Для индуиста эта идея о Боге внутри нас – не просто идея, а сама цель жизни. Конечно, вначале для него, как и для нас, это, скорее всего, не более чем интересный, но довольно непонятный стимул. Но если он серьезно относится к своей религии, то его цель – осознать истину всем своим умом и сердцем. То есть он хочет не просто знать умом, что его истинная природа каким-то образом божественна, а чувствовать сердцем то же, что и Бог; быть уверенным в том, что он и есть Бог, и постоянно жить в качестве этого божественного внутреннего «Я», а не в качестве того старого человеческого «я», которое Его вмещает. Когда он этого достигает, про него говорят, что он достиг Освобождения – что значит, что он всегда счастлив, свободен от плохого настроения, забот и волнений, ни от чего и ни от кого не зависит и убежден в своем бессмертии. Он является всем этим и гораздо большим, так как наконец знает и видит, Кто он есть на самом деле: он четко видит и ощущает, что хотя внешне он Джон или Мэри (или Сурадж, или Индира), внутри все обстоит иначе и его внутреннее Бытие – Атман, который есть Брахман, Единый.
Для этого он и родился, для этого все мы родились, в этом цель нашей жизни – рассмотреть эту космическую шутку, развенчать этот миф о том, что мы с вами – два отдельных человека среди миллионов других, две крошечные частицы мира; и вместо этого увидеть, что мы абсолютно едины друг с другом и со всеми существами, так как каждый в реальности является Всем. Короче, мы родились, чтобы достичь Освобождения.
Освободиться от человечности в пользу Божественности – как благочестивый индуист осуществляет эту высокую цель? Это нелегко, это не что-то, что можно сочетать с несколькими другими интересами, и на это может понадобиться вся жизнь. Во-первых (и уже это достаточно трудно), он должен найти достойного Учителя, Гуру, который сам достиг Освобождения, и умолять его позволить ему стать его смиренным и послушным учеником. Он должен быть готов оставить из своей собственности лишь набедренную повязку и пару горшков и часто страдать от голода и холода. Он должен благоговейно слушать, чему учит Учитель. Он должен впитывать милость своего Учителя, это тонкое и заразительное сияние или атмосферу, в которой могут созреть и его собственные духовные способности. Прежде всего он должен, сидя в позе лотоса, медитировать в святом присутствии Учителя, без выходных или отгулов, пока не достигнет Цели (поза лотоса с прямой спиной, ногами, сложенными под прямым углом к телу, и ладонями на коленях для индусов естественнее и дается легче, чем нам).
На чем же ученик медитирует, час за часом, год за годом, сидя под деревом в лесу или в гималайской пещере вместе со своим обожаемым Гуру? На разные глубокие и прекрасные понятия? Вовсе нет! Если он серьезен и успешен в этом деле, то он перестает думать и вообще ни о чем не думает! Вернее, думает о Ничто, о не-вещи. Он переводит свое внимание со всех постижимых внешних вещей на самого себя, на то непостижимое Единство, которое переживает все эти вещи в своем Центре. Он обращает взор внутрь на себя, смотрит, чтобы увидеть то, что никто другой не может за него увидеть, а именно, каково это на самом деле – быть Тем, кто смотрит. И то, что он видит, – это Никто, не тело, не ум, не мысли, не слова, и, безусловно, не человеческое «я», а его истинное Я, Атман, который и есть Высший Брахман.
