ГЛАВА 2: ЦЕНА ЖИЗНИ
Космическая станция Сарутахико, названная в честь древнего божества дорог и перекрестков, висела в пространстве между звездами как маяк для межпланетных путешественников. Когда-то, более семи веков назад, человечество начало свой великий исход с перенаселенной Земли. Одни нашли новые дома на терраформированных планетах, другие основали колонии на орбитальных станциях. Но были и те, кто остался между мирами – в таких узловых точках, как Сарутахико.
Станция возникла на пересечении основных торговых маршрутов между колониями Альфа Центавра, шахтерскими поселениями пояса Койпера и сельскохозяйственными мирами системы Тау Кита. Сначала это был просто технический форпост для дозаправки и ремонта кораблей. Но чем оживленнее становилась торговля между мирами, тем больше разрасталась станция. Ремонтные доки превратились в технологические центры, появились жилые сектора, школы, больницы. Теперь это был настоящий город в космосе, где новейшие технологии соседствовали с вековыми традициями, принесенными с Земли.
Центральная больница Сарутахико располагалась в медицинском секторе станции, на границе между респектабельным административным районом и шумным торговым кварталом. Здесь, на сороковом уровне, в палате с видом на бесконечное звездное пространство, я очнулась в своем новом теле, став чем-то средним между человеком и машиной…
В холле больницы я видела других пациентов с кибернетическими протезами. Кто-то прятал их под одеждой, кто-то, наоборот, демонстрировал, украсив замысловатыми узорами. Но я была единственной, чье тело было полностью механическим.
На станции Сарутахико действовали особые правила страхования – здесь, где каждый день происходили аварии при стыковке кораблей и ремонте оборудования, обычные земные страховые схемы не работали. Но даже местные расширенные страховки не предусматривали таких случаев, как мой.
– …Прошу, ознакомьтесь с документами и поставьте свою подпись здесь и здесь, – администратор, молодая женщина с идеально уложенными волосами, положила передо мной стопку бумаг. Смешно, мы давно покинули родную Землю, но бумага всё ещё в ходу. Просто потому, что её нельзя взломать, как киберсистемы…
Я взяла предложенный стилус, стараясь рассчитать силу захвата. Пластик не треснул – уже прогресс. Система услужливо просканировала документы, мгновенно выделяя ключевые фразы:
"…полная ответственность за техническое обслуживание…"
"…отказ от претензий в случае нарушения графика обязательных процедур…"
"…запрет на самостоятельную модификацию систем…"
– Простите, Оказе-сан, – администратор слегка отодвинулась, когда я подняла глаза от документов. Мои новые глаза, светящиеся мягким светом, часто вызывали такую реакцию. – Вот здесь детализация счета.
Новый документ лег поверх остальных. Цифры были чёткими, как и всё, что я теперь видела. Слишком чёткими.
"Операция по извлечению и стабилизации мозга: 7,800,000 йен"
"Кибернетическое тело базовой комплектации: 12,400,000 йен"
"Операция по интеграции: 9,300,000 йен"
"Послеоперационный уход и калибровка: 2,900,000 йен"
"Итого: 32,400,000 йен"
Тридцать два миллиона четыреста тысяч йен. Мой мозг, теперь работающий с эффективностью компьютера, мгновенно перевел эту сумму в месяцы преподавательской зарплаты. Двенадцать лет работы, если не тратить ни на что другое. Но теперь я даже не была уверена, что смогу вернуться к преподаванию.
– Ваша страховка… – начала администратор.
– Не покрывает этого, – закончила я за неё. – Потому что процедура экспериментальная.
– Именно. – Она достала еще один документ. – Мы можем предложить план выплат. Базовый взнос составит 300,000 йен в месяц, плюс дополнительные расходы на обслуживание…
Я слушала её голос, механически фиксируя частоту и тембр, пока система услужливо высчитывала процентные ставки и сроки погашения. Раньше от таких цифр у меня бы закружилась голова, заболел желудок, выступил холодный пот. Теперь же был только чистый, холодный анализ: эта сумма непосильна. Это факт, простой и ясный, как строчки кода.
– Для оформления плана выплат нам потребуется справка о доходах и…
– У меня больше нет постоянного дохода, – прервала я её. – Я учитель литературы. Была учителем. И я не уверена, что смогу продолжать работать в школе.
Администратор замолчала, явно не зная, как реагировать. Её взгляд скользнул по моим рукам, плечам, лицу – всему, что теперь было неживым, механическим.
– В таком случае, вам нужно будет заполнить форму B-147 для социальной службы. И предоставить документы о потере трудоспособности…
– Потере трудоспособности? – система отметила изменение тона моего голоса. – Я полностью функциональна. Мои физические и когнитивные показатели превышают человеческие. Как это можно классифицировать как потерю трудоспособности?
– Это… сложный юридический вопрос, – она нервно постучала пальцами по столу. Частота 2.7 удара в секунду – признак стресса, услужливо подсказала система. – Ваш статус… специфический. Технически, вы считаетесь человеком с высокотехнологичными протезами, но фактически… – она снова замялась.
