Отец, шокированный моим откровением, молчал как рыба, уставившись на меня. Его лицо и взгляд сейчас выражали всю гамму чувств – недоумение, шок, злость, гнев. Встав с кресла, он начал нервно расхаживать взад-вперед по комнате. Он явно хотел возразить мне, но я снова его перебила. Слова, накопившиеся во мне за все эти годы, так и рвались наружу, как рвется на волю вода, нашедшая трещину в плотине.
– Эмилия, ты хоть понимаешь, что говоришь? – изумился отец.
Несмотря на обуревавшие меня эмоции, я отдавала себе отчет в своих словах. Удивительно, но, хоть говорить мне приходилось о самом тяжелом и болезненном, мой голос был твердым, а в глазах не возникло ни слезинки. Наверное, за все эти годы они мною уже выплаканы.
– Я все прекрасно понимаю. Мне всегда приходилось молчать, терпеть, но всякому терпению, каким бы безграничным оно ни было, приходит конец. Вот и моему пришел. Все эти годы во мне теплилась надежда, что когда-нибудь ты защитишь меня перед мачехой. Заступишься за свою дочь, когда она меня била. А била она меня сильно. Но этого не случилось! И за это я никак не могу тебя простить. За все свои синяки, выдранные клоками волосы, ссадины. За то, что ты молчал все это время. За то, что оставил меня одну наедине с ужасом и отчаянием, с моими детскими страхами и переживаниями. Прости за прямоту, но ты променял собственного ребенка на вздорную тетку с придурью, как будто я в чем-то перед тобой виновата…
– Заткнись сейчас же! – крикнул на меня отец с перекосившимся от ярости лицом.
Таким я его никогда еще не видела, однако меня это не испугало. Но когда он рванул в мою сторону и занес надо мной руку, мне стало страшно. Одно дело – получить от мачехи, это дело привычное, да и с возрастом я научилась давать ей отпор, но когда на тебя поднимает руку родной отец – совсем другое. Ему не нужно было прилагать много сил, но от его звонкой пощечины я упала на колени. В этот момент мой хрупкий внутренний мир окончательно рухнул. В глазах отца не было ни капли сожаления или ужаса от осознания свершившегося. Только безграничные ярость и злоба.
На пороге комнаты появилась мачеха:
– Роберт, ты что, ударил ее? Ты нормальный вообще? Да ты с ума сошел, она же может пойти и заявить на тебя в полицию! Что я буду делать, если тебя арестуют? – воскликнула мачеха.
Не слушая больше эту парочку, я вскочила и стремительно понеслась по лестнице на первый этаж. Когда пробегала мимо обеденного стола к входным дверям, с него с грохотом полетела на пол посуда, словно ее сдуло ветром, как картонную. Это выглядело пугающе странно, но об этом можно будет подумать позже. На пороге не глядя обулась в первые попавшиеся на глаза балетки и выбежала из дома.
Путаясь в подоле длинного домашнего платья, я бежала прочь от дома, не разбирая дороги. Не важно куда, лишь бы подальше от этих людей, которых ненавидела теперь даже больше, нежели боялась. Подальше от безумных глаз отца, который предал меня. Человек, от которого я всегда безуспешно ждала защиты, сам меня ударил! Слезы бесконечным потоком катились по щекам. Встреченные мною люди удивленно оборачивались мне вслед, но я их не замечала и бежала все дальше. Ноги сами вели меня через рощу к небольшому озеру.
Оказавшись на безлюдном берегу, я упала в траву у кромки воды и дала волю рыданиям. Сумасшедшие эмоции горели во мне страшным огнем, и мне просто необходимо было освободиться от них. Вместе со слезами уходил безумный водоворот мыслей, от которых хотелось кричать, а вместе с этими мыслями уходили и силы на то, чтобы плакать.
Небо над головой постепенно темнело. Оранжевый диск солнца практически весь скрылся за вершинами гор. «Мое любимое время», – подумала про себя и скривилась при воспоминании о произошедшем пару часов назад. Да уж, а как хорошо день начинался! «Начали за здравие, закончили за упокой» – прекрасная поговорка в тему сегодняшнего дня. Или вообще всей моей жизни.