Я бы удивился, если бы вы полностью одобрили подобное занятие. Если, направляя взор внутрь, он видит «Ничто» и думает о «Ничто», разве это не ужасно скучное, бессмысленное и к тому же бесполезное и эгоистичное занятие – в мире, где нужно сделать так много? Разве он не просто набожный бездельник? Он бы ответил: «Меня интересует истина о том, Кто я такой и Что находится в этом месте, которое я занимаю, природа этого „Я“; и когда я смотрю сюда, то вижу не плотное, непрозрачное, ограниченное человеческое нечто, которое здесь видят другие, а лишь (так сказать) абсолютно чистое Зеркало, в котором отражается весь мир. Это Зеркало можно назвать истинным Я, или Духом, или чистым Субъектом, или Внутренним Светом, или Сознанием, или Атманом, или Пустотой, или Ничто, или чем еще угодно. Но вот что странно – хотя когда я смотрю на Это, я и вижу „Ничто“, при этом вся скука и бесцельность – а также вся бесполезность и эгоистичность мира – исчезают, и наконец я бесконечно счастлив. Это умение ясно видеть свое „Я“ и есть Освобождение. И единственный способ помогать другим – в том числе и в духовном плане (а не просто оказывать материальную или психологическую помощь, когда она часто оборачивается настоящим препятствием) – значит также помогать им достичь Освобождения; а единственный способ это сделать – сначала самому достичь Освобождения. Тогда я буду помогать им автоматически, по-настоящему (а не просто сделаю их жизнь более комфортной) – просто тем, что буду видеть, Кто я есть, и быть Тем, кем являюсь».
Ну вот он и доказал свою правоту – или мы все еще его осуждаем? Мы не осуждаем искреннего художника, который посвящает свою жизнь открытию красоты внешнего мира, даже если то, что он нашел, кажется нам ужасным; не осуждаем мы и искреннего ученого, который посвящает свою жизнь открытию истины, базовой структуры этого мира, даже когда результат его открытий – страшное оружие разрушения. Почему же тогда мы должны осуждать искреннего мистика, ученика, который посвящает свою жизнь открытию красоты и правды внутреннего мира, самого Сознания, Загадки, лежащей в основе самого художника и самого ученого, не говоря уже об их мире? Действительно ли это так достойно восхищения – видеть все, кроме самого смотрящего? Это вопросы, которые вполне мог бы задать нам ученик-индуист. Что бы мы ответили?
Быть может, нам все еще кажется, что это занятие какое-то неестественное или нездоровое. Почему ученику обычно требуется так много времени, почему это так трудно – направить свое внимание внутрь, от мира внешностей к реальности, в которой они отражаются? Почему этот Атман, этот загадочный внутренний Бог, или Внутренний Свет, обнаруживается только после преодоления огромных трудностей, после столь долгих поисков? Я думаю, он бы пояснил, что наоборот – Атман вовсе не странен и трудноразличим, а совершенно естествен и очевиден и что Его от нас скрывает всего-навсего желание. Наше внимание так приковано к внешним вещам, которые мы любим и ненавидим, которых хотим избежать или удержать при себе, что у нас нет времени на то, что сейчас здесь присутствует; мы дальнозорки и не замечаем Его; нас интересует не то, Что мы есть, а только то, что есть у нас. Факты, и особенно главный факт существования этого «Я», нас не интересуют: мы просто хотим их изменить, и наши мысли и ментальная болтовня – наши инструменты. Поэтому первое, что должен сделать ученик-индуист, – перестать думать, оставить все слова и вместе с ними и желание что-либо изменить, и не отрываясь смотреть внутрь на то, что есть. И там, по его утверждению, он видит Бога так легко и с такой ясностью, что непонятно, как он раньше мог Его не замечать. Он видит Внутренний Мир гораздо, гораздо более ясно, чем когда-либо видел внешний: это внешняя картинка спутана, нереальна и невнятна по сравнению с тем ясным Сознанием, которое содержит ее в себе.
Давайте рассмотрим пример. В Южной Индии не так давно жил мудрец по имени Рамана Махарши (1879–1951), который без внешней помощи достиг Самореализации в необычайно раннем возрасте 17 лет. Он теперь широко признан как один из лучших образцов и представителей религии Индии и духовности в целом. Вот некоторые из его наставлений:
«Я ЕСТЬ» – единственное, что существует; а не «Я есть тот-то» или «Я есть такой-то».