– Фактически я киборг без определенного юридического статуса?
– Вам лучше проконсультироваться с юристом по этому вопросу, – она протянула мне еще одну стопку бумаг. – Вот формы для социальной службы. И список рекомендованных юридических консультаций.
Я приняла документы, автоматически отсканировав их содержимое. Система уже создавала папки в памяти, сортируя информацию по категориям, составляя списки необходимых действий, рассчитывая оптимальные маршруты между инстанциями.
Я помнила, как раньше ненавидела бюрократию. Как расстраивалась из-за каждой ошибки в документах, как нервничала в очередях. Теперь все это вызывало только логическое непонимание неэффективности системы. Даже осознание полной финансовой катастрофы не вызывало паники – только расчет вероятностей и поиск решений.
И это, возможно, пугало больше всего. Но даже этот страх был каким-то… теоретическим.
Офис страховой компании располагался на сороковом этаже небоскреба Мицуи. Панорамные окна открывали вид на город, который я теперь видела с пугающей четкостью: могла различить номерные знаки автомобилей внизу. Система услужливо подсказывала: высота 186.4 метра, температура за окном 18.2°C, влажность воздуха 62%.
За панорамными окнами страховой компании открывался вид не на привычный городской пейзаж, а на многоуровневую структуру станции: прозрачные трубы пневмотранспорта, парящие сады-оранжереи, мерцающие рекламные голограммы на фоне вечной космической ночи.
Мой интерфейс теперь напоминал многослойную картину: основной визуальный поток, поверх него – данные с сенсоров, еще выше – системные уведомления. Я могла переключать слои простым усилием мысли, словно моргая разными уровнями восприятия.
Интересно, что сказали бы древние поэты о таких, как я? Написал бы Басё хайку о кибернетическом теле? Может быть что-то вроде:
冷たい金
内に宿る想い
春の花
(Tsumetai kane
Uchi ni yadoru omoi
Haru no hana)
Металл холодный
Но внутри живая мысль
Как весенний цвет.
Накамура-сан, представитель страховой компании, сидел напротив меня, методично раскладывая документы по столу. Его движения были размеренными, почти механическими – как будто он пытался соответствовать своей необычной посетительнице. Я отметила, как он избегает смотреть на мои руки, лежащие на полированной поверхности стола. Белый композитный материал странно контрастировал с темным деревом.
– Оказе-сан, – начал он, прочистив горло, – я изучил ваше дело. К сожалению, вынужден сообщить, что компания не может удовлетворить ваш запрос на страховую выплату.
Раньше от таких слов у меня бы перехватило дыхание, забилось сердце, похолодели руки. Теперь я лишь зафиксировала небольшое увеличение нагрузки на процессор – мозг начал активнее обрабатывать информацию.
– На каком основании? – спросила я, и мой голос прозвучал ровно, с едва заметным металлическим призвуком.
Накамура-сан достал один из документов:
– Согласно пункту 7.3.2 нашего договора, страховка покрывает стандартное медицинское лечение и протезирование. Но процедура, которой вы подверглись… – он сделал паузу, снова бросив взгляд на мои руки, – она классифицируется не как необходимая технология. Более того, полная кибернетизация не входит в список страховых случаев.
– Я не выбирала эту процедуру, – возразила я. Система отметила повышение громкости моего голоса на 12%. – Это было единственным способом сохранить мне жизнь.
– Понимаю, – он явно пытался говорить мягче. – Но с юридической точки зрения, ваш текущий статус… неоднозначен. Технически, ваше биологическое тело было признано умершим. То, что врачам удалось сохранить мозг и осуществить перенос сознания – это прекрасно, но…
– Я что – больше не считаюсь человеком? – закончила я за него. Индикаторы в моем поле зрения показывали повышение температуры процессора. Это было самое близкое к эмоциональной реакции, на что я теперь была способна.
По документам я все еще числилась гражданкой Японии, хотя Япония теперь существовала только в исторических записях. Но кем я была теперь – человеком с искусственным телом или машиной с человеческим мозгом? Этот вопрос не давал покоя не только мне, но и юристам страховой компании.
Накамура-сан нервно поправил галстук. Мои сенсоры уловили учащение его пульса и легкое повышение температуры тела – классические признаки стресса.
– Дело не в этом, – он достал еще один документ. – Смотрите, даже если бы мы классифицировали вас как человека с протезами, стоимость вашего нового тела многократно превышает страховые лимиты. Базовая страховка покрывает протезирование максимум на пять миллионов йен. Ваше тело стоит…
– Двенадцать миллионов четыреста тысяч йен, – произнесла я. – Плюс операция по извлечению мозга – семь миллионов восемьсот тысяч. Плюс интеграция – девять миллионов триста тысяч. Я помню каждую цифру.
Он кивнул, явно чувствуя себя неловко:
– Вы понимаете, что это далеко за пределами любых стандартных страховых выплат?
Я посмотрела в окно. Мой усовершенствованный мозг уже просчитывал варианты: продажа квартиры покроет примерно треть суммы, все сбережения – еще около десяти процентов. Даже если продать все имущество, мои раритетные издания стихов…