Наручные часы, оставшиеся от мамы, показывали девять вечера, солнце к этому времени уже полностью ушло за горизонт, осталось лишь слабое золотистое сияние на границе неба с морем, которое также вскоре исчезнет. И что мне делать дальше? Я выскочила из дома в порыве чувств, совершенно обо всем забыв, не взяла даже мобильник. Боже мой! Ведь Мариус должен был позвонить мне вечером. Его звонок застал меня в парикмахерской, и он предупредил меня, что перезвонит в девять-десять вечера. О нет!
Телефон остался в моей комнате на прикроватной тумбочке, и если Мариус все же позвонит, то уверена на сто процентов, зная свою мачеху, что она возьмет трубку, и одному богу известно, что она там наговорит. Хотя это только капля в море проблем. Идти мне некуда, а ночь настигала наш город с неумолимой неизбежностью. Кроме как домой, мне некуда идти, но что меня ждет по возвращении? Интуиция, которой я всегда доверяла, просто кричала, что ничего хорошего меня не ждет под крышей некогда родного дома. Как это ни печально, но теперь я не могла чувствовать там себя в безопасности. И одна только мысль, что мне пока еще придется жить под боком у мачехи-тирана и папаши-предателя, которого теперь я боялась больше, чем Анну, приводила меня в ужас. Надо что-то предпринимать, что-то придумать. Боже, как же мне сейчас не хватает Мариуса! Даже если он далеко и не может тотчас примчаться, один его совет значил бы для меня многое.
Что ж, пора уходить, как бы спокойно здесь ни было. Тронув рукой на прощание гладкое зеркало воды, я смотрела, как оно подернулось рябью от моего прикосновения. От легкого дуновения ветра отражение было нечетким и расплывчатым, но постепенно приобрело мои очертания. Я разглядывала свое лицо в глади воды, как вдруг отражение хищно улыбнулось мне, обнажив длинные белые клыки, которые перекрывали пухлую нижнюю губу. В ужасе отпрянув к берегу, я прикрыла рот ладонью, приглушив свой собственный испуганный крик. Мозг отчаянно кричал, что нужно бежать сломя голову, но тело отказывалось повиноваться инстинктам, страх сковал меня по рукам и ногам. Я провела языком по зубам и убедилась, что они не изменились и нет никаких жутких клыков.
Мне хотелось снова заглянуть в водную гладь, чтобы окончательно убедиться в этом, но стало страшно, что мое отражение снова напугает меня, и я остановилась на полпути к кромке воды. Внезапно мне показалось, что стало очень тихо. Неестественно тихо. И в этой давящей, гнетущей тишине мое сбивчивое дыхание казалось невыносимо громким. Еще минуту назад здесь стрекотали сверчки и цикады, а теперь как будто все разом умерло. Мне стало не по себе. Откуда-то прозвучал тихий и протяжный шипящий вздох, от которого по коже поползли мурашки. Над поверхностью воды клубился редкий туман, и мне мерещился тихий шепот, доносившийся словно из ниоткуда.
– Скоро-о-о, совсем скоро. Твоя-а-а-а судьба-а-а нас-с-стигнет тебя.
С трудом преодолев оцепенение, я огляделась по сторонам в поиске источника таинственного шепота.
– Скоро, скоро-о-о-о. О-о-он уже близко. Не бойс-с-ся с-с-спасителя, прими его кровавый дар.
Совладав с телом, я наконец-то сорвалась с места. Ринулась обратно в рощу, но заметила, что там, меж деревьев, клубится все тот же странный молочно-белый туман. В голову пришла мысль – бежать в обход рощи, через небольшой деревянный мосток, там, где деревья росли уже не так густо. Впопыхах я пересекла этот самый мост и бежала все дальше от берега озера, боясь даже оглядываться.
«Беги-и-и, беги навстречу своей судьбе», – шептал мне чей-то неведомый голос.
