Дэниел Коул
Палач
– Начальство приказало мне не делиться с ней важными сведениями.
– Почему?
– Ей в любом случае работать с нами самое большее еще несколько дней, – пожала плечами Кертис.
– Досадно. Мне она нравится.
– Мне тоже.
– Отдохните немного, – сказал он, – я подежурю.
– Вы уверены?
Руш кивнул. Через пять минут она уже спала рядом, а через десять отключился и он.
Будильник Кертис зазвонил в 6 утра. Проснувшись вместе в ее постели, все трое несколько оторопели.
– Доброе утро, – хрипло сказал Руш.
– Доброе утро, – потягиваясь, ответила Кертис.
Бакстер не могла понять, что происходит.
– Пойду приму душ, – возвестил Руш.
Он встал, направился к двери, но вдруг остановился, неподвижно уставился в пол и застонал.
– В чем дело? – спросила Кертис, осторожно подошла к нему и увидела на полу раздавленное, втоптанное в ковер тельце.
– Должно быть, Бакстер наступила на него, когда вошла, – обессиленно засмеялся он.
Он оторвал кусок туалетной бумаги, осторожно подцепил вещдок и смыл в унитаз их первый командный трофей.
Дела постепенно налаживались.
Глава 9
Пятница, 11 декабря 2015 года,
9 часов 7 минут утра
Леннокс постучала пальцем по одной из трех карточек-шпаргалок, разложенных перед Бакстер:
Я не могу строить в этом отношении догадки.
Да, я могу это подтвердить.
Нет оснований предполагать что-либо подобное.
Эмили наклонилась ближе к небольшому микрофону, выжидательно установленному на черной ткани, которую положили на ряд сдвинутых вместе столов, чтобы создать более официальную обстановку.
– Боюсь, я не могу строить в этом отношении догадки.
Она услышала, что Леннокс недовольно, но почти беззвучно крякнула, и откинулась на стуле. Журналист обратился к сидевшему рядом с ней мужчине. Леннокс что-то быстро нацарапала на листке бумаги и подвинула ей, усиленно делая вид, что все ее внимание поглощено заданным вопросом и тем, как ответит на него заместитель директора.
Ее каракули Бакстер разобрала не сразу:
Никогда не говори «боюсь»…
В привычной обстановке этого с лихвой хватило бы, чтобы вывести ее из себя, несмотря на толпу журналистов и лес выстроившихся впереди камер, фиксирующих каждое ее движение, но из уважения она лишь прикусила язык и осталась сидеть как ни в чем не бывало.
Пресс-конференцию устроили с целью подтвердить личность погибшего детектива, а также чтобы, в ответ на исступленные спекуляции в интернете и всевозможные теории заговоров официально заявить, что убийства Банкира, Летаниэла Масса и детектива Роберта Кеннеди действительно связаны между собой.
Бакстер даже не думала вслушиваться в разговор. Она все еще злилась из-за записки, так и не отказавшись до конца от мысли устроить скандал Леннокс, которая неторопливо завершала свой пространный ответ:
– И наши заокеанские коллеги, такие как присутствующая здесь старший инспектор Эмили Бакстер.
Когда с ее губ слетело последнее слово, какой-то молодой человек в дешевом костюме стремительно поднял руку.
Леннокс жестом предложила ему говорить.
– Старший инспектор, а что вы думаете о мотивах всех этих убийств? – спросил он.
Зал замер в ожидании.
Леннокс постучала пальцем по карточке-шпаргалке, хотя в этом не было никакой необходимости.
– Я не могу строить в этом отношении догадки, – прочла Бакстер.
– Источник в тюрьме сообщил, что у одного трупа на груди было написано «Кукла», у другого – «Наживка», – гнул свое корреспондент, не желая довольствоваться уклончивым ответом, – фотографии, сделанные на Бруклинском мосту, позволяют предположить, что нечто подобное присутствовало и там. Вы можете подтвердить, что подобные надписи были выявлены на всех телах, обнаруженных на сегодняшний день?
Леннокс на мгновение застыла в нерешительности и постучала пальцем по другой карточке.
