Александр Дюма
Железная маска

В дневнике Дюжонка смерть узника описана следующим образом:

«Понедельник 19 ноября 1703 г. Неизвестный узник в маске из черного бархата, которого г-н де Сен-Марс уже давно охранял и привез с собой с острова Сент-Маргерит, вчера после мессы почувствовал себя нездоровым и сегодня около десяти вечера после недолгой болезни скончался. Г-н Гиро, наш священник, вчера исповедал его. Так как смерть наступила скоропостижно, он не смог причаститься святых даров, и священник отпустил ему грехи перед самой кончиной. Похоронили его во вторник 20 ноября в четыре часа пополудни на кладбище нашего прихода Сен-Поль. Похороны стоили 40 ливров».

Имя и возраст покойного от приходских священников скрыли. В церковной книге было записано:

«Ноября девятнадцатого в Бастилии в возрасте около сорока пяти лет скончался Маркиали и тело его было погребено на кладбище прихода Сен-Поль в присутствии г-на Розаржа и г-на Рейля, гарнизонного хирурга Бастилии, в чем они и расписались: Розарж, Рейль».

Как только узник умер, все чем он пользовался – белье, одежду, матрацы, одеяла, вплоть до дверей его камеры, а также деревянных частей кровати и стульев, – сожгли. Его серебряная посуда была переплавлена, стены камеры заново оштукатурены и побелены. Дошли в предосторожностях до того, что сняли каменные плиты пола, надо думать, из опасения, как бы он не спрятал между ними записку или не оставил какой-нибудь знак, по которому можно будет распознать, кто он был.

Отец Гриффе, отвергнув мнение Лагранж-Шанселя и Сент-Фуа, поначалу, казалось, склонялся к версии «Персидских записок», которую, считал он, до сих пор не удалось безоговорочно опровергнуть. В заключение же заявил, что для составления окончательного суждения необходимо знать точную дату прибытия узника в Пиньероль.

Сент-Фуа не замедлил ответить и в очередной раз подкрепил свое мнение. Он добыл из Арраса выписки из церковных книг кафедрального собора и установил, что Людовик XIV собственноручно написал капитулу и повелел похоронить тело графа де Вермандуа, скончавшегося в городе Куртре, указав, чтобы усопший был погребен на хорах в той же могиле, что графиня Елизавета де Вермандуа, жена Филиппа Эльзасского, графа Фландрского, умершего в 1682 г. Трудно предположить, чтобы Людовик XIV избрал фамильный склеп для захоронения «куклы».

Сен-Фуа не знал про письмо Барбезье от 13 августа 1691 г., которое мы цитировали выше, чтобы опровергнуть версию насчет графа де Вермандуа. Но оно опровергает и положение, которое защищал Сент-Фуа, поскольку герцог Монмут был осужден в 1685 г. Так что в 1961 г. Барбезье не мог писать о нем: «Узник, которого вы охраняете уже двадцать лет».

В том же самом году, когда Сент-Фуа обольщался, что версия его одержала победу, барон Хейс в письме от 28 июня 1770 г., направленном в «Энциклопедический журнал», выдвинул еще одну гипотезу. К своему он приложил письмо, переведенное с итальянского и включенное в «Краткую историю Европы» Жака Бернара, которая выходила в 1685—1687 гг. в Лейдене отдельными листами. В этом письме (август 1687 г.) говорится, что герцог Монтуанский намеревался продать свою столицу королю Франции, однако секретарь отговорил его и даже убедил объединиться с другими государями Италии, чтобы противостоять притязаниям Людовика XIV. Маркиз д'Арми, посол Франции при Савойском дворе, узнав про этот заговор, принялся усиленно обхаживать секретаря, частенько пировал с ним, а однажды пригласил на большую охоту в нескольких лье от Турина. Они выехали вместе, но неподалеку от города их окружила дюжина всадников; они схватили секретаря, переодели, надели ему маску и доставили в Пиньероль. В этой крепости узник пробыл недолго, ибо она находилась «слишком близко от Италии, и хотя его тщательно охраняли, существовало опасение, как бы не заговорили стены». Его перевезли на острова Сент-Маргерит, «где он и находится в настоящее время под охраной г-на де Сен-Марса».