Минув окраины рощи с редко растущими деревьями, я оказалась на шоссе, по которому в такой поздний час еще ездили машины. Путь домой теперь был намного дольше, чем мне казалось изначально. Я шла по краю обочины, моля бога, чтобы изредка проезжающие авто не притормаживали около меня. Не секрет, что одинокая девушка, идущая в поздний час вдоль дороги, может вызвать нездоровый интерес к себе. Меня до сих пор не отпускало чувство всепоглощающего страха и полной безнадежности, руки тряслись то ли от нервов, то ли от внезапно налетевшего прохладного ночного ветра, а недавно высохшие слезы вновь катились по щекам, оставляя влажные дорожки. Внутри меня словно образовалась пустота, которую медленно заполняло отчаяние. Ночную тишину нарушали лишь стрекот сверчков и шум листьев, взволнованных ветром.
Раздался звук приближающегося автомобиля, и вскоре подозрительно знакомая машина выехала мне навстречу из-за поворота, светя в лицо фарами. Со смешанным чувством ужаса и досады я узнала машину отца. Убегать куда-либо было бесполезно, да и никуда мне не убежать в таком состоянии. Вместо этого я встала как вкопанная и, не веря собственным глазам, смотрела, как машина затормозила и из нее вышел разъяренный отец. Страх сковал меня по рукам и ногам, нервы скрутились в тугой свинцовый комок, который невыносимо давил на сердце.
Подбежав ко мне, отец больно схватил меня за руку и потащил к машине. Несмотря на то что сил у него было больше, чем у меня, я все же продолжала яростно брыкаться и выворачиваться из его цепких рук.
– Да успокойся же ты, дура, – прошипел сквозь зубы отец и, развернув меня лицом к себе, с силой встряхнул. От такой «сногсшибательной» встряски моя голова пошла кругом. А может, это было какое-то подобие обморока. Кажется, нервы меня все же подвели. Вялую, как после тяжелой болезни, отец с легкостью запихнул меня в машину на заднее сиденье и резко завел мотор. Истерзанное потрясениями этого вечера сознание провалилось в пустоту.
Когда я очнулась, машина неслась по шоссе на довольно приличной скорости. Верх автомобиля был убран, и ветер нещадно трепал мои волосы. Оглядевшись по сторонам на быстро проносящийся пейзаж, я вдруг поняла, что мы едем не домой, как мне казалось, а за город. Присмотревшись, узнала эту дорогу. По этому пути мы ездили на дачу к бабушке с дедушкой. Дорога петляла, как серпантин, и отцу стоило вести машину аккуратнее. Но вслух эту мысль я не озвучила. В голове назойливо бился один-единственный вопрос – куда он меня везет? Головокружение еще не прошло, и слабость пока что давала о себе знать.
Я молча наблюдала за тем, как отец закурил сигарету и, прибавив еще скорости, равнодушно посмотрел на меня в зеркало заднего вида.
– Очнулась? – словно невзначай бросил он.
Во мне вспыхнул слабый огонек паники, смешанной с чувством опасности.
– Ну, как видишь, очнулась. А если бы ты меня поменьше тряс, то, возможно, я чувствовала бы себя лучше.
Я старалась перекричать свист ветра, и это отнимало немало сил. Удивительно, но дерзкую реплику отец встретил молчанием.
– Куда ты меня везешь? – я почти прокричала, стараясь унять охватившую меня по рукам и ногам дрожь.
– В загородный дом моих родителей, – последовал ответ.
– Зачем мы туда едем?
– Там недавно сделан ремонт и пока никто не живет. Скоро я сдам его в аренду.
– А ничего, что бабушка дачу и квартиру оставила мне в наследство? А ты распоряжаешься ими, как тебе угодно, – упрекнула я отца.
В зеркале заднего вида отразилась его наглая ухмылка.
– Даже не мечтай, поняла? И советую забыть о том, что тебе что-то принадлежит. У тебя ничего нет. А пока поживешь на даче. Естественно, временно. Сегодня не хочу беспокоить Аню, а завтра она уезжает к сестре на пару дней, и у тебя будет прекрасная возможность спокойно собрать необходимые вещи. За один месяц, уверен, ты найдешь себе квартиру и приемлемую работу, благо твое совершеннолетие не за горами. Я больше не собираюсь тебя обеспечивать, ты уже достаточно взрослая, чтобы о себе позаботиться. Мне плевать, как ты будешь это делать и чем займешься.
