Александр Дюма
Виконт де Бражелон, или Десять лет спустя. Том 2
– Странно!
– Вы находите, что это странно?
– Да, это так мало похоже на господина де Гиша.
– Надеюсь, вы не сомневаетесь в моей правдивости?
– Гм, гм!
– Вы сомневаетесь?
– Немного… Но мои сомнения увеличатся, если я увижу, что бедняга мертв.
– Господин Маникан!
– Господин де Вард!
– Мне кажется, вы оскорбляете меня.
– Это как вам угодно. Что делать! Мне никогда не нравились люди, которые являются и говорят: «Я убил такого-то или такого-то; это большое несчастье, но я убил его честно».
– Тише, мы прибыли.
Действительно, показалась поляна, и на открытом пространстве чернело неподвижное тело убитой лошади. Справа от лошади лежал ничком в траве бедный граф, залитый кровью. Он оставался на прежнем месте и, по-видимому, не сделал за это время ни одного движения.
Маникан бросился на колени, приподнял графа и убедился, что он холоден и весь в крови. Он снова опустил его. Потом, нагнувшись, от стал шарить кругом и нашел пистолет де Гиша.
– Увы! – сказал он, поднимаясь, бледный, как привидение, с пистолетом в руках. – Увы, вы не ошиблись, он действительно мертв!
– Мертв? – повторил де Вард.
– Да, и его пистолет заряжен, – прибавил Маникан, показывая на дуло.
– Да ведь я же сказал вам, что выстрелил в него на ходу, когда он целился в меня.
– Уверены ли вы, что вы дрались с ним на дуэли, господин де Вард? Признаться, я очень опасаюсь, не было ли здесь простого убийства. Нет, нет, выслушайте меня! Вы стреляли три раза, а его пистолет заряжен! Вы убили его лошадь и его самого, а он, де Гиш, один из лучших стрелков Франции, не попал ни в вас, ни в вашу лошадь! Право, господин де Вард, вы привели меня сюда на свое несчастье; пролитая вами кровь ударила мне в голову; я словно опьянел, и, клянусь честью, раз уж представился случай, я размозжу вам череп; господин де Вард, помолитесь за свою душу!
– Господин де Маникан, вы шутите!
– Напротив, говорю совершенно серьезно.
– Вы меня убьете?
– Без всякого угрызения совести, по крайней мере в настоящую минуту.
– Вы дворянин?
– Я был пажом, значит, дворянин.
– Дайте мне тогда возможность защищаться.
– Чтобы вы поступили и со мной так же, как с беднягой де Гишем?
И Маникан, вынув свой пистолет, нахмурил брови и навел его на грудь де Варда. Де Вард не пробовал даже бежать, настолько он был огорошен. Среди воцарившейся зловещей тишины, которая показалась де Варду вечностью, вдруг раздался вздох.
– Вы слышите, – вскричал де Вард, – он жив, жив! На помощь, господин де Гиш! Меня хотят убить!
Маникан попятился и увидел, что граф с трудом приподнялся, опираясь на руку. Маникан отшвырнул пистолет и с радостным криком подбежал к другу.
Де Вард вытер холодный пот, выступивший у него на лбу.
– Вовремя же он очнулся! – прошептал он.
– Что с вами? – спросил Маникан у де Гиша. – Куда вы ранены?
Де Гиш показал ему изувеченные пальцы и окровавленную грудь.
– Граф! – вскричал де Вард. – Меня обвиняют в совершении убийства. Умоляю вас, засвидетельствуйте, что я дрался честно.
– Это правда, – прошептал раненый. – Господин де Вард дрался честно, и кто будет это отрицать, станет моим врагом.
– Сначала помогите мне, сударь, отнести этого беднягу домой, – попросил Маникан, – а потом я дам вам какое угодно удовлетворение, или же, если вы слишком торопитесь, перевяжем рану графа нашими носовыми платками и потом выпустим две оставшиеся пули.
