Екатерина Бакулина
Правильный муж для мага
Муж боевого мага
Своего я подцепила на болоте. Или это он меня подцепил? Ну, как подцепил? Он мне пирожки принес и я не смогла устоять.
Что общего может быть у опытного боевого мага и сына трактирщика, главный талант которого – печь пирожки? Ничего общего, кажется. Не знаю, как это вышло. Знаю только, что встреча с ним перевернула всю мою жизнь.
1
Своего я подцепила на болоте.
Или это он меня подцепил?
Ну, не то, чтобы подцепил… как бы сказать? Он мне пирожки принес.
Вот придурок.
На нас как раз болотники поперли второй волной, а тут он.
Когда Патрик увидел, что какая-то неведомая хрень ломится через наш щит, он аж дышать перестал, замер. Потому что если прорвет защиту, то все, хана. Болотники нас сожрут, щит и так от напряжения уже потрескивает, Патрик его держит из последних сил. А от всех разом нам не отбиться. Я-то больше огневик, а Патрик по щитам мастер.
А тут через наш щит ломится ЭТО… Хайме его звали. Зовут. Хайме Кормак, младший сын трактирщика. Младший-то младший, а лось такой, что прямо дрожь берет…
В тине весь, черной жиже, лица не видать. Он ж в трясину провалился, пока к нам шел, тут болота кругом. Придурок. Котомка только чистая осталась, он ее над головой держал, чтоб не замочить. Сам чуть не потонул, но пирожки вон спас. Герой! Ох. Кто ж знал тогда, что он сюда полезет?
– Бей его! Бей! Мочи скорее! – заорал Патрик, показывая пальцем. – Контур прорвет сейчас!
Еще бы не прорвет! Щит на нечисть ставлен, а этот живой человек… хоть и мозгов, как мне тогда казалось, ему не додали конкретно. Кто ж мог додуматься за боевыми магами в лес пойти?
– Бей! Бей скорее!
Ну, я и шарахнула.
Только в последний момент рука дрогнула, огненный заряд чуть в сторону ушел, только краем задело. Сомнение у меня промелькнуло.
Да и у этого еще реакция хорошая, он сам в сторону дернулся. А то б ведь сожгла на месте.
Он прыгнул, и щит его пропустил.
И Патрик снова заорал со страху.
А этот – здоровый, черный весь, какой-то бесформенный от налипшей тины, – заорал тоже. Кто ж не заорет, когда в тебя огнем швыряют? Только сначала бессвязное что-то, и только потом по-человечьи.
– Не надо! Не надо! Не бейте больше! Это я! Я вам пирожков принес!
Патрик охнул и как-то даже пригнулся от неожиданности. Уставился на него.
А я приготовилась шарахнуть снова. Кто ж его знал…
– Я Хайме! Хайме, помните? Из трактира!
Патрик выругался… затейливо так. На меня посмотрел.
А что я? У меня тут болотники наступают по всем фронтам, мне вот так, как он, охреневать некогда. Мне сражаться надо. Я только махнула рукой – потом разберусь, если живы останемся.
– Щит держи крепче! – буркнула только.
Патрик икнул и про дело вспомнил.
И этот Хайме притих. Пока болотники лезли, не закончились, он тихо сидел, прижавшись к коряге спиной, обнимая свою котомку. Только поглядывал на все настороженно.
До сих пор не понимаю, как он к нам дошел. Там же этой нечисти на болотах… как грязи. Бегает он, что ли, так быстро? Или везет несказанно? Просто трындец как несказанно везет.
Но кто ж теперь разберет.
И только когда болотники закончились, когда последнего испепелила, я обернулась к нему.
Только Патрик успел первый обернуться.
– Смотри-ка, вроде человек! – сказал Патрик, разглядывая Хайме с безопасного расстояния, вытянув шею. – А я уж подумал, может, морок какой? Выползень. На болотах случается. Но нет, смотри Мира, у него и аура и энергетический фон как у нормального.
А он ненормальный. Однозначно.
– Ты палочкой его потыкай, – предложила Патрику.
Ну, Патрик и взял палочку. Просто малость не в себе после такого.
– Пат!
Он вздрогнул, на меня посмотрел. Бросил. Выругался снова.
А этот… Хайме… я тоже присмотрелась, прищурилась. Аура у него нормальная, а с энергетическими полями я как-то не очень. Патрику поверю.