Версия эта, которой много позже суждено было возродиться, поначалу не произвела большого впечатления. Да, действительно, секретарь герцога Мантуанского Маттиоли в 1679 г. при содействии аббата д'Эстрада и де Катина был арестован, тайно доставлен в Пиньероль и содержался там под охраной Сен-Марса, однако его не следует отождествлять с Железной маской.

Катина в письме Лувуа пишет о Маттиоли: «Никто не знает имени этого негодяя».

Лувуа пишет Сен-Марсу: «Я восхищен вашим терпением, и вы получите приказ обращаться с негодяем, когда он не выказывает вам должного уважения, так, как он того заслуживает».

Сен-Марс отвечает министру: «Я приказал Бленвилье показать ему дубинку и сказать, что оной ему будут возданы чрезвычайные знаки почтения».

В другом письме Лувуа пишет: «Людям такого сорта платье нужно выдавать раз в три-четыре года».

Совершенно очевидно, что это не тот безымянный узник, к которому относились с таким почтением, перед которым Лувуа стоял с непокрытой головой и которому выдавали тонкое белье, кружева и т. п.

Из писем Сен-Марса, похоже, можно заключить, что несчастный этот был заперт вместе с душевнобольным якобитом, тоже сошел с ума и умер в конце 1686 г.

Вольтер, который, быть может, первый подкинул дров в этот костер, хранил молчание и не вступал в споры. Когда же все версии были высказаны, он начал их опровергать. В седьмом издании «Философского словаря» он язвительно высмеял попытки приписать Людовику XIV готовность служить надсмотрщиком и тюремщиком сперва у короля Иакова, а затем у короля Вильгельма и королевы Анны, с которыми он, кстати, сказать, воевал. Продолжая утверждать, что Железная маска был заключен в крепость в 1661 или 1662 г., Вольтер опровергал Лангранж-Шанселя и отца Гриффе, возрождая версию «Персидских записок». «Все эти иллюзии рассеялись, остается узнать, кто же был этот узник, неизменно носивший маску, и в каком возрасте он умер. Коль ему не разрешали выходить во двор Бастилии, коль ему дозволялось говорить с врачом только в маске, то совершенно ясно, что это было вызвано опасением, как бы в его чертах не увидели бросающегося в глаза сходства; он мог показать врачу язык, но не лицо; что же до возраста, то за несколько дней до своей смерти он сказал аптекарю Бастилии, что ему, как он думает, около шестидесяти, и г-н Марсобан, хирург маршала де Ришелье, а впоследствии регента герцога Орлеанского и зять этого аптекаря, неоднократно рассказывал мне о том. Написавший эту статью, быть может, знает на этот счет больше, чем отец Гриффе. Но большего он не скажет».

После этой статьи в «Философском словаре» следовало добавление книгоиздателя, приписанное кельскими типографщиками словаря самому Вольтеру. Издатель, называвший себя также и автором, без всяких доводов отверг все противоборствующие версии, в том числе и версию барона Хейсса. По его предположению, Железная маска был старшим братом Людовика XIV. У Анны Австрийской был любовник, и рождение сына от него опровергло обвинение королевы в бесплодии. После тайных родов по совету кардинала Ришелье весьма ловко подстроили так, что король вынужден был разделить ложе с королевой. Плодом этой супружеской встречи стал еще один сын, но Людовик XIV вплоть до совершеннолетия не знал, что у него есть побочный брат. Политика Людовика XIV, направленная на укрепление авторитета королевской власти, избавила корону от величайших затруднений, а память Анны Австрийской спасла от страшного позора, так как он нашел мудрое и верное средство укрыть покровом забвения живое свидетельство незаконной любви. Это избавило короля от необходимости прибегнуть к жестокости, которую монарх, не столь совестливый и великодушный, как Людовик XIV, счел бы необходимой.

