bannerbannerbanner
Своя земля

Эд Кузиев
Своя земля

Полная версия

СУД

За три месяца до Нового года. Городище каменщиков, что в губернии Энска. Дьякова служба.

В клети сидел здоровый парень с крепкими телом и пудовыми кулаками. Соломенные волосы торчали в беспорядке, яркие голубые глаза на широком лице излучали весёлость и бесшабашность, а тонкие губы еле сдерживали улыбку. Он слушал приговор судьи, который зачитывал текст с жёлтой, слегка помятой, бумажки.

– Решение суда! – крикливым и тонким голосом начал худощавый муж с крючковатым носом. – Признать виновным в кабацкой драке с последующим смертоубийством двух человек, сопротивлением при аресте и оскорблениями в адрес службы исполнения Права – Лихолетова Артёма Борисовича. Двадцати трёх годов от роду, вольноотпущенного, ранее судимого за хулиганство и побои. В виду тяжести преступления суд назначает повинность на выбор.

Служба штрафников на южном приграничье в рядах пехотного полка армии его Княжеского величия, сроком на двадцать пять лет без права амнистии / или каторжные работы на государственном золотом прииске пожизненно, – хлопнул обухом деревянного топора судья.

– Ну, и чтобы окончательно усраться, каков третий вариант? – расслаблено произнес осуждённый, прикидывая свою незавидную долю. Сбежать с прииска можно, но без теплой одежды и припасов с берегов Лены так просто не доберёшься. Дезертиров стреляют без суда и следствия, а юг кишит змеями, тварями и доносчиками.

– Поселение на три года на Острове Буйный, без права амнистии, – злорадно выплюнул дьяк.

– Вот, это по мне. Через три года встретимся, дьяк – сизый хряк. И с тобой тоже, задроченный особо уполномоченный, – рассмеялся в лицо чинам Артём.

– За оскорбление службы исполнения Права, Вы наказываетесь…

– Не шипи так, башка болит. А ты мне уже решение вынес, от того второй раз не можешь за одно и то же судить. Съел хрена с солью? Короче, на поселение еду. Как говориться, семь бед – один ответ. Только чтобы сани с бубенцами были и ямщик поразговорчивее. Чего замерли? Жрать осуждённому когда дадите?

Через два часа прибыла крытая карета для перевозки заключённых. Артёма грубо толкнули внутрь, а после приковали к сиденью. На вопрос об удобствах – указали на дыру в полу.

Помимо здоровяка, пассажирами чёрного воронка, как называли дилижанс с каторжанами, были трое угрюмых ребят с воровскими рожами и тщедушный старичок с бегающими глазами.

– Покатилась душа в рай, – громко смеясь, грохотнул Артём. – Теперича город вздохнёт свободно, аж пятерых лиходеев выпроводила управа! Глядишь, губернатор увидит в том добрый знак и главных чинов следом сошлет… Вот, тогда заживёт городище…

– А‑ну, цыц там! Говорить не велено, – отозвался стражник и для острастки ткнул древком копья здоровяка, но не сильно. Больше для того, чтобы, если случайный прохожий и услышал похабные речи арестанта, то видел попытку доброго стража закона прекратить хуление высших чинов власти. А, положив руку на сердце, был солидарен со словами осуждённого. (отрывисто)

Дьяков служка подскочил к ямщику, сунул в руки сопроводительные бумаги и помчался по своим чернильным делам.

Громко цокнув, возничий ударил по крупу лошадки, заставляя тронуться. Колесо тюремного дилижанса закрутилось, наматывая мусор и грязь с мостовой, рисуя новую судьбу для пятерых заключённых.

ПО МОРЮ-ОКЕАНУ

– Грузимся быстрее, сухопутные крысы. Поживее! – кричал крепкий дядька с корабля. Засаленная фуражка с кожаным козырьком была украшена пуговицей с изображением якоря. Волны и ветер вытравили синий цвет глаз и изрезали морщинами крупное лицо с приплюснутым носом. Солнце разлило деготь на кожу рук, выжгло цвет бороды и волос, оставив их серебряными. – Куда тащишь вьюк, сучье племя? В трюм, я тебе говорю. На хрен ты на палубу кидаешь?

– Господин старпом, не сдюжим с этим ящиком! Разрешите разобрать на части и перенести! – гаркнул матрос с берега.