– Я тут это… – Хайме решил голос подать, вышло у него хрипловато и сдавленно. – Леди Мирцелла, я вам тут пирожки принес. Подумал… – и кашлянул. Правильно, нихрена он не думал, когда сюда понесло. – Подумал, что вы же голодные тут. Еще затемно ушли, и целый день на ногах… Вам ведь силы подкрепить надо.
Никаких сил с ним не хватит.
Он попытался встать, пошатываясь. Повело его. Охнул, за корягу ухватился. Думаю, вот только тут, запоздало, нервы у парня сдавать и начали, когда всю картину осознал. Но встать – встал. Котомку протянул. Руки только дрожали.
Мы с Патриком переглянулись.
– Возьми? – предложила я.
– А че я-то? – удивился Патрик. – Он тебе принес.
– А ты разве пирожки не хочешь? – в ответ удивилась я.
Хайме попытался было шагнуть к нам, но мы с Патриком разом попятились, не сговариваясь.
– Да что вы? – не понял Хайме, обиженно вышло.
Да ничего как-то… Но кто же знает? Я в своей жизни чего только не повидала. Но такое – впервые.
– А может, все же шарахнешь его? – осторожно спросил Патрик. – Для верности. А если чего, потом в деревне скажем, что болотники сожрали.
– Эй, да вы что… – Хайме только сейчас понял, попытался было пятерней лицо оттереть, но не вышло, засохло уже, плохо поддавалось. – Вы что, испугались меня, что ли? Это ж я…
Испугались.
Вот тут я вздохнула тяжело, решительно подошла и взяла у него пирожки. Ибо негоже боевым магам всяких безмозглых выползней пугаться.
В котомку заглянула.
Действительно пирожки. Плотненько так лежат. Сверху в промасленную тряпочку завернуты, а под ней в чистое полотенчико. Тепленькие.
А пахнут-то так, что голова закружилась.
Патрик мне через плечо заглянул.
– Пирожки? – уточнил он.
– Пирожки, – согласилась я и от одного откусила. Ох, ты ж… – А знаешь, Пат, я, пожалуй, с тобой делиться не буду. Это мои пирожки. Я их сама добыла.
Вкусные, мать их! Сил нет. С капустой.
И этот, Хайме, довольно заулыбался, глаза под черной коркой грязищи засияли.
* * *
Сначала, признаться, я думала, парень какой-то больной, умственно отсталый. Ну как же можно так было?
Но ведь нет же. Мы шли, и на обратном пути он разговаривал довольно здраво. Адекватно разговаривал. Потом кое-как умылся в ручейке… Ма-ать его… Я, все же, по нему слегка задела тем ударом. Грязища коркой запеклась и от огня защитила, но заметно все равно. Рожа вся красная, может и волдыри пойдут…
– Болит? – спросила я.
Он только головой мотнул.
Конечно, так ему и поверила.
– А ну сядь, – велела я. – У меня мазь хорошая есть от ожогов. Только сначала нормально смыть все надо.
Взяла полотенце, намочила в ручейке.
Больно, конечно. Когда я до кожи дотрагивалась, хоть и старалась очень осторожно, но он вздрагивал, губы дергались. А как мазать начала… да, я знаю – мазь щиплет, зато и помогает потом хорошо… так он даже зажмурился, губу закусил. Но молчал, надо отдать должное. Только шипел тихо-тихо. Помню, как-то Патрика мазала, так он орал, отбивался и чуть меня не покусал. А этот ничего.
– Как же тебя угораздило? – вздохнула я, домазывая последнее. – Это ж как должно было такое в голову прийти?
Он вздохнул тяжело.
– Прости, глупо вышло.
– Не то слово! – подтвердила я.
И он еще тяжелее вздохнул.
– Понравилась ты мне, – сказал хрипло, немного виновато. – Решил приятное сделать.
Вот молодец, ничего не сказать! Охренеть как приятно посреди боя выползней наблюдать!
Патрик там сзади начал мерзко подхихикивать.
Я…
Понравилась… Вот дурак же.
Ох, а брови парню совсем спалило. И ресницы тоже… так себе. Хорошо хоть глаза целы. Кожа облезать будет.
А так-то ведь симпатичный, – внезапно подумала я. Симпатичный такой парень. Здоровый, крепкий… глаза голубые… мозги б ему…
2
– Потанцуем? – предложил он.
Последний вечер в деревне, праздновали окончание нашей работы и что всех болотников по местным болотам подчистили. Заплатили нам хорошо… вообще-то нам Управление за работу платит, но и местные часто еще подкидывают, в благодарность, дело ж такое… Мы им дополнительно, по мелочи, бывает, помогаем всяким.