Эмили хоть и удивилась, но все же выполнила молчаливый приказ:
– Да, я могу это подтвердить, – сказала она механически.
В зале зажужжали приглушенные разговоры и напряженный шепот. Бакстер увидела у задней стены Кертис с Рушем и немного приободрилась. Кертис дружески кивнула, а Руш поднял вверх два больших пальца. Бакстер заулыбалась.
– Да, старший инспектор! Старший инспектор! – обратился к ней тот же журналист, перекрикивая едва сдерживаемый гам, и с победным видом задал третий вопрос: – Учитывая, что на груди у каждой из трех жертв – полицейского, человека по имени Вильям Коукс и убийцы-кукольника – вырезано слово «Наживка», позволю себе предположить, что вы с коллегами не исключаете, что этот посыл адресован вам?
Нетерпеливые газетчики застыли в ожидании ее ответа на, по правде говоря, более чем уместный вопрос. В зале повисла гробовая тишина.
Леннокс подвинула к ней карточку с надписью «Я не могу строить в этом отношении догадки». «Кто бы сомневался», – горько подумала Бакстер. Официальный представитель Департамента полиции Нью-Йорка ни в жизнь не признает, что заставила ее перелететь Атлантический океан для того, чтобы подвергнуть здесь риску.
– Это только один из вариантов, которые мы на данный момент рассматриваем, – произнесла она, подразумевая под этим «мы», конечно же, себя и Эдмундса.
Леннокс, похоже, не очень понравилась эта самодеятельность, хотя в целом профессиональный и лаконичный ответ детектива ее удовлетворил.
– Старший инспектор Бакстер! – крикнул кто-то в первом ряду.
Эмили машинально посмотрела на женщину; та восприняла это как приглашение встать и задать свой обезоруживающе прямой вопрос:
– Будут ли еще убийства?
Бакстер вспомнила свой разговор с Эдмундсом минувшей ночью. Леннокс опять ткнула пальцем в карточку про догадки.
– Я… – нерешительно начала Эмили.
Леннокс повернулась к ней и стукнула по карточке настойчивее. В глубине зала встревоженно покачала головой Кертис. Руш, даже не имея под рукой никаких шпаргалок, одними губами прошептал:
– Я не могу строить в этом отношении догадки.
– Старший инспектор! Так будут еще убийства или нет? – вновь спросила журналистка в звенящей тишине.
Бакстер вспомнила официальный пресс-релиз, выпущенный после ареста Масса: историю, которую ей пришлось состряпать во избежание неприятностей, и туманное объяснение причастности к этому делу Волка.
Одни сплошные трупы и бесконечная ложь.
– Да… я полагаю, ситуация действительно будет накаляться.
Зал вскочил на ноги и стал забрасывать ее вопросами под сполохи вспышек фотоаппаратов, и Бакстер почувствовала, что все повернули в ее сторону головы. Вероятно, она ошиблась, считая, что публике, пускай хотя бы иногда, хочется знать правду.
Осознание того, что вся эта пишущая братия процветает на пустых обещаниях и лживых заверениях, вгоняло Эмили в депрессию. В этом гадюки из Департамента связей с общественностью были правы – люди скорее согласятся получить удар в спину, нежели взглянуть правде в глаза.
– Вот что мы имеем на сегодняшний день, – сказал специальный агент Кайл Хоппус, подводя их к одной из десятка развешанных на стенах белых досок, – это наши убийцы.
Региональное отделение ФБР в Нью-Йорке располагалось на двадцать третьем этаже безотрадно скучного дома рядом с Бродвеем. Если забыть о типичных для этого города неоштукатуренных кирпичных стенах, Бакстер вполне могла бы сказать, что вновь оказалась в Нью-Скотланд-Ярде: те же беленые высокие потолки, тот же синий пористый пластик, отделяющий в офисе столы сотрудников, и почти идентичный ковер – достаточно изношенный в силу недостаточной износостойкости.
Хоппус дал им пару минут ознакомиться с той информацией, которая не была зачеркнута или нечитаема. С учетом его начальственного ранга он казался Бакстер подозрительно дружелюбным.