– Тупая башка, видишь, опечатаны все стороны. Значит, нельзя… Травите лебёдку, – проорал в ответ мореман.

– Дык лебёдка не дотянется. Ещё шагов двадцать пердячим паром нужно тащить, – высказал свое мнение моряк.

– Так-то верно, а валки на кой хрен тебе? Катни на них двадцать шагов, бестолочь.

– Ты старый хрен, говорю, не сдюжим, значит, так и есть, – взорвался старший матрос. – Шобы валки подсунуть, нужно приподнять. Плечо приложить некуда. Ещё двоих‑троих нужно.

– Попроси каторжан. Нету людей, сам знаешь, – уже спокойным голосом отозвался старпом, соглашаясь с доводами.

К карете подошёл мореман с неумелой просьбой. Он явно стеснялся просить, больше привык помыкать.

– Это, ребята. Пойдём, толкнем ящик. Нужда есть в ваших руках, а не то до вечера простоим. Когда ещё подмога с города дойдёт…

– Мы осуждённые, значит, находимся под арестом, морячок. Да, и какая нам с того печаль? День прошёл, срок уменьшился, – с умешкой процедил один из братьев.

– С меня бутылка и снедь. Все получше, чем та баланда, коя вам на ужин перепадет, – начал торговаться старший матрос.

– Не интересно спину рвать, морячок. Подумай, может, что ещё предложить? – поднимал ставки второй арестант.

– А ежели батогами угощу? – взъярился мореман.

– Никак не можешь, – ухмыльнулся третий. – Покамест, до места не доставишь, мы с братьями под защитой Прааава находимся. Наказывать можно лишь за преступления, а мы ничегошеньки не сделали после судилища.

– Сколько порций еды? – спросил в лоб Артём.

– Три, – быстро ответил старший матрос.

– До конца плаванья три порции и колодки снимешь. Про бутылку говорил, так я не прочь, – проговорив свои условия, протянул скованные руки Лихолетов.

– Ты один не сдюжишь, – усомнился матрос.

– Не сдюжу я, не оплатишь ты, – отозвался Артём и вновь потряс цепями.

– Эй, стражник, отцепи нам, этого… здоровяка, – попросил конвоира старший матрос.

Сухо щёлкнул замок, цепи упали под злые взгляды трёх братьев.

– Сядь на место, идиот. Цена за помощь слишком мала, – прошипел один из братьев.

– Кому как, а мне впору, – вернул тяжёлый взгляд Артём, развернулся и прыгнул с ножки дилижанса под напряжённые взгляды конвоиров. Растерев кисти, широким шагом подошёл к ящику, обойдя его по кругу, нашёл приямок.

– Дай плечо и упор, – скомандовал Лихолетов. Ему тут же принесли требуемое. Установив чурбак на попа, подал плечо под нижнюю грань. Придавив бревно, с лёгкостью оторвал тяжёлый груз от земли. – Подавай валки!

Три бревна толщиной в полторы ладони легли в образовавшуюся пустоту. Перейдя к другой стороне, принялся поднимать второе ребро. Как только весь ящик лёг на переволоки, упёрся плечом в широкую стенку и толкнул. С натягом, но ящик сдвинулся с места, ускоряясь с каждым шагом. Матросы тут же начали суетиться, двое меняли валки, остальные помогали толкать груз. Не прошло и пятнадцати минут, как зацепленный стропами ящик лебёдкой стали поднимать на корабль. Тихий треск бечевки, щелчки стопора балки. С каждой минутой груз всё дальше отрывался от земли и поднимался вверх.

– Осуждённый Лихолетов, вернись в дилижанс, – прикрикнул конвоир. Но Артём лишь махнул на него рукой, а после и вовсе пошёл по трапу на корабль принимать груз.

– А ну, кому сказал… – начал было стражник, как его оборвал старпом.

– Ты должон чего сделать? Доставить на корабль. Вооот… Осуждённый на корабле? Значит, он теперь под нашей опекой. Доставай по одному остальных, давай письма и отдыхай, служивый.

– Бумагу подпиши, потом распоряжайся. Есть Правило, по нему и живём.