А тут еще небольшую вечеринку устроили – выпивка и танцы.
И этот вот – подошел. Сын трактирщика, мастер пирожков и бараньих ребрышек в меду. Вся рожа в красных пятнах и струпьях от моего огня. Красавец! Загляденье просто.
– Я не танцую, – сказала ему, из кружки эля отхлебывая.
– Почему? – спросил он.
– Не люблю.
Он моргнул, губы поджал. Не обиженно, как-то задумчиво у него вышло.
Засопел, так эти раздумья ему тяжело давались.
– Уезжаешь? – сказал он.
– Уезжаю, – согласилась я.
– А если у нас снова болотники заведутся, приедешь еще их бить?
– Не заведутся, – сказала я. – Мы их подчистили основательно. Нам репутация дорога. Но если заведутся и нас направят, то приедем. Только если заведутся снова, направят уже не нас.
– А чтоб вас прислали?
– В частном порядке тогда, за свои деньги, – пожала плечами.
Он насупился, шею сзади потер. Лапищи у него здоровые, такими не тесто месить, а головы сворачивать можно. Двумя пальцами буквально.
– Мне тут столько не заработать, – сказал он, – чтобы магов приглашать. Это в столицу ехать надо.
Я фыркнула, пожала плечами снова, эль потягивая.
– А ты собирался?
– В столицу? Выходит, придется, – сказал серьезно.
Забавный он.
– Приглашать, – сказала я. – Собирался нас снова приглашать сюда?
– Подумывал, – сказал он. – Только, пожалуй, бессмысленно это будет. Даже если найти деньги, если нанять вас с Патриком. Ну, приедете вы, побьете нечисть, и уедете снова. И все.
– А чего тебе надо?
– Хочу, чтобы ты со мной осталась, – сказал, ни капли не сомневаясь.
Вот, мать твою! Я засмеялась, у меня аж эль из носа брызнул.
– Да ты сдурел, парень? Зачем я тебе?
– Жениться на тебе хочу.
Сказал и стоит, смотрит. Руки ко мне не тянет, целоваться не лезет. Серьезно он что ли? Так ко мне еще не подкатывали, хотя повидала я немало.
– Зачем? – сказала я.
– Нравишься ты мне.
Я только фыркнула – тоже мне причина!
– А ты мне зачем?
– Буду тебе завтраки готовить, кофе варить. Я умею, ты знаешь. Вечерами, когда возвращаться будешь, стану с тобой сидеть на кухне и слушать, как прошел твой день.
– Хм, – сказала я с интересом. – Будешь мне верной женой? Дома на хозяйстве?
– Нет, – сказал он спокойно, словно я не пыталась его поддеть. – Не дома. Если в городе жить, то я пекарню открою. У меня родни много, займу на первое время, как дело вести – разберусь. У тебя свое дело, у меня свое. Пекарня, конечно, много времени отнимать будет, но ничего. Зато вечера и ночи все наши с тобой.
Я смотрела на него и… вроде не пьяный ведь, и говорит так серьезно. Вот что у людей в головах?
– Ночи? – сказала я.
– Да, – сказал он, и вот тут все же смутился, уши покраснели.
– В постель ко мне хочешь?
– А отчего бы не попробовать? – сказал он серьезно, с вызовом, аж челюсть вперед выдвинул. – Может, тебе понравится?
Вот гений-соблазнитель, мать его!
Я заржала. Так смешно стало, что прямо сил нет. Так, что даже кружку с элем недопитым ему сунула, чтобы подержал, а то разолью еще. А он ничего, стоял, смотрел как я ржу, краснел только еще больше.
И самое смешное в этом, что прямо зацепил, заинтриговал, уже думаю – отчего бы не попробовать? Что я теряю?
– А если не понравится? – спросила я.
– А ты попробуй, – упрямо предложил он.
– И чем же ты меня удивишь?
Тут он засопел сердито.
– Знаешь… – губы поджал, даже смутился. – Я конечно, как там у вас в столицах да в университетах, всяких чудес, не умею. Чем удивить? Я просто честно сильно тебя люблю.
Охренеть, как честно. И на меня смотрит. Глазки голубые… вот нравится мне, когда голубые глазки у мужика.
И вот ж, мать твою…
– Я со всякими идиотами не сплю.
Буркнула, и почти сама пожалела об этом, глядя, как у него уши огнем заливаются, как он зубы сжимает, аж до хруста, желваки на скулах.