– Как видите, исключив всякую возможность взаимосвязи между убийцами, между жертвами, между убийцами и жертвами, а также между ими всеми и делом Тряпичной куклы, мы сосредоточили все внимание на том обстоятельстве, что у каждого из наших преступников были все основания ненавидеть полицию, – объяснил Хоппус. – Одна бригада наших дознавателей разбирается с их финансами, вторая досконально изучает сведения в компьютерах и телефонах. Это все понятно. Проблема в том, что на этом дело и застопорилось. Мы не выявили экстремистских политических или религиозных взглядов, за исключением разве что Медины, ревностного католика и ярого сторонника Демократической партии, как и все мексиканские иммигранты. Кроме Баррелла, в насилии никто из них тоже раньше замечен не был. Насколько нам удалось узнать, эти люди никогда друг с другом не встречались, – закончил он.
– Но несмотря на это, в течение всего нескольких дней было совершено три преступления, наверняка координируемых из одного центра, – принялся размышлять вслух Руш, – прямо жуть берет.
Хоппус ничего не ответил, но бросил на Кертис недоуменный взгляд, будто спрашивая, зачем она привела сюда этого странного типа.
– Вы не могли бы предоставить мне копии их дел? – спросила Бакстер. Она решила не ставить его в известность о своем намерении послать запрашиваемые документы через океан сотруднику отдела по борьбе с финансовыми преступлениями, с формальной точки зрения не имеющему к данному делу никакого отношения.
– Разумеется, – ответил Хоппус немного лаконичнее, чем допускали рамки приличий, явно посчитав оскорблением предположение, что она может найти в бумагах нечто такое, что проглядела его команда.
Руш подошел ближе к доске и присмотрелся к трем небольшим фотографиям, прикрепленным над именами убийц. Баррелл смотрел на него с протокольного снимка, наверняка сделанного вскоре после ареста. На Таунсенде была футболка со знакомым логотипом.
– Таунсенд участвовал в программе «С улиц к успеху»? – спросил Руш.
– Да, – ответил Хоппус. Он обсуждал что-то с Кертис и Бакстер.
– А сейчас? – продолжал Руш.
– Он же мертв… – в замешательстве произнес Хоппус.
– Я имею в виду… на момент смерти. Он отказался от участия в ней или нет?
– Нет, не отказался, – ответил агент ФБР, не в силах скрыть раздражения.
– Хм-м, – протянул Руш и вновь уставился на доску.
Об этой программе он узнал, когда расследовал предыдущее дело. Данная инициатива сводилась к тому, чтобы вновь трудоустроить городских бездомных, число которых в последнее время росло угрожающими темпами, и дать им возможность самим себя обеспечивать. С такими людьми, от которых все отказались, проводили занятия, консультировали, на какое-то время обеспечивали крышей над головой, помогали приобрести профессиональные навыки и устраивали на работу. Само по себе предприятие замечательное, только вот в то, что доходяга на фотографии – сущий скелет, одна кожа да кости – вернется к нормальной жизни, верилось с большим трудом.
За свою жизнь Руш повидал много наркоманов и всегда мог безошибочно определить, когда человек больше ценит не жизнь, а дурь.
Он перевел взгляд на снимок Эдуардо Медины. В нижнем углу, там, где фотографию бесцеремонно обрезали, торчала чья-то голова. Выглядело так, будто Медина кого-то обнимает – со счастливым видом.
– И что теперь будет с его семьей? – спросил Руш, опять перебив Хоппуса.
– Чьей?
– Медины.
– С учетом того, что этот скот хладнокровно отправил на тот свет полицейского, я буду очень удивлен, если в самое ближайшее время власти не депортируют его сына и навсегда не запретят другим родственникам въезжать в нашу страну.
– Значит, он им испортил жизнь? – заключил Руш.
– Это еще мягко сказано, – сказал Хоппус, поворачиваясь обратно к Кертис.
– Но ведь до того, как совершить это убийство, он ради них очень старался, не так ли?
Хоппус дернулся от охватившего его раздражения и посмотрел на Руша.