Я даже не знала, радоваться мне или огорчаться такому решению отца. С одной стороны, у меня не было желания оставаться в одном доме с ним и его женушкой, и тут наши мнения оказались солидарны. Но путь из дачного поселка к моей школе был неблизкий и осложнялся отсутствием общественного транспорта. Возить в школу меня никто не будет. Да и потом – как за месяц найти стабильную, высокооплачиваемую работу, не имея образования, это, конечно, вопрос. Причем, скорее всего, риторический. И наследства, по всей видимости, у меня теперь нет. Отец нашел способ, как обойти закон. Черт, да отец с мачехой определенно подпортили мне планы! Ну, конечно, тот факт, что я не доучилась в школе и университет мне теперь не светит, думаю, их совсем не волновал. А мне крайне досадно и обидно!
– А это решение – сплавить меня подальше, с глаз долой, приняла, я так понимаю, твоя жена, да? И ты, конечно, согласился! – выпалила я, даже не стараясь укрыть сквозившую в голосе обиду.
– Прекрати нудить, – ответил отец, хотя это скорее походило на рык, нежели на голос. – Своим поступком ты сама дала понять, что не хочешь быть частью нашей семьи.
Частью семьи? Господи, да когда я ею была-то? Возмущение вскипело во мне с такой яростной силой, что меня бросило в жар. О каком таком поступке он говорит? Неужели он имеет в виду мой побег? Кажется, он совсем забыл причину, которая побудила меня убежать. А может быть, он вовсе не считает ужасным то, что залепил своей дочери пощечину такой силы, что я не удержалась на ногах? Это предположение кольнуло сердце ледяной иглой боли. Только эта боль была не физическая, а душевная, которая, по моему мнению, в сто раз хуже. Осознание того, что это сделал единственный оставшийся у меня близкий человек, было настолько невыносимым, что мне стало трудно о чем-либо думать и вообще дышать. Я пыталась себя успокоить, но все было тщетно. Эта пощечина стала для меня ножом в спину. Как же гадко на душе! И это гнетущее ощущение свинцовой тяжести в груди. Откинувшись на спинку сиденья, прерывисто вздохнула и ощутила, как по щекам снова катятся соленые слезы. Хоть я и не любила плакать при свидетелях и все свои эмоции всегда держала при себе, сейчас присутствие отца меня не сильно беспокоило.
– Господи, как я не люблю эти твои слезы, перестань реветь, – подал голос с водительского сиденья отец.
Стрелка спидометра между тем приближалась к отметке «сто двадцать».
– Ну тогда не смотри на меня, раз тебя так раздражают мои слезы, – парировала я, стараясь говорить как можно громче, чтобы он услышал меня сквозь свист ветра.
– Ты не будешь жить с нами под одной крышей! – вновь заговорил отец. – Мне надоели твои истерики, я хочу наконец-то иметь нормальную семью.
– Ну да, конечно. Ты, Анна и ваш общий ребенок. Я в эту идеальную картинку не вписываюсь. Мешаю. А то, что до этих самых истерик меня чаще всего доводит твоя обожаемая женушка – это так, мелочи. И вы решили отправить меня куда-нибудь подальше, не спрашивая моего мнения. Я вообще-то и не горю желанием с вами жить, но прежде чем от вас съехать, надо бы окончить школу.
– Плевать на твою школу. У тебя есть аттестат за девятый класс.
В ответ я смогла лишь нервно рассмеяться.
– А вообще мне казалось, что после Анькиных сольных концертов у тебя уже иммунитет выработался на истерию. Дайте мне хоть школу окончить, а потом, как получу аттестат, сразу от вас съеду, честное слово! Мне, знаешь ли, тоже не сахар ваше с Анькой общество!
– Мы едем в дом моих родителей, и точка! – последовал незамедлительный ответ.
Ну все. Это конец. Черти бы вас побрали! За что они так со мной?