Но не обижается и не уходит.
– Ты спишь только с теми, у кого университетский диплом есть?
Вот прямо так.
– А не обнаглел ты, парень?
Он головой покачал.
– Уточняю просто. Прикидываю, куда бы поступить смог.
И серьезно так. Я вот даже почти не сомневаюсь, что задастся целью, и куда-нибудь поступит. Не магом, конечно. Но на что-нибудь торгово-экономическое. Если не умом, так железной хваткой возьмет.
Только нахрена ж ему?
И смотрит на меня так внимательно.
– И чего по твоим прикидкам выходит? – спросила я.
– Данфордский технический колледж для начала. У меня дядя его закончил, знаю, что нужно для поступления. Дорожное строительство.
Вот те на!
– Дорожное? Потому что дядя?
– Нет, дядя дирижабли проектирует, – сказал он, прямо мне в глаза глядя. – Но дирижабли я не потяну, не мое. А дороги – это хорошее и правильное дело.
– Зачем тебе?
– Почему нет? – он пожал плечами. – Стимул чего-то достичь в жизни.
Серьезно. Мне икнулось даже. Я у него свою кружку эля отобрала, допила все одним махом, рядом поставила.
– Ты будешь учиться, а я тебя ждать?
Вот сейчас если ляпнет, что мне все равно замуж не выйти – убью на месте. Не пожалею. Потому что нечего болтать… даже если правда. Боевые маги не выходят замуж. Какая нам может быть семья?
– Маги долго живут, – сказал он. – Ты разве торопишься?
Твою ж мать.
И я понимаю, что у меня сердце начинает биться чаще. Вот что в нем? Ведь придурок же, ну…
– А поцелуй меня, – сказала вдруг, сама себе удивляясь. – Проверим, стоит ли ждать.
И он так разом, совсем ничего ждать не собираясь, берет и обнимает меня, прижимая к себе. Без всяких сомнений. Словно имеет на это полное право. А пахнет от него огнем и жареной картошкой, так просто и по-домашнему. И обнимает так нежно и горячо…
Целует в губы.
Вот тут у меня даже слегка ноги подгибаются. Вот и попала…
Он так близко, что я чувствую, как у него сердце колотится, сейчас выпрыгнет.
Целует долго, горячо и совсем отчаянно… и отпускает.
И я прям чувствую, как у меня тоже щеки прямо горят. И губы горят от его поцелуев. И внутри что-то шевелится так, сжимается, продолжения требует.
– Ну как, – хрипло говорит он, голос у него сел от волнения, – подождешь, пока я на инженера выучусь?
И где-то в глазах и в уголках губ усмешка так и играет. Вот зараза же. Видит же, что мне понравилось.
И я головой качаю. Нет.
– Не буду ждать.
Он губы облизывает…
– А сейчас? – спрашивает, кадык напряженно дергается. – Я, правда, думал, сначала потанцевать, а потом уж… но…
Как же это у него выходит?
И вдох-выдох… я смотрю на него и понимаю, что несмотря на всю дурь это серьезно для него. Вот прям все серьезно.
А он берет, и руку мне протягивает.
Рука у него большая и крепкая. Теплая такая.
Ну что я, девочка что ли, в самом деле. Первый раз, что ли? Развлечься, размяться… Да у меня таких, как он…
– Ладно, один танец, – соглашаюсь я.
А там поглядим.
3
Я уж и думать про него забыла, полгода прошло.
Было и было, подумаешь, мало ли я встречала мужиков? А как иначе? Работа у нас такая нервная, хочется расслабиться иногда. Ласки хочется… да что… Переспали разок, и ладно.
Я и забыла.
А тут возвращалась домой после двух недель в Аверсовых пещерах, усталая и злая совсем, выжатая насухо. Нелегко там пришлось. Думала, вот сейчас доберусь… ванну бы горячую, и спать. Или даже сразу спать, а ванну потом, ничего, переживу ночку грязной, как-нибудь. Сил нет.
А тут вдруг такой запах…
Пирожков.
Выпечки свежей.
Одуряющий.
Я лошадь остановила, замерла, головой покрутила.
Да, вон там впереди пекарня. И вроде раньше такой не было. Недавно открыли? И поначалу даже мысли не мелькнуло.
Взять что ли себе пару булочек для лучшего сна? Имею я право на пару булочек после работы?
Я и зашла. Лошадку привязала у входа, открыла дверь…
За прилавком мальчишка. Совсем пацан такой, лет двенадцати.