– Думаю, да. Устраивал себе в отеле многочасовые смены и посылал семье деньги. Добивался разрешения на въезд в США дочери.
– Как по мне, так не похож он на злодея, – сказал Руш.
Непроницаемый Хоппус побагровел от гнева.
– О боже, – прошептала Кертис; ей было за него неловко.
– «Злодея»? – в ярости воскликнул Хоппус, полностью переключая внимание на агента ЦРУ, по-прежнему занятого фотографией. – Этот мерзавец привязал полицейского к капоту машины и врезался в стену!
– Вы меня неправильно поняли, – тактично ответил ему Руш, – я не утверждаю, что Медина не совершил страшного преступления. Просто у меня нет уверенности в том, что он был плохим человеком.
Когда коллеги Хоппуса увидели столь нехарактерную для их начальника вспышку ярости, в офисе стало непривычно тихо.
– Я согласна с Рушем, – пожала плечами Бакстер, не обращая внимания на разочарованный взгляд Кертис, – Медина – ваш лучший шанс разобраться в происходящем. При любых раскладах Баррелл был куском дерьма. Таунсенд опустился на самое дно и имел самые сомнительные связи. А вот Медина был примерным тружеником, старался помогать семье. Поэтому причину такой резкой перемены будет выявить гораздо легче.
– Я и говорю, – проворчал Руш.
– Ладно, убедили, – нехотя признал Хоппус, по-прежнему не выказывая особой радости от общения с кем-то из них.
– Агент Хоппус как раз хотел нам изложить еще одну линию расследования, – сказала Кертис Рушу, пытаясь устранить возникшие разногласия и привести всех к общему знаменателю.
Руш отлип от стены и присоединился к ним.
– Так вот, я говорил, что наши технические специалисты прошерстили в интернете запросы поисковых систем со словами «Кукла», «Тряпичная кукла», «Масс» и «Наживка». Причем сделали это до сегодняшней пресс-конференции, после которой подобных запросов стало в разы больше. Попутно они нашли сайты и форумы, участники которых уже желают примазаться к этой сомнительной славе.
– Полоумные ублюдки, – изрекла Бакстер.
– Не могу с вами не согласиться, – сказал Хоппус, – мы отслеживаем IP-адреса каждого, кто на них заходит, и потом мониторим их трафик на тот случай, если с ними попытается выйти на связь кто-нибудь действительно причастный к нашему делу.
– Как бы ужасно это ни звучало, – начала Кертис, – но в целом, на данный момент, мы ждем следующий труп, так?
– Если честно, я не думаю, что об этом следует сообщать публике, но… да, мы действительно блуждаем в потемках, – согласился Хоппус.
В этот момент к ним подошел агент из числа его подчиненных.
– Прошу прощения за вмешательство в ваш разговор, сэр. Там внизу специальный агент Леннокс, с ней несколько журналистов. Она просит старшего инспектора Бакстер спуститься к ним.
– Да пошли они к черту! – в сердцах воскликнула Эмили.
Младший агент был явно напуган перспективой передать этот ответ Леннокс.
– Но с другой стороны, – весело сказал Руш, – вы можете сделать ваше новое выступление еще более ярким, это плюс.
Кертис ободрительно кивнула Бакстер.
– А что я говорила? Что мы ждем следующий труп? – спросила Бакстер, повернулась к молодому человеку и сказала: – Ладно, ведите.
– Она ведь пошутила… правда? – нервно произнес Хоппус, проводив ее взглядом до двери офиса.
Давая все такие же расплывчатые ответы на все те же общие вопросы, Бакстер почувствовала, как у нее завибрировал телефон. Она хоть и не питала к бывшей жене Волка симпатий, но ничуть не сомневалась, что скучные, напрочь лишенные воображения журналисты, с которыми ей до настоящего времени приходилось сталкиваться в этой поездке, вполне могли усвоить парочку уроков ее школы бесстыдного нагнетания страха.