Каждый является истинным Я и бесконечен, но тем не менее путает тело с истинным Я.
Ты – не в мире; мир пребывает в Тебе.
Библия гласит: «Царство Небесное внутрь вас есть». Если ты считаешь себя телом, тогда трудно понять это утверждение!
Я вижу только то, что видят Все. Оно присутствует во всех.
Нет ничего нового для обретения. Неведение Себя – причина несчастья; знание Себя приводит к счастью.
Кажется, что мудрость появляется, но она естественна и вездесуща.
Но все это (как вы можете уместно возразить) является личным опытом Махарши. Существует ли публичное доказательство, что это не было всего лишь своего рода сном наяву или уходом или принятием желательного за действительное? Сильно ли он внешне отличался от обычных людей? Например, болел ли он когда-либо, была ли ему безразлична боль, мог ли он творить чудеса?
Вокруг него действительно происходили странные вещи, но он настаивал, что они были случайными и что не следует на них обращать внимания, что «сверхъестественные силы» никогда не следует взращивать или использовать для приобретения власти над людьми. В любом случае видение, чем на самом деле является человек, приводит к видению, каким на самом деле является его мир, а это всегда значит «творить чудеса» в довольно необычном и новом смысле. И разве эти чудеса становятся менее чудесными из-за того, что они естественны? (6) Что же касается болезни и боли, Рамана Махарши, как и другие индийские мудрецы (особенно его почти современники Рамакришна и Нисаргадатта), умер от рака. Для всех них боль была данностью, но, по всей видимости, они ей не противостояли. Она только играла роль, как любой другой опыт, указателя на сущностную свободу и непривязанность Переживающего. (7)
На самом деле такие мудрецы, как Рамана Махарши, были заинтересованы не в том, чтобы отличаться от других людей или улучшить человеческую природу, но в видении, что наша истинная природа – не человеческая. Возможно, видение того, Кем мы являемся, приводит к практической выгоде, но она для каждого провидца разная и в любом случае не имеет значения.
В отличие от большинства других приверженцев веры индуистский провидец уделяет мало внимания всяческим чудесам, ведь они относятся к миру внешней видимости, скрывающему его подлинную – внутреннюю – Реальность, являющуюся единственной сферой его интереса. Если настойчиво спрашивать у индуиста, что же конкретно он подразумевает под словом «Реальность» и почему мир внутри Реален, а внешний мир относительно нереален или иллюзорен, он мог бы ответить следующим образом: «Я, или Чистое Сознание, – очевидный Источник всех внешних вещей, и все эти вещи, очевидно, лишь видимость – разноцветные поверхности, запахи, вкусы, звуки, удовольствия, боли, – которые постоянно меняются, лишены сущности, или собственной независимой реальности, и мгновенно исчезли бы, не будь Ума, который их осознает. Они – развлечение, продукт игры Ума, элементы необычайно длинного и хорошо выстроенного сна. Иными словами, они – Майя. Все является Майей, или иллюзией, если рассматривается как отдельное и самостоятельное; вместе с тем все реальное, если рассматривается как неотделимое от Единой Реальности, которая создает все это. Итак, по сути нет разницы между „реальными“ серыми крысами, которых человек видит, когда трезв, и „воображаемыми“ розовыми крысами, которых он видит, когда пьян: и то и другое – Майя, реальные как создания Ума и нереальные как вещи в себе. И наша задача в жизни – осознавать Майю как Майю там, вовне, и ее Источник как Источник здесь, внутри, и никогда их не путать».
Вам эта философия майи может показаться неприятной, но она определенно не глупая и не абсурдная. На самом деле многие западные мыслители приходили к тем же самым заключениям более или менее независимо от восточной философии – в теории. Разница между ними и индийским философом-мудрецом в том, что он принимает свою доктрину настолько всерьез, что согласно ей и живет, а им это и в голову бы не пришло.