– Доброго вам вечера, миледи! – говорит. – Не хотите ли булочек с корицей? Или крендельков с орехами? Крендельки совсем горячие, только-только из печи достали. У нас самые лучшие в Ольжеге, попробуйте!
Я подошла. На запах. Пахло все это так, что я готова была идти за этими крендельками как за дудкой Гамельнского крысолова.
Пока смотрела, соображала и пускала слюни, – пацан не мешал, понимал, что наживку заглотить нужно. Пока смотрела, баба какая-то заглянула.
– Эй! – с порога заорала она. – Расстегаи мои готовы? Расстегаи-то? А-то гости скоро придут, мне на стол надо!
– Хайме! – заорал пацан. – Расстегаи для фрау Верены готовы? Она уже пришла!
– Иду! – басом отозвался тот.
И у меня аж ноги подогнулись. Все, что было – разом перед глазами пронеслось.
Так это серьезно все? На самом деле?
Или мне голову напекло и там совсем не тот Хайме, а какой-то другой? От усталости почудилось…
Тот.
Через минуту он в дверях появился. Здоровый как лось, с лукошком в руках, в лукошке, под белым полотенчиком, расстегаи, должно быть.
Синий передничек весь в муке. И в цветочек, мать его, передничек. Ромашки вышиты по краю, красивенько так. Я смотрю и не могу поверить. Хочется глаза потереть.
А он, увидев меня, заулыбался. Только не ко мне, а к бабе этой сразу.
– Ваши расстегаи, фрау Верена! Хорошего вечера вам и вашим гостям! Передавайте мужу привет. Приходите утром, я закваску на бриошь поставил, как он любит, к завтраку поспеет как раз!
И улыбается! Во все зубы улыбается так, словно безумно рад эту бабу видеть, всю жизнь о встрече только и мечтал. Профессионально.
И та ему улыбается в ответ, хотя по ней отчетливо видно, что улыбаться не привыкла.
– Вот спасибо, мил человек! – и лукошко с расстегаями к себе прижимает. – Обязательно завтра загляну! Вкусные у тебя пирожки, давно таких не ела!
И только когда она за порог, Хайме ко мне повернулся.
Вот же зараза! Работа у него первым делом, клиенты, а я уж потом?
– Мирцелла! Ты с задания? Хочешь чаю с чабрецом? Или эля? У меня эль хороший есть.
Так просто, словно я каждый день тут хожу. Словно он меня ждал, как бабу эту…
– Ты что тут делаешь? – удивилась я.
– Как что? – удивился он. – Я же говорил, что если в город перебираться, то пекарню открыть придется. И вот.
Развел руками, показывая. Вот – пекарня.
– Ты сдурел? – У меня даже слов не было.
– А что? – не понял он. – Место хорошее, людям мои булочки нравятся. Если пойдет, то за пару лет, думаю, все что вложил – отобьется, долги отдам.
– За пару лет?!
– В нашем деле быстрых денег не бывает. Но опыт и репутация всегда работают на тебя… Пойдем, элем угощу, – он кивнул, приглашая.
Ну я и пошла, че? За элем. Надо же посмотреть.
На кухню меня привел. Тут ничего так, чистенько, аккуратно. Баночки разные по полкам. И булочками с корицей пахнет так, что слюнки текут.
– Садись, – предложил он.
– Мне домой пора, – сказала я. – Я две недели дома не была, устала очень. Помыться бы и поспать. Я… так…
Странно все это.
Чуть присела на край стола. Не рабочего, не там, где он пироги лепит, а чуть в стороне, где кастрюльки стоят.
Он мне эля налил из бочонка. Протянул.
– Знаешь, – сказал неожиданно серьезно, – я все представлял, как это будет. Вот ты зайдешь сюда и… Рано или поздно все равно бы зашла.
– И что? – сказала я.
Что-то непонятное шевельнулось внутри. Чуть напряженное и теплое вместе с тем.
Он пожал плечами.
– Пока не знаю.
– Зачем все это? – сказала я. – Потратить столько сил и денег…
Он ухмыльнулся.
– Посмотри на это иначе. Считай, встреча с тобой мне интересную идею подала. Так бы и сидел до конца дней в деревне, отцу помогал. А теперь в город переехал, свое дело открыл. Все к лучшему. Может, еще в гору пойдет. Пожелай мне удачи.
Во же ж… упрямый парень.
– Удачи, – сказала честно.
Он себе тоже эля налил. Подошел ближе.