От того, что ее отвлекли от дела ради очередной пиар-акции, Бакстер охватило раздражение, ей хотелось только одного – вернуться к Рушу и Кертис. Дело Тряпичной куклы длилось всего две недели, но по целому ряду причин, которых было больше, чем она желала признавать, в душе у Эмили царила пустота: не разгадано. Это неожиданное его продолжение успело поднять ее боевой дух, заставив вновь почувствовать себя хорошим детективом. В то же время, чувствуя себя полезным членом команды, Эмили в который раз пожалела, что согласилась на должность старшего инспектора.
Тот же молодой человек, который пришел за Бакстер, попытался нарушить спокойное течение интервью в прямом эфире:
– Специальный агент! – нервным шепотом позвал он.
Леннокс даже не подумала прекращать свою пустую болтовню.
– Агент Леннокс, – настаивал он.
Бакстер видела, что молодой человек замер в нерешительности, понятия не имея, что делать, когда начальница, не обращая на него внимания, выдавала в эфир свой филигранно отточенный ответ.
– Леннокс! – рявкнула Бакстер, не дожидаясь, когда телевизионщики выключат камеры. – Этому парню надо с вами поговорить.
– С вами тоже, старший инспектор, – ответил тот, с благодарностью глядя на детектива.
– Простите, но меня зовет долг, – улыбнулась в объектив Леннокс.
Они отошли на приличное расстояние от журналистов, ловивших каждое их движение.
– Ты что, не мог подождать, когда я закончу? – злобно спросила она молодого человека.
– Я просто подумал, что будет нехорошо, если вы узнаете о случившемся после всех остальных, – объяснил тот.
– И что же такое случилось?
– Произошло еще одно убийство. Опять полицейский.
Глава 10
Пятница, 11 декабря 2015 года,
5 часов 34 минуты вечера
В хаосе детектив-констебль Аарон Блейк потерял из виду напарника. Они умудрились устроить пробку на пол-Лондона, перенаправляя плотный транспортный поток с шести полос Молл-стрит на куда более узкую Мальборо-роуд в надежде на то, что каким-то чудесным образом все эти машины туда влезут. Ситуацию еще больше усугубила пелена плотного, стылого тумана, накрывшая город. Если по прибытии на место преступления он еще видел, как на фоне хмурого неба зажглись огни Букингемского дворца, то теперь не мог ничего разглядеть даже в пяти футах от себя.
От синих проблесковых маячков машин экстренных служб непроглядная мгла окрасилась призрачным потусторонним светом. Сырая муть пробилась сквозь четыре слоя одежды, темные волосы полицейского намокли. Марево приглушило шум двигателей застывших на месте автомобилей. Блейк чуть ли не на ощупь двинулся обратно к месту преступления, используя в качестве ориентира прожектор пожарной машины.
– Блейк! – позвал коллегу Сондерс, материализуясь из тумана с эффектностью заправского фокусника. Он тоже насквозь промок, а его белокурые волосы прилипли к насмешливому лицу и приобрели неестественный оранжевый оттенок.
Возглавив отдел, Бакстер первым делом решила сделать напарниками двух детективов, с которыми никто не желал работать. Ни того, ни другого эта новость не обрадовала. Сондерс прославился как самый напыщенный и грубый шовинист, хотя и дорожил работой в отделе по раскрытию убийств и других тяжких преступлений; Блейк пользовался репутацией бесхарактерного, подловатого и коварного говнюка.
– Ты экспертов здесь случайно не видел? – спросил Сондерс с акцентом истинного кокни.
– Шутишь, что ли, – ответил Блейк, – я уже через две минуты здесь нахрен заблудился.
– Долбаный туман! Это же самая настоящая задница.
Блейка отвлекла золотистая тень, проплывшая в нескольких футах над головой Сондерса. Ее сопровождал цокот копыт.
– И что теперь? – раздраженно бросил Сондерс, вытаскивая разразившийся трелью телефон. – Шеф?
Возвращаясь в региональное отделение ФБР, Бакстер позвонила Ваните, которая теперь, когда ей пришлось не прятаться за рабочим столом, а возглавить расследование настоящего преступления, стала решительной и спокойной – к величайшему удивлению Бакстер. Коммандер сообщила ей скупые подробности и рассказала, кто из отдела прибыл по вызову, от чего Эмили отнюдь не стало легче.