Артём важно вышагивал по кораблю. Раньше доводилось по трапу только с тюками бегать, когда подался в порт. Но скука смертная. Днем тягаешь груз – ночью пропиваешь казну, что скопил сорванной спиной и деревянными от натуги руками. Шлюхи просят много из‑за обилия соскучившихся по женской ласке моряков, а припортовым портерам они не по карману. Толи дело – каменщики. Ушёл в забой, знай себе колоти кувалдой по клиньям, слушай треск камня да вовремя крикни: «Поберегись!»

Вечером принесли обещанную бутыль с мутным вином, три порции еды и тарелку стандартной баланды для осуждённых. Артём отложил в сторону жидкую похлебку и принялся наминать добрую снедь.

– Делиться нужно, – с ехидной улыбочкой произнес один из братьев.

– Вот, тарелка с баландой. Угощайся.

– Ты мне это собачье дерьмо не предлагай. Три порции хорошо делятся на троих, а нас четверо. Нечестно получается, – отозвался второй и стал подниматься со своего места.

– Что не доем, можете взять, я не жадный. А посчёт того, как делить лучше… Делить лучше на одного. Что‑то я не заметил от вас троих прыти возле ящика. Цену набивали, а её никто не дал.

– Можешь не добраться до каторги, болезный. Знаешь, как бывает в пути? – уже и третий брат поднялся, и Лихолетова принялись окружать.

– Мне угрожали в крайний раз пятеро. За то, что я норму больно быстро выполнял и получал сверхурочные. Так вот, двое умерли, а меня осудили из‑за их слабого здоровья. Так что, сели ровно, и не мешайте принимать пищу.

– Да он шутить вздумал, ну‑ка, братцы, проучим деревенщину, – подначивал на драку старший.

Артём нехотя отложил еду и встал. Ростом он был на голову выше каждого из них, но в тесном помещении это было, скорее, обременение.

Ударив ближайшего так, что тот кубарем полетел под ноги своим подельникам, Лихолетов произнес:

– Ежели драка неизбежна, бей первым. Иди сюда, угощу юшкой.

Парочка переглянулась и бросилась в атаку. Портовый город с грузчиками и моряками научил Артёма держать удар и давать сдачу. А ежели в течение года каждый второй вечер этим и заканчивался, то итог противостояния с тремя работниками ножа и топора был вполне предсказуем.

– Отставить драку! – ворвался в полутемное помещение старший матрос с двумя моряками. Из‑за спины выглядывал пятый арестант.

 

– Дык, нету драки никакой, гражданин матрос. На полу этой троице удобнее, чем в мешках, – хохотнул здоровяк.

– Так, ты – со мной! Остальных – в кандалы. Ведь знал же, что из‑за еды передерутся.

Артём сунул бутылку в штаны, взял две тарелки в руки, оставив одну нетронутую братьям, и пошёл за старшим матросом, широко расставляя ноги из‑за качки.

– Спать будешь у кока, повара, то бишь, по‑вашему. К нему тебя и пристроим. Три порции многовато, две – в самый раз будет, но придётся ему помогать… – давал по ходу движения разъяснения моряк. – Моё имя Роберт. Старший матрос. По всем вопросам или – ко мне или – к старпому. Старый – Палыч. Только Старпалом не вздумай назвать.

– Лады, – коротко ответил Лихолетов, морщась от яркого осеннего солнца.

– Вот, смотрю я на тебя, Артём. Неплохой парень, видный, здоровый. Что же ты на Могутку-то едешь? – тяжело вздохнул Роберт.

– Неее, я на остров Буйный еду, повинность отдать.

– Беда. Ты хоть знаешь, что там творится? – со страхом в глазах воскликнул моряк.

– Каторга там, как и везде. Для свободного человека лишь глушь и смерть – свобода. Завёл себе пса, и – свободен. Умер – опять свободен. А так‑то везде – одни запреты и правила, – протянул последнее слово арестант.

– Старика-то понятно, за что. Душегуб и людоед, а ты почём зря пропасть решил?

– Вон, оно кааак, а я все гадал, чего ему такое приснилось, что решил мир повидать? / Значит, такова моя доля, сам её выбрал. / Расскажешь, как вот это всё работает? – указывая пальцем на канаты и паруса, спросил Артём.

– Э‑ка, братец, здоровяки больше по земле или по палубе бегают. Тебя ежели занесёт нелёгкая наверх, больше вреда может случиться, – матрос задумался, оглядел палубу в поисках решения. – Потому, давай‑ка, узлы поучимся вязать.

Рейтинг@Mail.ru