– Благодарю вас, – сказал де Вард. – В течение одного часа я два раза смотрел смерти в лицо; она очень безобразна, и я предпочитаю получить от вас извинения.
Маникан рассмеялся, и его примеру последовал де Гиш, несмотря на физические страдания.
Молодые люди хотели отнести графа, но тот заявил, что чувствует себя достаточно сильным и может идти сам. Пуля разбила ему безымянный палец и мизинец и скользнула по ребру, но не проникла в грудь. Таким образом, де Гиш потерял сознание скорее от боли, чем от раны.
Маникан поддерживал его под руку с одной стороны, де Вард – с другой; так они отвели его в Фонтенбло, к тому самому врачу, который был вызван к умирающему францисканцу, чью власть унаследовал Арамис.
XXI. Королевский ужин
В это время король сидел за столом, и немногочисленные приглашенные заняли места возле него, после того как он обычным жестом пригласил их садиться.
Хотя в эти годы этикет еще не был установлен окончательно, французский двор совершенно порвал с традициями простоты и патриархальной приветливости, которые можно было еще наблюдать при Генрихе IV; подозрительность Людовика XIII мало-помалу изгнала их и заменила внешней пышностью, маскировавшей ничтожество этого короля.
Людовик XIV сидел за отдельным столиком, который, точно председательская кафедра, возвышался над соседними столами; «столиком», сказали мы; поспешим, однако, прибавить, что этот «столик» был все же больше остальных. Кроме того, он был весь заставлен множеством разнообразных блюд: рыбой, дичью, мясом, фруктами, овощами и вареньями.
Молодой и сильный король, страстный охотник, большой любитель различных физических упражнений, обладал вдобавок горячей кровью, как все Бурбоны; а известно, что от этого пищеварение совершается быстро и аппетит скоро появляется вновь.
Людовик XIV был грозный сотрапезник; он любил критиковать своих поваров, но когда они ему угождали, то он не знал границ в своих похвалах. Сначала король съедал несколько супов, либо сливая их вместе и приготовляя что-то вроде маседуана, либо пробуя в отдельности и перемежая бокалом старого вина.
Ел он быстро и довольно жадно.
Портос ожидал сигнала д’Артаньяна, по которому следовало приступать к ужину, но, посмотрев на короля, он вполголоса заметил мушкетеру:
– Мне кажется, можно начинать. Его величество дает ободряющий пример. Посмотрите-ка.
– Король ест, – сказал д’Артаньян, – но в то же время разговаривает; устройтесь так, чтобы, если он случайно обратится к вам, у вас рот не был бы набит: это невежливо и некрасиво.
– Тогда лучше не ужинать, – вздохнул Портос. – Между тем, сознаюсь, я голоден. А тут все пахнет так соблазнительно и щекочет мне сразу и обоняние и аппетит.
– И не думайте, пожалуйста, не прикасаться к кушаньям, – улыбнулся д’Артаньян. – Вы оскорбите его величество. Король обыкновенно говорит, что хорошо работает тот, кто хорошо ест, и не любит, чтобы у него за столом плохо ели.
– Как же можно сидеть с пустым ртом, когда ешь? – спросил Портос.
– Да очень просто, – усмехнулся капитан мушкетеров, – нужно только проглотить все, что будет во рту, когда король неожиданно обратится к вам.
– Отлично.
После этого разговора Портос принялся за кушанья с умеренным энтузиазмом.
Король время от времени посматривал на присутствующих и с видом знатока оценивал способности нового гостя.
– Господин дю Валлон! – обратился он к нему.
В это время Портос был занят рагу из зайца и только что положил в рот половину заячьей спинки. Услышав свое имя, он вздрогнул и мощным движением глотки отправил кусок в желудок.
– Слушаю, государь, – пробормотал Портос приглушенным голосом, но довольно внятно.
– Пусть господину дю Валлону передадут это филе из барашка, – приказал король. – Вы любите барашка, господин дю Валлон?
– Государь, я люблю все, – отвечал Портос.