Хороший эль, правда, не могу не признать. Темный, довольно крепкий, с горчинкой…
А Хайме стоит передо мной и на меня смотрит.
Так смотрит, что…
И я на него смотрю, разглядываю.
– А у тебя пятна от ожогов все сошли, ничего не осталось, – сказала я.
Он чуть улыбнулся, уголками губ.
– Да. Времени много уже прошло.
Смотрит. Стоит и эль свой не пьет, просто держит в руках кружку. Да так, что мне все больше неспокойно становится. Не то, чтобы я чего-то боялась… даже наоборот. Ну… давай, что ли? Ты же не эль пить меня позвал. Чего хотел-то?
– Как твоя работа? – спросил он, только не очень уверенно у него вышло. Не то.
А ведь в прошлый раз, там, на сеновале, мне понравилось. Я бы не отказалась и повторить. И не нужно мне никаких дипломов, другое нужно.
Странно все это, конечно… Но отчего бы и нет?
Отхлебнула еще эля, для верности. Потом поставила кружку на стол. Шагнула к нему ближе.
– Хорошо у меня работа, – сказала, глядя ему в глаза снизу вверх, он здоровый. – В пещерах охотились. Патрику чуть ногу не оторвало, но он живучий парень…
Хайме стоял и смотрел. Серьезно так. Молча. Кивнул только.
– А ты? – сказала я тогда. – Давно пекарню открыл?
Он помотал головой.
А потом осторожно протянул руку, коснулся пальцами моих губ… сверху.
– У тебя немного пены тут… от эля… – А потом наклонился и поцеловал.
Вот! Так я и знала, что этим кончится. Ну и пусть. Обняла его.
А он вдруг подхватил меня… одной рукой. В другой у него кружка еще. Как только не расплескал? Подхватил и обратно на стол усадил. Кружку поставил, кастрюльки подвинул, чтобы сидеть удобнее было. Ко мне ближе прижался.
И у меня как-то сердце заколотилось.
– Я ждал тебя, – сказал тихо, осторожно, так же кончиками пальцев, поглаживая мои волосы. Свежим хлебом от него пахло и огнем.
– А если бы я не пришла?
– Пришла бы, куда бы ты делась, – ухмыльнулся. – Тебе бы начали рассказывать, где продают самые вкусные булочки в городе, и ты бы заглянула.
– Самые вкусные? – не поверила я. – А ты не слишком самонадеян?
– Не слишком, – сказал он. – Иначе ничего не получится.
А сам обнял меня… так за попу, к себе ближе прижимая… Многообещающе.
– Я, вообще-то, как раз за булочками и зашла, – сказала, пытаясь ему под рубашку залезть, очень вдруг захотелось его потрогать. Но в фартучке неудобно. Я фартучек на нем развязала, стянула через голову.
– Можешь любые выбирать, сколько захочешь, – сказал он. Ладони у него горячие, крепкие… когда он гладит меня – удивительно приятно. Прям замурчать хочется. Это сильнее меня.
– Заплатишь мне булочками за секс? – спросила я, приподняв одну бровь, ухмыляясь.
– Это ты мне сексом за булочки, – сказал он.
– Хм… А есть разница?
– Конечно, – сказал он. – Ты покупаешь, я продаю. Впрочем, если хочешь наоборот, то я не против.
Ишь ты, какие тонкости! Значит – я покупаю?
– Заманчиво, – согласилась, на дверь поглядывая. – А если сейчас кто-нибудь войдет?
– Не войдет.
– А там щеколда, я вижу. Закрой.
Он фыркнул мне в ухо и там, за ухом поцеловал.
Щека у него слегка колючая, щекотно.
– Сейчас закрою.
И даже не хочется вдруг его отпускать. Но к двери – совсем недалеко.
А вернувшись, садится на корточки, принимается с меня сапоги снимать.
– Что ты делаешь?
– А как ты себя это представляла? – спрашивает он. – Чтобы с тебя штаны снять, нужно сначала сапоги, а то неудобно.
И в подтверждение, закончив с сапогами, стаскивает меня со стола, ставит на пол, принимается ремень на мне расстегивать.
Продуманный такой парень, даже смешно. И я не знаю, ржать мне или дурацким соблазнениям его поддаваться.
– И сам раздевайся, – говорю я. – Рубашку снимай. Хочу тебя потрогать.
Он снова фыркает, но уговаривать себя не заставляет.
А у меня запоздало мелькает мысль, что толком не мылась три дня… но уже поздновато думать. Все. Это уже не остановить.