После этого заявления Вольтер избегает возвращать ся к теме Железной маски. Мнение Вольтера опровергало версию Сент-Фуа. В эту государственную тайну Вольтер был посвящен маршалом де Ришелье. А не уме-стно ли будет предположить, что Вольтер по свойственному ему неумению хранить секрет, выболтал его, укрыв шись под псевдонимом, или, по меньшей мере, высказал версию, близкую к истине, а потом замолчал, так как смекнул, или ему дали понять, насколько для него это опасно?

Но кем же был принц, ставший узником в маске, – побочным братом или братом-близнецом короля? Первое из этих мнений было поддержано г-ном Квентином Кроуфордом, а второе выдвинуто аббатом Сулави в его «Воспоминаниях маршала де Ришелье». В 1783 г. маркиз де Люше присудил оспариваемое отцовство герцогу Букингему. Он привел свидетельство м-ль де Сен-Кантен, бывшей любовницей министра Барбезье, которая умерла в Шартре в середине XVIII в.; она во всеуслышание утверждала, что Людовик XIV обрек своего старшего брата на пожизненное заточение и что совершенное сходство обоих братьев принудило прибегнуть к маске для узника.

Герцог Букингем, приехавший во Францию в 1625 г., чтобы сопровождать в Англию Генриетту Французскую, сестру Людовика XIII, обрученную с принцем Уэльским, выказал самую пылкую любовь к королеве; похоже, и Анна Австрийская не осталась равнодушна к его страсти. В одном анонимном произведении («Беседа кардинала Мазарини с газетчиком», Брюссель, 1649 г.) утверждается, что Анна Австрийская безумно влюбилась в Букингема и даже принимала его у себя в постели, а также, что он снял перчатку с руки королевы и потом хвастался ею перед многими особами, чем крайне оскорбил короля. Существует анекдот, никем не опровергнутый, будто однажды Букингем делал столь пылкие признания королеве, что та вынуждена была сказать ему: «Замолчите, милорд, так с королевой Франции не говорят». Эта новая версия относила рождение Человека в маске к более позднему времени, а именно, к 1637 г., но одна неоспоримая дата противоречит отцовству Букингема: 2 сентября 1628 г. он был убит в Портсмуте.

После взятия Бастилии узник в маске вновь вошел в моду и возбуждал всеобщее любопытство. 13 августа 1789 г. на последней странице «Досугов французского патриота» анонимный редактор объявлял, что якобы среди многих бумаг, найденных в Бастилии, видел листок с неразборчивым номером 64389000 и следующей записью: «Фуке прибыл с острова Сент-Маргерит с железной маской», затем следовало – ххх, а внизу – Керсадион. Журналист предположил, что Фуке удалось совершить побег, но он был вновь схвачен и в наказание за попытку бегства приговорен до конца жизни носить маску. Это предположение произвело некоторое впечатление; припомнили, что в дополнении к «Веку Людовика XIV» приводятся слова Шамийара «Железная маска – это человек, знавший все тайны г-на Фуке». Однако никаких доказательств подлинности того листка нет, а основываться на одном утверждении анонима невозможно.

С тех пор как у писателей отпала необходимость испрашивать у короля позволения и одобрения на свои публикации, чуть ли не каждый день стали появляться брошюры о Железной маске. Луи Дютан возродил версию барона Хейсса, обосновав ее совершенно новыми и примечательными фактами. Он привел доказательства, что Людовик XIV приказал похитить министра герцога Мантуанского и упрятать его в Пиньероль. Дютан дает этой жертве имя Джироламо Маньи. Он также приводит записанные по настоянию маркиза де Кастеллана, коменданта островов Сент-Маргерит, воспоминания некоего Сушона (возможно, того же самого офицера, которого Папон выспрашивал в 1778 г.), семидесятилетнего старика; в эпоху, когда комендантом там был Сен-Марс, отец Сушона служил в роте, охранявшей тюрьму. В воспоминаниях подробно описывается похищение узника в маске (в 1679 г.), в них он называется имперским министром; также в них говорится, что «узник умер на островах Сент-Маргерит через девять лет после похищения».