– Все, что мне предлагает ваше величество, – подсказал д’Артаньян.
Король одобрительно кивнул головой.
– Кто много работает, много ест, – продолжал король, восхищенный тем, что у него нашелся такой могучий сотрапезник, как Портос.
Портос получил блюдо с барашком и отвалил часть себе на тарелку.
– Ну, каково? – спросил король.
– Отменно! – спокойно отвечал Портос.
– Есть ли такие нежные барашки в вашей провинции, господин дю Валлон? – продолжал спрашивать король.
– Государь, – сказал Портос, – мне кажется, что в моей провинции, как и повсюду, все лучшее принадлежит королю. Кроме того, я ем барашка иначе, чем это делает ваше величество.
– Как же вы едите его?
– Обыкновенно я велю приготовить себе целого барашка.
– Целого?
– Да, государь.
– Каким же образом?
– А вот каким. Мой повар – он немец, государь, – мой повар начиняет барашка сосисками, которые он выписывает из Страсбурга; колбасками, которые заказывает в Труа; жаворонками, которые он получает из Питивье. Не знаю уж, каким способом он снимает мясо барашка с костей, как курятину, оставляя при этом кожу, которая образует поджаренную корочку. Когда барашка режут ломтями, как огромную колбасу, изнутри течет розовый сок, и на вид приятный и на вкус восхитительный.
И Портос прищелкнул языком.
Король слушал с широко открытыми глазами и, принимаясь за поданного ему тушеного фазана, заметил:
– Вот это едок, которому я позавидовал бы. Каково! Целого барашка!
– Да, государь, целого!
– Подайте этих фазанов господину дю Валлону; я вижу, он знаток.
Приказание было выполнено.
Затем, возвращаясь к барашкам, король спросил:
– А это не слишком жирно?
– Нет, государь; жир вытекает вместе с соком и плавает сверху; тогда мой стольник собирает его серебряной ложкой, нарочно для этого приготовленной.
– Где вы живете? – поинтересовался король.
– В Пьерфоне, государь.
– В Пьерфоне? Где это, господин дю Валлон, недалеко от Бель-Иля?
– Нет, государь, Пьерфон недалеко от Суасона.
– А я думал, что вы говорите мне о барашках, которые пасутся на приморских лугах.
– Нет, государь; луга мои хоть и не приморские, но ничуть не уступают им.
– У вас превосходный аппетит, господин дю Валлон! С вами приятно сидеть за столом.
– Ах, государь! Если бы ваше величество когда-нибудь посетили Пьерфон, мы съели бы вдвоем барашка, потому что и вы не можете пожаловаться на аппетит.
Д’Артаньян энергично толкнул Портоса под столом. Портос покраснел.
– В счастливом возрасте вашего величества, – заговорил Портос, чтобы поправиться, – я служил в мушкетерах, и ничто не могло меня насытить. У вашего величества превосходный аппетит, но ваше величество слишком разборчивы для того, чтобы вас можно было назвать большим едоком.
Вежливость сотрапезника, по-видимому, очень понравилась королю.
– Вы отведаете этих сливок? – спросил он Портоса.
– Государь, ваше величество обращаетесь со мной так милостиво, что я открою вам всю правду.
– Скажите, господин дю Валлон, скажите!
– Из сладких блюд, государь, я признаю только мучные, да и то нужно, чтобы они были очень плотны; от всех этих муссов у меня вздувается живот, и они занимают слишком много места, которым я дорожу и не люблю тратить на пустяки.
– Господа, – воскликнул король, указывая на Портоса, – вот настоящий гастроном! Так кушали наши отцы, которые понимали толк в еде, тогда как мы только поклевываем.
И с этими словами он положил на тарелку белого куриного мяса, перемешанного с ветчиной. Портос, со своей стороны, принялся за куропаток.
Кравчий наполнил бокал его величества.
– Подайте моего вина господину дю Валлону, – приказал король.
Это была большая честь за королевским столом.
Д’Артаньян стиснул колено друга.