И какими, спросите вы, будут социальные последствия веры в то, что мир как мир есть майя, сон, от которого нам нужно пробудиться?
Краткий и легкий (слишком легкий) ответ: плачевными! Посмотрите, какой Индия была на протяжении последних двух тысяч лет, – страной, где страшная нищета и колоссальное богатство всегда существовали бок о бок, где религия терпела и даже поощряла кастовую систему жесткого классового расслоения, со всеми ее несправедливостями и несуразностями, где практически никогда не было эффективного и честного правительства, где серьезный материальный прогресс и крупные социальные реформы лишь недавно стали считаться респектабельными целями. И безусловно, правда, что традиционное безразличие Индии к внешнему миру полностью связано с ее традиционным интересом к миру внутреннему. Если о религии судят по ее плодам – по ее крупномасштабным последствиям? – тогда индуизм вовсе не здоровое дерево!
Сегодня многие образованные индусы – образованные в западном понимании – согласились бы с такой оценкой и даже могут дойти до того, что захотят срубить все дерево. Они считают, что традиционный индуизм, направляющий внимание человека с плачевного состояния его окружения на себя, свидетеля, стал одной из причин такого положения дел. Они утверждают, что индуизм – религия, отрицающая мир? – и посмотрите, какой мир в результате мы получили!
Несомненно, в такой точке зрения есть доля правды. Но давайте будем справедливы к индуизму. Во-первых, это самая мягкая и терпимая из всех религий. Он не только не преследовал другие религии, он с ними весьма удачно мирно сосуществовал и обычно перенимал многие их черты (на самом деле он впитал столько грубых, примитивных, доарийских культов, что они часто заслоняют его основной характер – а иногда и противоречат ему). Он был вдохновителем пацифистских движений и ненасилия в целом, и большинство праведных индуистов – вегетарианцы, которые осуждают убийство животных. Его уникальный религиозный гений и традиция породили огромное число святых и мудрецов – по-настоящему Освобожденных Учителей (некоторые из которых, кстати, были женщинами) – и принес утешение бесчисленным миллионам обычных людей. Это правда, что эти обычные люди все еще недоедают, неграмотны и живут в плохих условиях, но являются ли они более зрелыми и счастливыми, чем, например, жители Нью-Йорка, где уровни преступности, разводов и самоубийств говорят сами за себя? Несомненно, идеалом является духовная жизнь, прожитая на фоне материального благополучия. Быть может, когда-нибудь, в какой-нибудь счастливой стране, будет и то и другое. Тем временем любые чувства превосходства с нашей стороны абсурдны. Мы не лучше Индии, мы просто лучше материально обеспечены – что вовсе не то же самое, что быть более цивилизованными.
Еще один момент: по мнению ортодоксального индуиста, чрезмерная озабоченность этой жизнью – признак узости мышления. Он считает, что наша общая Цель – Освобождение, обнаружение нашего абсолютного Единства, и что каждому из нас нужно много, много жизней, чтобы это осуществить. Поэтому мы продолжаем перерождаться – в более высокой, быть может, богоподобной форме жизни, если мы добродетельны, и в более низкой, быть может, животной форме, если мы нечестивы, пока в конце концов не поймем, что это всего лишь игра и мы на самом деле не отдельные личности, а Единое «Я» всего сущего. Например, если в этой жизни вы полуголодный крестьянин, который честно пытается выполнять свой долг, в следующий раз вы можете родиться в семье богатого торговца, с множеством возможностей следовать духовному пути, не отягощенным мирскими заботами. Все зависит от того запаса заслуг, или хорошей кармы, который вы накапливали с незапамятных времен каждой добродетельной мыслью и поступком и вновь уменьшали каждой нечестивой мыслью и поступком. Невозможно избежать последствий самого незначительного поступка – если не в этой жизни, то в другой. «Что посеешь, то и пожнешь» – в Индии это христианское предупреждение довели до его логической крайности. Наверняка его практический эффект на поведение людей был в целом весьма хорошим.
