Егорий Пилатов
Революция сердца
Глава 1: Ищите да обрящете.
В город N по разломанной в несчётном количестве дорожке, вымощенной дешёвым кирпичом, вошёл молодой человек лет тридцати. Пройдя через парк, в котором находился лишь, в сущности, лес, неухоженный и дикий, и фонтан, который не работает уже столько лет, сколько не живёт ни один современный обыватель, он вошёл в квартал, который местные почему-то называли «спальным».
Впрочем, если говорить об атмосфере, царящей здесь, то райончик действительно напоминал сонное царство. Угрюмые многоквартирные дома-«человейники», из-за света окон напоминающие многоглазых монстров, жадно глядящих на жертву из пустоты мироздания; ямы с грязью, которые здесь считаются дорогой (ну, собственно, кладут то грязь в эти ямы «дорожные службы», представляющие собой мужичков в засаленных рабочих одеждах, по вечерам занимающихся таким непотребством за нищенскую зарплату, дающую возможность влачить хоть какое-то существование); серое небо, будто состоящее из дымовых выделений дешёвых сигарет без фильтра, раскуриваемых там и тут – всё это не способствовало радужному восприятию окружающей действительности. Повсюду сновали мужчины с обезображенными лицами, в глазах которых давно не отражалось никакой души, никакой истории, будто всего этого у них и не было (а может, так оно и есть), держащие бутылки в руках, девушки в откровенных нарядах (что очень наглядно показывает нравственное состояние тамошнего общества), в переулках лежали пары, не осознающие, где они находятся, ведь в их внутреннюю сторону локтя были воткнуты шприцы с каким-то омерзительным мутным раствором, ими же и изготовленным по технологиям из чертежей, которые когда-то должны были использоваться для благих целей, но, как обычно, «ветер перемен», ожидаемый благоуханным, оказался гнилостным и едким.
Мужчина, смотрящий на это безобразие со страдальческим выражением лица, поскорее обошёл местность по периметру, после чего увидел гигантскую стену с воротами, на которых грозно висел огромный замок. За стеной в отдалении виднелись тёплые огни большого и прекрасного мира, в котором некогда жили все граждане города N. Однако уже очень давно (насколько именно проверить возможностей нет, так как эта дата навсегда стёрта из письменных свидетельств, дабы узаконить существующий порядок как вечный и незыблемый) сильнейшие из них, очень хитро взявшие под своё крыло все ценности народа (а дело было несложное – достаточно внушить людям, что они доступны каждому, только этот доступ нужно заслужить), выслали собратьев на окраины, отгородив препятствием, преодолеть которое без разрешения не могло ни одно живое существо, ведь наверху преграда была обита колючей проволокой, а наёмники, стоящие на блокпостах, могли влепить любому пулю в лоб за ослушание. «Властители» пропускали за стену лишь слуг, а зачастую в окраины, называемые «Старым городом», отправлялись карательные отряды, выискивающие и убивающие без суда и следствия представителей творческих профессий, а также уничтожающие произведения культуры (сожжения ими книг на улицах вошло в порядок вещей). У самой стены возвышалось величественное здание, на котором красовалась вывеска «Биржа труда». С виду оно представляло собой будто бы огромную избу, треугольную крышу которой венчала статуя козодоя со страшно распахнутыми глазами; в основании этого дворца ужаса стояли колонны, гротескно напоминающие о былом величии того места, на котором находился теперь «Старый город». Количество колонн было равно количеству принципов местного мироустройства, выбитых над гигантской металлической дверью: «Порядок», «Сила», «Самостоятельность», «Блаженство».
Молодой человек, будто бы снявший с лица маску боли, вошёл в помещение. Ничего интересного внутри него не было, такое же убожество, как и снаружи. Толпа стояла очередью к стенду, который венчала табличка «Приём на работу». Юноша, заняв своё место в тягучем потоке, стал прислушиваться к разговорам вокруг себя. Речь здешних людей была невероятно надменной, резкой и крикливой:
«Почему я должен стоять в этой очереди, – сказал один горожанин своему товарищу – я, рабочий с 10-летним стажем не должен даже пересекаться с этими новичками!»
А вот такой диалог прозвучал между, по всей видимости, матерью и дочкой:
– Не вздумай поступиться своими правами ни на толику! Ты достойна намного большего, чем все здесь вместе взятые!
– Да, мама, я всё понимаю. У меня большие амбиции – пробиться в «Новый город», влиться в кампанию богатых и уважаемых людей, найти достойную партию. Иначе все мечты пойдут прахом!
Подобного трёпа здесь было немало. Стены буквально пропитаны были руганью и звериной ненавистью.
Наконец, мужчина подошёл к стойке. Администратор поглядел на него с презрением, ведь одет будущий работник был небогато: хитон кремового цвета, почти волочащийся по земле, скрывал под собой длинную белую рубаху с прямым воротом, подпоясанную какой-то тряпкой; ноги человека были покрыты сандалиями без какой-либо подложки, а длинные, слегка кудрявые волосы каштанового цвета были завязаны в пучок. Распорядитель побагровел, будто бы хотел нагрубить гостю, но, смягчившись, натянул саркастическую улыбку и начал диалог, который должен был пройти по привычным в данном заведении лекалам:
– Что Вам угодно, господин?