– Если вы можете съесть половину кабаньей головы, которая стоит вон там, – сказал он Портосу, – вы через год будете герцогом и пэром.
– Сейчас я примусь за нее, – флегматично отвечал Портос.
Действительно, ему скоро подали голову, потому что королю доставляло удовольствие подзадоривать человека с таким аппетитом; он не посылал Портосу кушаний, которых не пробовал сам; поэтому он отведал и кабаньей головы. Портос не сплоховал: он съел не половину, как предлагал ему д’Артаньян, а три четверти головы.
– Не поверю, – заметил вполголоса король, – чтобы дворянин, который каждый день так хорошо ест и с таким аппетитом, не был самым честным человеком в моем государстве.
– Вы слышите? – шепнул д’Артаньян на ухо своему другу.
– Да, кажется, я заслужил некоторую милость, – отвечал Портос, покачиваясь на стуле.
– Ветер для вас попутный. Да, да, да!
Король и Портос продолжали есть, к общему удовольствию; некоторые из гостей попытались было подражать им из чувства соревнования, но скоро отстали.
Король багровел: прилив крови к лицу означал, что он сыт. В такие минуты Людовик XIV не веселел, как все люди, пьющие вино, а делался мрачным и молчаливым. А Портосом, напротив, овладело бодрое и игривое настроение.
Подали десерт.
Король не думал больше о Портосе; он то и дело посматривал на входную дверь и часто спрашивал, почему так запаздывает г-н де Сент-Эньян.
Наконец в ту минуту, когда его величество, тяжело дыша, заканчивал банку с вареньем из слив, вошел г-н де Сент-Эньян. Глаза короля, уже сильно потускневшие, тотчас заблестели. Граф направился к столу короля, и, когда он подошел, Людовик XIV встал. Вслед за королем поднялись все, даже Портос, который в эту минуту доедал кусок нуги, способной склеить челюсти крокодила. Ужин кончился.
XXII. После ужина
Король взял де Сент-Эньяна под руку и прошел с ним в соседнюю комнату.
– Как вы запоздали, граф! – сказал король.
– Я ждал ответа, государь.
– Неужели она так долго отвечала на то, что я ей писал?
– Государь, ваше величество соблаговолили сочинить стихи; мадемуазель де Лавальер пожелала отплатить королю тою же монетой, то есть золотой.
– Она ответила стихами, де Сент-Эньян? – вскричал король. – Дай их сюда.
И Людовик сломал печать маленького письма, где действительно оказались стихи, которые история сохранила нам; они лучше по замыслу, чем по исполнению.
Они, однако, привели в восхищение короля, и он бурно выразил свой восторг. Но общее молчание, воцарившееся в зале, несколько смутило Людовика, столь чувствительного к требованиям этикета. Он подумал, что его радость может дать повод к нежелательным толкам.
Людовик спрятал письмо в карман; затем, повернувшись в сторону гостей, обратился к Портосу:
– Господин дю Валлон, ваше присутствие доставило мне большое удовольствие, и я буду очень рад видеть вас вновь.
Портос поклонился и, пятясь, вышел из комнаты.
– Господин д’Артаньян, – продолжал король, – вы подождете моих приказаний в галерее; я вам очень признателен за то, что вы познакомили меня с господином дю Валлоном. Господа, завтра я возвращаюсь в Париж по случаю отъезда испанского и голландского послов. Итак, до завтра!
Зала тотчас же опустела.
Король взял де Сент-Эньяна под руку и велел ему еще раз перечитать стихи де Лавальер.
– Как ты их находишь? – спросил он.
– Государь… стихи очаровательны!
– Да, они чаруют меня, и если бы они стали известны…
– То им позавидовали бы поэты; но они их не узнают.
– Вы передали ей мои стихи?
– О, государь, как она их читала!
– Боюсь, что они слабы.
– Мадемуазель де Лавальер о них другого мнения.
– Вы думаете, что они пришлись ей по вкусу?