В любом случае, считаете ли вы эту индуистскую доктрину перерождения и кармы (которые можно назвать своего рода моральной бухгалтерией) истинной или просто выдуманной, она, безусловно, смелая и интересная попытка объяснить сбивающее с толку неравенство и кажущуюся несправедливость нашего человеческого состояния. Она также предоставляет достойный стимул для моральных и духовных стремлений – и не важно, откуда мы начнем. Она как минимум на 2–3 тысячи лет опередила нашу знаменитую теорию эволюции. Действительно, трудно понять, как она работает во всех мельчайших подробностях, но, по крайней мере, она подчеркивает четыре ключевых момента: единство всех живых существ; зависимость нашего будущего от того, что мы делаем в настоящем; универсальную Цель Освобождения; и множественность путей к этой Цели.
Множество этих путей традиционно сводятся к трем: путь Кармы, или Благих Дел, путь Бхакти, или Преданности, и путь Джняны, или Знания.
Первый путь состоит в том, чтобы просто выполнять свой долг, в чем бы он ни заключался, совершенно бесстрастно, без желания или ожидания вознаграждения или цепляния за результаты. Конечно, такое отстраненное отношение очень трудно поддерживать, но оно может очень сильно нас продвинуть на пути потери своего «я» и духовного просветления. Тем не менее это практичный путь, который подходит подавляющему большинству из нас, кому нужно зарабатывать себе на жизнь и кто не может или не хочет посвящать всю свою жизнь поклонению или медитации.
Второй путь состоит в преданности какому-либо высшему существу – божеству, аватаре или гуру, что тоже ведет к потере своего «я» и полному самоотдаванию. (Аватара – это редкое и особенное воплощение Бога в человеческой форме. Все мы – божественные воплощения, но в аватаре эта божественность гораздо более выражена. Кришна и Рама – самые популярные аватары для индуиста, и он также может относить к их числу Будду или Иисуса.) В данном случае объект поклонения – Бог или Брахман, проявленный в конкретном человеке или форме или проявляющий определенный аспект. Например, Шива – неарийское божество, включенное в индуистский пантеон, которое иногда выступает в форме Разрушителя, иногда в виде бога Плодородия (его символ, известный по всей Индии, – стилизованный мужской половой орган), а временами как любящий и нежный бог; он объект поклонения во многих культах. В типично индийской манере его преданные используют образы, а также молитвы, музыку, гимны, благовония и подношения из цветов и риса. Для стороннего наблюдателя все это может показаться примитивным (или даже непристойным) идолопоклонничеством, но на самом деле это действенный путь к Освобождению. На самом деле это путь для масс. В Индии гораздо более развит этот вид религии, путь преданности, где Божество (временно) отличается от поклоняющегося, чем тот, о котором в основном шла речь в этой главе, где цель – превзойти это различие и осознать божество как то, что ближе всего иного, – как свое истинное Я.
Эта реализация истинного Я – третий путь, путь Знания, когда смотришь внутрь, чтобы увидеть, Кто Ты на самом деле. Это наивысший путь, к которому должны вести все другие, прежде чем они приведут к Цели полного Освобождения.
Христиане могут сравнить путь Кармы с протестантским идеалом любящего служения человеку, а путь Бхакти – с католическими культами «Священное Сердце Христа» или «Пресвятой Девы Марии». Что касается пути Джняны, или Знания, его также – как мы вскоре увидим – можно найти в христианстве, и во всех великих религиях – это само их сердце, хотя этот путь очень легко упустить из виду и ему очень редко следуют до конца.
И должен сказать, очень хорошо, что это случается так редко. Что было бы, если бы все стали следовать этому третьему пути, сидеть у стоп своего обожаемого гуру, пока не наступит самореализация? Кто бы их кормил? Как бы выжила страна, да и весь род человеческий?