– Предатель! – злобно выкрикнула я на выдохе, но отец даже не дернулся, только скептически выгнул бровь. И то, что он сказал в следующую минуту, повергло меня в шок окончательно и бесповоротно.
– Настоящая предательница – твоя мать. Ты наивно полагаешь, что она пропала без вести? Я тоже так думал первое время, но потом понял, что вовсе она никуда не пропала. Она просто бросила меня и тебя ради богатого и красивого любовника. Она всегда привлекала к себе внимание мужчин, и я подозревал, что она мне изменяет. Вот в один прекрасный вечер она и укатила с ним навстречу красивой жизни, оставив тебя на мое попечение. Ненавижу ее за это! И чем старше ты становишься, тем больше на нее похожа. Даже жесты и манера говорить те же.
– Замолчи! – крикнула я на отца, не желая более слушать эту ересь.
Мама умчалась куда-то с любовником. Как он мог такое подумать? Этого не может быть! Вот теперь мне стало понятно, почему отец был так холоден со мной, но додумать эту мысль я не успела. Случилось то, что всегда случается, если вести машину на высокой скорости по серпантину. Из-за небольшой высоты гор дорога не была такой уж «крученой», но…
Машину волчком закрутило со страшной силой так, словно мы оказались в самом эпицентре бушующего смерча. Мои попытки хоть за что-нибудь ухватиться были тщетны. Говорят, что в такие моменты вся жизнь пролетает перед глазами, но со мной такого не произошло. В голове было абсолютно пусто. Я слышала лишь собственный крик и визг тормозов, окружающий мир перед глазами смешался в пестрый, быстро вращающийся хаос. Автомобиль на огромной скорости врезался боком в невысокую каменную ограду дороги, за которой росли деревья и был небольшой склон. Последнее, что помню, – как меня с силой выкинуло из машины, словно безвольную ватную куклу. Я перелетела через ограду и успела увидеть лишь быстро приближающуюся ко мне твердую землю и огромные камни-валуны. От сильного удара меня пронзила невиданная доселе боль, настолько удушающая, что даже кричать было невозможно. А потом я потеряла сознание, и мир поглотила тьма.
Два дня моего визита в Рим выдались солнечными и теплыми. Лишь вечерами на землю спускалась ощутимая прохлада. Типичная погода для майской столицы Италии. Меня всегда завораживала красота этого города, его архитектура, улицы, парки, настроение. Всегда и с превеликим удовольствием я совершал здесь прогулки, даже если мой визит был сугубо деловым и всевозможные встречи и переговоры занимали почти все свободное время. Только в этот раз, едва освободившись, я летел на всех парах в аэропорт, чтобы как можно скорее вернуться к любимой.
Мне не давало покоя тревожное чувство, которое не желало меня покидать. Что же это такое?
Вернувшись домой, я первым делом набрал номер Эми, но мой звонок остался без ответа. Часы показывали пол-одиннадцатого вечера, и навряд ли мы могли сегодня встретиться, но мне просто необходимо было услышать ее. Снова в сердце ожило чувство тревоги, только в этот раз оно оказалось во много раз сильней, чем перед отъездом из Рима. В конце концов, Эмилия могла не слышать звонка. Спустя пять минут я снова набрал ее номер, но трубку никто не взял. Мне не хотелось признаваться самому себе, что эта вполне обычная ситуация вселяла в меня чувство иррационального страха.
Холодный душ не успокоил мои нервы, и, сидя в кресле с пакетом крови, я продолжал звонить Эмилии вновь и вновь, но трубку никто не брал. Потеряв всякое терпение, собрался лететь к ее дому, дабы убедиться, что с ней все в порядке. Просто обернусь вороном и загляну в ее окно. И только тогда буду спокоен, когда увижу знакомый, милый сердцу силуэт. Едва мне стоило выйти на террасу, как мир перед моим взором помутнел, и острая боль полоснула сердце, такая беспощадная, какой я не знал даже будучи еще человеком. А уж бессмертному просто не может быть так больно, если только тебя не убивают.