– Я уверен, государь…
– В таком случае мне нужно ответить.
– Государь… сейчас… после ужина… это утомит ваше величество.
– Пожалуй, вы правы… заниматься после еды вредно.
– Особенно писать стихи; кроме того, в настоящую минуту мадемуазель де Лавальер очень огорчена.
– Чем же?
– Ах, государь, как все наши дамы!
– Что случилось?
– Несчастье с беднягой де Гишем.
– Боже мой, с де Гишем?
– Да, государь, у него разбита кисть, прострелена грудь, он умирает.
– Умирает? Кто вам сказал это?
– Маникан только что отправил его к доктору в Фонтенбло, и слух об этом дошел сюда.
– Бедный де Гиш! Как же это произошло?
– Как это с ним случилось, государь?
– Вы сообщаете мне все очень странным тоном, де Сент-Эньян. Расскажите подробности… что он говорит?
– Он ничего не говорит, государь. Говорят другие.
– Кто именно?
– Те, кто его отнес к доктору, государь.
– Кто же это?
– Не знаю, государь; об этом надо спросить господина де Маникана, господин де Маникан его друг.
– У него много друзей, – сказал король.
– О нет, – возразил де Сент-Эньян, – вы ошибаетесь, государь. У господина де Гиша немало врагов.
– Откуда вы это знаете?
– Королю угодно, чтобы я объяснил?
– Конечно.
– Государь, я слышал о ссоре между двумя придворными.
– Когда?
– Сегодня вечером, перед ужином вашего величества.
– Это ничего не доказывает. Я отдал такие строгие приказания относительно дуэлей, что, мне кажется, никто не посмеет нарушить их.
– Сохрани меня боже кого-нибудь оправдывать! – вскричал де Сент-Эньян. – Ваше величество приказали мне говорить, и я говорю.
– Так расскажите мне, как был ранен граф де Гиш.
– Государь, говорят, что на охоте.
– Сегодня вечером?
– Сегодня вечером.
– Раздроблена рука, прострелена грудь! Кто был на охоте с господином де Гишем?
– Не знаю, государь… Но господин де Маникан знает или должен знать.
– Вы что-то скрываете от меня, де Сент-Эньян.
– Ничего, государь, решительно ничего.
– В таком случае объясните мне, как все произошло; может быть, разорвало мушкет?
– Очень может быть. Но, взвесив все обстоятельства, государь, я думаю, что нет: возле де Гиша был найден заряженный пистолет.
– Пистолет? Разве на охоту ходят с пистолетами?
– Государь, говорят также, что лошадь де Гиша была убита и что труп ее до сих пор лежит на поляне.
– Лошадь? Де Гиш был верхом? Де Сент-Эньян, я ничего не понимаю. Где все это произошло?
– В роще Рошен, на круглой поляне, государь.
– Хорошо, позовите господина д’Артаньяна.
Де Сент-Эньян повиновался. Вошел мушкетер.
– Господин д’Артаньян, – сказал король, – вы выйдете отсюда по запасной лестнице.
– Слушаю, государь.
– Сядете верхом.
– Слушаю, государь.
– И отправитесь в рощу Рошен, на круглую поляну. Вы знаете это место?
– Государь, я два раза дрался там.
– Как! – вскричал король, ошеломленный его ответом.
– Государь, до указа господина кардинала де Ришелье, – отвечал д’Артаньян со своей обычной невозмутимостью.
– Это другое дело, сударь. Итак, вы поедете туда и тщательно осмотрите местность. Там ранили человека, и вы найдете там мертвую лошадь. Вы мне доложите, что вы думаете об этом происшествии.
– Хорошо, государь.
– Разумеется, я хочу выслушать ваше собственное мнение, а не мнение других.
– Вы услышите его через час, государь.
– Запрещаю вам сноситься с кем бы то ни было.
– Исключая человека, который даст мне фонарь, – сказал д’Артаньян.