– Здравствуй, добрый человек. Прошу устроить меня на работу.
Его лицо при этом выражало благоговение: глаза юноши, голубые и ясные как небо, которое здесь давно никто не видел, улыбались, сверкая блеском счастья, будто бы он хотел обрадовать своего собеседника, «вылечить» его от влияния окружающей действительности.
– На какую должность желаете Вас назначить?
– Мне подойдёт любой труд, где я смогу помочь окружающим. Пускай будет плотник. Мне совершенно неважно, в каких условиях я буду находиться, а деньги мне платить и вовсе не нужно, поскольку я просто люблю труд и считаю его лёгким и приятным занятием. Более того, предлагаю принять от меня подарок.
Тут он положил на стол чемодан, который всё время держал в руках. На вид он был примечателен тем, что имел немного вытянутую форму, из-за чего могло показаться, что он бездонный. Когда открылась крышка, окружающий ахнули и замерли: сверху-донизу тара была заполнена золотом, серебром и драгоценностями. Молодой человек продолжил свою речь:
– Прошу, добрый человек, раздать поровну в качестве стартового капитала эти ценности всем молодым работникам, устроившимся сегодня.
Его слова при этом звучали очень проникновенно, могло показаться даже, что они, минуя уши, поступают сразу в голову окружающим:
– Откуда у Вас такое состояние? – спросил администратор с широко распахнутыми глазами, подозревая собеседника в краже имущества у какого-нибудь «властителя» из «Нового города».
– Там, откуда я пришёл, я имею доступ ко всем богатствам мира.
– Неужели? Так как Вас зовут, странник?
– Моё имя совершенно ничего Вам не скажет, да оно и не имеет значения. Называйте меня просто Работником.
– Необычно, но не критично. Каким ремеслом Вы занимались ранее, Работник?
– Если говорить вашим языком, то я был правителем. Хотя, конечно, это имеет мало общего с действительностью наших краёв, как и весь ваш быт. Впрочем, в этом нет вашей вины.
– Что ж, я узнал о Вас всё, что мне было нужно. Вот ключи от квартиры рядом с судоходной верфью, на брелоке начерчен номер дома. На записке место работы.
Администратор подал мужчине ключи и затёртый кусок бумаги, на котором виднелся блёклый текст.
– Спасибо, добрый человек! Извини, теперь мне пора.
Толпа молча проводила взглядом Работника, который неспешно вышел из аудитории. Лишь один мужчина ухмыльнулся и подавил смешок, но, наткнувшись на непонимающие взгляды в его сторону, быстро ретировался и скрылся.
В их сердца впервые за долгое время закрался… стыд. Отойдя от увиденного, граждане подходили к прилавку и брали работу, но уже на самых простых условиях. К концу дня все важнейшие рабочие места были заняты.
________________________________
Похоже, истина произвела первый негромкий стук в двери душ этих людей.
________________________________
Остановившись у колоннады, Работник достал брелок с адресом его места жительства. «Хижина номер семь на улице Свободы» – гласила надпись.
Неожиданно подул тёплый, нежный ветер. С гор, находящихся на противоположной от стены стороне, донёсся сладкий медовый запах, будто неподалёку пчёлы опыляли ромашки и колокольчики. Юноша, вдохнув полной грудью этот аромат, закрыл глаза от наслаждения. В этот момент в уголке левого глаза он ощутил яркое свечение. Развернувшись в сторону света и открыв глаза, он увидел девушку такой красоты, которая, казалось бы, несвойственна здешним краям. Её платье лазурного цвета чуть колыхалось на ветру, по-благородному бледная кожа будто бы источала свет, большие, ярко-голубые глаза были наполнены любовью и свободой, а чистые русые волосы словно впитали силу всего мира. Голос её звучал как ручеёк жизни, мирно плывущий в бесконечность:
– Я вижу на Вашем лице отпечаток… смятения. Вероятно, никогда не видели такой жизни, какую встретили у нас?
– К сожалению, любовь моя, такую жизнь я вижу слишком часто, чтобы чему-то удивляться…
– Но я всё-таки подметила в Ваших глазах определённую тоску, разве нет?
– Это, быть может, просто тяжесть энергии, которую иногда человек использует не по назначению. Всё, что в нас есть, мы должны направить на созидание, любовь, творчество, красоту внутреннюю отразить внешне! Однако условия, которые нам диктуются стихией, случайно созданной от мнимого бессилия и неконтролируемой ныне, стала ограничивать нас, а тяжесть невыполненных возможностей, набухая, стала тяготить.
– Пожалуй, Вы правы. Иногда я задумываюсь, сколько могла бы сделать в своей жизни, если бы не обстоятельства… Ну да, впрочем, неважно. Вы не против прогуляться? Мы могли бы как раз многое обсудить. Вы мне кажетесь очень интересным человеком.