Боль казалась настолько сильной, что я едва держался на ногах, но в следующую минуту меня словно поразила молния – яркая вспышка взорвала мое сознание, и в голове раздался душераздирающий крик. От пронзительного вопля звенело в ушах, а невыносимая боль во всем теле ослепила меня и заставила упасть на колени. Но едва я начал угадывать в этом леденящем душу крике знакомый девичий голос, как наваждение бесследно прошло.
Это было не что иное, как знамение. С Эмилией случилось что-то ужасное. Не позволяя панике взять надо мною верх, я собрался немедленно бежать в сторону шоссе к югу от своего особняка. Не знаю, почему именно туда, но все мое существо словно вопило о том, что мне немедленно нужно быть там, и чем раньше это произойдет, тем лучше. «Нужно ехать на машине!» – пронеслось у меня в голове, и, не теряя ни минуты, я завел автомобиль, который, взвизгнув шинами, вспорол темноту желтым светом фар и понес меня в направлении, которое подсказывало мне сердце.
Вязкая, как смола, темнота окружила меня повсюду. Мне казалось, что я тону в ней и никогда не выберусь. Не было ничего вокруг, кроме этой пугающей черноты и пылающего жара, разгорающегося где-то в области сердца. Постепенно жар захватил все тело, рождая невыносимую боль, и завладел всем моим существом до кончиков пальцев. Казалось, что я объята пламенем, страшные мучения затуманили сознание. Меня пожирал адский огонь, от которого нет спасения, хотелось кричать, но губы онемели. Еще минута, и разум не выдержит этой жестокой пытки, но кошмар продолжается, и боль только усиливается, уничтожая его остатки. Я перестала чувствовать свое тело и забыла обо всем на свете. Это стало неважно. Ничего не осталось, кроме истязающей огненной боли, которая сейчас расплавит мои кости. Я сгорала в этой агонии, и в воспаленном сознании билась одна-единственная мысль: смерть, смерть, смерть! Смерть принесет избавление от мук и освободит меня от адского огня.
И тут меня словно кто-то с силой дернул вверх. Это произошло так быстро, что я оторопела. Мучительная агония, терзавшая тело всего секунду назад, исчезла бесследно, оставив одни воспоминания. Пропало ощущение тяжести в теле, и на смену ему пришло чувство невесомости. Казалось невероятным, что буквально несколько секунд назад я желала смерти. Непроглядная тьма рассеялась, и окружающий мир приобрел очертания. Меня окружали стволы деревьев, посеребренные лунным светом, обрывки молочно-белого тумана между ними и небольшие камни-валуны.
Со стороны шоссе раздался звук двигателя, и фары автомобиля осветили разбитую машину и чей-то силуэт в ней. Из подъехавшего авто вышли двое мужчин и кинулись к пострадавшему, лежащему без сознания. Они проверили его пульс и, освободив от ремня безопасности, аккуратно перенесли в свой автомобиль. «Там больше никого нет, нужно скорее отвезти его в больницу», – донесся до меня голос одного из мужчин. Заглянуть за каменную ограду никто из них в спешке не догадался.
Едва они скрылись, как тут же показался блестящий черный внедорожник, резко затормозивший около ограды и разбитого автомобиля. Из него с невероятной скоростью выбрался красивый мужчина с бледным лицом и испуганными глазами. Мне стоило только взглянуть в эти бездонные глаза, чтобы узнать его. Это лицо мне до боли знакомо.
А мужчина тем временем остановился и шумно втянул носом воздух. На миг его прекрасные черты исказились, и он буквально перелетел через ограду, в одну секунду оказавшись рядом с изувеченным телом девушки. Я почувствовала, как что-то екнуло под сердцем, и мое сознание озарила яркая вспышка. Перед внутренним взором быстро пронеслись обрывки воспоминаний: я иду к морю и встречаю его на своей улице, мы танцуем вместе на Балу вампиров, вот он целует меня и обещает скоро вернуться из Рима. Его бирюзовые глаза, и в них – тень тревоги. Ночное шоссе, по которому несется машина отца, а затем визг тормозов, бешеная карусель у меня перед глазами и удар, после которого померкло все вокруг.