– Ну, понятно, – рассмеялся король в ответ на эту вольность, которой он не потерпел бы ни от кого, кроме капитана мушкетеров.
Д’Артаньян вышел по запасной лестнице.
– Теперь пусть позовут моего врача, – приказал Людовик.
Через десять минут пришел, запыхавшись, врач.
– Сударь, – обратился к нему король, – вы отправитесь с господином де Сент-Эньяном, куда он вас поведет, и дадите мне отчет о состоянии больного, которого вы увидите.
Врач беспрекословно повиновался: в это время никто уже не решался ослушаться Людовика XIV. Он вышел в сопровождении де Сент-Эньяна.
– Вы же, де Сент-Эньян, пришлите мне Маникана, прежде чем доктор успеет с ним поговорить.
Де Сент-Эньян поклонился и вышел.
XXIII. Как д’Артаньян выполнил поручение короля
В то время как король отдавал эти последние распоряжения, чтобы выяснить истину, д’Артаньян, не теряя ни секунды, побежал в конюшню, взял фонарь, сам оседлал лошадь и направился к месту, указанному его величеством. Согласно данному обещанию, он никого не видел и ни с кем не разговаривал и довел свою добросовестность до того, что обошелся без помощи слуг и конюхов.
Д’Артаньян был из числа людей, которые считают своей обязанностью в трудные минуты выказать все лучшие качества.
Пустив коня галопом, мушкетер через пять минут был в роще, привязал коня к первому попавшемуся дереву и пошел пешком на поляну. Он с полчаса тщательно осматривал ее с фонарем в руках, затем молча сел на лошадь и шагом вернулся в Фонтенбло, погруженный в размышления.
Людовик поджидал его у себя в кабинете. Он был один и что-то писал. С первого же взгляда д’Артаньян заметил, что строчки неравной длины и испещрены помарками. Он заключил, что это были стихи.
Король поднял голову и увидел д’Артаньяна.
– Ну что, сударь, узнали что-нибудь?
– Да, государь.
– Что же вы увидели?
– Приблизительно вот что, государь… – сказал д’Артаньян.
– Я просил у вас точных сведений.
– Я постараюсь быть как можно более точным. Погода благоприятствовала только что произведенному мною расследованию: сегодня вечером шел дождь, и дороги развезло…
– К делу, господин д’Артаньян!
– Государь, ваше величество сказали мне, что на поляне в роще Рошен лежит мертвая лошадь; поэтому я прежде всего стал изучать состояние дорог. Я говорю – дорог, потому что в центре поляны пересекаются четыре дороги. Свежие следы виднелись только на той, по которой я сам приехал. По ней шли две лошади бок о бок; восемь копыт явственно отпечатались на мягкой глине. Один из всадников торопился больше, чем другой. Следы одной лошади опережают следы другой на половину корпуса.
– Значит, вы уверены, что они приехали вдвоем? – спросил король.
– Да, государь. Лошади крупные, шли мерным шагом; они хорошо вымуштрованы, потому что, дойдя до перекрестка, повернули под совершенно правильным углом.
– Дальше!
– Там всадники на минуту остановились, вероятно, для того, чтобы столковаться об условиях поединка. Один из всадников говорил, другой слушал и отвечал. Его лошадь рыла ногой землю; это доказывает, что он слушал очень внимательно, опустив поводья.
– Значит, был поединок?
– Без всякого сомнения.
– Продолжайте, вы тонкий наблюдатель.
– Один из всадников остался на месте – тот, кто слушал; другой переехал поляну и сперва повернулся лицом к своему противнику. Тогда оставшийся на месте пустил лошадь галопом и проскакал две трети поляны, думая, что он едет навстречу своему противнику. Но тот двинулся по краю площадки, окруженной лесом.
– Вам не известны имена, не правда ли?
– Совершенно неизвестны, государь. Но ехавший по опушке сидел на вороной лошади.
– Откуда вы узнали это?
– Несколько волос из ее хвоста остались на колючках кустарника, растущего по краю поляны.
– Продолжайте.