– Сондерс, вы можете вкратце описать картину преступления? – спросила она через Атлантику.
Бакстер нашла свободный стол и села за него, вооружившись ручкой и бумагой.
– Дело дрянь, хуже не бывает, – лаконично ответил он, – вы знаете, какая сейчас в Лондоне погодка? Чума. Ничего не видно уже на расстоянии вытянутой руки. На меня из тумана только что чуть не налетели какие-то всадники на лошадях. Мы здесь как в чертовой «Сонной Лощине».
– Место преступления оцепили? – спросила Бакстер.
В ее трубке пронзительно завыла сирена.
– Простите, одну минутку… – голос Сондерса теперь долетал будто издалека. – Фантастика! Еще одна патрульная машина? Думаете, у вас получится то, что не получилось у десятка других? Извините, шеф, это я не вам.
– Сондерс!
– Да, прошу прощения.
– Место преступления оцепили?
– Первыми прибыли пожарные, которые, конечно же, сделали свое дело. Но потом мы действительно растянули ограждение, хотя его все равно никто не видит.
– Какие силы сейчас задействованы на месте?
– Да все. Полный комплект: две пожарные, как минимум три скорые. Полицейским машинам я вообще потерял счет, могу лишь сказать, что их точно больше десятка. Я говорил с каким-то парнем из МИ5, с королевской конной полицией, даже какой-то зоозащитник пробегал. Где-то поблизости болтается команда криминалистов, хотя их мы пока еще не нашли.
– Главное, не подпускайте никого к месту преступления, Ванита уже на подходе, – сказала ему Бакстер. – Блейк с вами?
Она одинаково не любила обоих, но с Блейком ей было попроще.
– Ага, обождите секунду… Блейк! Шеф хочет с тобой поговорить… Да, именно с тобой. Что ты пакли свои прилизываешь? Она все равно тебя не увидит. Даже я тебя не вижу!
На противоположном конце провода что-то зашуршало.
– Шеф? – произнес Блейк, почувствовав прикосновение к щеке холодного дисплея, и поднял глаза на ясное ночное небо. Его переполняло странное, на грани реальности, чувство, что он приподнялся над земной суетой и высунул голову из плотного облака.
– Мне нужно, чтобы вы прошли на место преступления и в точности описали мне, что видите.
Иллюзия рассеялась, и Блейк, следуя полученным инструкциям, поднырнул под ленту полицейского ограждения, которую они натянули вокруг обгоревшего каркаса автомобиля. Потом включил фонарик, и рассеянный луч света выхватил темный дымок, который все еще поднимался над разбитой машиной, сплетаясь с белым туманом, и устремлялся вверх, отравляя и без того горькую ночь.
– Так, я на Молл-стрит, неподалеку от дворца. У нас в наличии полностью сгоревшая полицейская машина, стоит прямо посреди дороги. – Под ногами хрустело битое стекло и осколки пластмассы. – Два трупа, один на водительском месте, второй на пассажирском. Когда автомобиль отъехал от Трафальгарской площади, свидетели видели в салоне дым, а уже несколько секунд спустя начался сущий ад.
В этом месте Блейк обычно отпускал какую-нибудь безвкусную шуточку или неуместный комментарий, но мрачная атмосфера, особая значимость четвертого преступления, совершенного непонятно кем, гротескность развернувшейся перед ним сцены – все это вместе вызвало в нем внезапный приступ профессионализма. Ему просто хотелось хорошо сделать свою работу.
– До дворца оттуда далеко? – спросила Бакстер.
– Не особенно. Машина проехала примерно две трети улицы, но она ведь длинная и старая. Я так понимаю, они как раз туда и стремились, но им помешал огонь, вспыхнувший слишком быстро.
– Опиши мне тела.
Он с самого начала знал, что до этого рано или поздно все равно дойдет. Все дверцы были широко распахнуты – это пожарные проверяли, не осталось ли внутри кого-то еще. Блейк прикрыл рукой нос и опустился на колени перед почерневшими останками.