Я вспомнила все. Кем была и что произошло. А теперь стою позади Мариуса, но он меня не видит. Мне хочется обнять его, но руки проходят сквозь его тело, а он даже ничего не чувствует! Внезапно у меня появилось странное ощущение, что воздух стал холоднее, а потом белые нити тумана потянулись к моему телу, усыпляя и даря покой.
Нет, нет, нет! Господи, это какой-то страшный сон!
Я до последнего надеялся, что ошибся и Эмилия цела и невредима. Но теперь не было сомнений в том, что распластанная на камнях девичья фигурка принадлежит Эми.
Ее изломанное тело выглядело как одна большая рана. Пульс не прощупывается. Дыхания нет… Мне не нужны были столетия в познании медицины, чтобы понять – та, что за короткий срок проникла в мое сердце, теперь мучительно умирает. В воздухе витал этот особый, ни на что не похожий запах, который появляется перед смертью. Жизнь по капле покидала ее тело. Довезти Эмилию до ближайшей больницы я уже не успею. Исцеляющая магия – тот единственный инструмент, что всегда имелся при мне, не в силах повернуть вспять клиническую смерть.
Оставался только один выход – сейчас же, немедля, обратить ее, иначе Эмилия покинет этот мир безвозвратно. Времени на раздумья не оставалось, нужно было действовать. Конечно, впереди у нее будет трудный путь принятия новой себя, возможно, она даже меня возненавидит. Но самое главное – она будет жива и здорова. А я всегда буду рядом.
Полный решимости забрать дорогого мне человека из лап смерти, я наклонился к ее шее и, убрав прилипшие волосы, погрузил клыки в мягкую податливую плоть. Прокусив себе кожу запястья, прижал его к приоткрытому рту девушки. Нужно совсем немного, чтобы запустить обращение. Вскоре я почувствовал, что Эмилия получила достаточно крови, и теперь необходимо быстро доставить ее ко мне домой.
Самое главное сделано. Скоро начнется обращение. Аккуратно подняв на руки свою возлюбленную, я уложил ее на заднее сиденье автомобиля. Мне предстояла тяжелая ночь, а то и две, у кровати Эмилии.
Невозможно было спокойно наблюдать ее мучения. Еще на полпути к особняку она начала беспокойно ворочаться. Даже мой дар целительства не мог сейчас при всем моем огромном желании помочь полностью избавить девушку от боли. А ведь ее трансформация только началась, и самое ужасное еще ждало впереди.
Из-за проклятого горного серпантина я не мог ехать быстрее, хотя скорость была уже довольно высокой. Беспокойство Эмилии набирало обороты, и все, что оставалось сделать сейчас, – это дать ей лишь временное успокоение, прикоснувшись к ней. Зазвонил мобильный, и на экране возник номер Алессио. Подняв трубку, я коротко объяснил, что произошло.
– Держись, дружище, мы с Алевтиной вылетим к тебе ближайшим возможным рейсом, а пока я свяжусь через портальную почту с Эсфиром и попрошу кого-нибудь прийти к тебе на помощь сейчас же, – услышал я в ответ, и друг отключился.
Вот за что я всегда ценил и уважал Алессио, так это за умение думать холодной головой даже в критической ситуации и готовность при любых обстоятельствах прийти на выручку. А помощь для меня сейчас действительно была бы нелишней.
К тому времени, когда мы оказались наконец-то дома, хрипящее дыхание Эмилии перешло в мученический стон. Я приложил руку к ее разгоряченному и липкому от крови лбу, и она затихла. Забежавшая в комнату жена Джордано Лиаль приглушенно вскрикнула, закрывшись руками.
– Боже мой, Мариус! Что с ней произошло? – И добродушная, перепуганная до смерти женщина кинулась к кровати, на которой металась с закрытыми глазами девушка. – Бедная девочка, кто же ее так изувечил? – причитала Лиаль. – Я попробую подлечить ее переломы и убрать боль магией. Твой магический резерв еще пригодится, – промолвила она и принялась водить руками над телом Эмилии.
Через минуту та успокоилась, но ее дыхание оставалось тяжелым.
– Мариус, что случилось с этой девушкой? – голос Лиаль прервал ход моих мыслей.