Дютан приводит свидетельство герцога де Шуазеля, который, не сумев вырвать у короля Людовика XV тайну Железной маски, умолял г-жу де Помпадур выведать ее и узнал от маркизы, что узник «был министром некоего итальянского государя». Но тогда же, когда Дютан писал: «Несомненным историческим фактом является то, что узник в железной маске был министром герцога Мантуанского, похищенным в Турине», г-н Квентин Кроуфорд утверждал, что узник был сыном Анны Австрийской. А несколькими годами раньше адвокат Буш в «Очерках истории Прованса» обозвал эту версию выдумкой Вольтера и высказал уверенность, что узник был женщиной. Как видим, дискуссия не пролила никакого света, и путаница не прояснилась, но даже усилилась.

В 1790 г. вышли в свет «Мемуары маршала де Ришелье», доверившего Сулави свои заметки, библиотеку и переписку. Прежде чем представить читателю отрывок из этих мемуаров, касающийся Железной маски, в котором приводятся сведения, если уж не совершенно достоверные, то во всяком случае, что бы там ни говорили, вполне вероятные и имеющие основания, и излагается большинство существующих мнений, приведем, только лишь для памяти, еще две версии, не выдержавшие проверки.

Из рукописных воспоминаний де Бонака, бывшего послом Франции в 1724 г. в Константинополе, следует, что армянский патриарх Арведикс, заклятый враг нашей религии и инициатор жестоких преследований католиков, был изгнан, и по просьбе иезуитов его на французском корабле доставили во Францию, где он «был заключен в тюрьму, из которой ему не суждено было выйти». Арведикса привезли на острова Сент-Марге-рит, а «оттуда перевезли в Бастилию, где он и умер». До 1723 г. турецкое правительство неоднократно требовало освободить патриарха, но французский кабинет неизменно отрицал свою причастность к этому похищению.

Не будь известно, что Арведикс перешел в католичество и умер в Париже на свободе, не сохранись запись о его смерти в архивах иностранных дел, вполне достаточно оказалось бы и той фразы в рукописи г-на де Бонака, где он пишет, что патриарх был похищен, когда послом в Константинополе был г-н де Фериоль, сменивший в 1699 г. на этом посту г-на де Шатонефа. Ведь Сен-Марс прибыл в Бастилию вместе с узником в маске в 1698 г.

Многие английские ученые вместе с историком Гиббоном считали, что человеком в маске мог быть Генри, второй сын Оливера Кромвеля, взятый в заложники Людовиком XIV.

Действительно, странно, что с 1659 г. второй сын протектора оказался в полном забвении: никто не знает, ни где он жил, ни где умер. Но почему он должен был стать государственным узником во Франции, если его брат Ричард получил разрешение на проживание в ней? По причине отсутствия каких-либо доказательств в предположении этом нет даже малой доли правдоподобия.

А теперь отрывок из «Мемуаров маршала де Ришелье»:

«Одно время при покойном короле во всех слоях общества гадали, кем был пресловутый узник, известный под именем Железная маска. Но любопытство это несколько приутихло, когда Сен-Марс перевез его в Бастилию: подействовал слух, что есть приказ убить узника, если кто-то его узнает. Сен-Марс также дал понять, что всякий, кто будет иметь несчастье проникнуть в тайну узника, разделит его судьбу. Угроза убить узника и любопытствующих раскрыть его тайну произвела столь сильное впечатление, что при жизни короля об этом загадочном человеке говорили только намеками. Анонимный автор «Тайных записок о персидском дворе», изданных за границей спустя 15 лет после смерти Людовика XIV, первым осмелился заговорить об узнике и привести несколько анекдотов.

Впоследствии свобода во Франции стала проявляться все с большей смелостью и в обществе, и в печати, память же о Людовике XIV перестала оказывать прежнее воздействие, и об этим узнике стали говорить в открытую; сейчас, на склоне моих дней, через 70 лет после смерти Людовика XIV, меня еще спрашивают, кем был узник в железной маске.