– Они, э-э-э… не в самом лучшем состоянии. – К горлу подкатила тошнота, но пока дело этим и ограничилось. – О боже, ну и запашок.
Желудок запротестовал, вот-вот готовый выплеснуть из себя содержимое.
– Знаю, – сочувственно ответила Бакстер, – что вы перед собой видите?
С обгоревшего остова до сих пор капала черная от копоти вода, собиралась у ног маслянистыми лужами и медленно замерзала. Он осветил фонариком внутренности салона.
– Явственно ощущаю запах бензина, много бензина. Может, всему виной топливный бак, но мне кажется, что им облили салон. На водительском сиденье мужчина. Боже праведный, я даже не могу сказать, какого цвета у него была кожа.
Он подсветил обугленное тело, луч фонарика нервно скользнул по груди и упал на череп.
– Чуть меньше шести футов, до пояса обнажен. Все тело обгорело, кроме участка на груди, который почти не пострадал.
– «Кукла»? – спросила Бакстер, заранее зная ответ.
– Вырезанную на коже надпись, должно быть, покрыли противопожарным лаком, – сказал Блейк, переводя луч фонаря на второе тело, – та же история и с женским трупом на пассажирском сидении: раздета до пояса, на груди четко просматривается надпись «Наживка». Скорее всего, сделана совсем недавно. На ней черные ботинки и разгрузочный пояс, так что мы уверены, что это констебль Керри Коулмен. Это ее патрульная машина, и чуть больше часа назад было отмечено, что она не отвечает на сообщения по рации.
За спиной Блейка послышался хруст. Он обернулся и увидел Сондерса, который в этот момент поднял ленту ограждения, пропуская вперед экспертов.
– А вот и криминалисты, – сказал он Бакстер, встал и отошел от машины, – если хотите, позже я сообщу вам обо всех их находках.
– Нет, с минуты на минуту к вам подъедет Ванита, доложите ей. Завтра я возвращаюсь в Лондон.
– Хорошо.
– И… Блейк…
– Да?
– Отличная работа.
Он предпочел сосредоточиться на самом комплименте, а не на удивленном тоне, которым он был произнесен.
– Спасибо.
Бакстер вырвала из блокнота исписанный ее каракулями листок и направилась в кабинет Леннокс. Она передала другим членам команды рассказ Блейка, после чего они принялись обсуждать обозначившуюся четкую схему. События в Великобритании теперь зеркально отражали убийства в США, только с некоторой задержкой: каждый раз по обе стороны Атлантики одна жертва имела отношение к Тряпичной кукле и всегда сопровождалась смертью полицейского.
– Мне надо возвращаться, – сказала Эмили Леннокс, – не могу оставаться здесь, когда буквально на пороге моего дома убивают коллег.
– Прекрасно вас понимаю, – сердечно ответила Леннокс, в восторге от того, что ей представился действенный предлог отделаться от британского детектива даже раньше, чем предполагалось.
– Но ведь это одно и то же дело, – заметил Руш, – независимо от того, занимаетесь вы его расследованием здесь или там.
– Мне нужно в Лондон.
– Я пошлю кого-нибудь организовать вам билет, – сказала Леннокс, не дожидаясь, когда кто-нибудь предпримет новую попытку убедить Бакстер остаться.
– На сегодняшний рейс?
– Сделаю все, что в моих силах.
– Спасибо вам.
– Нет, старший инспектор, – ответила Леннокс, протягивая руку, – это вам спасибо.
Для Бакстер забронировали билет на рейс следующим утром. Накануне она несколько раз общалась с Ванитой, дважды звонила Эдмундсу и даже отправила Томасу голосовое сообщение, предупредив, что возвращается домой, и сразу почувствовала себя невероятно открытой и внимательной подругой своего бойфренда.
Несмотря на трудности с идентификацией обгоревших останков, работавшая по этому преступлению бригада довольно быстро установила имя убийцы констебля Коулмен: Патрик Питер Фергюс – его телефон обнаружился в целости и сохранности в выброшенном рюкзаке.