– Я нашел ее за оградой Южного шоссе, а на обочине разбитую машину ее отца, но в ней больше никого не было. Она умирала. Было слишком поздно для исцеления… Мне пришлось обратить ее в вампира. Это единственный шанс спасти ее.
Лиаль тяжело вздохнула:
– Ты поступил правильно. Как говорит мой Джордано – лучше быть живым вампиром, чем мертвым человеком. Ты только взгляни на ее ауру! Она так ярко светит! Я такое до нее видела только у Герды и моей племянницы Марьяны. Удивительное дело! Ты только представь, какой у нее магический резерв огромный, а ведь она землянка! Придется, конечно, для начала рассказать ей всю правду.
Не успела она договорить, как со стороны Эмилии послышался слабый всхлип. Вместе с Ли мы кинулись к кровати. Лоб девушки покрылся испариной, а кожа выглядела серой.
– Я не отдам тебя смерти, Эмилия. Обещаю, – мысленно обратился к ней, но, как оказалось, я произнес это вслух.
Лиаль внимательно посмотрела на меня.
– Я права буду, если предположу, что это та самая девушка, которая является причиной твоей дурацкой блаженной улыбки, которую мы все наблюдаем в последнее время?
В ответ я просто кивнул. Больше такой проницательной женщине, как Лиаль, и не нужно было ничего объяснять. Она прекрасно меня поняла.
Вздохнув, Ли вышла из комнаты, чтобы принести для Эми одеяло и необходимые медикаменты из моего кабинета. Экран мобильника, оставленного мной на прикроватном столике, громко известил об СМС. Я посмотрел на имя отправителя – Алессио. Друг сообщал, что они с супругой будут у меня утром.
В комнату вернулась Лиаль и укрыла Эми одеялом.
– Мариус, может быть, когда все повреждения на теле девушки исцелятся, нам стоит смыть с нее кровь и переодеть? Чтобы она не испугалась, когда придет в себя. – И женщина вопросительно посмотрела на меня.
– Я тоже думал об этом. Но это все позже, а пока можешь вернуться домой, если что будет нужно, оповещу вас портальной почтой.
– Ты уверен, что моя помощь тебе больше не нужна? Не забывай, твой резерв будет восстанавливаться медленно, ведь это же безмагическая планета. А вдруг нужно будет снова забрать ее боль? – Лиаль испытывающе посмотрела на меня.
Я отрицательно покачал головой.
– Спасибо, Ли. Пока что ты свободна. Дальше я справлюсь сам.
– Сообщи, когда можно будет ее подготовить к пробуждению. Я приду порталом с Марьяной. Она поможет мне переодеть девочку.
Женщина попрощалась со мной и вышла из комнаты, оставив меня наедине с моей Эми. Бросив телефон на столе, я подвинул кресло ближе к кровати. Губы девушки что-то беспрестанно бормотали, тело сотрясала мелкая дрожь, и меня она не узнала, находясь в бреду. Сделав ей укол, я сел в рядом стоящее кресло.
Через несколько минут ее дыхание выровнялось, небольшие порезы бесследно затянулись, а от глубоких остались светло-розовые шрамы, но через несколько часов и от них не останется следа. Подавив тяжелый вздох, я поправил одеяло. Последние несколько дней мне не спалось, и сейчас усталость тяжелым грузом легла на плечи, а веки словно налились свинцом. Даже не помню, когда в последний раз так уставал, как будто и не вампир вовсе, а самый обыкновенный хрупкий человек.
Сон настиг меня прямо в кресле. Такого со мной точно не бывало с тех пор, как я стал вампиром.
Мое изрядно потрепанное последними событиями сознание услужливо нырнуло в чернильную бездну, которая затем начала постепенно светлеть, и, наконец, все стало белым-бело. «Точно как зимой», – подумал я, и тут же, словно в подтверждение моих мыслей, лица мимолетно коснулись несколько хрупких снежинок. Я огляделся, и кругом, куда ни посмотри, до самого горизонта простирался бесконечный снежный лес, и казалось, что макушки его вековых деревьев царапают хмурый небосвод.