Этот же вопрос я задал в 1719 г. прелестной принцессе, которую регент любил и в то же время ненавидел, потому что она без памяти любила меня, а ему выказывала лишь почтение. Поскольку же в ту пору все мы были убеждены, что регенту известны имя, приключения и причины, по которым человек в маске содержался в заточении, я, будучи любопытней и дерзостней, чем прочие, попытался с помощью моей принцессы выведать эту великую тайну у регента; она неизменно отвергала домогательства герцога Орлеанского, испытывая к нему величайшее отвращение, но поскольку он все так же страстно был влюблен в нее и за малейший проблеск надежды на счастье сделал бы все, чего бы она ни пожелала, я посвятил мою прекрасную принцессу, бывшую по натуре безмерно любопытной, в свой план и попросил ее намекнуть регенту, что он будет осчастливлен и удовольствован, ежели позволит ей прочесть хранящиеся у него документы касательно Железной маски.

Герцог Орлеанский никогда не раскрывал государственных секретов. В этом смысле он был необычайно осмотрителен, приученный к тому своим наставником Дюбуа. Трудно было даже предположить, что он даст записку, которая могла открыть положение и происхождение узника в маске. Так что обращение принцессы к регенту казалось по меньшей мере бесполезным, но на что не пойдешь ради любви…

Дабы вознаградить принцессу, регент дал ей рукопись, каковую она назавтра переслала мне с шифрованным письмецом, которое каноны истории велят мне привести полностью как существенное свидетельство того нашего приключения, за подлинность коего я отвечаю; когда принцесса в письмах изъяснялась со мной галантным языком, она пользовалась шифром, а в сем письмеце сообщала о договоре, который заключили она, желая заполучить документ и регент, дабы достичь вожделенной цели. История отвергает мелочи, но, воспользовавшись простым языком патриархов, могу сказать так: если Иаков, чтобы получить в жены ту дочь Лавана, которую он более всего любил, вынужден был дважды платить за нее выкуп, то регент потребовал у принцессы уплатить еще больше, чем сделал то патриарх. Вот исторический документ.

Сообщение о рождении и воспитании несчастного принца, отторгнутого кардиналами Ришелье и Ма-зарини от общества и подвергнутого заточению по повелению короля Людовика XIV.

Составлено на смертном одре воспитателем принца.

Несчастный принц, которого я воспитал и оберегал до конца своих дней, родился 5 сентября 1638 г. в половине девятого вечера, когда король ужинал. Его ныне царствующий брат родился в полдень, когда его отец обедал, однако насколько пышно и торжественно было рождение наследника, настолько же печально и сокрыто ото всех было рождение его брата. Король, оповещенный повитухой, что королева должна родить второго младенца, велел остаться в ее спальне канцлеру Франции, повитухе, настоятелю придворной церкви, духовнику королевы и мне, дабы мы стали свидетелями, кто явится на свет, и свидетелями его решения в случае рождения второго ребенка.

Король уже давно был предупрежден предсказателями, что его супруга родит двух сыновей; много дней назад в Париж явились пастухи, объявившие, что им было Божественное внушение, после чего в Париже стали толковать, что ежели королева родит, как они предсказали, двоих дофинов, это будет величайшее несчастье для государства. Парижский архиепископ велел запереть этих прорицателей в Сен-Лазар, потому как народ был в волнении; все это заставило короля задуматься, он испугался беспорядков, которые могли бы произойти в королевстве. Случилось все, как и было предсказано; то ли звезды оповестили пастухов, то ли Провидение решило предостеречь его величество насчет бедствий, какие могут обрушиться на Францию. Кардинал, которого король нарочным известил об этом пророчестве, ответил, что к сему надо быть готовым; в рождении двух дофинов ничего невозможного нет, и в этом случае надо будет старательно укрыть второго, поскольку в будущем он может, пожелав стать королем, начать войну против брата, создать новую лигу и завладеть престолом.