– Другую лошадь мне нетрудно описать, потому что она лежит мертвая на поле битвы.
– Отчего же она погибла?
– От пули, которая пробила ей висок.
– Пистолетной или ружейной?
– Пистолетной, государь. И рана лошади выдала мне тактику того, кто ее убил. Он поехал вдоль опушки леса, чтобы зайти своему противнику во фланг. Я прошел по его следам, видным на траве.
– Следам вороной лошади?
– Да, государь.
– Продолжайте, господин д’Артаньян.
– Теперь, чтобы ваше величество могли ясно представить себе позицию противников, я покину стоявшего всадника и перейду к тому, который скакал галопом.
– Хорошо.
– Лошадь этого всадника была убита наповал.
– Как вы узнали это?
– Всадник не успел соскочить с седла и упал вместе с конем, и я видел след его ноги, которую он с трудом вытащил из-под лошади. Шпора, придавленная тяжестью корпуса, взбороздила землю.
– Хорошо. А что он стал делать, поднявшись на ноги?
– Пошел прямо на противника.
– Все еще находившегося на опушке леса?
– Да, государь. Потом, подойдя к нему ближе, он остановился, заняв удобную позицию, так как его каблуки отпечатались рядом, выстрелил и промахнулся.
– Откуда вы знаете, что он промахнулся?
– Я нашел пробитую пулей шляпу.
– А, улика! – воскликнул король.
– Недостаточная, государь, – холодно отвечал д’Артаньян, – шляпа без инициалов, без герба; на ней красное перо, как на всех шляпах; даже галуны самые обыкновенные.
– И человек с пробитой шляпой стрелял вторично?
– Он сделал уже два выстрела, государь.
– Как вы узнали это?
– Я нашел пистолетные пыжи.
– Что же сталось с другой пулей?
– Она сбила перо со шляпы всадника, в которого была направлена, и срезала березку на противоположной стороне поляны.
– В таком случае всадник на вороной лошади был обезоружен, тогда как у его противника остался еще заряд.
– Государь, пока упавший поднимался, его противник успел зарядить пистолет. Но он очень волновался, и рука его дрожала.
– Откуда вы это знаете?
– Половина заряда просыпалась на землю, и он уронил шомпол, не успев засунуть его на место.
– Вы сообщаете мне удивительные вещи, господин д’Артаньян.
– Достаточно немного наблюдательности, государь, и любой разведчик был бы способен доставить вам эти сведения.
– Слушая вас, можно ясно представить себе всю картину.
– Я действительно мысленно восстановил ее, может быть, с самыми небольшими искажениями.
– Теперь вернемся к упавшему всаднику. Вы сказали, что он шел на своего противника в то время, как тот заряжал пистолет?
– Да, но в то мгновение, как он целился, его противник выстрелил.
– О! – перебил король – И выстрел?..
– Последствия его были ужасны, государь; спешившийся всадник упал ничком, сделав три неверных шага.
– Куда попала пуля?
– В два места: сначала в правую руку, затем в грудь.
– Как же вы могли догадаться об этом? – спросил восхищенный король.
– Очень просто: рукоятка пистолета была вся окровавлена, и на ней виднелся след пули и осколки разбитого кольца. По всей вероятности, раненый потерял два пальца: безымянный и мизинец.
– Относительно руки я согласен; но рана в грудь?
– Государь, на расстоянии двух с половиной футов друг от друга там были две лужи крови. Около одной из этих луж трава была вырвана судорожно сжатой рукой, около другой – только примята тяжестью тела.
– Бедный де Гиш! – воскликнул король.
– Так это был господин де Гиш? – спокойно сказал мушкетер. – У меня самого возникло такое предположение, но я не решался высказать его вашему величеству.
– Каким же образом оно возникло у вас?
– Я узнал герб Граммонов на сбруе убитой лошади.
– И вы считаете, что рана его тяжелая?
– Очень тяжелая, потому что он свалился сразу и долго лежал без движения; однако он имел силу уйти при поддержке двух друзей.