Система GPS, отслеживавшая передвижение патрульных в режиме реального времени и позволявшая диспетчерам высылать на места происшествий ближайшие экипажи, показала, что машина Коулмен сделала незапланированную остановку на Спринг-гарденс. «Большой брат», давно ставший предметом ожесточенных споров, на этот раз сыграл полицейским на руку, снабдив такими ценными сведениями, как время и место. Сразу девять камер видеонаблюдения зафиксировали моменты ничего иного, как убийства.
По Уайтхоллу неспешно шагал седовласый мужчина в джинсах и рубашке поло с сумкой в руке. Когда он остановился перед светофором, патрульная машина Коулмен как раз остановилась на красный свет. Вместо того чтобы перейти дорогу, он постучал ей в окно и, приветливо улыбаясь, указал в сторону тихой боковой улочки.
Поскольку там на обочине велись дорожные работы с обеих сторон, пешеходов практически не было, поэтому никто не мог увидеть, как мужчина спокойно нагнулся и взял кирпич. А когда констебль Коулмен вышла из автомобиля, он ударил ее по голове один раз и затем оттащил на пассажирское сиденье. Благодаря камерам, передававшим изображение под разными углами, можно было разглядеть, что происходило в салоне: нож, противопожарный лак, бутыль бензина – все это лежало в сумке, которую до того он спокойно пронес сквозь толпу.
Закончив разговор с одним из детективов, работавших в ночную смену, Бакстер поежилась. Если не считать пресс-конференции, которую Ванита назначила, чтобы сообщить имя погибшей коллеги, новых подробностей в деле пока не появилось. Криминалисты внимательнейшим образом обследовали телефон, но ничего существенного так и не нашли. Вопиюще случайный характер убийства, о котором свидетельствовали записи с камер видеонаблюдения, исключал необходимость изучать связи констебля Коулмен. Она просто оказалась не в то время не в том месте, наткнувшись на человека, решившего убить полицейского, как только ему представится такая возможность.
Бакстер стояла у «Рид Стрит Паба» в Трайбеке[2]. Это уютное, несколько старомодное заведение облюбовали агенты ФБР, поэтому оно славилось чуть ли не образцовым поведением своих клиентов. Коллеги уговорили Кертис выпить с ними по рюмочке по окончании смены, а та, в свою очередь, убедила Эмили и Руша присоединиться к ним.
Бакстер подумала, что пора бы вернуться внутрь, но ей почему-то нравилось так стоять и смотреть, как день постепенно переходит в ночь, как одно за другим, будто китайские фонарики, зажигаются городские окна. Когда она снова переступила порог бара, морозный вздох, вырвавшийся из ее груди, растаял в облаке тепла, музыки и хриплого смеха.
Кертис и Руш стояли у стойки в большой компании. Самый громогласный из их приятелей рассказывал историю о своей дотошной коллеге. Кертис нервно улыбалась.
– …и вот она вылетает из этого дерьмового многоэтажного дома, реально вся покрытая с головы до ног белым порошком. Одной рукой тащит за шкирку дилера, в другой несет шотландского терьера. – Все засмеялись, и рассказчик сделал приличный глоток из своей бутылки. – Телевизионщики снимают на камеры, соседи на телефоны, сверху кружит вертолет. И что, вы думаете, она делает?
Он посмотрел на Руша, будто ожидая, что тот догадается, на каком из бесчисленных вариантов проявления своей свободы воли остановилась Кертис.
Тот пожал плечами.
– Она идет прямо к нашему заместителю директора, сует ему в руки бедное животное, которое тут же пачкает его порошком, и говорит: «Собаку я беру себе!»
Коллеги Кертис взорвались хохотом.
– Ха-ха! – смущенно выдавил из себя несколько смешков Руш.
– Понимаете, услышав вой полицейских сирен, этот больной придурок попытался скормить собаке целых два кило дури. В итоге начальству пришлось всю ночь торчать в ветклинике, ожидая, пока эта псина высрет улики! – Он взглянул Рушу прямо в глаза. – Угадайте, как она потом назвала пса.