– Да, нечего унывать, уныние никогда ни к чему хорошему не приводило. Может я смогу отвести Вас домой? Где Вы живёте?
– В горах, у меня там пасека. Если бы её можно было не скрывать… Ну что же, в путь!
И пара прогулочным шагом направилась к месту назначения.
Но спутница Работника настолько им заинтересовалась, что немедленно продолжила разговор:
– Кстати, а почему Вы назвали меня «любовь моя»?
Глаза юноши вновь «засмеялись», а лицо отобразило реакцию на вопрос ожидаемый, но такой желанный и ласковый:
– О, красавица, это очень просто! Все женщины – это любовь мужчин, ибо вы явились началом любой любви, её квинтэссенции – самой жизни. И нет сильнее любви, чем материнская, а она есть в каждой девушке, даже если у неё нет детей. Женщина как мать может относиться к стране, к родителям, к братьям и сёстрам, к подопечным, к домашнему очагу и ко всему остальному. Не существует человека, в котором нет любви, а уж тем более нет женщины, в которой нет любви, иначе в ней не может теплиться жизнь. А значит и является девичий стан «хранилищем» любви человеческой, любви природной.
– Приятно слышать! Наверное, и моя любовь к пчёлам тоже является материнской, – после этих слов девушка задорно подняла голову вверх и засмеялась, но потом несколько поникла, – Нам запрещено заниматься каким-либо трудом, кроме официально зарегистрированного. Это считается бесполезным или даже вредным делом, которое учит людей искать новые возможности для самосовершенствования, а это сейчас никому не нужно.
– Вы даже не представляете, как Ваше дело необходимо!
– Чем же оно так важно?
Работник в ответ загадочно, но по-доброму улыбнулся.
– Вы не против перейти на ты?
– Нет, конечно, только за!
– Скажи, любовь моя, так как же тебя зовут?
– Мария.
– Чрезвычайно красиво!
– А как твоё имя, философ?
– Моё имя – это прежде всего мои дела, так что зови меня Работник.
– Что же привело тебя в наш город?
– Я странствую по свету, работаю в разных его уголках, пытаюсь познать истину.
– И ты можешь уже сказать хотя бы отчасти, в чём истина?
– Ну, истина в данный момент состоит прежде всего в том, что мы находимся здесь и сейчас, говорим о любви, думаем о любви и живём в любви. И небо, которое существует, хоть и за облаками, и горы, и пчёлы, и мёд, и Мария с Работником – всё это истина, так как мы существуем, а главное – в нас нет страха.
– Такой ответ меня полностью устраивает.
Проходя всё дальше от окружающей серости, герои видели всё больше цветов и всё отчётливее слышался запах мёда. Пройдя в гору мимо чудесного водопада, Работник остановился и стал вглядываться в самый кончик скалы:
– А что это за закупоренный железной дверью вал?
– Я не знаю, к сожалению. Когда я родилась, он уже тут стоял. Никто его не пытался открыть. Возможно, он был для чего-то нужен, но после наступления тяжёлых времён об этом все забыли.
Придя наконец к дому и пасеке Марии, юноша осмотрелся. Дом был двухэтажный, со стенами из хорошего камня. На заднем дворе располагался небольшой сад с вишнями и сакурами, и собственно, сама пасека. Работник решил помочь девушке в работе, поэтому пара сразу принялась за дело. Они стали обрабатывать деревья от жуков, красить ульи и собирать мёд.
– Извини за интерес, Мария, но я всё же спрошу: почему у тебя не отобрали ни дом, ни сад, ни всё остальное, хотя иные люди живут в трущобах?
– Моя мама в своё время была знакома с одним человеком из «Нового города», поэтому смогла получить расписку о том, что нас не тронут.
– Она сильная женщина.
– Да, это так. Однако ей всё равно пришлось уйти из города. Такова была цена за непозволительную ныне вольность. Я сначала не хотела её отпускать, но она настояла и взяла с меня слово, что я позабочусь о долине и обо всём, чем дорожит наша семья. В моём доме также укрывается Владимир, мой друг детства и главный поэт «Старого города». Ему подчас приходится скитаться, чтобы распространять свои идеи, но у этого всего мало толка, как мне кажется. Люди окончательно потеряли не только веру в любовь, но и интерес к прекрасному…
– Непременно познакомь меня с Владимиром. Я знаю, как ему помочь.
Закончив работу, молодой человек стал собираться домой.
– Ты не останешься на ужин?
– Извини, любовь моя, но я должен идти, мне нужно освоиться в новом доме.
– Но мы ещё увидимся?
– Бесспорно! Завтра же.
И Работник ушёл.
________________________________
Войдя в дом, молодой человек увидел не самую приятную картину. Ветхий и гниющий, в нём находились лишь кровать и маленький шкафчик для одежды. Впрочем, юноша был рад и этому:
«Этот дом тоже строили люди. В нём есть своя история, своя жизнь».
А значит, и любовь.