Если вначале было все же не слово,
Значит, мир сотворил чей-то божественный смех.
19. (118) Пробуждение
И это все не о том, чтобы молчать,
Не давать обещания, сильнее которых нет.
Это о том, как искать и находить в себе
Тот самый, нужный небесный свет.
Тот, который нас не жалеет и не предаст,
Тот, в котором нет и не будет ничего дурного.
Тот, который останется до самой смерти в нас,
Потому что уже никому не нужно другого.
Возвращаясь с пыльной дороги, где нет конца,
В дом, который тихо ждёт не один век,
Мир говорит: ты потерявшийся мой БОГ
Возражаешь: я пробудившийся твой ЧЕЛОВЕК.
20. (119) Снова
Отдохни.
Почувствуй себя Миро-Творцем. Не тем, что приходит спасать во время войны.
А тем, кто по главному смыслу – со-творяет свои миры.
Погрузись в тишину и найди это первое слово.
Прозвучи и рождайся.
Если будешь готова…
Когда будешь готова…
Снова и снова.
Снова и снова.
21. (120) Бог говорит
Бог говорит тебе: давай, смотри, не закрывай глаза.
Ещё важнее – никогда не закрывай сердце.
Оно больше, чем ты можешь себе представить.
Оно больше Вселенной и, конечно, больше твоего города, в котором случаются чудеса.
Когда приходят сомнения, ты чувствуешь, как внутри загорается пламя, сохраняй его, пока можешь, неси свое знамя.
И будь не сильной, нет, сильных в мире и так очень много. Я прошу, будь живой.
Говори: тот, кто любит меня, тот, кто помнит меня, тот, кто видит меня, идем за мной.
22. (121) Научиться петь
Между дорогами, дальше которых нет,
Мы как дети играем в не нашу чужую жизнь.
Бог, как строгий отец, смотрит на этот бедлам,
И снимает с запястья плотную красную нить.
А потом из нее создаётся радужный путь,
Тот, что нужен, чтоб наконец повзрослеть.
Когда слов не останется среди этой безумной тьмы,
Нам придется опять научиться гореть и петь.
23. (122) Живи
Кто-то тихо ловит в большие ладони нас,
Мы же упрямо ловим щеками дождь.
Бог каплями азбуки Морзе передает:
«Живи! Только так ты никогда не умрешь».
24. (123) Точка входа и выхода
Бог говорит тебе утром: «Просыпайся, милая, и смотри.