На самом деле это то же самое, как спрашивать, что бы произошло, если бы мы все были мусорщиками или королями. Ситуация неправдоподобна. Все мы не собираемся всю жизнь следовать путем Джняны – и вряд ли когда-нибудь захотим это делать. Очень немногие, даже в религиозной Индии, обладают таким чувством собственного призвания, необходимым мужеством и неослабевающим упорством. И с древних времен в Индии всегда понимали, что хотя духовная жизнь – это то, что действительно важно, ей нужна материальная основа, и жизнь должна продолжаться. Издревле традиционный идеал был в том, что человек должен только последние годы своей жизни полностью посвящать поиску самопознания.
Выделяются четыре стадии. Первая – детство и юность, когда важны дисциплина и образование; вторая – зрелость, когда важнейший долг каждого – зарабатывать на жизнь и воспитывать детей; третий – старость, после появления первого внука, когда человек все оставляет, уходит из дома и семьи и ищет общество своего духовного Учителя, оставаясь с ним, пока не найдет свое «Я»; и, наконец, жизнь бродячего аскета, или санньясина, не имеющего никакой собственности, кроме набедренной повязки (а иногда обходясь и без нее), миски для еды и горшка для воды – и неописуемая радость Освобождения. Это идеальная модель жизни индуиста, и серьезные попытки следовать ей делают и сегодня. И даже если последние две стадии ему не под силу, истинный индуист в глубине души все же верит, что лишь это является успехом в жизни – счастливо умереть бездомным, безвестным нищим, так как когда Вы наконец увидели, Кто вы на самом деле, Вы – безграничны, широки, как небеса, и все во Вселенной Ваше. Вы неизмеримо богаче и великолепнее, чем все миллионеры вместе взятые. Короче говоря, вы выиграли игру жизни.
И даже хотя этот идеал очень, очень редко реализуется, он придает благородство и смысл жизням бесчисленных индусов, которые в противном случае были бы довольно бессмысленными и безнадежными. Это уже что-то, это уже очень-очень много – знать, куда ты идешь, даже если движешься очень медленно, со многими остановками, иногда поворачивая назад; и более того, знать, что когда-нибудь, быть может, к концу жизни, скорее, к концу еще нескольких сот жизней, обязательно дойдешь до цели.
А еще лучше (добавил бы Джняни, или осознавший Себя) – осознать, что на самом деле вы уже в данный момент там и находитесь, просто этого раньше не замечали. Так как Освобождение – не достижение чего-либо, а видение того, что все уже достигнуто. Не нужно становиться лучшей личностью, нужно просто увидеть, что на месте того, кого вы считали «кем-то», нет никого – есть лишь само Совершенство. Эта четвертая стадия жизни заведомо является не только целью остальных трех, но и лежащей в их основе истиной. С самого начала вы были Удачливым, Победителем. (8)
Мы, люди Запада, могли бы кое-чему поучиться у этой индуистской версии традиционной концепции «возрастов человека», у этого четырехуровневого восхождения, которое гарантирует наличие в жизни новых вызовов и приключений и бесконечно большее удовлетворение по мере ее продолжительности – так что преклонный возраст превращается в венец жизни, достойное завершение молодости и средних лет. Сравните эту восточную модель с нашей типичной западной программой жизни, которая рассматривает преклонный возраст как инвалидность, не имеющую никакой особой функции. Мы поздравляем пожилых людей (если вообще поздравляем) с тем, что они не соответствуют своему возрасту, что продолжают делать то, что делали в 20 или 30 лет, в самый разгар своей жизни. Индуист поздравляет пожилых людей с их возрастом и однозначно уважает их, если они делают то, что подобает их жизненной стадии, а именно – наслаждаются открытием, что они вовсе не пожилые люди, или люди вообще, что на самом деле они есть не что иное, как Сат, Чит, Ананда, то есть Бытие, Сознание, Блаженство.