– Значит, вы встретили его, когда он возвращался?
– Нет, но я различил следы трех человек: человек, шедший справа, и человек, шедший слева, двигались свободно, легко, средний же тащился с трудом. К тому же на его следах кое-где видны пятна крови.
– Теперь, сударь, после того как вы так отчетливо восстановили всю картину поединка, скажите мне что-нибудь о противнике де Гиша.
– Государь, я его не знаю.
– Как не знаете, ведь вы так ясно видите все?
– Да, государь, – отвечал д’Артаньян, – я вижу все, но не говорю всего, что вижу, и раз этому бедняге удалось скрыться, то я прошу ваше величество разрешить мне сказать вам, что я его не выдам.
– Однако всякий дуэлянт – преступник, сударь.
– Не в моих глазах, ваше величество, – холодно поклонился д’Артаньян.
– Сударь, – вскричал король, – даете ли вы себе отчет в своих словах?
– Вполне, государь, но в моих глазах человек, который хорошо дерется, – человек порядочный. Таково мое мнение. Может быть, вы со мной не согласны; это естественно, вы – государь…
– Господин д’Артаньян, я, однако, приказал…
Д’Артаньян перебил короля почтительным жестом.
– Вы приказали мне разузнать все подробности относительно поединка, государь; они вам доставлены. Если вы прикажете мне арестовать противника господина де Гиша, я исполню приказание, но не требуйте, чтобы я донес на него, так как я откажусь исполнить это требование.
– В таком случае арестуйте его.
– Назовите мне его имя, государь.
Людовик топнул ногой. После минутного размышления он сказал:
– Вы правы – десять, двадцать, сто раз правы.
– Я так думаю, государь, и счастлив, что ваше величество разделяете мое мнение.
– Еще одно слово… Кто оказал помощь де Гишу?
– Не знаю.
– Но вы говорили о двоих… Значит, был секундант?
– Секунданта не было. Больше того, когда господин де Гиш упал, его противник ускакал, не оказав ему помощи.
– Негодяй!
– Что делать, государь, – это следствие ваших распоряжений. Человек дрался честно, избежал смерти и хочет вторично избежать ее. Он невольно вспоминает господина де Бутвиля… Еще бы!
– И делается трусом?
– Нет, проявляет предусмотрительность.
– Итак, он ускакал?
– Да, во всю прыть.
– В каком направлении?
– К замку.
– А потом?
– Потом я уже имел честь сказать вашему величеству, что два человека пришли пешком и увели господина де Гиша.
– Как вы можете доказать, что эти люди пришли после поединка?
– Совершенно неопровержимо: во время поединка дождь перестал, но земля не успела высохнуть, и следы ног ясно отпечатывались на влажной почве. Но после дуэли, когда господин де Гиш лежал без чувств, подсохло, и следы отпечатывались не так отчетливо.
От восхищения Людовик всплеснул руками.
– Господин д’Артаньян, – сказал он, – вы поистине самый ловкий человек в королевстве.
– То же самое думал Ришелье и говорил Мазарини, государь.
– Теперь остается только проверить вашу проницательность.
– О, государь, человеку свойственно ошибаться, – философски произнес мушкетер.
– В таком случае вы не человек, господин д’Артаньян, потому что, мне кажется, вы никогда не ошибаетесь.
– Ваше величество сказали, что мы это проверим.
– Да.
– Каким же образом?
– Я послал за господином де Маниканом, и господин де Маникан сейчас придет.
– Разве господин де Маникан знает тайну?
– У де Гиша нет тайн от господина де Маникана.
Д’Артаньян покачал головой.
– Повторяю, никто не присутствовал на поединке, и если только де Маникан не является одним из тех людей, которые вели графа…
– Тсс! – прошептал король. – Вот он идет. Останьтесь здесь и слушайте.
– Хорошо, государь, – отвечал мушкетер.
В ту же минуту на пороге показались Маникан и де Сент-Эньян.
